Юля проспала трое суток. Когда очнулась, голова болела, тело затекло, во рту пересохло. Но это было даже хорошо. Такие состояния Юля умела выгонять, значит, было чем заняться. Она выпила пол-литра воды и пошла на пробежку. На четыре шага вдох, на четыре шага выдох. Через пять километров тело вернулось в норму, подпитавшийся кислородом мозг потребовал работы, а гормоны – действия. Надо что-то делать! Но сознание невольно вновь и вновь возвращалось к неприятностям, к их пересчету и анализу.

«Кто же виноват во всем этом?» – думала Юля.

Ну, с Павлом, предположим, стечение обстоятельств. Но на самом деле она сама была виновата. Если бы она не убежала тогда, когда пришла его жена, может быть, что-то и выгорело бы. Ведь в то время признаков того, что он жестко подсел на черное, заметно не было. Но если она была виновата в этой нестыковке, то уже наказана. Выше крыши наказана.

Но все остальное – квартира и, главное, вожделенный санаторий. Если бы она могла работать в таком месте, это было бы настоящей профессиональной удачей, искупило бы потерю института, академической карьеры, всего. Это поставило бы ее жизнь вновь с головы на ноги. Она бы приносила реальную пользу и могла продолжить исследования, вернулась бы в ученое сообщество, стала бы снова переписываться с коллегами по всему миру, для этого появился бы повод.

В довершение всего Юле позвонил арендодатель и сообщил о повышении арендной платы. Повышение было весьма чувствительное. Нужно было или переезжать, или остаться почти без прибыли. Новое помещение – новые проблемы, потеря клиентов, издержки. И куда на время девать оборудование? Может, Настя позволит занять пустующий подвал?

У ее несчастья был виновник. И он был виноват не только перед ней. До чего он довел свою несчастную жену! Да и ее ли одну! И это повышение арендной платы – не его ли рук дело? Почти наверняка – его.

И обрушившееся на Юлю абстрактное мировое зло приобрело вполне конкретные, персонифицированные черты. Черты знакомые и ненавистные.

И вдруг легко и обыденно Юля подумала: «Я убью его».

И когда спустя секунду повторила эту фразу вслух, она уже точно знала, как именно это сделает.

Когда у Юли была цель, она отметала рефлексию и упиралась в цель головой.

Собственно, план состоял всего из двух пунктов.

Юля взяла деньги и, получив консультацию у Насти, по ехала покупать себе платье. Это будет не просто убийство, это будет жертвоприношение. Поэтому одеться следовало соответственно. Юлино гуманитарное образование изрядно хромало, да что там говорить, практически отсутствовало, поэтому такие имена, как Юдифь и Олоферн, ни о чем ей не говорили. Но интуиция подсказывала ей, что событие это непременно должно стать помпезным и торжественным.

Она выбрала красное платье «Дольче и Габбана». Платье сидело изумительно, Юля выглядела в нем вызывающе соблазнительной. Драпировки придавали ему некое уместное сходство с античным хитоном. К платью Юле захотелось надеть золотые украшения. Но золота за свою жизнь она, увы, не стяжала.

Заодно Юля избавилась от белых волос. Она много лет механически и бездумно их обесцвечивала. Но теперь решила с этим покончить. В конце концов, она давно уже не работала в том фитнес-клубе.

В салоне, выбранном опять же по Настиной рекомендации, Юля ткнула пальцем в прошлогодний портрет Евы Лонгории – в ее прическе перемежались очень темные и золотистые пряди – и села в кресло.

Получилось пристойно. На самом деле получилось очень красиво. В Юлиных глазах появился доселе незаметный фиолетовый оттенок. Это очень впечатляло. Туфли Юля купила «Кристиан Лубутен». Предельно женственные. После этого Юля набрала телефон Ильи.

Он валялся дома на диване перед телевизором, небритый и апатичный. Будущая стройка как-то вдруг надоела ему. Проектировщики опять затягивали сдачу проекта. Не хотелось ни есть, ни заниматься сексом, он пил, пил один уже третий день. Наташа, как он понял, переселилась к Денису, чтобы зализывать его раны. Чему Илья был только рад. Вот насчет Юли… Он впервые ощущал тягостное бремя белого человека – чувство вины. Если бы сейчас шла какая-нибудь война, он пошел бы и записался добровольцем. Но войны не было. До сезона охоты на уток было еще далеко. Наверное, его выручил бы экстрим. У него были знакомые, увлекавшиеся разного рода безумствами. Можно было бы подобрать что-нибудь, чтобы избавиться от непривычного гадостного самоощущения, которое Илья определял как моральный геморрой.

