Житейские притчи и предания о мирянах и монахах

Ученый диспут

Однажды повстречались в саду два мастера дзен и решили, раз уж подвернулся такой случай, поделиться друг с другом своей мудростью. Они поудобнее уселись, и первый мастер рассказал свою историю:

– Позавчера я проходил мимо рынка и увидел человека, продававшего драгоценности. На одной чаше весов у него было золото, а на второй – обычный чугун, и он уравновешивал их. Я смотрел на это действо и видел баланс вселенной.

Второй мастер улыбнулся и сказал:

– Баланс – это не смесь чугуна с золотом или хорошего с плохим. Баланс – это равновесие между тем, что внутри и что снаружи. Вот так, три дня назад я видел, как один монах медитирует, глядя на полстакана воды. И я вспомнил, как еще в самом начале своего обучения я вдруг осознал, что такой стакан наполовину наполнен, но в то же время он и наполовину пуст. И именно в этом гармония и красота мира.

– А я всегда думал, что такой стакан, пожалуй, чересчур великоват, – оживился первый мастер.

Письмо умирающему

Однажды Басё написал письмо одному из своих учеников, который тяжело болел и был уже близок к концу:

«Сущность твоего разума не была рождена и потому никогда не умрет. То, что тленно, – не жизнь. Пустота – это не вакуум. У нее нет цвета, нет формы. Она не получает наслаждения от удовольствий, но и не страдает от боли.

Твой конец, который не имеет конца, похож на хлопья снега, тающего в чистом воздухе.

Я знаю – ты очень болен. Как хороший дзенский ученик, ты мужественно встречаешь эту напасть. Ты не можешь точно знать, кто страдает, но спроси себя: «Что является сущностью этого разума?» Думай только над этим. Больше от тебя ничего не требуется. Не делай ничего. Твой конец, который не имеет конца, похож на хлопья снега, тающего в чистом воздухе».

Непреклонный мастер Фугай

Мастер Фугай был известным художником. Он считался человеком мудрым и благородным. Но при этом он был непреклонно суров как по отношению к самому себе, так и к своим ученикам. Говорят, что Мастер Фугай встретил свой конец весьма необычным образом.

Почувствовав, что подходит его последний день, он быстро выкопал яму, забрался в нее и велел землекопу засыпать его землей.

Последнего это настолько потрясло, что он бросил свою лопату и убежал. Через некоторое время он вернулся к яме с людьми. Они обнаружили Мастера, стоящим в яме с большим достоинством… уже мертвым.

Чао Буджи

Чао Буджи родился с первыми лучами солнца в самом начале лета. От рождения он был слаб и часто болел, но зато когда выздоравливал, то наполнялся такой неудержимой энергией и жизнелюбием, что среди соседских мальчишек не было ему равных по озорству, по выдумкам и неутомимости, как будто он стремился наверстать все, что упускал за долгие дни болезни.

В общем, все его детство состояло как бы из двух разных половинок, очень не похожих одна на другую. Мать мальчика, сама очень нервная и болезненная женщина, обычно вся преображалась, когда заболевал ее сын. Позабыв о собственных печалях и болезнях, она щедро одаривала сына материнской нежностью и заботой. Когда же сын выздоравливал, то начинала хандрить сама; будто сразу старела и становилась строгой и ворчливой. Отец мальчика, крупный имперский сановник, был человеком сдержанным и честолюбивым. Он видел (или хотел видеть) в сыне множество талантов и прочил ему замечательную карьеру. И мальчику хотелось заслужить любовь этого сильного и умного человека; ему казалось, что мать любит его лишь тогда, когда он болен и слаб, и ему очень хотелось стать таким человеком, как его отец.

Когда мальчику исполнилось 11 лет, отец отдал его к знаменитому Хоэню, музыканту, чье искусство славилось даже за пределами империи.

