Книга: Эвтаназия
Назад: Глава 20
Дальше: Глава 22

Глава 21

— Здравствуйте, — я решила, что вежливость никогда еще никому не вредила, — вы Татьяна?
— Да, здравствуйте, — сухо ответила женщина.
А я-то думала, что психологи разговаривают иначе, что они в каждом видят потенциального клиента и с первых же минут стараются расположить к себе человека. Татьяна же отвечала таким тоном, как будто я уже ей до смерти надоела. Я слегка растерялась, так как ожидала, что она проявит ко мне хоть какой-то интерес. Например, задаст вопросы о моих проблемах, чтобы на основании полученных ответов сделать приблизительный вывод о моем душевном состоянии. Но, похоже, я столкнулась с какой-то оригинальной психологической методикой, когда инициатива принадлежит самому клиенту.
— Мне дали ваш телефон одни знакомые, их приятельница очень успешно решила некоторые свои проблемы… с вашей помощью. — Я замолчала, решив, что надо все же дать Татьяне шанс сказать что-нибудь.
Она не произнесла ни слова, пришлось продолжать мне:
— Я хотела бы к вам записаться, насколько это реально? У меня очень тяжелая ситуация… — От мысли, что она мне сейчас откажет и второго шанса позвонить уже не будет, голос у меня сорвался, получилось очень натурально.
Пару минут она молчала — изучала, видимо, свои записи.
— Есть сеанс сегодня на шесть часов. Сможете подойти?
Я уверила ее, что смогу обязательно, и стала горячо благодарить (почему-то мне казалось, что люди с такого рода проблемами должны вести себя именно так). Татьяна перебила меня:
— Сеанс идет не менее двух часов. Стоимость — сто евро. Вас это устраивает?
Я была на все согласна, хотя в нынешних обстоятельствах, когда я в бегах и неизвестно когда смогу приступить к работе, оторвать непонятно на что сто евро из бюджета казалось не очень разумным поступком.
Татьяна объяснила, как к ней доехать. Она жила в районе «Полежаевской», прием вела в собственной квартире.
Утро длилось бесконечно. Я сидела на кухне и смотрела все новостные выпуски подряд. Ни одного сообщения на интересующие меня темы не было. И на том спасибо.
Часы показали полдень, когда я сообразила, что совершенно не готова к беседе с психологом. То, что она по телефону не задавала мне вопросов, ни о чем не говорит. Может, она их не задавала, чтобы не давать бесплатную консультацию. Небось хватает умников, которые повыспрашивают то, что им нужно, а потом на прием не записываются — зачем деньги платить, и так все рассказали. Наверняка у нее такие случаи бывали, и теперь она никого на расстоянии не консультирует. Только при личной встрече и только за деньги.
Черт! Если она профессионал (а надо исходить из того, что так и есть, — самое плохое, если недооцениваешь противника), то она раскусит меня в первые же пятнадцать минут. А это не есть хорошо. Я поругала себя за то, что опять все усложняю. В конце концов, моя главная цель — не обмануть психолога, а выяснить, ходила ли к ней моя пропавшая коллега Марина Савушкина. Вот интересно, психологи обязаны хранить врачебную тайну? В кино я видела, что психологи наотрез отказываются рассказывать о проблемах своих клиентов даже вооруженным ордерами сотрудникам полиции и криминалистам. Но то дипломированные психологи, имеющие солидную частную практику. Татьяна принимает на дому и вряд ли зарегистрирована как практикующий частный врач. Скорее, подобно многим сидящим дома и не знающим куда себя деть женщинам, закончила какие-нибудь курсы «по психологии», получила «диплом государственного образца» и потихоньку стала набирать клиентов. Вряд ли она даже объявление давала. Успех подобных предприятий, как правило, зависит от того, в каком кругу общается новоиспеченная психологиня. Если в тусовочно-богемной среде, где у людей водятся деньги или имеются понты (иногда в виде исключения присутствует и то, и другое), то рано или поздно дураки (ох, извините, клиенты) найдутся. Потому что, во-первых, людям свойственно пытаться переложить ответственность за свои жизненные неудачи на кого-нибудь. А во-вторых, очень хочется верить, что после визита к психологу (гадалке, потомственному колдуну в третьем поколении, народному целителю) проблемы рассосутся сами собой, без всяких усилий с нашей стороны. Впрочем, если Татьяна берет за свои услуги сто евро, совсем дилетантом она быть не может, за эти деньги она обязана показывать хоть какие-то результаты.
