Два-три москита не могли пробиться сквозь навалившийся на меня сон, и через несколько минут я их прихлопнул, но моя победа ни к чему не привела: голос решительно настроенного Альберто вторгся в сладостный лимб, в котором я пребывал. Слабые огни деревушки — она, судя по всему, должна была называться Летисия — маячили на левом берегу реки. Не раздумывая ни минуты, мы с великим пылом направили наш плот «Контикита» к далеким огням, но тут-то и произошел конфуз: громоздкая махина никак не желала приставать к берегу, упрямо прокладывая себе путь посреди потока. Мы гребли изо всех сил, и, когда, казалось, были уже близки к цели, плот разворачивался вокруг своей оси и нас снова сносило к середине реки. Со все возрастающим отчаянием мы смотрели, как удаляются от нас желанные огоньки, и наконец, выбившись из сил, решили по крайней мере выиграть битву у москитов и спокойно проспать до утра, чтобы решить, что делать дальше.

Положение наше было не из завидных, поскольку, доверься мы течению, оно рано или поздно должно было принести нас в Манауш, находящийся, по более или менее достоверным данным, в десяти днях пути, а поскольку в результате произошедшего накануне несчастного случая мы лишились рыболовных снастей, то следовало подумать о пропитании, к тому же у нас не было уверенности, которую придает знание того, что ты можешь пристать к берегу, когда тебе заблагорассудится; не говоря уже о том, что мы пересекали бразильскую границу, не выправив документов и не зная языка. Но все эти рассуждения не заняли у нас много времени, поскольку очень скоро мы уже спали беспробудным сном.

Когда солнце еще только вставало над горизонтом, я выбрался из-под полога против москитов, чтобы окинуть взглядом занимаемые нами позиции. Самым злокозненным образом «Контикита» решила прибиться вместе со своим живым грузом к правому берегу и тихонько пристала к небольшому причалу, хозяева которого, должно быть, жили где-то поблизости. Я решил оставить обзор местности на потом, так как мы все еще находились в сфере жизненных интересов зловредных насекомых, и они жалили нас почем зря. Альберто спал как убитый, и я решил от него не отставать. Болезненная слабость и нечто вроде подозрительной сонливости, мешавшие думать о будущем, овладели мной. Я был не в состоянии принять какое-либо решение и про себя прикинул: какое бы зло нам ни грозило, не было никаких оснований считать, что мы не выдюжим.