Глава десятая, в которой со счетов компании «АРК» загадочным образом исчезают все средства
Словно желая кому-то что-то доказать, Волошин поселился в пятизвездочном отеле на набережной в не просто удобном, а даже роскошном двухкомнатном номере. В конце концов, он мог себе это позволить – что бы там ни решили между собой Валерка с Сашкой, он все еще оставался владельцем одного из лучших агентств недвижимости в Москве, и на его банковском счету имелась солидная сумма.
Чтобы не столкнуться с Эльвирой и ее табором (Виктор не сомневался, что она постоянно караулит его во дворе дома на Гоголевском), он отправил за вещами Юру, приказав забрать и привезти в отель кое-какие необходимые вещи – ноутбук, одежду и так далее. Получив все это, он с комфортом обосновался в номере, поужинал, без всякого аппетита, в ресторане отеля и завалился спать.
Сразу после десяти часов утра его разбудил звонок мобильного. Номер, высветившийся на дисплее, был ему незнаком.
– Виктор Петрович? – раздался в трубке голос, который Волошин сразу узнал. Он принадлежал тому самому неприятному следователю из прокуратуры, к которому они ездили с Юрой и Михаилом Львовичем. В памяти у Виктора сразу возникли холодные милицейские глаза, неотступно следившие за каждым движением его водителя, так некстати влипнувшего в историю.
– Чем могу быть полезен? – сдержанно и как можно более равнодушно поинтересовался Волошин.
– Да пара вопросов у меня к вам… Начнем вот с чего – вы, случаем, не знаете, что он там делал-то, Васильцов наш, а? На том самом Сиреневом бульваре? Ну и расскажите заодно, как вы сами вместе с вашим Юрой там оказались и за какой надобностью?..
Сердце у Волошина нехорошо ухнуло и провалилось куда-то под пятку. Странное было ощущение: вроде и нечего особенно скрывать, а вроде и чувствуешь себя не то жертвой, не то преступником…
– А разве мы не говорили об этом у вас в кабинете? – со всей возможной легкостью в тоне, пытаясь потянуть время, спросил он. – Мне кажется, все это обсуждалось…
– Неужели? – ехидно, как показалось Виктору, переспросил следователь. – Надо же, запамятовал. Так что же вы мне говорили?
И Волошин рассказал ему, что знал. Ну, разумеется, не все и не совсем точно – Верино имя, во всяком случае, не упоминалось вовсе, и ее таинственная квартира тоже. В его вольном изложении вся эта история выглядела примерно так же правдоподобно, как знаменитое: «Поскользнулся, упал. Очнулся – гипс». Волошин поведал, что в тот день они вместе с водителем заезжали на Сиреневый бульвар посмотреть квартиру, которую их риелторской фирме предложили для продажи. В каком доме, какая квартира? Да помилуйте, господин следователь, разве ж он сейчас это упомнит!.. В подъезде спал бомж, о которого Юра буквально споткнулся, ну и разбудил, естественно. Этот бродяга проснулся, заголосил, полез драться… Не в себе он был, это точно. И кто же мог узнать в бомже известного банкира?! Ну, Юре и пришлось поучить его немножко: утихомирить, вывести на воздух, усадить на лавочку… Но мы же все это уже рассказывали у вас в кабинете, и не так давно!