Зазвонил телефон.

Илья не ждал от жизни ничего хорошего, поэтому не спе шил вставать с дивана и идти на кухню за телефоном. Но когда увидел на дисплее имя «Юля», то просто подскочил на месте.

От нее ждать хорошего тоже не приходилось, но был шанс утолить любопытство. Однако, вопреки опасениям, разговаривала Юля приветливо, поинтересовалась его делами, ходом стройки, самочувствием жены, но было понятно, что звонит она по какому-то другому поводу.

– Ты сегодня вечером что делаешь? – наконец спросила она.

– Пока никаких планов.

– Может, пригласишь меня куда-нибудь поесть, потанцевать…

От неожиданности Илья глотнул воздуху.

– Да, разумеется, куда бы ты хотела?

– Я не ресторанный человек, поэтому выбери сам…

– Хорошо, выберу. Куда за тобой заехать?

– Давай без машины, может, захочется прогуляться…

– Ну, у меня водитель есть.

Водитель не входил в Юлины планы.

– Тогда, знаешь, давай я приеду к тебе, закажи еду домой. Ты ведь сейчас один живешь, как я поняла.

– Конечно, как скажешь!

– Адрес дай.

Илья продиктовал адрес.

Как только она отключилась, Илья принял алказельцер и развил бурную деятельность. Была немедленно вызвана домработница, которая проветрила квартиру, навела везде порядок, особенно в ванной, повесила чистые полотенца и перестелила постель. Сам Илья долго брился, мылся, подстригал ногти, брови и волосы в носу и ушах. Потом прикладывал к себе разные рубашки, в итоге остановился на дурацкой серебряной.

Сгонял за напитками в винный бутик. Заказал в своем любимом ресторане доставку на семь часов: себе мясное, Юле вегетарианское. Потом подумал про цветы, съездил в цветочный, притащил несколько охапок разных – не знал, какие она любит. Долго искал по всему дому вазы, хотел позвонить Наташе, спросить, где вазы, но в последний момент одумался. Поэтому пришлось поехать и купить несколько ваз. К семи часам он устал, просто выбился из сил. Серебряная рубашка пропотела, пришлось сменить ее на простую белую.

Привезли еду. Официант красиво накрыл на двоих и удалился.

Ни в полвосьмого, ни в восемь Юля не пришла. Но Илья терпеливо ерзал в кресле.

Пришла в девять. Она специально решила приехать попозже, чтобы встретить в парадной как можно меньше народу. Илья открыл ей из квартиры, и ей не пришлось объясняться с консьержем. «Консьерж-мужчина – это хорошо, – подумала Юля, – женщины гораздо внимательнее». Ей удалось проскочить достаточно быстро. Для подстраховки она надела на голову платок. Это устраняло главную примету – блондинка или брюнетка.

Перед дверью квартиры она тряхнула волосами, одернула платье. Все было в порядке, она нисколько не волновалась, чувствовала только твердую решимость совершить задуманное. Нажала кнопку звонка. Илья стоял за дверью и слышал, что она поднялась. Он-то как раз волновался. Волновался как вылечившийся импотент перед первым свиданием. Сердце просто выпрыгивало из груди.

Он открыл дверь.

Она была совершенна. Она всегда была по-особенному, не похоже на других хороша. Но сегодня, с этими волосами и в этом платье, она превосходила все образ цы красоты, которые он только мог вспомнить. Она выглядела величественной и в то же время вызывала низменные желания. Она улыбалась холодно и отстраненно, но весь ее вид говорил: «Я твоя, только протяни руку». Но он не посмел протянуть руку.

Он пригласил ее войти. Особый элегантный шик ее облику придавали перчатки. «Все-таки у меня отличный вкус», – подумал Илья. Ему было все равно, зачем она пришла, что она попросит, он согласится на все, лишь бы она осталась. Он уповал на то, что ей есть что попросить. Он разведется, раздаст состояние бедным, примет ислам, только бы она осталась.

