Глава 18
Вечером шестнадцатого числа, в пять минут шестого, Арт Моран постучался в кабинет судьи; ему открыл Эд Сомс, судебный пристав. Сомс был в пальто и держал в руке коробку из-под обеда; он сказал Арту, что уже уходит, но судья еще на месте.
— Насчет Хайнэ? — поинтересовался Эд.
— Так ты уже в курсе, — сказал шериф. — Но знаешь что, Эд? Я здесь не по этому делу. А если сболтнешь кому в кафе насчет Карла, то сильно ошибешься.
— Не в моих правилах болтать, — ответил Эд. — Может, кто другой, только не я.
— Ясное дело, Эд. Я верю тебе, — ответил Арт.
Судебный пристав, предварительно постучав, открыл дверь в кабинет судьи и сообщил тому, что пришел шериф поговорить с глазу на глаз.
— Хорошо, — ответил судья. — Попроси его войти.
Судебный пристав придержал для Арта дверь, посторонившись, чтобы дать ему пройти.
— До свидания, судья, — попрощался пристав с судьей.
— До завтра, Эд, — ответил судья. — Будь добр, запри дверь. На сегодня прием окончен.
— Хорошо, — ответил Эд и закрыл дверь.
Шериф сел, устроившись поудобнее и положив шляпу на пол. Судья терпеливо дождался щелчка дверного замка. И тогда только посмотрел прямо на шерифа.
— Карл Хайнэ? — спросил он.
— Он самый, — подтвердил шериф.
Судья Филдинг отложил ручку.
— А ведь дети остались, жена, — посетовал он.
— Да, — ответил Арт. — Утром я был у жены, сообщил ей. Вот беда-то!
Судья кивнул. Он сидел с суровым видом, поставив локти на стол, подпирая руками подбородок. Как всегда казалось, что он вот-вот заснет; глаза судьи напоминали глаза бассет-хаунда. Щеки и лоб прорезали глубокие морщины, брови росли густыми серебристыми пучками. Арт вспомнил те времена, когда судья выглядел гораздо бодрее. Во время фестиваля клубники он ковал подковы — в подтяжках и с засученными рукавами он работал, слегка щурясь.
— Как она? — спросил судья.
— Да не очень, — ответил Арт.
Судья посмотрел на шерифа, выжидая. Арт подобрал шляпу с пола, положил на колени и принялся теребить поля.
— Я пришел за ордером. Хочу обыскать шхуну Миямото Кабуо; шхуну, а может быть, и дом… еще не уверен.
— Миямото Кабуо, — повторил судья. — И что же вы думаете найти?
— Знаете, судья, — шериф наклонился, приблизившись к тому. — У меня возникли подозрения. Подозрения, понимаете? Я вам перечислю — всего пять пунктов. Первое: говорят, что в прошлую ночь, когда все и случилось, Миямото рыбачил неподалеку от Карла. Второе: Этта Хайнэ рассказала, что ее сын и этот Миямото давно враждовали — старые распри по поводу земельного участка. Третье: есть чей-то трос, в смысле, причальный конец, обнаруженный на стопоре «Сьюзен Мари» Карла — похоже, кто-то пришвартовывался к шхуне Карла; так что я бы взглянул на причальные концы «Островитянина». Четвертое: от Уле Юргенсена мне стало известно, что оба, и Карл, и Миямото, наведывались к нему насчет покупки земли; Уле заключил сделку с Карлом. По словам Уле, Миямото ушел тогда вне себя от ярости, сказав, что потолкует с Карлом. Что ж, может, и потолковал… в море. Ну и… не сдержался.
— А пятое? — спросил судья.
— Пятое?
— Пятый пункт. Я услышал только четыре. Какой же пятый?
