Вскоре я узнала, что мой четвертый ребенок и в самом деле мальчик. И хотя почувствовала укол разочарования, когда врач сообщил мне, что родилась не дочка, все вокруг были так переполнены радостью, что мое лицо порозовело от удовольствия. Я напомнила себе, что многие женщины в Саудовской Аравии отчаянно молятся о рождении сына, но их мольбы остаются без ответа.

Мальчиков в Саудовской Аравии так ценят, что женщина, рожающая только сыновей, считается получившей благословение из рук самого Господа. Теперь, когда у меня было четверо сыновей, на многих лицах, обращенных ко мне, читалась зависть.

Мы с мужем назвали нашего четвертого мальчика Омаром Усамой. С того момента, как я заглянула в глазки малыша, я испытала особую нежность. И хотя всем сердцем люблю каждого из своих детей, что-то в Омаре трогало самые глубокие струны моего сердца. Возможно, поэтому я кормила его грудью дольше, чем других своих малышей.

Муж был очень доволен. Он снова и снова повторял, что рождение наших детей было делом рук самого Господа и что Омар подарок от Него, еще одно благословение для нашей растущей семьи.

Вскоре муж опять отправился в Пакистан поддерживать наших мусульманских братьев из Афганистана. Некоторые из его поездок продолжались больше месяца, и в такие периоды у меня появлялось больше свободного времени, которое я целиком уделяла маленькому Омару. Однажды я заметила, что белокурые волосы Омара сильно отросли. Не задумываясь о том, что делаю, я начала укладывать их в разные шикарные прически, в том числе напоминающие косички, в которые иногда заплетали хвосты коням моего мужа.

Омар был необычайно красивым ребенком, и мои забавы не ограничились прическами. Я придумывала и шила платьица для девочек, а потом наряжала в них Омара. И мне казалось таким естественным оставить его полежать в этих славных платьицах. В конце концов, он был всего лишь крошечным младенцем и не понимал, что на нем надето. Вскоре я стала постоянно наряжать его в одежду для девочек. Больше всего ему шел розовый цвет: он сочно оттенял его кожу, гладкую и мягкую, как бархат.

Сколько радости мне доставлял этот чудесный ребенок! Подруги говорили, что Омар с каждым днем становится все красивее, и этим еще сильнее поощряли меня в моих забавах. Никто из окружающих не ставил мне в упрек то, что я делала, и я не понимала значения своих поступков, пока муж не вернулся домой. Как только Омар неуверенными шажками вошел в комнату, муж заметил его длинные волосы и девчачий наряд. В животе у меня заныло от беспокойства, и я ждала, что скажет и сделает Усама.

Сначала на его лице выразилось недоумение. Он присел на корточки, покрутил своими длинными пальцами локоны Омара и потрогал платьице. Муж посмотрел на Омара, потом перевел взгляд на меня, снова на Омара и снова на меня. Тонкие пальцы Усамы пригладили красивое платьице, надетое на его сына. Потом он тихо сказал:

— Омар, на тебе одежда для девочек. А ты мальчик. — Потом он пригладил волосы сына рукой. — И прическа эта для девочки. А ты мальчик.

Мое сердце упало от страха, ведь я вовсе не хотела вызвать неудовольствие мужа. Вообще-то, я считалась очень послушной женой.

Наконец муж поднял глаза на меня. Он не кричал, а говорил еще тише, чем обычно, его голос был нежен как шелк.

— Наджва, Омар — мальчик. Надень на него одежду для мальчика и обрежь его длинные волосы.

Я молча кивнула и сделала, как мне велели, по крайней мере на какое-то время.

С занимавшей меня фантазией было покончено, вернее, приходилось забыть о ней, когда муж был дома. Но в душе я отказывалась слушаться, по крайней мере на этот раз. Как только Усама возвращался в Пакистан, мое сопротивление проявлялось открыто. Меня так зачаровывала красота Омара, что руки невольно тянулись к девичьим платьицам и надевали их на Омара. Мои маленькие забавы продолжались, пока в один прекрасный день муж не вернулся домой без предупреждения и не застал меня на месте преступления: я любовалась Омаром, наряженным в розовое платьице, а волосы его струились длинными локонами.

Усама не произнес ни слова. Он только пристально посмотрел на меня, и выражение его лица ясно говорило, что в следующий раз мне не стоит искушать судьбу. Пришлось забыть о моей недозволенной радости. Я снова постригла Омара как мальчика и молча спрятала все эти славные платьица. Но во мне еще жила надежда, что когда-нибудь появление дочки озарит светом наш дом и она будет носить эти чудесные наряды.