Он пригласил ее за стол, они чинно сидели и ели остывшую еду, как будто вокруг были люди и необходимо было вести себя как все. Из такого его поведения Юля сделала вывод, что он боится ее спугнуть и будет слушаться.

Он ждал, когда она начнет излагать просьбу. Но она казалась беззаботной, болтала о погоде и городских новостях. Как всегда, почти ничего не ела и не пила.

Он закончил свое блюдо.

– Потанцуем, – предложила Юля.

Илья включил музыку, зажег свечи, которые нашел, ког да искал вазы. Она положила ему на плечо одну руку, другую ее руку он взял сам. Они танцевали медленно, молча, едва касаясь друг друга. Как будто и вправду находились на романтическом свидании. Собственно, так оно и было. Такого романтического вечера у Юли не было никогда. Жаль, что теперь он случился по совершенно не романтическому поводу.

Юля принюхалась к Илье, все тот же отличный запах, надо будет все-таки спросить, как он называется, такой мужественный, эротичный, без всякой педерастической сладости. Этот запах нравился ей с самого начала.

Юля никогда не знала за собой сентиментальности, а тут внезапно почувствовала такое удовольствие от всей этой визуальной и звуковой бутафории – цветов, свечей, музыки. Она испытывала чистый, космический кайф. И ей даже стало казаться, что это не вселенское зло рядом с ней, так трепетно держал он ее за руку. А что же тогда это? Юля просто перестала об этом думать.

Илья не пытался ее обнять или притянуть к себе. Ритуал был старым, общепринятым, известным. Он думал, что ей – тоже. Сначала ее просьба, затем его согласие, потом объятия. Он терпеливо ждал просьбы.

Юля про ритуалы ничего не знала. Она опасалась, что расчувствуется окончательно. К чему может привести эта неизвестная ей до сего дня пленительная, волшебная романтика, она не имела ни малейшего представления. Ей хотелось легких прикосновений, нежных поцелуев и, конечно же, слов… Много… И она уже не могла дождаться, когда он к ней прикоснется. Секс, как известно, повышает самооценку, избавляет от стресса и способствует работе мозга, во всем этом она сейчас отчаянно нуждалась. Все-таки пах он замечательно. Поэтому Юля решила проявить инициативу. Она забрала у него руку и стала медленно развязывать его галстук. Илья заволновался, но игру принял, уже не задумываясь о ритуале. Он мечтал об этом, добивался этого как умел. Обидел ее, ужасно обидел. И вот теперь она пришла и снова, как в первый раз, идет ему навстречу без всяких просьб или условий.

Другой бы напрягся, но Илья в этот вечер был глухарем на опушке и не подозревал, что за кочкой притаился охотник. Он хотел слишком сильно, чтобы еще и думать.

У Юли был в запасе еще такой сильный момент, как белье. Чтобы его продемонстрировать, она повернулась к Илье спиной и попросила расстегнуть молнию платья. Расстегивая молнию, он наконец понял, что трогать уже можно. И поцеловал ее спину в створе открывавшейся молнии один раз, потом еще раз пониже и еще ниже.

От этой не бог весть какой изысканной ласки Юлю вдруг будто током пронзило.

Он сразу почувствовал это. Илья не знал, зачем она пришла и что будет завтра. Спрашивать об этом не стал – крутые ни о чем не спрашивают. Поэтому он решил показать ей все, на что способен, чтобы она в любом случае навсегда запомнила этот вечер.

Он представил себе стоящих тут же шеренгой Дени са, Сергея Ивановича, толстого депутата городской Думы, неизвестного, которого она вроде как любит, в образе почему-то артиста Пореченкова, и даже амбала, привозившего подарок от Сергея Ивановича. «Смотрите и учитесь, the best of Илья Круглов», – мысленно сказал он им.

Поскольку лейтмотивом вечера была романтика, он решил исполнить свою партию в романтическом стиле.

Он взял Юлю на руки и понес на кровать.

И закатил ей такую качественную прелюдию, какой не делал еще никогда в жизни. Спасибо порнухе, самому-то откуда научиться. Всегда или пьян, или некогда, по-быстрому – и бежать.