Излагая всю эту ахинею, Волошин истово надеялся про себя, что следователь, незнакомый с реалиями его бизнеса, скушает-таки малоправдоподобные подробности происшедшего. И то, что глава крупной фирмы сам (ха-ха!) потащился смотреть какую-то двушку в Измайлово. И то, что его телохранитель стал бы связываться с бомжом, если бы дело не затрагивало его шефа. И то, наконец, что сам Волошин ничего уже не помнит, не знает, не ведает – ни про дом, ни про Васильцова…
Пожалуй, прежний Виктор Волошин сумел бы соврать и умнее, и изобретательнее. Более того, прежний Волошин давно бы уже, вероятно, разыскал женщину, имевшую прямое отношение ко всей этой странной истории, – как бы она ни пряталась, как ни скрывалась! – и не позволил бы любовной лихорадке так затянуть себя в ил, чтобы не быть в состоянии задать этой женщине даже простейшие вопросы. Однако прежнего Волошина, как он сам признавался себе без лишней горечи, не было уже и в помине. А раз так – стоило ли изощряться во вранье перед несимпатичным следователем, если нынешнему бизнесмену и риелтору почти наплевать уже было и на собственное имя, и на деловую репутацию, и на то, верят или не верят ему люди?
И все же, изложив свою, пусть малоправдоподобную, но все же стройную версию событий на Сиреневом бульваре, Виктор, почти по инерции, поинтересовался:
– А почему вы вдруг об этом спрашиваете? Насколько я помню, дело это было закрыто за отсутствием состава преступления, так ведь это у вас называется?
Собеседник замялся.
– Да тут новое дело образовалось… – нехотя признался он наконец. – Нашли недавно труп одного гражданина, который уже почти год как считался без вести пропавшим. Тезка ваш, Виктор Клочков. Спортсмен, фехтовальщик, чемпион страны, большие надежды подавал… А потом вдруг случилось с ним то же самое, что с Васильцовым. Озлобился, замкнулся в себе, бросил спорт, из дома ушел, жену молодую оставил…
– Я ничего не понимаю! – рассердился Волошин, который никак не мог взять в толк, зачем ему все это говорят. – Какая может быть связь между инфарктом бомжа в измайловском скверике и этим вашим новым убийством?
– Возможно, там тоже не было никакого убийства, – задумчиво проговорил следователь. – Клочкова, вернее, то, что от него осталось, в Москве-реке выловили. Мог и сам утопиться. Веревка, камень на шею – все как положено… Но плавал он там всего несколько дней. А до этого, оказывается, наш спортсмен, считавшийся без вести пропавшим, преспокойненько снимал квартиру на Сиреневом бульваре. В том самом доме, в том самом подъезде, и – вы будете очень смеяться! – на том же самом шестом этаже, где вы и обнаружили Васильцова. Причем, как его квартирная хозяйка рассказывает, всю плешь ей проел, пока уговорил сдать ему ее хибарку. Две штуки бачей ежемесячно платил – это за однокомнатную-то на окраине! Очень, видать, нужно было парню там поселиться… А? Что скажете? Не считаете ли вы странным такое совпадение?
Но Виктору нечего было сказать в ответ. Конечно, история со спортсменом выглядела не менее, а то и более загадочной, чем история с бывшим банкиром Васильцовым. Но Волошину больше не хотелось решать головоломок. Тем более что он смутно догадывался – эти случаи как-то связаны с Верой и явно не характеризуют ее с хорошей стороны. А ничего плохого он о ней знать не хотел. Как не хотел ни о чем думать, ничего предпринимать, ни с чем бороться…
– Меня совершенно не интересуют эти ваши совпадения, – жестко проговорил он. – И я не понимаю, какое это имеет отношение ко мне или моему охраннику.
– Ну что ж, – отвечал следователь, как показалось Волошину, еще более ехидно. – Извините, что побеспокоил. До свидания.
Раздосадованный и совершенно выбитый из колеи этим разговором, Виктор отправился на прием к врачу – тому самому Алексею Челищеву, чье имя, если верить Михаилу Львовичу, специалисты упоминали с трепетом. Психиатр оказался массивный, полностью лысый, с кряжистой крестьянской фигурой и низким успокаивающим голосом. Он долго, несколько часов, беседовал с Волошиным, надавал кучу рекомендаций и выписал гору рецептов, но так и не сообщил ничего нового. И только, уже поднимаясь и давая понять, что прием окончен, вдруг как-то нехотя и вроде бы даже смущенно проговорил:
– Знаете, молодой человек, вот я тут с вами беседовал, а сам все думал о своей бабке. Она у меня знахарка была, деревенской колдуньей считалась. Так вот, она бы на моем месте сказала однозначно: «Испортили тебя, милок!»
