Глава 40
Вы когда-нибудь прогуливались ночью по лесу? Не по парку, где деревья посажены в строго определенном порядке и тропинки вымощены камнем или залиты асфальтом, а по настоящему лесу, где деревья и кустарники борются друг с другом за место под солнцем. Схватка идет жестокая и почти в рукопашную. В результате возникают непроходимые дебри. Вот сейчас мы с Булатом пытались пробиться сквозь такие дебри. Нечто невидимое и очень противное налипало на лицо, где-то внизу угрожающе трещали зацепившиеся за что-то джинсы;
никакой мох не пружинил мягко под ногами кто-то заботливо разложил на нашем пути коряги, кочки и прочие предметы, сильно снижающие и без того невысокую скорость продвижения.
— Далеко еще? — спросила я, убирая от лица очередную хлесткую ветку.
— Огонек видишь? — раздался где-то справа голос Булата. — Держи курс, нам туда.
Где он умудрился разглядеть какой-то огонек? Темно, хоть глаз выколи. Тут же вспомнилась Евдокия, и я стала активнее раздвигать мешающие проходу ветки.
Так мы прошли (точнее — пробились) еще метров пять. И вдруг я увидела… Не огонек, а какое-то странное свечение.
— Вижу, — сообщила я невидимому Булату. — Мне кажется, это болото.
— Сама ты болото, — не слишком вежливо отозвался он. — Это выход.
— Понятно, — ехидно отметила я. — Открылся портал, через который мы сможем попасть в параллельную вселенную. И наши преследователи останутся с носом…
— Ты почти угадала, это выход… — на полном серьезе ответил Булат. — Давай-ка побыстрее…
Последние несколько метров дались совсем тяжело, создавалось впечатление, что ветви здесь переплели особенно тщательно. Но мы упрямо двигались вперед. Что касается меня, далеко не последним ускоряющим фактором было осознание того, что в случае неуспеха неминуем малоприятный разговор с тем мужчиной, которому я, кажется, выбила пару зубов. Совсем не исключено, что он захочет сравнять счет.
Последний рывок, последний удар веткой по лицу, последние мошки и труха, насыпавшаяся за воротник, и вот мы рядом с источником света.
Это оказалось не болото и не портал. На небольшой полянке (в темноте трудно было оценить ее размеры) стоял домик на сваях. Откуда-то из далекого детства всплыло слово «заимка». Кажется, на заимки частенько отправлялись персонажи уральских сказов Бажова.
— И где тут выход?!
— Пошли, — Булат опять схватился за раненую руку, — нам в дом нужно.
— Что тебе нужно, так это медицинская помощь…
— Ее там тоже окажут, — ответил он, но сразу уточнил: — Может быть, окажут…
Мы поднялись на крыльцо, я машинально стряхнула с себя некоторое количество мусора: если обращаешься за помощью к незнакомым людям, в твоих же интересах выглядеть прилично — больше вероятность, что к тебе отнесутся по-человечески.
Булат стукнул три раза и, не дожидаясь ответа, толкнул дверь. Мы вошли в маленькую тесную прихожую (кажется, в деревенских домах это помещение называется сени). Там пахло деревом, пылью и кислой капустой.
— А теперь, — проинструктировал меня мой спутник, — главное — не бойся. Она пугать будет обязательно. Но так положено.
И, не дав мне времени спросить, кто такая «она» и почему ей положено нас пугать, открыл дверь, ведущую в комнату.
Большую часть площади занимала огромная печь, облицованная белой огнеупорной плиткой с синим рисунком. Еще там был длинный деревянный стол и две лавки. В углу кадушка, на полу разноцветные коврики, на окнах веселенькие занавесочки с петушками.
Около печи стояла баба Нюра с кочергой в руках. Опасное оружие в руках женщины. Без служебной униформы и макияжа она выглядела немного иначе. Пропало сходство с Софи Лорен. И если три дня назад я бы уверенно дала ей лет сорок, то сейчас баба Нюра выглядела… Пожалуй, сейчас я затруднилась бы точно назвать год ее рождения. Ей, конечно, могло быть и сорок, но тут баба Нюра повернула голову, свет упал по-другому, и к сорока годам можно было смело приплюсовать еще сотню.