— Ах, да… — спохватился Арт Моран. — Дело вот в чем. Во время вскрытия Хорас тщательно осмотрел тело и обнаружил на виске глубокую рану. У Хораса есть предположение на этот счет, и оно очень даже сходится со словами Уле Юргенсена. Да и Этты тоже, если уж на то пошло. Так вот, Хорас сказал, что видел такое на войне. Что такие раны наносили япошки концами прикладов. Что япошек этих сызмальства учат владеть мечом. Хорас назвал эти приемы словом кэндо. И что рана на черепе Карла очень напоминает рану от одного из таких приемов. Поначалу я не придал словам Хораса никакого значения. Даже когда рыбаки в доках рассказали, что в ту ночь видели Миямото неподалеку от Карла, я тоже ни о чем таком еще не думал. И ничего не заподозрил. Но уже днем, когда Этта рассказала о тех стычках, что были у нее с Миямото, да еще после беседы с Уле Юргенсеном я задумался. И решил, что стоит отработать эту версию — обыскать судно Миямото. Так, на всякий случай. Только чтобы убедиться.
Судья потрогал себя за нос.
— Даже не знаю, Арт, — сказал он. — Во-первых, это поспешное заключение Хораса… рана Карла может не иметь ничего общего с ранами от ударов японских солдат… да и какое они имеют отношение к Миямото? Потом Этта Хайнэ… тут и обсуждать нечего. В этой женщине столько злобы, что к ней у меня нет ни малейшего доверия. А насчет пятидесяти рыбаков, выходивших вчера в туман… так эта братия на все способна… стоит только кому увидеть, что к косяку пристроился кто-то еще. Уле Юргенсен… Да, согласен — это уже кое-что. Тут есть над чем задуматься. Но…
— Понимаете, — перебил судью Арт, — если мы будем рассуждать слишком долго — упустим возможность. Рыбаки скоро выходят в море.
Судья подтянул рукав и прищурился, глядя на часы.
— Двадцать минут шестого. Да, правда ваша.
— У меня с собой показание под присягой, — не отступался шериф, высовывая из кармана рубашки бумагу. — Я торопился, но в нем все верно, судья. Все изложено, четко и ясно. Я хочу провести обыск с единственной целью — найти орудие убийства. Если оно вообще существует.
— Что ж, — принял решение судья. — Думаю, не будет ничего дурного, если вы проведете обыск, Арт.
Он перегнулся через стол, приблизившись к шерифу:
— И чтобы с чисто юридической стороны все было чисто, сделаем вот что. Вы готовы поклясться, что факты, изложенные в вашем показании, верны? Клянетесь?
Шериф поклялся.
— Хорошо. Ордер у вас с собой?
Шериф вынул еще одну бумагу из другого кармана рубашки; судья развернул ее под настольной лампой и взялся за авторучку.
— Я подписываю его, — сказал судья. — Вам разрешается осмотреть шхуну Миямото, но не их дом. Никакого вмешательства в жизнь жены и детей, пока я не вижу в этом необходимости. И не забудьте, Арт, у вас ордер на ограниченный обыск. Только орудие убийства и ничего больше. Я не потерплю, если вы перевернете там все вверх дном.
— Вас понял, — ответил Арт. — Ищу исключительно орудие убийства.
— Если на шхуне ничего не найдете, утром приходите ко мне. Тогда поговорим об обыске дома.
— Хорошо, — ответил Арт. — Спасибо.
Он попросил у судьи разрешения позвонить и набрал номер участка. Трубку сняла Элинор Доукс.
— Передайте Абелю, чтобы ждал меня возле доков, — распорядился Арт. — И пусть захватит с собой фонарик.
