5

Забавно, что встречи с Алисией положительно сказались на моей репутации в школе, особенно среди девчонок. Несколько человек видели меня с ней в кино и пустили слух, что я с красивой девочкой, и думаю, поэтому многие стали смотреть на меня по-новому. Как если бы Алисия давала мне какое-то преимущество. Вспоминаю о том, чем это закончилось: я пошел в «Макдоналдс» с Никки Нижински за день до моего шестнадцатилетия. (Вот как это произошло. Она написала мне записку, в которой дала номер своего мобильника. Она из тех девчонок, кто раньше, до Алисии, в мою сторону и не смотрел. Она интересовалась мальчиками постарше, может, потому что сама выглядела на пять лет старше, чем любой из нас. Она тратила кучу денег на одежду, и никто никогда не видел ее без макияжа.)

Когда мы пошли в «Макдоналдс», она сказала мне, что хочет ребенка, и я понял, что не буду заниматься с ней сексом даже через пять презервативов.

— Зачем? — спросил я.

— Не знаю. Я люблю детишек. И нет ничего такого, что мне на самом деле хотелось бы изучать в колледже, понимаешь? Ведь я найду работу, когда мой малыш станет старше? — Она была из тех, кто все время задает вопросы, просто изъясняется вопросами. Меня это достало.

— Моя мама родила в шестнадцать.

— Вот-вот, это я и имею в виду.

— Что?

— Вы же вроде как приятели, ты с твоей мамой? Этого я и хочу с моим ребенком. Я не хочу, чтобы мне было пятьдесят, когда ему будет шестнадцать, представляешь? Нельзя будет ходить с ним всюду, понимаешь? В клубы и вообще... Потому что ты будешь ему обузой, так ведь?

О да, хотел сказать я. Вот чего ты хочешь. Клубы, клубы, клубы. Если ты не можешь ходить по клубам со своей мамой, какой в ней вообще толк? Я захотел домой и — в первый раз после того, как мы с ней расстались, — начал скучать по Алисии. По крайней мере, какую-то ностальгию испытывал. Я помнил, как это было здорово, в тот вечер, когда мы не пошли в кино, потому что у нас было слишком много такого, что мы хотели сказать друг другу. Куда делись все эти слова? Их высосал телевизор в комнате Алисии. Я захотел вернуть их.

Я проводил Никки домой, но не поцеловал. Я слишком ее боялся. Если она забеременеет через пару недель, я не хотел, чтобы у нее осталась моя слюна или что-то еще, что она может использовать как улику против меня. Осторожность никогда не повредит, правда?

— Сделал ли я что-то не так? — спросил я дома у ТХ. — Ты думаешь, я должен был остаться с Алисией?

— Если что-то в моей жизни не вращалось вокруг скейтинга, — ответил он, — я пытался это что-то обойти. — Он опять заговорил о Сэнди, его первой девушке, первой, с которой у него было серьезно, но он говорил по-своему, в своей манере: — Откуда я знаю? Я ведь только скейтер. — Или даже: — Я ведь только почтальон.

Я решил, что он хочет мне сказать, что я должен посвящать все время скейтингу, а на девушек не заглядываться. После вечера с Никки, я решил, что это неплохой совет.

Но мне не представлялась такая возможность. На следующий день, когда мне исполнилось шестнадцать, моя жизнь начала меняться.

День начался с подарков и пирожков — мама успела сбегать в булочную до того, как я проснулся. Днем должен был зайти на чаек папа, а вечером, верите или нет, мы с мамой собирались пойти в пиццерию и в кино. Первое сообщение на мобильник от Алисии я получил после завтрака. Оно было таким:

— Кто это? — спросила мама.

— А так, никто.

— Это мисс Никто? — последовал следующий вопрос.

Она, должно быть, думала о Никки, потому что именно с ней я встречался вчера вечером.

— Не совсем, — ответил я.

Я знал, что это абсолютно кретинский ответ, поскольку он подразумевал, что этот кто-то, кто пишет мне, — уже не девушка или это, не дай бог, парень, который одевается как девушка, но мне было все равно. Какой-то своей частью тела я начал паниковать. Не столько головой, сколько кишками, — думаю, мои кишки понимали, в чем тут дело, даже если голова осознавала не до конца. Или делала вид, что не понимает. Я никогда не забывал о том вечере, когда кое-что наполовину случилось, прежде чем я, сами понимаете что, надел. Та часть меня, которая переполошилась, получив сообщение, была охвачена паникой с того самого вечера.