— Пришел-таки, — обратилась она к моему спутнику, начисто игнорируя мое присутствие.
— Да, — спокойно ответил Булат и поморщился — видимо, рана не переставала болеть.
— А если я вас сейчас выгоню? — спросила баба Нюра. — Что делать будете?
— Что значит «выгоню»? — усмехнулся Булат. — Правила забыла? Делай, что полагается…
— А не буду, — лениво ответила Нюра и, демонстративно повертев в руках кочергу, добавила: — Ничего личного… Только надо право иметь, а у нее, — Нюра кивнула в мою сторону, — его нет.
— Права, говоришь, нет? — вступила я в разговор. — Есть, есть у меня право…
Я поставила контейнер с котом на пол, демонстративно задрала свитер, вытащила пистолет и показала его бабе Нюре.
— Видишь эту штучку? Она называется «пернач». Наделяет владельца неограниченными правами…
В наступившей тишине было хорошо слышно, как кто-то шевелится на печи. Я направила пистолет в сторону звука и скомандовала:
— А ну, вылезай!
Теперь, опираясь на собственный опыт, хочу вам посоветовать: если где-то что-то шевелится, оставьте это «что-то» в покое. Целее будете. К сожалению, тогда я даже не догадывалась об этом простом правиле.
С печки спрыгнуло животное, внешним видом отдаленно напоминающее кота, цветом — придорожную грязь, а размерами — теленка. Огромные желтые глазищи уставились на меня, и симпатии в них не наблюдалось. Животное выпустило когти и, не отрывая от меня взгляда, провело лапой по полу. Глубокие царапины выглядели очень внушительно, наводя на мысли о сравнительной плотности дерева и человеческого тела. Если в дубовом полу это чудовище процарапало бороздки глубиной не менее трех миллиметров, вопрос — как глубоко эти когти могут впиться, например, в руку…
Я растерялась: невозможно держать под прицелом и кота, и хозяйку. И тут раздался грохот. Это вступил в игру засидевшийся в контейнере Султан. Видимо, во время нашего небольшого путешествия по ночному лесу защелка на контейнере слегка расшаталась: один удар — дверца распахнулась, и разбойник вырвался на свободу.
Бабы-Нюрин монстр немедленно переключился на нового противника. Оба кошака выгнули спины, хвосты у них приняли вертикальное положение и слегка подрагивали от возбуждения.
Султан — кот вообще-то крупный — по сравнению с питомцем бабы Нюры смотрелся маленьким котенком. В воздухе повисло предчувствие ужасного, и я даже поняла, в чем это ужасное заключается. Сейчас этот черный урод задушит вверенного мне кота, и как, спрашивается, я буду объяснять смерть Султана (пусть даже и героическую) Ире с Валерой? Я наставила пистолет на чужого кота и скомандовала его хозяйке:
— Считаю до одного. Или ты убираешь своего монстра, или его уберу я.
В такие минуты многое зависит от интонации. Видимо, я интуитивно нашла верный тон, потому что баба Нюра оставила кочергу и повернулась к своему коту.
— Хыть-хыть-хыть, — она замахала руками, и чудовище послушно отправилось обратно на печь.
— Так не пойдет, — встряла я. Перспектива, что в любой момент ЭТО может спрыгнуть мне на голову, не воодушевляла. — Запереть его есть куда?
Баба Нюра выглядела разочарованной. Похоже, спектакль с изгнанием кота обратно на печь традиционно имел другой финал.
Она открыла сундук, опять произнесла загадочное «хыть-хыть»; кот с видимой неохотой забрался в сундук и баба Нюра захлопнула крышку.
— Он не задохнется? — заволновалась я.
— Нет, — она показала просверленные в сундуке дырочки.
— А теперь, — продолжила я, помахивая пистолетом, — давай-ка окажи медицинскую помощь.
Булату тем временем стало совсем худо. Лицо его приобрело несвойственный южным народам зеленоватый оттенок; опираясь здоровой рукой на стол, он осел на лавку.
