День двадцать первый
Утро пятницы. Когда я работала в офисе и рисовала электрические машины в разрезе, я очень любила пятничное утро. Тут, в Южной Африке, где все дни проходят одинаково монотонно, я не жду пятницу.
А сегодня у меня просто началась истерика.
Я не захотела ехать в Кейптаун.
Анька долго ходила вокруг меня, интересовалось, что случилось, но я молчала, как партизан, и только смотрела в окно.
– И что, не поедешь? – спросила она и уперла руки в боки.
– Не хочу, – ответила я и опять уставилась в окно.
– А ради меня? – попросила Анька.
Я молчала.
– Я ради тебя сюда приехала, а теперь, когда я, может, нашла свою настоящую любовь, ты мне ставишь палки в колеса?
– Никакие палки я тебе не ставлю. Езжай сама, я тебя не держу.
– А ты подумала, как я буду выглядеть наедине с тремя мужиками?
Я пожала плечами.
Тогда она привела очень важный и весомый аргумент:
– У тебя секс был. На прошлой неделе. А у меня не было. А я хочу. Понимаешь ты или нет?
Я кивнула.
– Но без тебя я не полечу. Ты полетишь со мной? Ты ведь сделаешь это, да?
Я опять кивнула.
Она поцеловала меня в щечку и, напевая какую-то мелодию, пошла в ванную.
Геннадий с Альбертом приехали за нами ровно в одиннадцать и сказали, что Сергей поехать не сможет. У него какие-то проблемы по работе, и он должен остаться.
«Может, так оно и лучше», – подумала я.
В самолете Анька с Альбертом уселись вместе, и мне пришлось сесть рядом с Геннадием.
Гена весь полет рассказывал о своей бесподобной маме. О том, как она мечтает нянчить внуков, о том, как ему было тяжело первое время в Африке, ну и, конечно же, о том, что сейчас он уже очень крепко стоит на ногах и может создать семью. Да, он еще сказал, что хочет иметь двух детей. Естественно, мальчика и… еще одного мальчика. То есть двух мальчиков.
Я делала вид, что мне все это очень интересно. Уж лучше слушать кого-то, чем самой нести такую ерунду.
С воздуха Кейптаун сильно отличается от Йоханнесбурга.
В основном холмистостью. Кроме того, когда я летела в Джобург (это сокращенное название Йоханнесбурга), то на протяжении всего полета над городом были отчетливо видны маленькие домики с бассейнами. Вид на Кейптаун был совсем другим. Я даже спросила у Гены, есть ли там дома с бассейном; в ответ он засмеялся и сказал, что есть, только в основном они находятся в районах, прилегающих к океану, а мы пролетаем над тауншипами.
Тауншипы – это строения для черных. В лучшем случае это маленькие домики с двумя окнами, площадью не более пятнадцати– двадцати квадратных метров. В худшем – халабуды из подручного материала: картона и жести.
Зрелище не для слабонервных.
Я думаю, что людям, которые жалуются на судьбу, надо показывать, как живут некоторые негры, и они сразу начнут ценить то, что имеют.
Хотя сами негры не считают условия своего существования ужасными и даже радуются жизни.
К концу полета ландшафт сильно изменился. Из белых воздушных облаков стали выглядывать горные вершины, как будто сделанные из черного бархата и облитые сверкающей смолой. Было такое ощущение, что можно забраться на эту вершину и потрогать белое облако. Сочетание белого и черного делало пейзаж просто фантастическим. Потом самолет немного снизил высоту, и я увидела океан. Затем показались крошечные домики по всему побережью, и они все действительно были с бассейнами.
В аэропорту мы взяли машину напрокат, и Альберт сказал:
– У нас есть три дня. Можно посмотреть Столовую гору, порт, мыс Доброй Надежды, ботанический сад, морских котиков, пингвинов; можно проехать по Садовому кольцу, попробовать разные вина и домашний сыр, ну и просто походить по музеям. Тут их предостаточно. Что бы вы хотели?
– Всё! – ответила Анька.
– По-моему, музеи лишнее, – произнес Геннадий и почесал за ухом.
Тут я была с ним согласна на все сто. Глупо тратить время на музеи. Если мне что-нибудь надо будет узнать, я прочитаю в книгах или в Интернете.