У Хоэня было достаточно талантливых учеников, тем не менее очень скоро Чао Буджи стал в числе первых, поражая своего наставника легкостью, с которой схватывал все, чему тот его учил. Сердце учителя радовалось, а сердце Чао Буджи наполнялось тайной гордостью. Но однажды Хоэнь допустил дерзость по отношению к самому императору и оказался в опале. Моментально Хоэня покинули все его ученики, забрал сына и отец Чао Буджи.

Однажды мальчик рассказал отцу о своем тайном увлечении – о том, как в долгие зимние ночи пробирался он на крышу дома Хоэня и там часами сидел, завороженно наблюдая за звездами, считая их, придумывая им свои названия. А в последние месяцы он нашел в богатой библиотеке учителя книгу о звездах и тайком ею зачитывался и даже учился делать расчеты и предсказывать по звездам будущее.

Отец серьезно задумался и отдал Чао Буджи на обучение к самому Сун-Чусиню.

– Ты должен стать первым звездочетом, самым доверенным и приближенным к императору человеком, – напутствовал отец мальчика.

В итоге Чао Буджи остался у Сун-Чусиня и понравился мастеру. Он прочитал кучу книг и научился очень многому. Вскоре он стал вызывать зависть у своих товарищей, других учеников Сун-Чусиня. Теперь учитель главное свое внимание уделял новому ученику, чьи успехи были несомненны. Но Чао Буджи не замечал этой зависти и по-прежнему оставался искренен с ними, поверяя им свои маленькие тайны. И так продолжалось до той поры, пока Чао Буджи не исполнилось 18 лет.

Однажды он открыл Тао Юаню, которого считал ближайшим своим другом, что тайком от учителя уже несколько раз ходил слушать, как читает свои стихи Су Дунпо, бродячий монах, наставник дзен и поэт. Эти стихи сильно взволновали юношу, и он даже пересказал другу кое-что из того, что запомнил. В тот же вечер Тао Юань передал этот разговор Сун-Чусиню. Гнев учителя был беспределен: столь дерзкого ослушания и самовольства не позволял себе еще ни один из его учеников.

– Это правда? – накинулся он на Чао Буджи.

– Да, – едва выговорил юноша.

– Тогда прочь из моего дома! – взревел учитель. – Убирайся вон!

Это было так внезапно, так страшно, что юноша и рта не раскрыл в свое оправдание. Он ушел, поникший и растерянный. Однако постепенно шаг его вновь стал твердым, а взгляд уверенным. Он теперь знал, куда идет.

Су Дунпо принял юношу тепло и радушно. И началась для Чао Буджи новая жизнь, полная удивительного познания гармонии мира. Обучение у Су Дунпо было для юноши так необычно, так непохоже на все, чем он занимался в прошлом. Сам наставник, казалось, светился какой-то неземной мудростью, и Чао Буджи полюбил этого человека и проникся к нему глубочайшим уважением.

Су Дунпо и его ученики вели бродячий образ жизни. Они постоянно переходили из города в город, из селения в селение. Постоянно, сделав привал в пути, внимали они наставнику, учившему их видеть и передавать в стихах неповторимое и неохватное величие каждого мгновения жизни, вечно новой и неизбывной, равно достижимой для всех и столь же для всех неуловимой, самодостаточной и безграничной.

Шли годы. Менялись ученики: одни уходили, чтобы дальше идти своим путем, а им на смену приходили новые. Один лишь Чао Буджи неизменно оставался с учителем. В итоге он достиг значительного мастерства.

Однажды они остановились в одной деревне, в которой Чао Буджи встретил девушку и полюбил ее, а она полюбила его. Но через некоторое время Су Дунпо сказал, что они должны уходить. Тогда-то впервые Чао Буджи обратился к наставнику с просьбой:

– Учитель, подожди немного, пока мы поженимся; тогда мы уйдем за тобой вместе с ней. А иначе ее выдадут за другого!

Су Дунпо ответил холодно:

– Ты, конечно, можешь остаться. Но если ты хочешь достичь вершин мастерства, то пойдешь со мной сейчас же.