В Юлиной жизни тоже никогда не было такой прелюдии, поэтому она произвела на нее запланированное Ильей впечатление. Через некоторое время Юля почувствовала, что почти перегрелась, что прелюдии уже пора завершиться и пришло время начаться фуге или фантазии, смотря, что он на сегодня заготовил, она пыталась дать ему понять это. Но он приподнимался, делал несколько глубоких вдохов и продолжал. Юля уже почти забыла, зачем она вообще пришла. Окситоцин, серотонин, допамин выделились и начали делать свое дело. Его глаза вдруг показались ей глубокими и прекрасными, тело совершенным, а в предстоящем соединении с ним, казалось, был заключен весь смысл ее жизни. Ей хотелось, чтобы он приблизил свое лицо, поцеловал, хотелось еще и еще раз вдохнуть его магнетизирующий запах.

– Давай, – сказала Юля, – ну давай же!

Но Илья не был бы Ильей, если бы не попытался взять реванш.

– Попроси как следует! Ну, давай, скажи это! Ты же раньше вроде не хотела!

Эти слова отрезвили Юлю. «Получай удовольствие, – сказала она себе, – но не забывай, с кем имеешь дело».

Вместо просьбы она, спортсменка со стажем, перевернула его на спину и просто села на него. Так что фуга получилась совсем краткой и сразу наступил каданс. Они вздрогнули, замерли и еще раз вздрогнули одновременно.

– Люблю, люблю, люблю тебя, – спохватившись, прошептал он и поцеловал ее в губы, торопясь завершить свой романтический выход, пока либидо не отхлынуло и не наступила стадия расслабления.

Юля чуть было не ответила ему тем же. Иллюзия была настолько правдоподобная, что лишь усилием воли ей удалось отогнать от себя желание поверить, простить и отказаться от задуманного.

«Заснет или не заснет?» – думала она.

– Спать хочешь?

– Спать? Да я только начал.

И он не обманул, прежде чем уснуть, сделал это еще раз – менее старательно, но зато более естественно и человечно.

Волны серотонина качали и баюкали Юлю. Было очень хорошо, она сама устала и хотела спать. Горести, благодаря выделившимся во время секса гормонам, оставили ее, она понимала, что не более чем на пару часов, но все равно оставили. Она задремала, уткнувшись носом в его шею. Она чувствовала благодарность и прорастающую привязанность. Биохимия – великая вещь. Еще оставалась возможность просто расслабиться и уснуть.

Но она приходила не за этим. Зло, даже если оно способно доставить незаменимое, но, в сущности, примитивное плотское наслаждение, остается злом и должно быть уничтожено. Это как рак, если он появляется – его просто вырезают. «Вставай!» – приказала она себе. Юля тихо выползла из-под его руки, оделась. Перчатки так и оставались на руках, – хорошо, не придется протирать за собой мебель, уничтожая отпечатки. Она взяла со стола его мобильный телефон и стерла в записной книжке свои номера, а в списке звонков свой сегодняшний вызов. Потом на цыпочках прокралась в прихожую и выглянула на площадку. Никого не было. Она спустилась на этаж ниже. Там за мусоропроводом стоял пакет, в котором было спрятано орудие убийства.

Юля взяла пакет, поднялась обратно, вошла в спальню, положила пакет под кровать и приоткрыла его. В пакете лежала большая, уже слегка с душком щука. Теперь надо было бежать. Илья шевельнулся.

Юля поползла к выходу и даже не стала захлопывать за собой дверь, чтобы от звука он не проснулся раньше времени. Она поднялась этажом выше и села на ступеньки. «А как же пакет? – вдруг подумала Юля. – Его же надо будет забрать. После. Блин. Или выбросить в окно? Теперь мне придется ждать, когда он умрет».

Было два часа ночи. Завибрировал Юлин мобильный.

Звонила Люся.

– Не спишь? Не помешала? Что делаешь?

– Жду, когда он умрет.

– В каком смысле?

– Ну, у него аллергия на рыбу, даже на запах: пять минут – и анафилактический шок. Он уснул, я ему рыбу положила под кровать. Сама на лестнице сижу. Минут через пятнадцать пойду рыбу заберу и дверь захлопну.