– Я тоже против музеев, – сказала я, и Геннадий одарил меня улыбкой с ямочками.
– Тогда предлагаю так, – Альберт решил взять инициативу в свои руки. – Сейчас едем в мой скромненький домик, оставляем вещи, потом на Столовую гору и вечером в порт. Там и поужинаем, я знаю неплохой ресторанчик.
«Скромненький домик» находился на берегу Атлантического океана и имел холл, четыре спальни, кабинет, кухню, столовую, комнату отдыха с плазменным телевизором и еще много построек во дворе.
Каждый из нас выбрал себе по спальне. Очень скоро мы уже сидели в машине и двигались по направлению к Столовой горе.
У Столовой горы весьма необычная вершина: она представляет собой ровное плато, протянувшееся на несколько километров. Из-за этого гора напоминает стол. А когда на нее опускается облако, кажется, что стол накрыли скатертью.
Наверх можно было подняться по канатной дороге, но из-за сильного тумана она не работала. Поэтому мы поднялись на машине.
Вид со Столовой горы на город был просто неописуемый. Мы находились выше облаков, но город было очень хорошо видно. Он был крошечным, почти кукольным. Мы сделали много фотографий и очень пожалели о том, что канатная дорога не работает.
Вокруг нас крутилось множество смешных животных, похожих на сусликов. Они явно выпрашивали угощение, но, поняв, что у нас ничего нет, побежали к другим туристам. Анька очень внимательно смотрела на них, даже присела на корточки, чтоб получше рассмотреть, а потом сказала мне на ушко:
– Очень милые. Они тебе никого не напоминают? – и хихикнула.
Я с возмущением посмотрела на нее.
– Ты погляди, они постоянно что-то жуют, – сказала она и опять хихикнула.
Я пригляделась к забавным зверькам. Точно. Они очень походили на меня.
– А как они называются? – спросила я.
– Тушканчики, – ответил Альберт.
– Нет, по-моему, слонопотамы, – возразил Геннадий.
– А по-моему, их просто лориками зовут, – опять шепнула мне Анька и снова хихикнула.
– Слонопотамы существуют только в сказках, – сказал Альберт и посмотрел на Геннадия.
Геннадий сделал умное лицо, пытаясь подобрать слова, чтоб возразить.
– Сейчас мы спустимся на машине и поедем в Аквариум, – сказал Альберт, и мы уселись в машину.
Океанариум «Два океана» потряс меня своим размером. Особенно зал медитации – помещение в виде амфитеатра… В центре располагался большой круглый аквариум с рыбами, ярко освещенный изнутри. В зале горел тусклый свет, звучала тихая, приятная музыка.
Мы уселись на покрытый ковром пол в позе лотоса. Через некоторое время я почувствовала, что улетаю. Было ощущение безразличия ко всему: к своей фигуре, к своим недостаткам, вообще ко всему, что было в моей жизни.
Хотелось только одного: сидеть и никуда не уходить.
Очнулась я оттого, что Анька дергала меня за рукав:
– Пойдем, а?
– Я почти улетела!
Она вздохнула:
– Мы тебя уже более получаса ждем. Хватит летать. Нас ждут земные дела.
Вот так всегда. Если тебе хоть несколько минут было хорошо, сразу после этого становится плохо. Это закон такой. Почему никогда после того, как было хорошо, не становится еще лучше?
По-моему, мне пора составлять законы.
Первый закон.
Тебе хорошо? Твое тело расслаблено? Твои мысли где-то очень далеко? Ты не думаешь о том, что на тебе двадцать килограммов целлюлита? Тебя не беспокоит то, что вместо мозгов у тебя опилки? Тебе правда кайфово?
Ба-бах! Сюпрайз! Просыпайся! Твое тело – мешок целлюлита, твои мозги – опилки, а сама ты – большое, очень большое недоразумение.
После Столовой горы мы направились в порт.
– Уотерфронт – одна из достопримечательностей Кейптауна, – пытался Альберт вести экскурсию. – Раньше здесь был порт, потом построили новый, большой и современный, а на месте старого построили небольшой развлекательный комплекс. Тут есть и рестораны, и кинотеатры и очень красивый океанариум с рыбами, змеями, пингвинами, а также множество отелей и музеев.
