20
После этого я провел еще пару матчей, и само собой, оба выиграл. И вот звонит как Майк мне и Дэну из своего офиса, и говорит:
— Парни, на этой неделе нужно будет встретиться с Профессором.
— Кто это еще такой? — спрашивает Дэн.
— Он из Калифорнии, — говорит Майк, — там считается очень крутым. Тоже метит на звание Чемпиона Запада.
— Я готов, — говорю я.
— Но вот какое дело, парни, — говорит Майк. — На этот раз ты, Форрест, должен будешь поддаться.
— Поддаться? — говорю я.
— Поддаться, — отвечает Майк. — Понимаешь, ты уже давно выигрываешь, месяц за месяцем. Неужели неясно, что пора бы и проиграть, чтобы поддержать немного популярность?
— С чего это?
— Очень просто. Публика любит несчастненьких. А когда побеждаешь после поражения, ты смотришься гораздо лучше.
— Мне это дело не нравится, — говорю я.
— Сколько ты платишь? — говорит Дэн.
— Два куска.
— Мне это не нравится, — говорю я.
— Два куска — это куча денег, — говорит Дэн.
— И все-таки мне это не нравится, — говорю я.
Но мне пришлось согласиться.
В последнее время Дженни вела себя как-то странно. Но я решил, что все дело в нервах. А потом она приходит домой и говорит:
— Форрест, я на пределе. Пожалуйста, не ходи туда и не борись.
— Но я должен, — говорю я. — К тому же, все равно мне придется поддаться.
— Поддаться? — спрашивает она. Я объяснил ей идею Майка, а она отвечает:
— Какая гадость, Форрест, это просто ужасно!
— Это мой мир, — отвечаю я ей — вроде это соответствовало моменту.
Ладно, через день-другой приходит Дэн домой и отзывает меня для разговора.
— Форрест, мне кажется, я нашел решение всех наших проблем.
Что же он такое нашел, спрашиваю я его.
— Мне кажется, — говорит Дэн, — пора нам сматывать удочки и кончать с этим делом. Я знаю, что Дженни это все не по вкусу, и если мы уж решили начать разводить креветок, то пора этим заняться. Кроме того, я придумал, как нам сделать кучу денег на этом.
— То есть? — спросил я.
— Я тут в городе потолковал с одним парнем… букмекером. Он говорит, что прошел слух, что ты собираешься поддаться Профессору.
— Ну и? — говорю я.
— А что, если ты победишь?
— Как это?
— Начистишь ему физию.
— Тогда будут проблемы с Майком, — говорю я.
— И хрен с ним, — говорит Дэн. — Слушай, дело тут вот какое. Предположим, мы поставим наши десять тысяч на победу? Один к двум? Ты чистишь ему физию и мы получаем двадцать кусков.
— Но у меня будут проблемы, — говорю я.
— Мы получим двадцать кусков и свалим из города, — говорит Дэн. — Представляешь, что мы сможем сделать с двадцатью кусками? Мы не только купим этот креветочный бизнес, но и самим еще останется. Мне тоже кажется, что пора завязывать с этим реслингом.
Вот, думаю я, а Дэн ведь все-таки мой секундант, и думает как Дженни. Двадцать кусков — это действительно совсем неплохо.
— Ну, что ты думаешь? — говорит Дэн.
— Ладно, — говорю я, — идет!
Настал день драки с Профессором. Майк подъехал к нашему дому и засигналил, поторапливая нас. Я спросил Дженни, готова ли она.
— Я не пойду, — отвечает она, — по телевизору посмотрю.
— Но ты должна поехать, — говорю я, и прошу Дэна объяснить ей, зачем это нужно именно сегодня.
Дэн объяснил ей, каков наш план, и что кто-то должен отвезти нас в Индианаполис после того, как я сделаю этого Профессора.
— Мы же не в состоянии вести машину, — говорит он, — а нам нужно будет убраться оттуда как можно скорее, вернуться сюда, забрать двадцать кусков у букмекера, и слинять из города.
— Нет, я не желаю иметь ничего общего с вашими делами, — говорит Дженни.
— Но ведь двадцать кусков! — говорю я.
— К тому же это просто нечестно, по отношению к Майку, — отвечает она.
— Ну, уж что касается нечестности, то он только этим и существует, — говорит Дэн. — Он заранее планирует, кому поддаться, кого победить.
— Я не иду, — сказала Дженни, а Майк снова сигналит, и тогда Дэн говорит:
— Ладно, мы пошли. Мы заедем за тобой, когда все кончится, так или иначе.