Я пошел в ванную, заперся там и написал ей ответ:

Если я получу какое-то послание, это значит, что случилось что-то серьезное. Я спустил воду и помыл руки, чтобы мама решила, что я действительно сделал то, чем занимаются в санузле, но не успел открыть дверь, как вновь пришло SMS:

И теперь уже все во мне ужаснулось — кишки, голова, сердце, ногти.

Я ответил: «ОК». Я не представлял, как смогу поступить иначе, даже если бы и очень захотел.

Когда я вернулся на кухню, мне вдруг захотелось, чтобы мама взяла меня на руки. Я понимал, что это детское впечатление, но ничего не мог с этим поделать. Мне исполнилось шестнадцать, а я не хотел, чтобы мне было шестнадцать, или пятнадцать, или даже одиннадцать. Я хотел, чтобы мне было три или четыре годика, хотел быть слишком маленьким, чтобы заделать ребенка, — разве что штанишки уделать, опрокинув тарелочку.

— Я люблю тебя, мама, — сказал я, сидя за столом.

Она посмотрела на меня так, словно я сошел с ума. Я имею в виду, что ей было приятно, но она казалась очень удивленной.

— Я тоже люблю тебя, солнышко, — ответила она.

Я старался не окончательно потерять голову, предполагая услышать от Алисии то, о чем я догадывался, и понимая, что в ближайшее время не услышу такого от мамы, да и почувствует она такое не скоро.

По дороге я давал или пытался давать разные обещания в таком, знаете, духе: «Если все в порядке, больше не буду заниматься скейтингом». Как будто это имело отношение к скейтингу. Я давал слово: никогда не смотреть телевизор, никогда не ходить ни с кем на свидание, даже бигмак никогда не есть. И никакого секса, конечно, но я и так уже знал, что никогда не буду больше заниматься сексом, так что, думаю, Богу это неинтересно. С таким же успехом я мог ему клясться, что не полечу на Луну или не пробегу голым по Эссекс-роуд. Секс для меня закончился навсегда, это уж без сомнения.

Алисия сидела за длинной стойкой, спиной к окну. Я увидел ее лицо, как только вошел, прежде чем она заметила меня, и она выглядела бледной и напуганной. Я пытался придумать новые версии о том, что могло случиться. Может, с братом что-то? Может, ее бывший парень угрожает ей или мне? Думаю, я не возражал бы, чтобы он меня побил. Если же меня серьезно изувечат, воображал я, через несколько месяцев все, может, и само наладится. Допустим, он переломает мне руки и ноги... К Рождеству срастется.

Я не подошел к ней сразу и не поздоровался. Сначала решил купить себе чего-нибудь. Раз моя жизнь так круто меняется, я собирался продлить прежнюю на столько, на сколько возможно. Передо мной было два человека, и я мечтал, чтобы они делали заказ по возможности долго и сложно. Сам я хотел взять капучино и отнести его в одной руке, не стряхнув пены. У меня было скверно на душе, но не так, когда сам не знаешь от чего. Пока я только предполагал, что случилось, потом буду знать это точно.

Женщина передо мной попросила салфетку, чтобы вытереть апельсиновый сок, который разлил на столе ее ребенок. Это совсем не заняло времени. Пришла моя очередь, а я не мог придумать никакой сложный заказ. Тогда попросил фрапуччино. По крайней мере, льда накрошили в кофе. Когда я получил стаканчики, мне больше ничего не оставалось, кроме как сесть рядом с Алисией и поздороваться с ней.

— Привет! — сказал я.

— С днем рождения! — ответила она. И потом: — У меня задержка.

Я хорошо понял, что она имела в виду.

— Ты совсем не опоздала — ты была здесь даже раньше меня, — улыбнулся я.

Я не мог среагировать по-другому. Я не пытался острить, и я не был идиотом. Я просто пытался оттянуть момент разлуки с прежним Сэмом. Я не хотел, чтобы будущее настало, а то, что собиралась сказать Алисия, относилось к будущему.

— У меня задержка месячных, — прямо сказала она, и вот это и было оно. Будущее настало.

— Так и есть, — кивнул я. — Я догадывался, что ты именно это и скажешь.

— Почему?

Я не признался ей в том, о чем беспокоился все время, начиная с одного из вечеров.