В те времена, в 1954-м, рыбаки Сан-Пьедро видели вокруг себя всевозможные предзнаменования, такие, о которых остальные и не догадывались. Для рыбаков незримая паутина причин и следствий присутствовала повсюду; только этим они и объясняли тот факт, что в одну ночь вытянутая сеть приносила лосось, а в другую — лишь бурые водоросли. Одно дело все эти приливы-отливы, течения и ветры, и совсем другое — удача. У себя на борту рыбак никогда не произнесет слов «лошадь», «свинья» или «кабан» — так недолго навлечь непогоду, а то еще линь может затянуть в двигатель. Если положить крышку люка вверх дном — принесет шторм с юго-запада; чемодан черного цвета на борту запутает оснастку и перекрутит сеть. Те из рыбаков, кто поднимет руку на чаек, рискуют навлечь на себя гнев корабельных духов, потому как в чаек вселяются души пропавших в море. Зонт тоже не предвещает ничего хорошего, равно как и разбитое зеркало или подаренные ножницы. Только у сопливого новичка хватит ума, находясь на борту, подрезать ногти или передавать другому рыбаку мыло в руки, вместо того чтобы сначала положить его, или открывать консервную банку не с той стороны. Любое из этих действий может стать причиной плохого лова или испортившейся погоды.
В тот вечер Кабуо шел к докам с аккумулятором для своего «Островитянина»; подходя, он заметил стаю чаек, примостившихся на сетевом барабане и стабилизаторах, а также на крыше рубки. Когда он поднялся на борт, ему сначала показалось, что чаек тридцать взмыло к небу, оглушительно хлопая крыльями; однако птиц оказалось гораздо больше, с полсотни, они снялись с «Островитянина», снарядами вылетая из кубрика. Чайки покружили над всей территорией доков и опустились на водную рябь подальше от берега.
У Кабуо заколотилось сердце. Он не очень-то верил во все эти приметы, но видеть такое ему еще не доводилось.
Кабуо прошел внутрь и отодвинул крышку аккумуляторного гнезда. Загнал в паз новый аккумулятор, подвел провода и наконец завел двигатель. Подождал немного и щелкнул тумблером первой помпы, закачивая в палубный шланг воду. Стоя на краю крышки люка, Кабуо вымывал птичий помет из желобов. Чайки нарушили его душевное спокойствие, ему стало как-то не по себе. Он видел, как начали отходить другие шхуны; минуя бакены Эмити-Харбор, рыбаки направлялись в промысловые места за лососем. Кабуо глянул на часы — было уже без двадцати шесть. В этот раз он решил попытать счастья на Судоходном канале; можно было ожидать неплохой улов у мыса Эллиот.
Глянув вверх, Кабуо заметил одинокую чайку, упрямо сидевшую на планшире слева, в десяти футах над кормой. Это была жемчужно-серая чайка с белыми крыльями — молодая серебристая чайка с широкой, выпуклой грудью; казалось, она тоже наблюдает за ним.
Кабуо осторожно протянул руку назад и до отказа крутанул вентиль шланга. Вода под высоким напором хлынула на палубу, рикошетом ударив по корме. Он краем глаза глянул на чайку и быстро повернулся влево, наставив шланг на птицу. Вода залпом пальнула по ничего не подозревавшей птице, попав в самую грудь; чайка попыталась выбраться из потока, но мощная струя размозжила ей голову о планшир «Звезды пролива», пришвартованной у соседнего причала.
Все еще держа шланг, Кабуо стоял у планшира и смотрел на умирающую чайку. Как раз в это время рядом с его шхуной появились Арт Моран и Абель Мартинсон; в руках они держали фонарики.
Шериф дважды полоснул ладонью поперек шеи.
— Заглушите двигатель, — крикнул он Кабуо.
— Чего ради? — отозвался Кабуо.
— У нас ордер на обыск, — прокричал шериф, вытаскивая бумагу из кармана. — Мы должны обыскать вашу шхуну.
Кабуо моргнул, глядя на шерифа; лицо его сделалось жестким. Он дернул кольцевую насадку и уставился прямо на шерифа:
— Это надолго?
— Понятия не имею, — ответил шериф. — Может, и надолго.
— Что же вы ищете? — поинтересовался Кабуо.
— Орудие убийства, — ответил Арт. — Вы подозреваетесь в убийстве Карла Хайнэ.