– Ты вот, Хлудова, конечно, доктор наук, да? Но на самом деле ты знаешь кто? Ты придурок, нет, ты эмоциональный урод! – Люся перешла на крик: – За что ты его решила убить? За то, что он просил разрешить ему любить тебя? К тебе кто-нибудь когда-нибудь испытывал такие сильные чувства? Ты вообще когда последний раз видела мужчину с сильными чувствами? Может, твой отец любил тебя так же сильно? Может, кто-нибудь другой? Вспомни хоть одного! Он всего лишь хочет тебя любить! Как умеет. Может, тебя его умение не устраивает, но я лично ни разу не видела мужика, который ради женщины совершил бы столько поступков. Да, это плохие поступки! Но ведь им, остальным, им же вообще всем по барабану, есть ты на свете или нет! Ты вообще что-нибудь в этой жизни понимаешь? Быстро говори его адрес, а не то я тебя в ментуру сдам!

Юля сказала адрес, и Люся вызвала самую дорогую и быструю «скорую» в городе.

Юлина беда вмешалась в Настины планы. Потерявшая все, что у нее было, подруга нуждалась в Настиной помощи. Но как помочь, Настя пока придумать не могла. Как на грех, прихворнул Шамиль. Ревматизм загнал его в постель, он не мог ходить и едва держал в руках ложку. Пришла Настина очередь кормить его обедом, и она, не выдержав его медлительности, принялась пичкать его своей рукой, как младенца. Шамиль подавился и стал кашлять.

– Прости, – сказала Настя, – привыкла детей кормить.

– Ничего, – ответил старик, – я наелся.

Настя встала, намереваясь поскорее уйти.

– Подожди, надо поговорить.

Настя села.

– Этот климат меня убивает, – сказал Шамиль, – сама видишь. Скоро горшки придется из-под меня выносить. Я этого не хочу, Аллах свидетель. Я сейчас что-то тебе покажу, только ты не кричи и никому ничего не говори.

Настя кивнула. Шамиль вынул из-под подушки толстую фирменную папку – необычную, похоже, из натуральной кожи.

Настя взяла папку в руки, открыла, стала перебирать бумаги. Она, хоть и проявляла способности к языкам, так ни одного и не выучила.

– Это по-каковски?

– По-французски. Купчая на отель на Лазурном Берегу и десять гектаров земли с фермой.

– На кого?

– На меня.

– Я знала, что есть что-то еще. Как бы иначе он мог позволять мне покупать все те шмотки.

– Я хочу еще пожить, но здесь, в этом болоте, не получится. Поэтому предлагаю продать здесь все и переехать во Францию. Бабы будут вести отель, это несложно, ты будешь директором. Жить будете прямо в отеле – там, в верхнем этаже, квартиры. А я с мальчиком на ферме. Я все ему завещаю. Во Франции с наследованием такого бардака нет. Если помру – ты опекун. Продадим все в белое, по безналу, заплатим налоги. Откроем побольше счетов в разных банках, постепенно, каждый месяц, будем переводить во Францию. Накладно, конечно, но не здесь же оставлять. Получается за дом с участком 2 лимона, за мой хутор – 100 тысяч, да 125 тысяч за акции, да супермаркет во Всеволожске тоже лимона 2–3. Так что деньги будут.

– Супермаркет был?

– Да.

– Язык трудный.

– Ничего, молодая, выучишь.

– За четыре месяца продашь?

– Наверное, да. Еще одну зиму здесь не протяну.

– Про этот отель кто-нибудь знает?

– Нет. Только я и теперь ты.

– Вдруг бабы откажутся?

– Не откажутся. Ну, ты-то согласна?

– Ты не заставишь меня сидеть привязанной в этом отеле?

– Мне все равно, лишь бы внук был со мной.

Настя протянула Шамилю руку:

– Забирай.

Настя добралась до своей комнаты как во сне. Вот ведь как прибеднялся, а на самом деле… И тут в голове ее созр ел чудный план, который решал все проблемы, включая Юлину.

Спустя два дня, вооружившись отказами других наследников в свою пользу – ксерокопиями, конечно, не оригиналами, оригиналы она держала в сейфе, – Настя без предупреждения явилась в офис охранной фирмы.

Роберт отсутствовал, а трое остальных сидели по кабинетам. Настю пригласили в кабинет генерального, бывший кабинет Руслана, и усадили против света.

Насте их ухищрения были безразличны, ее позиция была очень сильной, они даже не представляли насколько.

– Вот отказы остальных наследников в мою пользу. Желаете ознакомиться?

– Желаем, – ответил новый генеральный.

