Гун-ани и притчи о разном

Назад: Житейские притчи и предания о мирянах и монахах

Дальше: Четыре Гун-аня из сборника Умэня Хуэй-кая

Пора спать

Гадзан сидел у постели своего учителя Текисуна за три дня до его смерти. Текисун уже выбрал Гадзана своим преемником.

У Гадзана было много забот, а тут еще тяжелая болезнь учителя. Их храм недавно сгорел, и Гадзан торопился восстановить его. Текисун спросил слабым голосом:

– Что ты собираешься делать, когда храм будет восстановлен?

– Когда ты выздоровеешь, мы хотим, чтобы ты в нем проповедовал, – отвечал Гадзан.

– А если я не доживу до тех пор, тогда что?

– Тогда у нас будет наставником кто-то другой, – пожал плечами Гадзан.

– А если вы никого не найдете на мое место, что тогда? – продолжал допытываться Текисун.

Гадзан ответил громко и резко:

– Не задавай глупых вопросов. Пора спать!

Собственная сокровищница

Дайдзю навестил учителя Басё в Китае. Басё спросил:

– Чего ты ищешь?

– Просветления, – ответил Дайдзю.

Открой свою собственную сокровищницу и черпай сокровища оттуда.

– У тебя есть собственная сокровищница. Почему ты ищешь чего-то на стороне? – спросил Басё.

Дайдзю спросил:

– Где же моя сокровищница?

Басё ответил:

– То, что ты спрашиваешь, и есть твоя сокровищница.

И Дайдзю обрел просветление. Позже он часто твердил своим друзьям: «Открой свою собственную сокровищницу и черпай сокровища оттуда».

История с разрубленной кошкой

Наньцюань узнал, что монахи Западного и Восточного залов монастыря заспорили о том, кому из них принадлежит монастырская кошка. Он схватил кошку и сказал монахам: «Тот из вас, кто скажет правду, спасет кошку». Все, однако, промолчали, и тогда Наньцюань разрубил кошку пополам.

Вечером в монастырь вернулся Чжаочжоу. Наньцюань рассказал ему о случившемся и спросил его, как бы он поступил на месте монахов. Чжаочжоу снял сандалии, положил их себе на голову и вышел прочь.

«Жаль, что тебя там не было, – воскликнул Наньцюань. – Иначе кошка была бы спасена».

Умэнь прокомментировал историю: «Зачем Чжаочжоу положил сандалии на голову? Если кто-нибудь знает ответ, то он поймет, что Наньцюань не впустую давал свое обещание. А тот, кто не знает, пусть поостережется».

Пока ваши головы лежат на подушке,

Вы даете начало тысяче мыслей,

Однако назавтра вы снова будете

Продавать соевый творог.

Своевременная песня девушки

Еще будучи послушником, будущий основатель монастыря Ситань, что на горе Петушиная Лапа (Цзицзу, кит.), обратился за наставлениями к просветленным наставникам и достиг довольно значительных успехов под их руководством. Однажды, путешествуя, он остановился в гостинице и услышал, как девушка из лавки по соседству, торговавшей соевым творогом, поет такую песню:

Соевый творог —
Чжан и Соевый творог – Ли (13),
Пока ваши головы лежат на подушке,
Вы даете начало тысяче мыслей,
Однако назавтра вы снова будете
Продавать соевый творог.

Наставник в этот момент медитировал и, услышав эту песню, тотчас же достиг пробуждения.

Комментарий Чарльза Лука: «Занимаясь медитацией, он уже избавился от всех побочных мыслей, и, услышав песню, он мгновенно воспринял то, что этой песне внимало, то есть собственную природу. Название этого явления – всецелое просветление Авалокитешвары при помощи слуха, или успешное использование слуха для восприятия собственной внутренней природы».

Подвижник-чудотворец

Один монах-затворник, проживший в гроте на маленьком островке более 20 лет и добившийся больших успехов своим усердием, вернулся, наконец, к людям и поселился в крытой соломой хижине на обочине дороги в провинции Фуцзянь. Жил он в основном тем, что угощал чаем проходивших путников.

Было это во время правления Вань-ли (1573–1619), в год кончины императрицы-матери. Император пожелал пригласить выдающихся монахов, чтобы они выполнили буддистские обряды во благо его усопшей матери. Вначале он собирался пригласить монахов из столицы, но в то время там не оказалось выдающихся подвижников. Однажды ночью император увидел во сне свою мать, которая сказала ему, что есть такой монах, который ей нужен, в префектуре Чжанчжоу провинции Фуцзянь. Император послал туда чиновников, чтобы они пригласили всех местных монахов в столицу для совершения обрядов. Когда все эти монахи со своими узелками, направляясь в столицу, проходили мимо хижины бедного монаха, тот спросил их:

– Преподобные наставники, отчего вы так счастливы и куда держите путь?