Кабуо снова моргнул и бросил шланг на палубу.
— Я не убивал Карла Хайнэ, шериф. Не убивал, — сказал он.
— Ну, тогда вам и бояться нечего, — ответил Арт, поднимаясь на борт.
Они с Абелем обогнули рубку и спустились в кубрик.
— Взгляните на это, — сказал шериф, передавая Кабуо ордер. — А мы пока начнем. Если ничего не обнаружим, можете отправляться.
— Тогда я могу отправляться, — ответил Кабуо. — Потому что ничего такого у меня нет.
— Вот и хорошо, — ответил Арт. — А теперь заглушите двигатель.
Втроем они зашли в рубку. Кабуо ударил по кнопке электростартера рядом с рулем. Двигатель заглох, и установилась тишина.
— Давайте начинайте, — сказал им Кабуо.
— А вы не волнуйтесь так, присаживайтесь, в ногах правды нет, — посоветовал ему Арт. — Вон, посидите пока на койке.
Кабуо сел. Прочитал ордер на обыск. И стал смотреть, как помощник шерифа, Абель Мартинсон, перебирает инструменты в ящике. Абель брал каждый гаечный ключ и осматривал его под лучом фонаря. Закончив, он провел фонарем по полу камбуза, опустился на колени и отверткой для болтов открутил заслонку аккумуляторного гнезда. Приоткрыв ее, он посветил фонариком, разглядывая аккумуляторы и нижние углубления в гнезде.
— Все D-6 на месте, — сказал он.
Кабуо ничего не ответил; Абель закрыл заслонку, отложил отвертку и выключил фонарь.
— Двигатель под койкой? — спросил он у Кабуо.
— Да, — ответил тот.
— Тогда поднимите матрас, — попросил Абель. — Я загляну, если не возражаете.
Кабуо встал, скатал матрас с бельем в сторону и открыл отсек двигателя.
— Смотрите, — сказал он Абелю.
Абель снова включил фонарь и просунул голову в отсек.
— Ничего, — сказал он через некоторое время. — Можете закрывать.
Они вышли на корму; впереди шагал Абель. Шериф перебирал разные вещи: дождевик, резиновые перчатки, поплавки, удочки, шланг, спасательный круг, палубные швабры, ведра… Он не торопился — задумчиво рассматривал каждую вещь. Шериф медленно обошел все судно; опускаясь на колени, он внимательно разглядывал причальные концы на каждом стопоре. Пройдя вперед, шериф склонился над якорем, молча обдумывая что-то. Потом вернулся обратно на корму и сунул фонарь за пояс.
— Я вижу, вы недавно заменили трос, — обратился он к Кабуо. — Тот, что на втором стопоре, ближе по левому борту. Совсем новенький трос.
— Не такой уж и новый, — ответил Кабуо.
Шериф посмотрел на него пристально.
— Да, конечно, — ответил он. — Конечно. Ну-ка, Абель, помоги мне откинуть крышку трюма.
Они отодвинули крышку и вместе заглянули внутрь. На них пахнуло рыбой.
— Ничего, — ответил Абель. — Что дальше?
— Прыгай вниз, — скомандовал ему шериф. — Погляди там.
Помощник шерифа спустился в трюм. Пригнулся и включил фонарь, оглядываясь.
— Ничего, — наконец послышался его голос.
— Вот именно, — сказал им Кабуо. — Вы, ребята, только зря время тратите. И свое, и мое. Мне пора выходить в море.
— Вылезай, — позвал помощника Арт.
Абель развернулся в сторону правого борта, взявшись за комингс люка. Кабуо увидел, как помощник шерифа вдруг уставился вверх, на планшир по правому борту — на стене висел гафель с длинной ручкой.
— Глянь-ка, — позвал Абель шерифа.
Он подтянулся, выбираясь из трюма, и схватил тяжелый, в три с половиной фута длиной гафель со стальным заостренным крюком на конце. И передал его Арту.