Настя толкнула ему бумаги через стол. Генеральный не стал их читать, а попросил секретаря пригласить в кабинет юриста. Сам же с видом полового и умственного превосходства сквозь стекла очков в золотой оправе иронически смотрел на Настю.

– Предположим, что с вашими бумагами все в порядке, что вы хотели нам сообщить?

– Ну, во-первых, – Настя встала и принялась расхаживать по комнате, загибая пальцы, – перекрасьте кабинет в розовый цвет. Этот мерзкий бежевый наводит на меня тоску. Во-вторых, чтобы этой кривоногой секретарши к ноябрю здесь не было. Наймем мальчика по кастингу. В-третьих, в компании слишком много директоров, надо будет почиркать штатное расписание.

– И на каком же основании вы намерены требовать от нас все это?

– Это основание держит в руках ваш юрист. Его мы тоже уволим, галстук совершенно безобразный. Через ч етыре месяца я стану безраздельной собственницей 51 процента акций. В тот же день мы проведем собрание акционеров, на котором я большинством голосов, – Настя, как бы голосуя, подняла обе руки, – буду избрана новым директором этого предприятия. Или вы против?

– А вы в курсе, что, если в течение трех месяцев в должности директора вы совершите действия, которые приведут к потере компанией 25 процентов оборотных средств, вы будете лишены права быть директором?

Генеральный гневно посмотрел на сказавшего это юриста, он не хотел, чтобы Настя об этом узнала.

– Три месяца? Я не смогу так долго работать, милый, у меня трое маленьких детей. Я в первый же месяц приму решение о слиянии нашей фирмы с какой-нибудь другой, например с «Аресом» или «Титаном». Какие красивые, мужественные названия! Они не станут возражать. Наши клиенты придутся им по вкусу. Директор имеет право принять такое решение, не так ли? – Настя посмотрела в сторону юриста.

Ответить ему было нечего, потому что директор действительно имел такое право.

– Чего ты хочешь?

– Пансионат.

– Его рыночная стоимость выше суммы, которую мы готовы предложить, – вмешался финансовый директор.

– Зато балансовая – смехотворная. И не просто, мальчики, пансионат, а реконструированный пансионат, причем реконструкция к ноябрю должна быть уже завершена и не отражена в официальной документации, то есть балансовая стоимость должна остаться прежней. Какая именно нужна реконструкция, я сообщу на следующей неделе. Если не будет пансионата – будет слияние, а затем поглощение. – Настя торжественно вышла из кабинета.

– Придется ее заказать, – сжал кулаки директор по кадрам.

– Перестань, – ответил финансовый, – отдать этот сарай гораздо проще, чем собрать и обналичить двести тысяч. Вот только что за реконструкцию она хочет, надеюсь, не золотые унитазы. А заказывать бесполезно, не она, так дед придет – там еще дед и две бывшие жены, не мочить же всех.

– В таких случаях эффективен пожар, – гнул свое директор по кадрам.

– Посмотрим, посмотрим… – примирительно проворчал генеральный.

Люся толстела, снова становилась злобной и совсем не нравилась сама себе. От стройного и красивого Люсиного мира, в котором раньше были два полюса – Люс я и весь остальной враждебный мир, ничего не осталось. Вторым полюсом в ее новом изменившемся мире стал случайно увиденный ею пенис. А все остальное аморфно колыхалось вокруг. Такое положение было для Люси неестественным. Люсе хотелось совершенства: она и пенис на одном полюсе – на другом весь остальной мир, при этом она была готова сменить враждебное отношение к миру на индифферентное. Ей стало казаться, что она скучает по Карме, а не только по массажу. Но все-таки, кроме красивого пениса, в его облике не было ничего мужественного. Но ведь именно вульгарные признаки мужественности – табак, перегар и щетина – всегда внушали Люсе наибольшее отвращение. Для нее изящный, нежный, экзотичный и не знающий, что такое мужской шовинизм, Карма был не просто приемлемым – единственно возможным вариантом. Это был не просто случай – это был подарок судьбы. С ним было не о чем поговорить, но разве Люся когда-нибудь нуждалась в собеседнике? А слушателем он был хорошим.

Люся приняла решение. Она набрала Юлин номер. Юли не было дома. Ответил Карма.

– Возвращайся, – сказала Люся. – Я буду твоей женщиной.