Монахи ответили:

– Мы получили повеление императора прибыть в столицу для совершения обрядов ради его покойной императрицы-матери.

Бедный подвижник спросил:

– А можно мне пойти с вами?

Ему ответили:

– Ты так жалок! Как ты можешь с нами идти?!

Подвижник сказал:

– Я не умею читать сутры, но могу нести ваши узлы. Посещение столицы этого стоит.

С этими словами он поднял узлы и отправился в столицу вместе с ними.

Между тем, узнав, что монахи скоро прибудут, император поручил одному чиновнику спрятать под дворцовым порогом экземпляр «Алмазной сутры».

Не подозревавшие о том монахи перешагнули порог один за другим и вошли во дворец. Лишь бедный подвижник повел себя по-другому. Приблизившись к порогу, он опустился на колени и сложил ладони перед грудью. Напрасно привратники окликали его и пытались поскорее затолкать внутрь. Об этом эпизоде доложили императору, который понял, что прибыл нужный ему монах, и лично вышел ему навстречу.

Но прежде император спросил:

– Почему вы не входите во дворец?

Монах отвечал:

– Я не отважусь на это, потому что под порогом лежит «Алмазная сутра».

Тогда император предложил:

– Почему бы вам все же не войти, встав на голову?

В итоге монах уперся руками о землю и, совершив сальто, оказался во дворце. Император оказал ему величайшие почести и поместил во внутренних покоях дворца.

На вопрос об алтаре и обряде монах ответил:

– Обряд состоится завтра утром во время пятой ночной стражи. Мне понадобится лишь один алтарь с одним путеводным знаменем (14), один стол с благовониями, свечами и плодами для подношений.

Императору, конечно, не очень-то пришлось по душе то, что предстоящий обряд будет столь скромным; в то же время он все-таки опасался того, что монах не обладает достаточными опытом и добродетелью для его проведения. На всякий случай он поручил двум придворным дамам прислуживать монаху при омовении. Придворные дамы сообщили императору, что во время омовения детородный орган монаха оставался неподвижен, что свидетельствовало о том, что монах, по крайней мере, не распутник.

В общем, все распоряжения монаха относительно приготовлений к обряду были выполнены, и на следующее утро подвижник приблизился к алтарю, соединил ладони и, держа в руках знамя, подошел ко гробу с такими словами:

В действительности я не прихожу;
Однако в своих пристрастиях вы односторонни.
Стоит лишь в одной мысли осознать,
что рождения нет,
Как вы пронесетесь над обителями дэв.

После церемонии подвижник заявил императору:

– Поздравляю вас с освобождением ее величества Императрицы-Матери!

Все же император еще сомневался в эффективности обряда, который закончился так скоро. Но тут в помещении вполне отчетливо голосом покойной императрицы прозвучали слова: «Отныне я свободна; ты должен поклониться святому наставнику в знак признательности».

Император был ошеломлен и просиял от радости. Он поклонился монаху и поблагодарил его. Во внутренних покоях дворца для наставника была приготовлена вегетарианская трапеза. Увидев на императоре цветистые штаны, монах задержал на них взор. Император тут же спросил:

– Преподобному пришлись по душе эти штаны?

С этими словами монах накрыл ступу своим длинным рукавом, поднялся в воздух и исчез.

И тут же снял их и преподнес гостю. А затем даровал монаху титул Государственного Наставник. а «Штаны Дракона». После трапезы император пригласил монаха в сад, в котором возвышалась драгоценная ступа. Увидев ее, монах пришел в восторг и остановился, чтобы ею полюбоваться. Император спросил:

– Государственному Наставнику пришлась по душе эта ступа?

Гость ответил:

– Она удивительна!

Император тут же решил:

– Я хочу поднести ее вам в знак почтения.

Когда хозяин отдавал распоряжения относительно отправки ступы в Чжанчжоу, монах сказал:

– В этом нет нужды, я могу забрать ее сам.

С этими словами монах накрыл ступу своим длинным рукавом, поднялся в воздух и исчез.

Предсказание Хосина

Мастер дзен Хосин много лет прожил в Китае, где изучал чань. Вернувшись на родину, он поселился на северо-востоке Японии, где у него было много учеников. Уже совсем состарившись, он как-то поведал историю, слышанную им в Китае. Вот она:

– Как-то двадцать пятого декабря совсем уже состарившийся Тофуку сказал своим ученикам: «Я не собираюсь жить в следующем году, так что вы, ребята, ведите себя со мной хорошо в этом».