Хотя в нашей жизни было много радостных дней, случались и печали. После рождения Омара муж стал проводить долгие месяцы в Пакистане. Как-то я случайно подслушала его беседу с другими членами семьи, в которой он говорил, что в некоторые из своих поездок бывает и в Афганистане. Меня охватил страх при мысли о том, что жизни отца моих детей может угрожать опасность. Но я не осмеливалась жаловаться, ведь муж ясно дал мне понять: происходящее за пределами нашего дома меня не касается.

Телевизора у нас не было. Муж не хотел, чтобы его семью развращало то, что по нему показывают, но я узнавала из разговоров с подругами и другими членами моего тесного круга: муж стал известным героем у себя на родине. Я даже слышала порой, что многие почли бы за счастье дышать с Усамой одним воздухом.

Ни у кого не вызывало удивления, что он и его братья из большой семьи бен Ладен дают много денег на защиту правого дела. Ведь известно: благочестивые мусульмане очень щедры, когда речь идет о благотворительности в пользу братьев по вере. Но всех поражало, что богатый и успешный мужчина из этой семьи рискует жизнью и здоровьем в огневых точках.

Не зная подробностей военной и политической деятельности мужа, я, однако, остро чувствовала: воздух Афганистана пропитан опасностью. И каждый день молилась Богу, чтобы Он сохранил для меня Усаму невредимым. Я знала, мои тревоги не безосновательны. Один раз муж вернулся в Джидду с алыми шрамами по всему телу. Мои собственные глаза рассказывали мне, что Усама продолжает выполнять опасные задания, потому что он не раз возвращался домой со следами ранений.

Я еще сильнее встревожилась, когда Усама признался, что научился управлять вертолетом. После этого с моего лица несколько дней не сходило взволнованное выражение, и тогда видевший мое беспокойство муж принес домой большую круглую палку и вложил ее мне в руки.

— Теперь, Наджва, — велел он, — обхвати палку поудобнее обеими руками — вот так — и медленно поворачивай, а тем временем передвигайся по комнате.

Я сделала, как он сказал.

— Это трудно?

— Нет, — признала я.

— Тогда не беспокойся о моей безопасности. Управлять вертолетом не сложнее, чем двигать этой палкой.

В другой раз, когда я стала задавать вопросы, он приказал:

— Наджва, прекрати думать об этом.

Вот так! После этого я старалась гнать от себя любые мысли о том, чем занят Усама и почему он не рядом со мной.

Но однажды, когда он был в особенно хорошем расположении духа, он рассказал мне о небольшом происшествии, которое считал забавным. Вне себя от счастья — ведь муж наконец захотел поделиться со мной одним из своих приключений, — я сидела у его ног с торжественным видом, восхищенная, как ребенок, и так погрузилась в его рассказ, что почувствовала себя участницей тех событий.

— Однажды ночью мы отправились выполнять особо опасное задание на территории Афганистана, рядом с пакистанской границей. Местность там гористая и такая неровная, что передвигаться можно только на лошадях. Там шли непрекращающиеся бои, и наши люди нуждались в оружии. Задача наша состояла в том, чтобы доставить оружие бойцам как можно быстрее, поэтому мы выбрали особо опасный маршрут. Наши лошади и обоз подошли так близко к русским солдатам, что они могли заметить нас, просто подняв глаза и окинув взглядом периметр своего лагеря. Мы понимали, что должны пересечь вражескую территорию тише, чем перышко падает на землю.

Но кое-что доставляло нам особое беспокойство. Один из наших братьев ехал на молодой и очень шумной лошади — среди лошадей тоже бывают жуткие болтуньи. Бог мой, как же громко она ржала! Мы с моими людьми долго думали, как заставить нашу болтушку вести себя тихо. Наконец моему близкому другу пришла в голову блестящая мысль. Он достал из своей сумки маленький мешочек, сделанный из волокна кокосового ореха. Кивнул мне с легкой ухмылкой и показал на этот грубый мешочек. Я не представлял, как это поможет решить нашу проблему, но вскоре всё понял. Мой друг наклонился, свесившись из седла и приблизившись к морде молодой лошади. В следующий раз, когда эта болтушка открыла рот, он стал совать в него мешок. Почувствовав грубое прикосновение жесткой материи, потрясенная лошадь тут же захлопнула рот.