– Что, простите? – растерялся Виктор.
– Ну, порча, сглаз, неужели вы не слышали таких понятий? Какой-то человек, которому вы чем-то не угодили или который очень сильно вам завидует, решил нанести вам вред. Раньше такое было в порядке вещей и все в это верили. Потом, конечно, отвергли с презрением – наука, материалистическое учение… Я сам всю жизнь смеялся над бабкиными диагнозами и методами, считал их предрассудками, а ее – темной и отсталой деревенской старухой. А сейчас, под старость, стал задумываться. Кто из нас отстал – это еще вопрос…
«Чушь какая-то! – возмутился про себя Виктор. – Подумать только – медицинское светило, психиатр с мировым именем, а несет такую ахинею, что слушать смешно. Впрочем, возраст у него почтенный, из ума уже выживает, наверное…» Но вслух он, естественно, проговорил уже совсем другое:
– А что, этому есть научное обоснование?
– Были бы факты, а обоснование найдется, – усмехнулся психиатр. – В данном случае обосновать можно внушением. Ведь мы знаем, что под гипнозом человеку можно внушить, чтобы он сделал то-то и то-то – и он сделает… Не может ли быть так, что в случае порчи мы имеем дело с особо сильным гипнозом, который запускает в человеке программу самоуничтожения? Нечто вроде «троянской» программы в компьютере, знаете, бывают такие особые вирусы? Вообще-то считается, что гипноз на такое в принципе не способен: даже под ним человек не сделает того, что противоречит его жизненным установкам…
– Что-что? – опять переспросил Волошин, который не очень внимательно слушал доктора.
– Ну, к примеру, если человек не вор или не убийца, то он не украдет и не убьет, как бы ни обрабатывал его гипнотизер, – пояснил эскулап, прохаживаясь по комнате. – Однако не все так просто… Что, если у человека недостаточно выражен базовый запрет на самоубийство? Теоретически такой запрет может быть особенно слаб, если в детстве его не любили родители – или вообще не хотели, чтобы он появился на свет. И вот, если в зрелом возрасте такой человек получает внушение, требующее, чтобы он покончил с собой, все его внутренние органы получают соответствующую команду от мозга. Результат – необъяснимо плохое с точки зрения медицины самочувствие. Часто – помрачение сознания: человек настолько меняется, что не узнает сам себя. И далее – скорая смерть, причины которой патологоанатом не найдет…
«А ведь это очень похоже на правду! – пронеслось в сознании Виктора. – Родители не любили меня, между нами никогда не было ни близости, ни теплоты… Неужели и впрямь мне попался некий сильный гипнотизер, который запрограммировал меня на самоуничтожение?»
– Недавно у меня наблюдался больной с подобной же картиной, – поделился врач. – Был известный человек, состоятельный, занимал солидное положение в обществе – и вдруг…
– Васильцов? – фамилия сама собой всплыла в сознании Виктора. – Банкир Васильцов?
– Да, он, – нехотя сознался психиатр. – Вы его знали?
– Знал, – еле выдавил из себя Волошин.
– Как вы побледнели! – обеспокоился Челищев. – У вас высокое давление? Или слишком низкое?
У Волошина хватило сил только отрицательно мотнуть головой.
– Не принимайте близко к сердцу! Я с вами делился своими соображениями, при этом ничем не подтвержденными соображениями…
– Доктор, – с трудом проговорил Виктор, – а если… если вы правы… если у меня тот же диагноз, что у Васильцова… как спастись? Можно ли как-то противодействовать этому?
Психиатр снова уселся за свой письменный стол, где пухлой грудой громоздились истории болезней. Подпер ладонью подбородок.