Ученики решили, что он шутит, но поскольку он был великодушным учителем, то в оставшиеся дни уходящего года каждый по очереди приглашал его на праздничный обед. В канун Нового года Тофуку заявил: «Вы все были ко мне добры. Я покину вас завтра днем, когда кончится снегопад».

Ученики только посмеялись про себя, решив, что это – старческий бред. Да и ночь была ясной и бесснежной. Однако в полночь вдруг повалил снег, а на следующий день ученики долго нигде не могли найти своего учителя. Когда же они зашли в зал для медитаций, то увидели, что он умер там.

Рассказав эту историю, Хосин сказал ученикам:

– Мастеру дзен нет нужды предсказывать свой уход, но он может это сделать, если захочет.

– А вы сможете? – спросил кто-то.

– Могу, – ответил Хосин, – через семь дней я докажу вам, что могу.

Никто из учеников ему, конечно, не поверил. Большинство даже забыли эту беседу, когда Хосин созвал всех снова.

– Семь дней назад, – начал он, – я объявил, что собираюсь вас оставить. На прощанье принято писать стихотворение, но я – не поэт и не мастер каллиграфии. Пусть один из вас запишет мои последние слова.

Ученики все еще думали, что он шутит, но один из них приготовился писать.

– Готов? – спросил Хосин.

– Да, господин, – ответил ученик.

Тогда Хосин начал:

Из сиянья пришел я —
Возвращаюсь в сиянье.
Что ж это?

До положенных каноном четырех строк недоставало еще одной, и ученик заметил: «Учитель, у нас не хватает строки».

Львиным рыком ответил ему Хосин: «Ха-а!..» – и ушел навсегда.

Просто вымой чашу

Один монах обратился к Чжаочжоу с просьбой:

– Я только что пришел в вашу обитель. Учитель, дайте мне наставление.

Чжаочжоу спросил его:

– А ты уже ел сегодня похлебку?

– Да, ел, учитель, – отвечал монах.

Чжаочжоу сказал:

– Тогда пойди и вымой свою чашу.

В этот момент монах прозрел.

Золотая середина

Император Китая сидел на помосте под навесом и читал книгу. Внизу мастер-колесник ремонтировал его карету. Через некоторое время император отложил книгу, стал с интересом наблюдать за действиями старого мастера, а потом его спросил:

– Почему ты, такой старый, сам ремонтируешь карету? Неужели у тебя нет помощника?

Мастер ответил:

– Твоя правда, государь. Ремеслу-то я своих сыновей научил, а вот свое искусство передать им не сумел. А твоя карета – работа ответственная; тут требуется особое искусство.

Император сказал недовольно:

– Что-то ты мудрено рассуждаешь, старик! Поясни-ка попроще свою мысль.

Старый мастер отвечал:

– Могу я тебя спросить, что ты читаешь? И жив ли тот человек, который написал эту книгу?

Император совсем уже начал сердиться. Видя это, старик сказал:

– Не сердись, пожалуйста, я сейчас поясню свою мысль. Видишь ли, мои сыновья делают хорошие колеса, но они не достигли совершенства в этом деле. Я достиг его, но как им передать мой опыт? Истина посередине…

Если сделать колесо крепким, то оно будет тяжелым и некрасивым. Если постараться сделать его изящным, то оно будет ненадежным. Где та грань, та мера, которой я руководствуюсь? Она внутри меня, я ее постиг. Это и есть искусство, но как его передать кому-либо? В твоей карете колеса должны быть изящными и крепкими одновременно. Вот и приходится мне, старику, самому делать их.

Так и трактат, который ты читаешь. Человек, написавший его много веков назад, достиг высокого понимания, но передать это понимание, я думаю, нет никакой возможности.

Истинное процветание

Один богач попросил Сенгая написать амулет на процветание его семьи, чтобы оно продолжалось от поколения к поколению. Сенгай взял большой лист бумаги и написал:

«Отец умер, сын умер, внук умер».

Богач рассердился:

– Я просил тебя сделать надпись для счастья моей семьи. Зачем ты так глупо шутишь?

– Я и не собирался шутить, – отвечал Сенгай. – Если твой сын умрет раньше тебя, то это сильно тебя огорчит. Если твой внук умрет раньше твоего сына, то это разобьет сердца вам обоим. Если в твоей семье от поколения к поколению все ее члены будут умирать в том порядке, в котором я предложил, то это и будет естественным ходом жизни. Я называю это истинным процветанием.