Каждый раз, когда лошадь пыталась поговорить, она тут же ощущала во рту мешок. Я заставил себя отвернуться, потому что при виде этого зрелища начинал давиться от смеха и мог не сдержаться, выдав врагу наше местонахождение.

Муж мой был одним из самых серьезных людей из тех, кого я знала, и редко проявлял даже самые незначительные признаки веселья, но при этом воспоминании он вдруг зафыркал от смеха. Я тоже захихикала, представив изумленную морду маленькой говоруньи.

Временами Усама разговаривал о своих делах на военном поприще со старшими сыновьями, а я осторожно подслушивала. Не смогу вспомнить точные даты и даже сказать, сколько лет было детям в тот или иной раз. Но хорошо помню один эпизод. Муж отдыхал тогда дома уже несколько недель, и прошло достаточно времени, чтобы его ум и тело сбросили постоянное напряжение и немного расслабились. Он сидел в гостиной с чашкой чая и позвал в комнату старших сыновей, жестом пригласив их сесть рядом. Зная, что большинство мальчишек мечтают стать солдатами, он решил поделиться с ними некоторыми событиями своей жизни.

Мальчики выглядели взволнованными. Их отец был обычно слишком занят и не находил времени для своих сыновей. Поэтому они нервничали, опасаясь, что проявили в чем-то непослушание и отец позвал их, чтобы наказать.

И хотя мне не пристало находиться среди мужчин, даже если это мои муж и сыновья, я осталась в комнате, делая вид, что занята какими-то делами, чтобы послушать, о чем они говорят.

Муж был на редкость в хорошем настроении и развлекал наших мальчишек своими историями.

— Как-то ночью шел бой, и вдруг откуда ни возьмись появился русский вертолет. Трудно уцелеть и остаться невредимым, когда такое происходит на открытом пространстве, где мы сражались.

В ту ночь мы находились в особом районе Афганистана — там расположена огромная равнина, которая постепенно поднимается и доходит до горных пещер. Я был в одной из пещер, когда услышал шум приближающегося вертолета. Выглянул наружу и увидел, что наши бойцы находятся на открытом пространстве, под прицелом. Застигнутые врасплох, не имея времени найти укрытие, они не смогут спастись, и никто из нас не в силах им помочь. Я обречен стоять здесь и наблюдать кровавую бойню — так я думал тогда.

Мое сердце бешено колотилось, ведь я видел, как разбросаны наши бойцы. Когда вертолет открыл огонь, они стали метаться из стороны в сторону. Я обрадовался, увидев, что они не забыли, чему их учили: перемещаться — потому что в движущуюся мишень попасть труднее. Своими быстрыми, непредсказуемыми движениями наши храбрые братья здорово усложнили русским стрелкам их задачу.

Я взглянула на своих юных сыновей. Несмышленые еще мальчики, они испытывали восхищение, слушая отца, и не осознавали опасностей войны. Их лица светились от восторга, когда отец рассказывал им о жизни и смерти на поле боя. Живое детское воображение рисовало быстроногих солдат, которые стремительно передвигались по равнине, стараясь избежать слепящего света и дождя пуль из смертоносной машины.

Муж оглядел мальчиков и остался доволен их реакцией на свой рассказ.

— Стрелок в вертолете был полон боевого азарта и решимости перебить всех, кто находился на поле боя, — всех до единого. Сражение становилось все более напряженным. Пули свистели в небе подобно яростному штормовому ветру. Некоторые из моих солдат, застигнутых на открытом пространстве, полностью потеряли ориентацию и остановились. Я видел, как они встали на колени, прямо на песок. На какое-то мгновение я подумал, что они хотят помолиться. Но они стали неистово рыть ямы в земле. А потом наклонились и стали совать голову в эти маленькие ямки. Они напоминали насекомых, пытавшихся зарыться в землю. Они даже пытались присыпать головы землей и утрамбовать ее.

Мальчишки захохотали, представив себе солдат, засунувших голову в песок.

Усама продолжил рассказ:

— Открывшийся пилоту вертолета странный вид торчащих из земли задниц заставил его развернуться и улететь. Возможно, он решил, что бойцы выкапывают из земли какое-то новое оружие.

Мальчишки шумно засмеялись, довольные тем, что отец пригласил их заглянуть в свою полную опасностей жизнь.

В другой раз муж продолжил рассказ о своих приключениях, и его мягкий голос звенел громче обычного. И снова я тихонько слушала.