– Где мы будем ужинать? – спросил Геннадий.
– Мне очень нравится один ресторанчик. Там есть все: и рыба, и мясо, и очень вкусные десерты, – ответил Альберт и на слове «десерты» взглянул на меня.
«Это уже действительно не смешно», – подумала я, но Альберт смотрел так по-доброму, что я улыбнулась.
Ресторан оказался португальским, но с африканским дизайном.
Вместо скатертей на столах были подставки для тарелок из шкур различных зверей. На стенах висели чучела животных, даже тарелки были с орнаментом под леопардовую шкуру. А на ручках столовых приборов красовался глиняный леопард с открытой пастью.
Я заказала себе мидии в белом вине, Альберт – устрицы, Геннадий – креветки с овощами, а Анька долго листала меню, делая вид, что все прекрасно понимает, но потом, устав от английских каракулей, спросила Альберта:
– Что ты можешь предложить? Хочется чего-то такого, чего я никогда не пробовала, но чтоб это было не совсем экзотическим и чтоб я сто процентов съела.
– Попробуй улитки, – предложил Альберт. – Если не понравится, закажем что-нибудь обычное.
Мидии мне очень понравились, а Анька была очень довольна улитками и даже дала мне одну попробовать.
Геннадий любезно заплатил за наш ужин.
В дом Альберта мы вернулись поздно.
Анька и хозяин дома сразу уселись в гостиной с бокалами вина, а я, не давая никаких надежд Геннадию, сослалась на усталость и ушла к себе в комнату.
Как только я легла в кровать, в дверь постучали.
На мне была шелковая пижама с поросятами, которые напоминали амурчиков: у них за спинами были стрелы, а на грудках красовались сердечки. Эту пижаму я купила себе перед самым отъездом, и мне она очень нравилась.
Вначале я хотела накинуть халатик, но потом передумала, решительно повернула ручку и немного приоткрыла дверь.
Опершись о стену одной рукой, а в другой держа бокал с вином, на меня, улыбаясь, смотрел Сергей. Я даже открыла рот от удивления.
– Привет! – поздоровался он.
– Привет, ты откуда взялся?
– На такси приехал.
– Из самого Джобурга? – поинтересовалась я и открыла дверь пошире.
Увидев мой наряд, Сергей чуть не поперхнулся вином:
– Классная пижама.
– Ручная работа, – добавила я.
– Дашь поносить? – спросил он и засмеялся в голос.
Вот хам! Самый настоящий хам!
Мало того, что посреди ночи он стучится ко мне в комнату, будит меня, смеется надо мной, так он еще изображает из себя артиста-юмориста.
Ну хорошо, посмотрим, кто из нас сейчас будет смеяться.
И я стала расстегивать пуговицы на пижамной кофточке.
На его лице по-прежнему выражался восторг по поводу собственного остроумия.
Когда последняя пуговичка была расстегнута, я сняла верхнюю часть пижамы, оставшись по пояс голой, и, протянув ее Сергею, спросила:
– Штаны тоже нужны?
Тут началась игра. Он должен был или принять ее правила, или сделать какой-то остроумный шаг.
Я смотрела ему прямо в глаза и пыталась понять, обескуражен он или нет. Но он с такой же иронией смотрел мне в глаза, не пытаясь даже опустить их и оценить мою грудь, и наконец сказал:
– Нет, штаны мне не очень нравятся. Подержи, пожалуйста, бокал, – и, протянув мне бокал, начал расстегивать пуговицы на своей рубашке, потом, сняв ее, протянул мне, а сам взял у меня пижамную курточку и надел ее.
Я стояла не шевелясь и наблюдала за его действиями.
Когда последняя пуговица моей пижамы была застегнута, он похлопал по шелковым карманам и, улыбнувшись, спросил:
– Мне очень нравится. А тебе?
И, взяв у меня свой бокал с вином, уже не стесняясь, опустил глаза на мою грудь и добавил:
– Красивая. Надень мою рубаху, тут прохладно.
Я сделала, как он сказал.
– Не уверен, что так лучше, но по крайней мере безопасно. Спокойной ночи, – прошептал он мне на ушко и пошел в сторону гостиной.