– Н-ну, – изрек он несколько минут спустя, – исходя из своей врачебной специальности, я предложил Васильцову пройти курс регрессивной терапии. Правда, он отказался…
– А что это такое – регрессивная терапия?
– Как бы вам объяснить… Сравнительно новый психотерапевтический метод, который позволяет вспомнить даже то, что было с нами до рождения. А некоторые вспоминают и прошлые жизни. Я, признаться, всегда относился к подобным экспериментам недоверчиво, но – чем черт не шутит! Вдруг отыщется тот самый зловредный «троян», вынуждающий желать смерти самому себе… Однако, если захотите воспользоваться этим методом, учтите: каждый пациент затрачивает на путешествие в прошлое разное количество времени. У кого-то уходят на это дни, у кого-то – месяцы, а у кого-то – и годы. А в случае порчи «на смерть» часовой механизм тикает быстро…
– Но что же делать? Должен же быть и какой-то другой, более надежный способ?
Челищев развел огромными руками:
– Должен! Но я его не знаю. Не в моей компетенции.
– А в чьей?
– Полагаю, этим занимаются этнографы, антропологи… Специалисты по истории магии… Ну и, в конце концов, они сами!
– Кто?
– Те, кто наводит порчу, должны уметь ее и снимать. А вы как думаете?
Он никак не думал. И, очутившись в машине рядом с Юрой, Волошин счел свою реакцию на слова психиатра вариантом по-мрачения сознания. Может, это Челищев его загипнотизировал? Как он мог поверить во всю эту чушь? Какая-то порча, какой-то механизм самоуничтожения, какие-то воспоминания о прошлых жизнях… Полнейшая бредятина!
В гостинице он провел еще один пустой и бессмысленный день. Выбранный им номер давил на воспаленный мозг глянцево-журнальной роскошью. Чтобы хоть как-то убить время, Виктор вышел из отеля и бесцельно шлялся по центру Москвы, пока не начало темнеть. Тогда он вернулся, сыграл четыре партии на бильярде – и ни одной не выиграл, хотя раньше рука у него была поставлена, как у мастера. Вне себя от тяжелой тоски, пришел в номер и смотрел какие-то тупые бессмысленные передачи по телевизору, пока не начали смыкаться глаза…
А на другой день позвонила его секретарь Ниночка и неестественным, точно у автоответчика, голосом попросила немедленно приехать в офис.
«Наверное, передумали ребятки, – злорадно размышлял Виктор, пока Юра вез его в «АРК». – Поняли, что без меня никуда – пропадут. Быстро же они одумались, трех суток не прошло… Наверное, прощения будут просить. Ну-ну…»
Однако ни о каких извинениях со стороны Гордина и Варфоломеева не было и речи. Бывшие друзья, странно молчаливые, с напряженными лицами, встретили его в его же собственном кабинете и тут же огорошили вопросом:
– Как это понимать, Виктор? – спросил Варфоломей, и по всему было ясно, что он едва сдерживает себя.
– Ты о чем? – не понял Волошин.
– Об «АРКаде». Дочерней фирме, на счет которой ты перевел почти все деньги нашей компании, – вступил в разговор Валера.
Настала очередь Волошина удивляться.
– Ребят, вы что, с дуба рухнули? Какие деньги, какая «АРКада»? Я действительно подумывал о создании дочерней фирмы, но еще не успел ее открыть…
– Да как же это не успел? – заорал, не выдержав, Варфоломей. – Не вешай нам тут лапшу на уши! Фирма существует уже месяц, и вчера на ее счет были перечислены чуть не все средства с наших счетов – по твоему приказанию, между прочим!
– Сашка, да ты бредишь!.. Я никогда…
– Не ври, гад! Чья это, по-твоему, подпись?