И Чао Буджи ушел с учителем, сдерживая боль в сердце и не оборачиваясь назад, где у дороги сидела плачущая девушка.

Учитель ответил ему холодно:

– Ты вправе остаться, но, если ты хочешь достичь вершин мастерства, ты пойдешь со мной немедленно.

В другой раз они проходили через столицу, и Чао Буджи забежал в свой родной дом и увидел там запустение, наступившее после смерти его отца. К тому же и мать его тяжело болела и находилась при смерти. Но Су Дунпо не собирался останавливаться в столице и заявил, что сразу же пойдет дальше. И снова просил Чао Буджи учителя, чтобы тот задержался и подождал, и опять учитель ответил ему холодно:

– Ты вправе остаться, но, если ты хочешь достичь вершин мастерства, ты пойдешь со мной немедленно.

И опять Чао Буджи смирил свое сердце и последовал за наставником. И все это время продолжал он впитывать мудрость учителя и совершенствоваться в поэзии.

И вот уже приблизился он к вершине мастерства, и сам Су Дунпо начал признавать, что стихи его ученика стали порой превосходить его собственные. И там, где они останавливались, люди теперь завороженно слушали Чао Буджи и находили, что никогда еще не доводилось им слышать что-то прекраснее.

Шло время. У Су Дунпо появились новые ученики. И теперь все свое внимание он уделял им, молодым и неумелым. И не встречал уже Чао Буджи теплого взгляда учителя, не ощущал уже его ободряющей руки на своем плече. Теперь все чаще учитель глядел как бы сквозь него. А Чао Буджи все ходил за учителем и надеялся вернуть его любовь. Однако наставник оставался холоден как лед. Однажды Чао Буджи не выдержал:

– Учитель! Почему ты отвернулся от меня? Неужели не достиг я того, чего ты хотел? Неужели не оправдал я твои надежды?

Су Дунпо молчал, и это его молчание терзало сердце Чао Буджи.

– Учитель! Ведь я принес тебе такие жертвы!

И тут наставник засмеялся – прямо в лицо Чао Буджи:

– Ты думаешь, мне нужны были эти твои жертвы?

Он смеялся ледяным смехом, и его смех – жесткий, колючий, парализующий – проникал в само существо Чао Буджи и наполнял его отчаянием. Молодому человек у казалось, что весь мир смеется сейчас над ним, одураченным, опозоренным, так и не понявшим чего-то главного.

Земля уходила из-под ног Чао Буджи. Он повернулся и побежал прочь, не разбирая дороги. Он бежал сквозь оглушительный хохот, чтобы навсегда расстаться с этим позором, расстаться с самою жизнью. Наконец выбежал он к обрыву и замер, подставив грудь ветру. Внизу лежали острые камни и шумел бурный поток. Последний шаг отделял Чао Буджи от избавления. И в последний раз захотелось ему вспомнить лицо учителя, который так жестоко смеялся над ним. И Чао Буджи вспомнил глаза Су Дунпо… и отступил от пропасти, повернулся и пошел назад.

Ибо понял он, что любим и что для этого вовсе не обязательно быть великим!

Сила последнего желания

Когда-то жил на свете самурай. Однажды в жаркий летний день мимо его дома проходил путник, уставший, изнуренный жаждой. Увидев колодец во дворе дома, принадлежащего самураю, он не удержался, перелез через ограду и досыта напился холодной, живительной водой из этого колодца. Слуги самурая схватили несчастного путника и привели к хозяину.

Самурай был жесток по природе; он повелел вывести путника во двор. Вскоре он сам туда вышел и сказал:

– Человек, я отрублю тебе голову, а выпитая тобою вода, очистившись землей, снова восполнит мой колодец.

Путник ответил:

– Клянусь, я отомщу тебе, и после моей смерти мой дух настигнет тебя!

Самурай рассмеялся и ответил:

– Я поверю тебе лишь в том случае, если твоя отрубленная голова укусит вон тот камень.