— На нем кровь, — показал Абель.
— Это от рыбы, — сказал Кабуо. — Запачкался, когда я им рыбу багрил.
— А почему рыбья кровь на тупом конце ручки? — поинтересовался Арт. — Она же должна быть на крюке. Как же вы его держите?
— Все очень просто, шериф, — ответил Кабуо. — Кровь попала на руку. Так бывает, любой рыбак подтвердит вам это.
Шериф достал из заднего кармана брюк платок и взялся им за гафель.
— Я забираю его на экспертизу, — сказал он и передал гафель помощнику. — Согласно ордеру, я вправе сделать это. А вас я попросил бы остаться сегодня дома и не выходить в море до моего распоряжения. Понимаю, что вы хотите отправиться на лов, но все же я попросил бы вас остаться. Возвращайтесь домой и ждите, пока я не свяжусь с вами. В противном случае мне придется вас арестовать, причем немедленно.
— Я не убивал, — упрямо твердил Кабуо. — Но сидеть дома мне тоже некогда. В такую хорошую погоду нельзя не выйти в море, я…
— В таком случае вы арестованы, — оборвал его шериф. — А то выйдете на своей шхуне и через полчаса будете в Канаде.
— Я не собираюсь никуда бежать, — возразил Кабуо. — И после лова сразу же вернусь домой. А вы к тому времени убедитесь, что на гафеле кровь рыбы, а не Карла Хайнэ. Я выйду сегодня вечером в море, а утром приду к вам.
Шериф покачал головой и просунул ладони за ремень, обхватив большими пальцами пряжку.
— Нет, так не пойдет, — не согласился шериф. — Вы арестованы. Мне очень жаль, но придется задержать вас.
Шериф подумал, что с начала расследования прошло всего пять часов. «Шерлок Холмс», вспомнилось ему. Хорас Уэйли посмеялся тогда над его слабостью рядом с препарированным трупом. Шерифу вспомнилась пеленка на плече у Сьюзен Мари, палец, затянутый в перчатку, указывающий на пирог, этот белый палец, приглашающий его угоститься мятной карамелью. Сьюзен Мари рухнула тогда на ступени, расставив ноги, а рядом с ней стояла бутылочка. Да, получилось, что он и впрямь действовал как Шерлок Холмс, это была своего рода игра. Он и не думал обнаружить что-нибудь, ведь Карл Хайнэ просто утонул. Упал за борт, как это случалось с рыбаками, и умер, потому что ничего другого ему не оставалось. Арт верил в силу обстоятельств. В его понимании случавшиеся в жизни несчастья были вполне обыденным явлением. Несчастья, которые он успел повидать, работая шерифом, оставляли яркий и болезненный след в его памяти; он видел их так часто, что знал — впереди его ждет еще много чего подобного. Такова жизнь, и здесь она ничем не отличалась от жизни где-либо еще — и на острове время от времени что-нибудь плохое да случалось.
Но теперь у него впервые зародилось подозрение, что несчастный случай смахивает на убийство. Он должен был предвидеть, что рано или поздно дойдет и до этого. Арт с удовлетворением подумал, что в данном случае действовал как профессионал и расследование вел не хуже кого другого на его месте. Теперь Хорас Уэйли не станет высмеивать его.
Шериф также подумал и о том, что, несмотря на все свое упрямство, Хорас Уэйли оказался прав. Вот он, этот японец с окровавленным орудием убийства, на которое Хорас намекал. Вот он, этот самый японец, к которому неуклонно приводили опросы каждого жителя острова.
Арт посмотрел в спокойные глаза японца, чтобы разглядеть в них правду. Но окаменевшее лицо отражало лишь высокомерие, и невозможно было что-либо прочесть по нему. За суровым взглядом невозможно было разглядеть чувства, это был взгляд человека, что-то скрывающего.
— Вы арестованы, — повторил шериф. — Арестованы в связи со смертью Карла Хайнэ.