Он швырнул через стол прямо в лицо Виктору пачку бумаг. На всех документах, грамотно, честь по чести оформленных, стояла его, волошинская, подпись. Но он не помнил, когда и с какого перепугу подписывал эти бумаги…
«Господи, неужели я уже перестал отдавать себе отчет в собственных поступках?» – пронеслось в голове.
Все, что происходило дальше, было как во сне. Кажется, сначала он пытался доказать бывшим друзьям, что не подписывал никаких документов, в ответ на что они позвали свидетеля – перепуганную Аллочку, которая клялась и божилась, что Волошин подписал все документы при ней и буквально заставил ее перевести деньги, не слушая никаких возражений. Кажется, он кричал на свою бухгалтершу и даже чуть не набросился на нее, а она плакала и повторяла: «Видите! Я же говорю – он сумасшедший, да еще и буйный!» Кажется, ему вызывали «Скорую», но вроде бы не психушку, потому что его никуда не увезли, а только сделали укол…
Во всяком случае, когда Волошин пришел в себя, за окном офиса уже темнело – то ли от того, что шел дождь, то ли и впрямь день клонился к вечеру. Собрав остатки сил, он попытался обсудить с ребятами, которые все еще были здесь, сложившуюся ситуацию, попытался объяснить им, что даже если и совершил что-то, чего сам не помнит, то постарается исправить положение. Можно ведь перевести деньги обратно… В ответ бывшие друзья и коллеги только кривились. Оказывается, фирма «АРКада» была зарегистрирована на подставное лицо (некоего постороннего и совершенно случайного человека, который, как уже успела выяснить служба безопасности, потерял в прошлом году паспорт), а деньги, переведенные на ее счет, сразу же испарились, перекочевав куда-то в офшор.
– Сколько у нас там было? – потерянно спросил Виктор.
– Блин, это ты у нас спрашиваешь? – снова вспылил было Сашка, но Валера успокоительно положил ему руку на плечо и сдержанно ответил:
– Около двух с половиной миллионов долларов.
Некоторое время Волошин молча переваривал услышанное. А потом тихо произнес:
– Столько у меня нет… Ребята, я компенсирую часть пропавших денег. Это будет не больше пятой части суммы – но лучше, чем ничего…
А затем поднялся и вышел.
Надо ли говорить, что прежний Виктор Волошин повел бы себя совсем иначе? Он не сдался бы так легко, а обязательно разгадал бы загадку исчезновения денег, не успокоился бы, пока не разобрался во всем. Но прежнего Виктора Волошина уже не было. А нынешнему было все равно…
Ну, почти все равно. Потому что он все-таки сдержал свое слово и, покинув офис, тотчас же отправился в банк. Перевод денег с личных счетов на счета «АРКа» занял на удивление немного времени. Волошин, не колеблясь, перекинул почти всю имеющуюся сумму – шестьсот тысяч долларов, оставил лишь необходимый минимум, чтобы счет не закрыли.
– Куда теперь? – поинтересовался Юра, когда его шеф вышел из дверей банка, на ходу пересчитывая оставшуюся в бумажке наличность.
– Поезжай домой, – хмуро отозвался Виктор.
– Не понял? – Охранник сделал недоуменное лицо.
– Ну что ж ты тупой такой?! – повысил голос Волошин. – Я, кажется, ясно сказал – ты мне больше не нужен.
– До завтра?
– Вообще! Ты уволен!
– Виктор Петрович… но за что?..
– Да за то, что мне больше нечем тебе платить, кретин! Я разорен! Все, катись к чертовой матери, достал ты меня уже!..
И, едва дождавшись, пока ошалевший от неожиданности парень освободит место за рулем, он сел в свой автомобиль и уехал, оставив Юру одного посреди тротуара.