— Ты, Василиса, не бушуй, — сказал он, — теперь она поможет. Ты доказала свое право…
Баба Нюра встала на цыпочки и достала с полки банку с темной жидкостью. Потом разрезала ножницами рукав и осмотрела рану.
— Навылет, — в ее голосе звучало удовлетворение, — это хорошо. Не нужно пулю вытаскивать.
Она продезинфицировала рану той самой темной жидкостью и замотала руку бинтом.
— Ну вот, — она затянула узел и завязала концы бинта в красивый бантик, — скоро будешь как огурчик.
— Нам выбраться надо отсюда, — перешел к делу слегка оклемавшийся Булат.
Баба Нюра кивнула:
— Понимаю, но все нужно по правилам. В баню идти времени у вас нет, наверное?
Булат покачал головой:
— Нет. — И добавил: — Евдокию ранило…
— Это как же? — В бабы-Нюрином голосе зазвучало любопытство. — Вот уж не думала, что такое возможно…
— Не рассчитала, — скривился Булат и объяснил: — Подошла слишком близко, вот сама против себя и сработала.
— Понятно, — протянула хозяйка и заторопилась: — Вода вон там, в кадке. Вам надо умыться обязательно. Конечно, по правилам, хорошо бы в баню, но…
Она подошла к печи, взяла стоящий рядом с кочергой ухват и открыла заслонку. Через минуту на столе появился настоящий чугунок с кашей. Баба Нюра достала две деревянные миски и две расписные ложки.
— Ешьте, — приказала она.
— Я не голодна, — попыталась отвертеться я.
— Ешь, — сунул мне ложку Булат. — Иначе не уедем отсюда.
Я зачерпнула кашу из серединки и, попробовав, сильно обожгла язык Булат же аккуратно брал кашу с краю, где она успела немного остыть.
— Не торопись, — улыбнулся он, — нам надо все съесть.
— Ненавижу кашу, — буркнула я. — С детского садика ненавижу.
— Можешь не доедать, — вступила в разговор баба Нюра. — Свою дорогу каждый выбирает сам.
За то недолгое время, что мы пробыли в ее домике, она успела еще немного «повзрослеть», добавив к своим ста сорока годам еще лет семьдесят. Я про себя решила, что лучше пусть меня потом вытошнит, но я съем все. Хорошо хоть, кашу предложили из тарелки, а если бы прямо из горшочка? А горшочек оказался бы как в той сказке — сколько из него ни черпай, остается полным. Бесконечная каша — это кошмар, впервые описанный братьями Гримм.
Деревянная ложка стукнулась о дно, я отодвинула пустую тарелку.
— Большое спасибо, — отчетливо произнес Булат и выразительно посмотрел на меня.
— Спасибо, — без особого энтузиазма повторила я, стараясь сдержать рвотный рефлекс, неминуемо появляющийся у меня после любого количества каши.
Баба Нюра (постаревшая еще лет на девяносто) убрала со стола.
— Пошли!
Я загнала Султана обратно в контейнер и попыталась закрепить сломанную дверцу. Ничего не вышло. Придется тащить его на руках, а это неудобно, мешает выхватывать пистолет. А за последние полчаса я угрожала различным людям оружием чаще, чем за все предыдущие годы жизни.
— Сумка есть какая-нибудь? — спросила я, не надеясь на положительный ответ.
Будь я на месте бабы Нюры, нипочем не стала бы облегчать жизнь незнакомой девице, размахивающей пистолетом. Я поняла, что нужно привести какой-то убийственный аргумент. Нет, убийственный не надо, убийственным я и так уже воспользовалась. Теперь надо подойти по-человечески.
— Видите, — я показала ей сломанную дверцу, — кота не в чем нести. На руках неудобно, потому что Булат плохо себя чувствует. Вдруг его нужно будет поддержать, а у меня руки заняты.
Баба Нюра кивнула и вытащила холщовую сумку, с какими, наверное, бродили по Руси в давние времена калики перехожие. Я поблагодарила ее и посадила туда Султана. Он сначала попытался выпрыгнуть, но я успела затянуть веревочку так, что наружу торчала только фыркающая и возмущенная голова.