Жизнь не может ждать

Мастер Ма-цзы, стремясь продемонстрировать своим ученикам состояние медитации, сказал:

– Если вы произнесете хоть слово, то я назначу вам тридцать ударов моей палкой, но если вы не произнесете ни слова, то получите то же самое – тридцать ударов палкой. Теперь говорите, говорите!

Один из учеников быстро вышел вперед и собрался было просто поклониться Мастеру, но получил удар.

Ученик запротестовал:

– Я не произнес ни единого слова, да вы и не позволили мне произнести ни слова. За что же удар?

Мастер засмеялся и сказал:

– Если я буду ждать тебя, твою речь, твое молчание, то будет слишком поздно. Жизнь ждать не может.

Этот гнев – не ты

Ученик Мастера Банкея спросил его:

– У меня случаются приступы гнева, я хочу от него освободиться, но не могу. Что мне делать?

Банкей не сказал ни слова, просто заглянул глубоко в его глаза – ученик даже вспотел от этого взгляда. Ему хотелось нарушить молчание, но он не осмелился. Наконец, Банкей улыбнулся и сказал:

– Странно! Я искал и искал, но не смог найти гнева внутри тебя. Покажи мне хоть немного гнева здесь и сейчас.

Ученик сказал:

– Он не всегда здесь. Он проявляется внезапно. Как я могу показать его сейчас?

Банкей снова улыбнулся и сказал:

– Тогда это – не твоя истинная природа, которая остается с тобой всегда; и если бы твой гнев был частью тебя, ты бы смог мне его показать. Когда ты родился, его с тобой не было. Когда ты умрешь, его с тобой не будет. Этот гнев – не ты. Где-то тут есть ошибка. Уходи и подумай. Ищи! Медитируй!

Я живу обычной жизнью

Однажды Бокудзю спросили:

– В чем именно заключается ваше послушание? Какова ваша религиозная дисциплина?

Он отвечал:

– Да ни в чем. Я живу обычной жизнью – это моя дисциплина и послушание. Когда я голоден, я ем. Когда я хочу спать, то сплю.

Вопрошавший был озадачен. Он заметил:

– Но я не вижу в этом ничего особенного.

Бокудзю сказал:

– Но в этом вся суть. Нет ничего особенного. Все, кто жаждет чего-то особенного, являются эгоистами.

Вопрошавший все еще не понял и продолжал допытываться:

– Но это делают все: когда голодны – едят; когда хотят спать – спят.

Бокудзю засмеялся и сказал:

– Нет. Когда вы едите, то делаете тысячу и одну вещь: вы думаете, вспоминаете о чем-то, мечтаете, воображаете. Вы не только едите. Когда я ем, то я просто ем: тогда для меня существует только еда и ничего больше. Когда вы спите, то видите сны, может быть, кошмары. Когда же я сплю, то просто сплю – не существует больше ничего. Когда есть сон, то для меня есть только сон. Нет даже Бокудзю. Когда я гуляю, то существует только прогулка, нет никакого Бокудзю – только прогулка.

Не оставлять следов

Собравшись умирать, дзенский монах Бокудзю попросил своих учеников принести все его книги, все, что он сам написал, и то, что с его слов записали ученики. Все это было сложено в кучу, но они не могли понять, что он собирается делать. А Бокудзю начал сооружать из книг костер.

Ученики закричали в ужасе.

А Бокудзю им сказал:

– Я собираюсь уйти и не хочу оставлять за собой следов. Я не должен оставить даже одного отпечатка своих ног. Отныне тот, кто пожелает следовать за мной, должен будет следовать за собой. Тот, кто захочет понять меня, должен будет понять себя. Вот почему я уничтожаю все эти книги.

Не что, а кто

Рассказывают, что Гадзан часто говорил своим ученикам: «Те, кто выступает против убийства и кто хочет сберечь жизнь всем живым существам, правы. Прекрасно защищать даже животных и насекомых. Но что делать с теми, кто разрушает благосостояние и собственное здоровье, кто убивает время? Мы не должны смотреть на них сквозь пальцы. Тот же, кто проповедует, сам не будучи просветленным, убивает Учение Будды».

На этот счет имеется чаньская пословица: «Когда искренний человек проповедует ложное учение, то оно становится истинным. Когда неискренний человек проповедует даже истинное учение, то оно становится ложным».

Назад: Житейские притчи и предания о мирянах и монахах

Дальше: Четыре Гун-аня из сборника Умэня Хуэй-кая