— Вам, ребята, должно быть стыдно, — говорит нам Дженни.
— Ну, когда речь идет о двадцати штуках, нечего строить из себя чистюлю, — бросил Дэн.
В общем, мы отъехали.
По дороге в Форт Уэйн я большей частью молчал, потому что меня немного напрягало то, как мы собирались поступить со стариной Майком. Все-таки он хорошо ко мне относился, хотя с другой стороны, как объяснил мне Дэн, Майк неплохо на мне наварился, так что получится у каждого своя игра.
Когда мы приехали, первый матч уже начался — Фея делал отбивную котлету из Гиганта Джуно. Потом должна была состояться командная встреча между женщинами. Мы прошли в раздевалку, и я переоделся в памперсы и колпак. Дэн попросил кого-то позвонить в такси, чтобы прислали машину, и чтобы эта машина стояла у входа с включенным мотором, так что мы смогли бы сразу сбежать.
Вот в мою дверь постучали — пора выходить. Мы с Профессором были героями дня.
Когда я вышел на ринг, Профессор был уже там. Оказалось, это маленький такой худой парень с бородкой и в очках, на нем была черная мантия и квадратная шапочка. Действительно, черт его раздери, вылитый профессор! Я твердо решил показать ему, где раки зимуют.
Ну ладно, взбираюсь на ринг, а комментатор объявляет: «Леди и джентльмены!» Публика завопила, а он продолжает: «Мы рады представить вам нашу главную пару — основных претендентов на титул чемпиона Профессиональной североамерианской ассоциации реслинга — Профессор против Дурачка!»
Публика снова завопила, и даже нельзя было понять — то ли они рады, то ли злятся. Да это неважно — ударили в гонг и матч начался.
Профессор снял свою мантию, очки и шапку, и принялся кружить вокруг меня, грозя мне при этом пальцем, словно я в чем-то провинился. Я попробовал провести захват, но он все время выскакивал и все грозил мне пальцем. Так шло несколько минут, а потом он ошибся — забежал мне за спину и попытался пнуть ногой, и тут-то я его поймал и швырнул на веревки. Он отскочил от веревок, словно мячик и понесся прямо на меня, а я его схватил и только собирался трахнуть об пол, как он вдруг вывернулся и не успел я оглянуться, как он оказался в своем углу, и вдруг появляется уже с большой линейкой в руках!
Сначала он хлопал ей по ладони, словно готовился меня отстегать. Но вместо этого, когда я уже изловчился его схватить, как засветит мне этой линейкой в глаз, словно желая его выковырять! Ну и ощущение, доложу я вам — от боли я света не взвидел, отступил, пошатнулся и рухнул. Тут он наклоняется и что-то сует мне в памперсы — и тут же я понял что именно — муравьев! Бог знает, где он их держал, только они начали так сильно кусать меня, что я просто взвыл от боли.
Дэн мне кричит, чтобы я с ним кончал, но попробуйте это сделать, когда у вас в трусах кишат муравьи! Тут прогремел гонг — конец первого раунда, и я вернулся в угол, и мы начали вместе с Дэном вылавливать муравьев.
— Это грязный трюк, — говорю я.
— Ладно, только побыстрее с ним кончай, — говорит Дэн, — нам не нужны неожиданности.
Во втором раунде Профессор выходит из угла и начинает корчить мне рожи. Только он подошел на близкое расстояние, как я его схватил, поднял над головой и принялся вращать, как пропеллер.
Я прокрутил его раз пятьдесят, чтобы увериться, что у него уже голова закружилась, а потом зашвырнул его как можно дальше в публику. Он приземлился где-то в пятом ряду, прямо на колени пожилой даме, вязавшей свитер, и она принялась колотить его зонтиком.
Проблема была в том, что этот «пропеллер» и на меня тоже подействовал. Вокруг меня все кружилось, но я решил, что это скоро пройдет, а с Профессором дело покончено. Вот тут я ошибался.
Я уже почти очухался от головокружения, как чувствую, что-то меня схватило за лодыжки — гляжу вниз, а это Профессор приполз из зала, и притащил с собой клубок шерсти, позаимствованный у той самой пожилой дамы. И теперь он опутывает мне ноги этой самой шерстью!
Я начал было высвобождаться, а он носится вокруг меня, и обматывает шерстью, как мумию какую. Так что скоро он обмотал меня целиком и я не мог ни рукой ни ногой двинуть. Тут Профессор завязал на мне маленький такой бантик из остатков шерсти, встал передо мной и поклонился — словно фокусник, когда ему удается трюк.