— Потерпи, строго сказала я коту, — всем несладко.
Он понял и присмирел. Мы вышли на крыльцо и, следуя за хозяйкой, направились к стоящему неподалеку небольшому сарайчику, напоминающему об «удобствах» на улице. Баба Нюра погремела ключами, открыла очень низенькую и очень скрипучую дверь, дернула за свисающую откуда-то сверху веревку — под потолком зажглась небольшая тусклая (не более двадцати ватт) лампочка. Но даже такого освещения оказалось достаточно, чтобы разглядеть то, что стояло в сарае. Я пришла в ужас:
— Ты что, хотел на ЭТОМ отсюда выбираться?
— У тебя есть альтернатива? — ответил Булат.
Баба Нюра покопалась в лежащей у стены куче барахла, вытащила куртку и протянула ее Булату:
— На, примерь.
Учитывая ветхость выданной мне сумки, можно было ожидать, что куртка будет представлять собой разновидность «зипуна мужского». Подобной одежды (в довольно хорошем состоянии) полно в Оружейной палате. Но куртка оказалась обычной кожаной косухой с оригинальным текстом на спине: «Если вы видите эту надпись, значит, моя девушка упала». Баба Нюра помогла Булату натянуть куртку.
— Ну, — сказала она, — бывай! Хлопнуть бы тебя по спине, да больно тебе будет. Постарайтесь исчезнуть незаметно. Потому что иначе, сам знаешь, погоня будет… Да, бензину в нем маловато, но до заправки дотянете.
Булат несколько картинно поклонился ей в пояс и выкатил мотоцикл.
— Ключи?
Нюра кивнула на стенку, где на гвоздиках висело великое множество разнообразных ключей.
— Выбирай!
Я возмутилась:
— Мы вам, конечно, очень признательны, но нельзя ли помочь по-простому, без дурацких шуточек?!
Баба Нюра пожала плечами:
— Мне что, оставайтесь…
Как же она достала со своими «испытаниями»! Я внимательно посмотрела на замок зажигания и медленно пошла вдоль стены. Так, этот ржавый вряд ли подойдет, и этот, с короной, тоже… А вот этот вполне может оказаться тем самым: маленький блестящий ключик во втором ряду слева. Я закрыла глаза и попыталась вспомнить, как выглядело гнездо замка зажигания. Да, точно, это нужный ключ — широкая бороздка справа.
— Этот. — Я уверенно сняла ключ с гвоздя, с удовлетворением отметив, как легкое облачко разочарования пробежало по лицу бабы Нюры. Не проста она, ох не проста. Вроде и помогает, но чуть оступись — и затолкает прямо в печь.
— Угадала, — процедила она сквозь зубы. — Ваш день сегодня…
Булат выкатил мотоцикл и оседлал его.
— Давай, Василиса Михайловна, пристраивайся…
Я отдала ему ключ, он завел двигатель, мотоцикл завибрировал, Булат тихо ойкнул и заглушил мотор:
— В руку отдает, не смогу я вести его. Садись вперед.
— Но я… не умею, — запаниковала я.
Булат так посмотрел на меня, что я немедленно села за руль. Котомку с сидящим в ней Султаном пришлось перекинуть за спину. Кот не замедлил этим воспользоваться и мстительно впился когтями мне в спину.
— Ехать-то куда?
Вокруг, насколько было видно (а видно было совсем немного — тусклый свет из окон избушки освещал круг не больше пяти метров в диаметре), росли деревья. Мотоцикл, конечно, не машина, но и не вездеход. Хоть какая-то, пусть плохонькая, грунтовая, но дорога ему нужна.
— Светлячки; поезжай туда, где светлячки, — шепнул мне на ухо Булат.
Какие еще светлячки — они тут все издеваются, и еще Султан по-прежнему цепляется когтями мне в спину! И тут я увидела, как вправо уходит маленькая светлая ниточка, как будто в воздухе развесили крошечные новогодние фонарики. Я нажала на педаль, мотор взревел, мотоцикл дернулся и поехал.