Едва войдя в гостиничный номер и заперев за собой дверь, Виктор рухнул на роскошную кровать и согнулся в позе эмбриона. Старые сны атаковали его – впрочем, стоило ли называть эти видения снами? Он снова очутился в комнате с камином, затемненной полузадернутыми занавесками; сурово глядел со стены портрет какого-то пышноволосого толстяка. А в том кресле, где раньше сидел мертвец, теперь пребывало нечто, вызывающее ужас и омерзение, от которых холодели пальцы и выворачивался наизнанку желудок. Трудно сказать, что это было за существо, потому что оно постоянно меняло форму: временами показывалась паучья щетинистая нога с блестящим, точно сталь, когтем на конце, а иногда леденила нездешним страхом черная дыра… Но порой – это бывало так редко, так неуловимо! – Виктор мог на несколько секунд уловить человеческий облик. Облик врага… Если бы это продлилось чуть дольше, ему удалось бы запомнить того, кто на самом деле хотел его уничтожить – и тогда, по крайней мере, Виктор получил бы слабую возможность защищаться от него. Однако человеческие черты, едва забрезжив, растворялись, и снова шла свистопляска: гигантский паук… черная дыра… нечто невыносимо страшное, на что нельзя взглянуть в упор, иначе умрешь…
На другой день, незадолго до полудня, он сдал номер, расплатился и покинул отель. Бросил на заднее сиденье «Вольво» сумку с вещами, выехал со стоянки и вдруг понял, что отправиться ему совершенно некуда. В офисе делать нечего, в «АРКе» он уже не работает. Фирме, которую он создал собственными руками, взлелеял, вырастил, как выращивают плодовое дерево из крошечного семечка, он вдруг стал не нужен, она просто выплюнула его, отринула за ненадобностью. Дома, чудесной квартиры на Гоголевском, у него больше нет. Вернее, номинально квартира пока его, судебное решение еще не вынесено – но наверняка и ее отберут. Учитывая ту череду несчастий, которые обрушились на него в последнее время, ту бездну, в которую он рухнул, просто не могло быть иначе. Привольное? Да, Привольное еще оставалось. Но ехать в эту богадельню для престарелых и умственно отсталых не было никакого желания.
Потемневшее небо затянуло бесконечной сеткой мелкого дождя. Волошин посмотрел на приборный щиток. Бензина полный бак – очевидно, Юра вчера, пока дожидался его из банка или из офиса, смотался на заправку. А раз так, можно было отправиться куда глаза глядят. Просто так, покататься.
«Поедем, красотка, кататься, давно я тебя поджидал!» – в полный голос орал Виктор, выезжая с Петровки на Театральную площадь. Хорошо, что через закрытые стекла никто его не слышал, а то приняли бы за сумасшедшего…
Он гонял по Москве до тех пор, пока над городом не сгустились серые осенние сумерки. Тогда, взвизгнув тормозами, с лихачеством, которого можно было бы ожидать скорее от какого-нибудь провинциального бабника, рисующегося перед новой подружкой, чем от столичного бизнесмена (пусть и бывшего бизнесмена), он резко свернул на обочину и ткнулся мордой автомобиля прямо в бордюр. Волошину не было никакой особой нужды ни сворачивать непременно в этом месте, ни так безжалостно обходиться с драгоценным своим «Вольво», но он поступил так, как поступил, – и только потому, что ему хотелось вовсе провалиться под землю и совершенно не было сил думать о последствиях своих поступков.