— Вы слышали, мальчики, мои рассказы про Абдуллу Аззама. Он был величайшим организатором, устраивавшим собрания и слеты братьев по всему миру, собиравшим средства, вербовавшим мусульман для борьбы в Афганистане с русскими захватчиками. Завербовав достаточно бойцов, Абдулла сам отправился в Афганистан, в зону военных действий, и сражался там на передовой.

Внезапно я вспомнила, что Абдулла Аззам тот самый человек, с которым мой муж встречался в Америке, когда мы гостили в Индиане. По словам мужа, он был не только очень умен, но и очень смел.

— В мою последнюю поездку в Афганистан мы с Абдуллой Аззамом оказались на линии боевых действий. Внезапно наши позиции атаковал один из этих чертовых вертолетов. Снаряды стремительно проносились во всех направлениях. Мы знали, что погибнем, если не найдем укрытия. И вдруг Господь предоставил нам убежище. Я увидел два отверстия в скальной породе: крошечные пещеры, расположенные одна рядом с другой. Абдулла Аззам, должно быть, заметил их в то же самое мгновение. У нас на ногах словно выросли крылья, и мы стремглав пересекли поле боя. Не знаю почему, но я нырнул в одну из пещер, а Абдулла Аззам бросился во вторую. Оказавшись в укрытии, я оглянулся и увидел, как снаряд угодил точно в пещеру, в которой скрылся Абдулла Аззам. Взрыв обрушил целые горы песка и камней, заваливших вход в пещеру.

Я устремился к завалу и стал разгребать камни и песок, пытаясь прорыть отверстие. Мне удалось лишь чуть-чуть вклиниться в твердую породу, засыпавшую вход, когда вертолет вернулся, и воздух вокруг снова закипел от рвущихся снарядов. Пришлось вернуться в укрытие, хотя я не отрывал глаз от кучи камней, заваливших пещеру. Рано или поздно обстрел закончится, и я смогу спасти Абдуллу — думал я тогда. Но у Господа были другие планы.

Усама обвел взглядом сыновей и спросил:

— Знаете, что произошло дальше?

Мальчики тихо пробормотали:

— Нет… нет.

— Я увидел чудо! Господь направил второй снаряд точно в то же место у входа в пещеру, ставшую ловушкой для Абдуллы Аззама. Второй взрыв аккуратно расчистил вход, словно это сделали опытные землекопы.

Он кивнул головой при этом воспоминании.

— Абдулла Аззам вышел из сотворенной Господом расщелины так спокойно, будто он отдыхал там во время загородной прогулки!

Мои мальчики с благоговейным трепетом слушали о чудесах, явленных Господом.

Через пару дней после этого Усама сообщил мне, что у него есть планы, которые, как он надеялся, меня обрадуют. Он сказал, что в следующую свою поездку в Пешавар, пакистанский город, где находилась его база для сбора припасов и обучения бойцов, посылаемых в Афганистан, он собирается найти подходящий дом для нашей семьи. Он решил, что, пока наши старшие сыновья не ходят в школу, его семья будет время от времени сопровождать его в Пешавар.

Я никогда не была в Пакистане, но горела желанием туда поехать и хотела, чтобы эта поездка состоялась как можно раньше.

В течение последних трех лет жизнь Усамы напоминала жизнь перелетной птицы, мечущейся от одного гнезда к другому. Он летал из дома, из Саудовской Аравии, в Пакистан, а оттуда совершал вылазки в Афганистан, осуществляя связь между военными силами повстанцев на земле. Когда появлялась необходимость вернуться в Джидду, чтобы собрать дополнительные средства на борьбу или помочь братьям в семейном бизнесе, он приезжал домой. Но даже в те дни, когда муж находился в Джидде, он строго ограничивал время, уделяемое семье. Почти каждое утро Усама куда-то торопился: на важные встречи, касавшиеся борьбы против советских захватчиков или строительного бизнеса.

Разумеется, меня обрадовало, что теперь мы будем проводить какое-то время в Пакистане. Я изнывала от тоски, оставаясь в Джидде, когда мой муж месяцами пропадал в дальних краях. Растущим сыновьям нужен был отец, в особенности младшему, Омару — похоже, он скучал по отцу сильнее, чем остальные дети.

Мы с Усамой были женаты уже восемь лет. И хотя у нас имелись разногласия и трудности, связанные с его деятельностью в Афганистане, по большей части наш брак оставался безоблачным. Я была более чем довольна своим мужем, а его поведение говорило мне, что он не менее счастлив со мной.

Могла ли я предполагать, что вскоре наша семейная жизнь изменится навсегда?