Потом он вдруг прыгнул в свой угол, и притащил оттуда какую-то толстенную книгу — похоже на словарь — и снова поклонился. А потом принялся лупить меня этой книгой по голове. Я просто ничего не мог поделать. После дюжины ударов я просто отключился. И словно сквозь сон я слышал, как публика взревела, а Профессор уселся на меня и принялся щипать — он победил!
Майк и Дэн поднялись на ринг, и принялись распутывать шерсть, которой я был опутан.
— Потрясающе! — говорит Майк, — просто потрясающе! Я и сам бы не смог придумать ничего эффектнее!
— Заткнись, — говорит Дэн. Потом поворачивается ко мне и говорит:
— Да, положение лучше не придумаешь — Профессор тебя перехитрил!
Я ничего не ответил. Я чувствовал себя полным ничтожеством. Все рухнуло, и самое главное, что я понял — никогда больше я не выйду на ринг.
Так что спасительное такси нам не понадобилось, и Майк отвез нас с Дэном в Индианаполис. По дороге он не переставая нахваливал меня, и говорил, что теперь я снова могу побеждать, и заработаю кучу денег.
Когда он подъехал к квартире Дженни, он передал Дэну конверт с двумя тысячами долларов — мой гонорар за матч.
— Не бери, — сказал я Дэну.
— Что такое? — удивился Майк.
— Слушай, — говорю я, — мне нужно кое-что тебе объяснить.
И тут вмешался Дэн:
— Он хочет объяснить тебе, что больше не собирается бороться.
— Вы что, ребята, шутите? — поразился Майк.
— Мы не шутим, — отвечает Дэн.
— Ладно, что случилось? — спрашивает Майк. — Форрест, что происходит?
Но прежде я смог что-то ответить, снова вмешался Дэн:
— Сейчас он не будет об этом говорить.
— Ладно, — говорит Майк, — мне кажется, я понял. Вы, парни, выспитесь получше, а утром я позвоню, и мы вернемся к этому разговору, идет?
— Идет, — ответил Дэн, и мы вышли из машины. Когда Майк уехал, я говорю:
— Не надо было тебе брать эти деньги.
— Знаешь, это все, что у нас сейчас осталось, — говорит он. Все остальное пропало — только теперь я это сообразил.
Мы поднялись в свою квартиру, и вот те на! — а Дженни там нет. И вещей ее тоже нет, она оставила только нам несколько чистых простынь и полотенец, тарелок и кастрюль. А в гостиной на столе лежала бумажка. Дэн первый ее обнаружил и прочел мне вслух. Письмо гласило:
«Дорогой Форрест!
Я больше не в состоянии это переносить. Я пыталась тебе объяснить, что я чувствую, только тебе было все равно. А то, что вы собираетесь сделать сегодня вечером, особенно отвратительно. Это просто нечестно, и я боюсь, что после этого я больше не смогу с тобой жить.
Возможно, это частично моя вина, просто настало время, когда мне захотелось оседлой жизни. Мне хочется обзавестись семьей, домом и ходить по воскресеньям в церковь. Форрест, мы знакомы с первого класса, то есть почти тридцать лет, и я видела, как ты вырос, стал красивым и сильным. И когда я поняла, что я в самом деле тебя люблю — когда ты приехал в Бостон — я решила, что я самая счастливая женщина в мире.
А потом ты стал слишком много курить травы, и ты заигрывал с этими девицами в Принстауне, но даже после этого я продолжала тебя любить и очень обрадовалась, когда ты приехал в Вашингтон, на ту демонстрацию.
Потом тебя запустили в ракете, и ты пропал на четыре года. Мне кажется, что за это время я переменилась — у меня уже не осталось никаких радужных надежд, и мне казалось, что я бы удовольствовалась самой простой жизнью. Где угодно. И вот настало время отправиться на поиски этой жизни.
Форрест, ты тоже изменился. Не думаю, что ты можешь тут что-то изменить, ведь ты всегда был «особенным», но только мы перестали быть близкими людьми.
Сейчас, когда я пишу это письмо, мне так горько, что я плачу. И все-таки мы должны расстаться. Пожалуйста, не пытайся меня искать. Желаю тебе счастья, дорогой мой — прощай.
С любовью — Дженни.»
Дэн передал письмо мне, но я выпустил его из рук, и оно упало на пол, а я так и стоял посреди комнаты, словно парализованный. Пожалуй, впервые в жизни я ощутил, каково это — чувствовать себя полным идиотом.