Через несколько секунд я услышала хохот. Это было показательное выступление моей пижамы на публике.
Накрывшись одеялом, я попыталась крепче завернуться в рубаху Сергея, потом несколько раз вдохнула ее запах и сказала:
– Я ему нравлюсь. Я чувствую это.
Я была очень довольна тем, что Сергей приехал в Кейптаун. Да, возможно, он это сделал не для того, чтобы повидаться со мной, хотя… кто знает, может, именно для этого.
Письмо в редакцию
Здравствуйте, дорогая редакция.
Пишу я вам потому, что… (простите, я сейчас успокоюсь и продолжу писать) … что вы моя последняя надежда.
Прошу вас опубликовать мое письмо, чтобы… она… и все такие же неблагодарные, как она, одумались.
Сначала хочу написать пару слов о себе.
Родилась я… Это не важно. Я пока еще молодая и красивая. Всю свою жизнь прожила с родственниками и подружками, с которыми была счастлива. Да, я не скрою, что мечтала о настоящем доме, о душевном покое, который с удовольствием нашла бы в маленьком флакончике духов, помаде, небольшом кошельке и ключах от машины.
В таких вот мечтах меня и моих сестер-близняшек и застала она.
Она взяла меня силой, повернула боком, понюхала (зачем-то), потом опять положила на место, подошла к моей подружке… и тут (простите, не могу сдержать слез) меня дернуло сказать ей: «Ну возьми, возьми меня!» Она повертелась возле моей сестрички, небрежно толкнула ее и опять обратила внимание на меня.
Я была так счастлива! В предвкушении думала, как буду сидеть рядом с ее шляпкой, в прихожей, разговаривать по ночам с зонтиком, как познакомлюсь с новыми подружками, как, может быть (простите, я не могу писать, слезы душат меня) … может быть, у этой милой женщины есть любимый мужчина, у которого тоже, может быть… (простите, рыдаю) есть барсетка.
О чем я мечтала? О простом семейном счастье.
Итак, когда я оказалась в ее машине, меня уже стали терзать смутные сомнения.
Она бросила меня в багажник! Оставила в темноте, наедине с коробкой торта, который противно пропах сливками, и бутылкой коричневой жидкости, которая называлась «кока-кола».
Когда я ступила на порог ее дома, меня ждало еще большее разочарование.
Ни барсетки, ни подружек в доме не было.
Первый день был хорош. В меня поместили то, о чем я мечтала: маленькое зеркальце, помаду, тушь для ресниц, небольшой флакончик духов.
В мой внутренний карманчик она сунула паспорт и заначку, примерно сто баксов.
Второй день был напряженным, но тоже терпимым. В меня добавили две авторучки, блокнот, ключи от дома, ключи от машины, мобильный телефон.
После посещения магазинов в меня каждый раз совали новые чеки, какие-то глупые бумажки, на которых было написано: свекла, морковь, листья салата, йогурт…
Я ничего не имею против этих бумажек, но, чтобы быть с вами до конца откровенной, скажу, что никогда ничего из этого списка куплено не было. В основном мы ходили в магазин за тортами, печеньями, кексами, сливками, орешками и… конфетами. Простите, мне очень тяжело произносить это слово «конфеты», потому что я их… НЕНАВИЖУ. Все фантики от этих… идиотов… доставались мне, они шуршали, давили на мозги и… просто разрывали на куски весь мой внутренний мир.
Все это еще можно было терпеть, но вот когда в меня начали пихать кошелек ее мужа, ключи от его машины… когда моя молния лопалась на глазах, а она только прихлопывала и говорила: «Ну давай, не ломайся, ну что ты как девственница!» – я… простите, опять слезы рекой… этого я потерпеть не могла.
И еще. Вы знаете, где я сплю?
На полу. Возле ее кровати.
Граждане, вдумайтесь! Я ведь не собака!!!
У меня нет НИКАКОЙ личной жизни, поэтому я и решила написать письмо в редакцию. Пожалуйста, опубликуйте его в ближайшем номере или перешлите в учреждение по правам и защите кожаных аксессуаров.
Мне срочно требуется помощь!
Надеюсь, что меня услышат и помогут.
Всегда ваша,
Маленькая черная сумочка