Уронив голову на руль, он несколько раз надавил на кнопку сигнала и вслушался в резкий, тревожный звук. Это был SOS, крик о помощи, жалоба на несовершенство и глупость судьбы… Он не знал, что делать дальше, но самое странное было в том, что он вообще не хотел думать. Отдаленным, загнанным в самую глубину краешком сознания того человека, который именовался прежде Виктором Волошиным, он и сейчас прекрасно отдавал себе отчет в том, что все его несчастья родом не извне, а изнутри его. Самым страшным было не то, что рухнул внешний рай, который он успел соорудить себе при жизни и которым довольствовался многие годы – свое дело, карьера, друзья, материальное благосостояние, круг интересов и привычек, необременительные любовные связи. Существует ведь и другой рай. Тот, что у каждого человека составляет сердцевину натуры, тот, что каждый из нас бережет пуще зеницы ока, – свой внутренний мир, духовные ценности, любовь к жизни, ощущение правильности пути. Именно этот мир внутри Волошина дал трещину, и он не знал, как быть с этим дальше, и понимал, что должен все обдумать очень внимательно, и не хотел ни о чем думать – и именно это, последнее, и было страшнее всего…
Должно быть, он сидел так очень долго, но все – даже плохое – когда-нибудь кончается. Видимо, его дорогая машина, столько времени стоящая на грязной случайной обочине, в конце концов привлекла чье-то внимание. И когда время уже стало близиться к полуночи, в стекло с водительской стороны раздался энергичный стук.
– Младший лейтенант Доронин. Ваши документы, пожалуйста.
Лейтенантик был молодой, очень лопоухий и такой веснушчатый, что это было заметно даже в неверном жиденьком свете тусклого фонаря. Виктор оторвал голову от руля, вынул права и ответил на серию неизбежных вопросов. Потом исполнил пару таких же неизбежных процедур и, уже готовясь проститься с младшим лейтенантом Дорониным, обведя глазами совершенно незнакомый урбанистический пейзаж, пробормотал:
– Я, кажется, заблудился… Не подскажете, в какой стороне центр, лейтенант?
Тот бросил на странного водителя подозрительный взгляд («Во, блин, дает! Права в порядке, сам трезвый, а сориентироваться сам не может. И это в Москве, где на каждом шагу указатели!») и наклонился поближе к окошку. Волошин твердо встретил его милицейское недоумение и, в свою очередь, посмотрел на гибэдэдэшника так, что тому все сразу стало ясно; так смотрят только большие люди, привыкшие к тому, что на их вопросы всегда даются четкие ответы… И уже охотно, даже чуть подобострастно, тот принялся объяснять.
– Сейчас налево свернете, минуете Сиреневый бульвар и потом…
Виктор вздрогнул. Ему как будто разом стало нехорошо – давнее, почти забытое школярское чувство, когда внезапно вызывают к доске, а ты не готов, не успел, не выучил…
– Здесь рядом Сиреневый бульвар? – как можно небрежнее спросил он.
– Да не то что рядом, а вы, можно сказать, на нем уже и есть, – улыбнулся милиционер. Он, вероятно, еще долго бы объяснял что-то непутевому водителю, но мотор взревел, машина тронулась с места, и младший лейтенант Доронин навсегда пропал из жизни Виктора Волошина.
Наверное, это злодейка-память так услужливо, хотя и помимо его воли, привела его по этому адресу. Действительно, как он мог не узнать?.. Вот поворот, которым столько раз пользовался Юра; а вот и скверик недалеко от Вериного дома, и та самая злосчастная скамейка. Еще чуть-чуть – и сам дом вырос перед ним, пугая уже потемневшими окнами и своим окраинным, совсем не столичным видом. У подъезда было темно – на лампочках, что ли, здесь экономят?! – и совершенно пусто. Виктор задержался у дверцы машины, словно раздумывая: да или нет? Впрочем, раздумывать было уже незачем, и он со всей оставшейся в нем еще решительностью запер машину и шагнул в темный подъезд.
Грязная длинная лестница. Гулко отдающиеся в тишине волошинские шаги. Надо же, лифт заработал… Шестой этаж. Нужная квартира. И кнопка звонка, который так же, как и всегда, залился под его рукой такой знакомой серебристой прерывистой трелью… Разумеется, никто не откликнулся – тоже как всегда. Словно потеряв остаток сил, как будто окончательно разочаровавшись в предлагаемом ему судьбой повороте событий, Виктор тяжело прислонился к двери, пытаясь нащупать в кармане сигареты, и привычным жестом вытащил их вместе с зажигалкой.
Дверь за его спиной неожиданно подалась.