– Хорошо, я согласен, – ответил путник.

Самурай взмахнул мечом, и голова покатилась.

Но не просто так, а, подкатившись к указанному камню, яростно вцепилась в него зубами. Слуги самурая пришли в ужас, а сам он спокойно вытер меч и убрался восвояси.

Долго еще потом домочадцы ожидали злого духа; их пугали шорохи в листве, вечерние тени. Как-то один из доверенных слуг, набравшись храбрости, спросил самурая:

– Хозяин, как же ты не боишься мести убитого тобою путника?

На что самурай ответил:

– Его желанием после смерти, а значит, последним желанием, самым сильным, было укусить камень, а не отомстить мне. Он и выполнил это свое последнее желание, а значит, его дух спокоен.

Семейство чаньских мирян

Во время династии Тан жил упасака (то есть мирянин, активно практикующий учение) по имени Пан-юнь, он же Дао Сюань; его родным городом был Хэн Ян, что в провинции Хунань. Поначалу Пан-юнь придерживался конфуцианских взглядов. Однако в начале правления Чжэнь-юаня (785–804) он прослышал об учении наставника Ши-тоу и отправился к нему. Первым его вопросом при встрече с Ши-тоу стало: «Кто тот человек, что отвергает все Дхармы в отличие от своих сотоварищей?» (Согласно Чарльзу Луку, вопрос этот на самом деле означает: «Кто из людей более не привязан к вещам и феноменальному миру?») Ши-тоу протянул руку и прикрыл рот Пан-юня. И гость мгновенно понял этот жест. (Опять-таки по Луку, Пан-юнь воспринял то, что прикрыло ему рот, и пробудился к собственной природе, которая была невидима и проявилась посредством действия.)

Сверхъестественные силы и чудотворные деяния – в том, чтобы всего лишь принести воду и набрать дров.

Однажды Ши-тоу спросил Пан-юня: «С тех пор как ты увидел этого старого человека (то есть меня), чем ты занимался каждый день?» Пан-юнь отвечал: «Если вы спрашиваете меня, чем я занимался, то я не знаю, как открыть свой рот». И тут же предложил Ши-тоу следующее стихотворение:

Нет ничего особенного в том,
Чем я занимаюсь каждый день;
Я только поддерживаю гармонию с ним.
Я нигде ничего не принимаю и не отвергаю,
Как и здесь не утверждаю
И не опровергаю ни одной вещи.
Почему люди говорят,
Что красное отличается от пурпурного?
На голубой горе нет ни частички пыли.
Сверхъестественные силы
И чудотворные деяния – в том,
Чтобы всего лишь принести воду
И набрать дров (12).

Ши-тоу одобрил стихотворение и спросил Пан-юня: «Присоединишься ли ты к сангхе или останешься мирянином (упасака)?» Пан-юнь ответил: «Я поступлю так, как хочу», – и не стал выбривать себе голову.

Через некоторое время Пан-юнь посетил наставника Ма-цзу и спросил его: «Кто тот человек, что отвергает все Дхармы в отличие от своих сотоварищей?» Ма-цзу ответил: «Я скажу тебе после того, как ты выпьешь всю воду Западной Реки». (По словам Лука, когда человек обретает просветление, его тело распространяется повсюду и вмещает все, включая и Западную Реку.) Услышав это, Пан-юнь тотчас же пробудился к глубочайшему учению. Он провел в монастыре Ма-цзу два года.

После полного осознания своей изначальной природы упасака оставил все мирские занятия, выбросил в реку Сян все свое состояние, насчитывавшее 10 тысяч связок золотых и серебряных монет, и начал зарабатывать себе на жизнь изготовлением изделий из бамбука.

Это не трудно! И это не легко! Когда человек голоден, он ест, а когда устал, он спит.

Пан-юнь был женат, имел дочь и сына, и вся его семья разделяла его занятия чань и тоже добилась величайших успехов в познании собственной природы.