— Есть только одна вещь, до которой я мог додуматься и которая настолько серьезна, — ответил я.

Она, похоже, приняла это объяснение.

— У врача была? — спросил я.

— Зачем?

— Не знаю. А разве не надо? — Я пытался говорить обычным голосом, но ничего не получалось: мой голос дрожал и хрипел. Не помню, когда в последний раз плакал, но тут готов был разрыдаться.

— Нет. Думаю, надо купить тест на беременность, — ответила она.

— Ну и что, почему не купила?

— Я хочу, чтобы ты пошел со мной.

— Ты кому-нибудь сказала?

— О да. Черт подери! Я всем сразу же рассказала. Блин! Я же не дура.

— Насколько задержка?

— На три недели.

Для меня это звучало очень серьезно — целых три недели! — но что я об этом знал?

— У тебя раньше бывали задержки на три недели? — спросил я.

— Нет. И близко не было.

После я больше не задавал вопросов. Не задавал вопросов, которые мог бы на самом деле задать, так или иначе. Я хотел спросить ее: «А со мной все будет в порядке?», «А твои родители меня не убьют?», и «Как ты думаешь, я все равно поступлю в колледж?», и «Можно я пойду домой?» В таком вот порядке. Но это были вопросы, относящиеся ко мне, а я довольно четко понимал, что она ждет от меня вопросов о себе. О ней и об этом.

— Ты можешь сейчас купить тест в аптеке?

Вот. Это хороший вопрос. Не важно, может она, не может, но я проявил заинтересованность.

— Да.

— Дорогие они?

— Не знаю.

— Давай пойдем и посмотрим.

Мы высосали через соломинку последние капли наших напитков и швырнули стаканчики в мусорку одновременно. Я до сих пор иногда об этом думаю, сам не знаю почему. Может, потому что звуки, которые издаешь, когда высасываешь воздух из соломинок, напоминают о детстве, а мы издавали их, потому что торопились поскорее узнать, не предстоит ли нам стать родителями? А может, потому, что когда наши стаканчики полетели в урну в один и тот же момент, это показалось мне хорошим знаком? Оказалось, правда, что это не так. Может, поэтому это так врезалось в мою память?

Маленькая аптека находилась рядом со «Старбакс», но мы сразу же выбежали оттуда, потому что Алисия увидела одну из подруг своей мамы. Она тоже заметила нас, эта женщина, и мы уже решили, что она подумала, будто мы покупаем презервативы. Ха! Презервативы! Мы, тетя, обошлись разок без презерватива, и вот... Ну, так или иначе, мы поняли, что в такую маленькую аптеку пойти не в состоянии — не потому, что нас сразу засекут, а потому, что ни у одного из нас недоставало пороху спросить, что нам надо. Презервативы — уже это достаточно неприятно, но тест на беременность — стыдоба дальше некуда. Мы пошли в аптечный супермаркет на углу, потому что нам казалось, что там мы не будем бросаться в глаза.

Самый дешевый тест стоил девять фунтов девяносто пять пенсов.

— Сколько у тебя денег? — спросила Алисия.

— У меня?

— Да, у тебя.

Я пошарил в кошельке.

— Три фунта. А у тебя?

— Пять... и шестьдесят пенсов мелочью.

— Кому-то из нас придется сходить домой, взять еще денег.

— Если бы ты мне сразу сказала, я бы не стал покупать фраппучино.

Я знал, что она никак не могла предупредить меня, потому что не видела, что я уже в кафе, и я не хотел, чтобы она меня заметила.

— Неважно. Кто пойдет домой?

— Не могу, — ответил я. — Один раз я уже исчез из дома. Все ждали, что я проведу сегодня весь день с родителями.

Она вздохнула.

— Ладно. Жди тут.

— Не могу же я стоять здесь полчаса.

Алисия живет в десяти минутах ходу. Десять минут туда, десять минут обратно, десять — найти дома кого-то, кто даст ей денег.

— Тогда иди в «Старбакс». Но не покупай там ничего. Нам не на что.

— Попроси у родителей хоть пятерку, а то сколько я там просижу, ничего не заказывая?

Она вздохнула и выругалась про себя, но не сказала «нет».

Я пошел в «Старбакс», сохранив свою трешку, просидел там двадцать пять минут, а потом пошел домой. Мобильник я выключил и больше не включал его.