Однажды, обсуждая со своей женой учение о нерождении, упасака воскликнул: «Трудно! Трудно! Трудно! Все равно что положить на верхушку дерева кунжутные семена – невозможная задача для непросветленного человека».

Его жена тут же возразила: «Легко! Легко! Легко! Сотня травинок – это свидетельство наставников».

Услыхав этот диалог, их дочь Лин Чжао сказала со смехом: «Два старика! Разве можно так говорить?»

Упасака спросил дочь: «Что же ты тогда скажешь?»

Лин Чжао моментально ответила: «Это не трудно! И это не легко! Когда человек голоден, он ест, а когда устал, он спит».

Пан-юнь захлопал в ладоши, засмеялся и сказал: «У моего сына не будет жены, у моей дочери не будет мужа. Мы все останемся вместе, чтобы говорить на языке нерожденных».

Уход из жизни Пан-юня и его близких

Когда упасака почувствовал, что близок его срок, он подготовил себе место у алтаря, на котором собирался перейти в мир иной (он был намерен сделать это в полдень), занял его и попросил Лин Чжао: «Выйди и посмотри, который теперь час; если полдень, то дай мне знать».

Лин Чжао вышла на улицу и, тут же вернувшись, заявила: «Солнце – посреди неба, но, к несчастью, его заглатывает небесный пес (то есть начинается затмение). Отец, почему бы вам не выйти и не посмотреть самому?»

Поверив дочери, Пан-юнь покинул свое место и вышел на улицу. Лин Чжао не медлила – она тут же забралась на его место, уселась, скрестив ноги, и, сложив ладони на груди, испустила дух.

Когда упасака вернулся и увидел, что Лин Чжао умерла, то лишь сказал со вздохом: «Моя дочь всегда была очень умной девочкой». Теперь ему пришлось отложить на неделю свой уход – нужно было сначала похоронить дочь должным образом.

Неделю спустя к упасаке пришел мировой судья Ю Ти, чтобы справиться о его здоровье. Пан-юнь прочитал ему гатху:

Обязуйтесь только искоренять все, что есть;
Остерегайтесь принимать за реальность то,
что ею не является.
Жизнь в этом мире —
Лишь тень, эхо.

С этими словами он положил голову судье на колени и скончался. Как того хотел Пан-юнь, его тело было кремировано, а пепел развеян над озером.

Жена Пан-юня, узнав о его смерти, пошла сообщить об этом сыну. Услышав новость, сын – а он в это время трудился в поле – прекратил работу, оперся подбородком о ручку своей мотыги и, стоя, скончался. Став свидетельницей этих трех последовавших одна за другой смертей близких людей, мать семейства удалилась в неизвестном направлении, и сегодня никто не знает, что с нею стало.

Итак, все четыре члена семейства Пан-юня были наделены сверхъестественными способностями и могли творить чудеса.

Испытание

Однажды знаменитый японский военачальник и поэт Датэ Масамунэ (XVI–XVII вв.) задумал найти нового настоятеля для фамильного дзенского храма. Кандидатура была ему вскоре представлена. Масамунэ пригласил к себе в замок монаха по имени Ринан. Когда монах явился, ему навстречу никто не вышел. В полном одиночестве он шел по залам и коридорам, наконец, толкнул последнюю закрытую дверь и увидел хозяина. Князь Масамунэ стоял на пороге с занесенным над монахом мечом.

– Что скажешь в этот миг между жизнью и смертью? – грозно спросил князь.

Не теряя времени, искусный монах поднырнул под руку Масамунэ, обхватил его за талию и так тряхнул, что тот опустил меч от боли и неожиданности.

– Опасные шутки ты шутишь, монах, – прокряхтел Масамунэ, слегка оправившись от потрясения.

– Ох уж эта ваша гордыня! – ответил монах, ослабляя свою мертвую хватку.

Назад: Притчи про обращение к учению

Дальше: Гун-ани и притчи о разном