Оставшееся до пяти часов время я провела в Сети — сидела на форумах, где барышни жаловались на неудачи в личной жизни, а коллективный интернет-разум давал страдалицам советы, дельные и не очень.
Без десяти шесть я вышла из метро «Полежаевская». Дом, где обитала Татьяна, оказался совсем рядом с метро. Серая пятиэтажка, из тех, которые вряд ли в ближайшее время будут сносить. Потолки в таких домах высокие, квартиры большие. Городу накладно предоставлять проживающим в таких домах семьям новые квартиры, тем более что из каждых десяти семей девять не хотят менять район.
Татьяна жила на четвертом этаже. Квартира справа от лестничной клетки. Дверь металлическая, но совсем не шикарная, а самая обычная с относительно дешевым замком. Я нажала на кнопку звонка. Довольно долго никто не открывал. Наконец где-то в глубине квартиры раздались шаги. Шаги приближались, и знакомый Татьянин голос спросил:
— Это Василиса? Вы на шесть записаны?
Я подтвердила, что я и есть та самая «шестичасовая» Василиса, но дверь мне никто не открыл.
— Подождите десять минут, — велела из-за дверей психолог. — Я закончу с клиентом.
Ни фига себе. И вот за такой, с позволения сказать, «ненавязчивый сервис» она берет сто евро?
Я вернулась к лестнице. Очень хотелось плюнуть на этого «психолога» и свалить домой. Хотя домой-то мне как раз путь заказан. Так, в размышлениях на тему «уйти или остаться», незаметно прошла четверть часа. Наконец нужная мне дверь открылась и оттуда выпорхнуло бледненькое, заплаканное эфемерное создание.
Я вежливо поздоровалась, создание испуганно шарахнулось в сторону и, не ответив на мое «здрасте», побежало вниз по лестнице. Кошмар — да тут, похоже, настоящие психи на прием ходят. Я вошла в квартиру и поздоровалась с хозяйкой. Татьяна оказалась женщиной неопределенного возраста, где-то между тридцатью и сорока. Точнее сказать сложно. Волосы всклокочены, лицо без косметики, одежда — мешковатые домашние штаны и свободная майка.
— Обувь можете не снимать, — скомандовала она. — Проходите на кухню.
Квартира выглядела так же неухоженно, как и ее хозяйка. Обои, наклеенные лет пятнадцать тому назад, межкомнатные двери, в которых когда-то были замки (наверняка это была коммуналка) — потом, когда соседей не стало, замки вырезали, дырки забили фанерой и все покрасили в белый цвет. Длинный и узкий коридор заставлен разномастной мебелью, которая когда-то (очень и очень давно) украшала комнаты. Со временем мебель обветшала, вышла из моды, но выбросить ее хозяевам, видимо, было жалко. Вот она и перекочевала в коридор, где с успехом максимально захламляла и без того не слишком широкий проход.
Вообще, в оформлении квартиры (если это можно назвать оформлением) присутствовал элемент случайности. Выключатели и розетки, насколько я смогла заметить, тоже были «от разных отцов».
Идя по коридору, я насчитала три двери. Стало быть, квартира, как минимум, трешка, а хозяйка гонит клиентов на кухню. Все чудесатее и чудесатее.
Кухня тоже была заставлена до невозможности и так же неопрятно выглядела. В раковине — немытая посуда, везде какие-то сухие букетики, покрытые годовым слоем пыли. Круглый стол, два стула и изрядно промятый диван. Протиснуться к плите можно только боком.
Вот просто интересно, на что идут получаемые психологом Татьяной евры? Явно не на благоустройство собственного жилья.
Мы сели, Татьяна предложила мне сигарету. Я отказалась, хозяйка поинтересовалась, буду ли я возражать, если она закурит. Я не возражала. Она закурила и вопросительно уставилась на меня.
Надо начинать врать. Ну, не врать, а говорить полуправду. Я завела разговор издалека… Типа, не знаю, как начать, но есть у меня проблема: я к мужчине чувства пылкие испытываю, а вот он ко мне нет. И от такого ужасного несовпадения наших интересов ни есть, ни пить, ни спать спокойно не могу. К тому же восемь месяцев и двенадцать дней назад он меня бросил (это я на ходу придумала про восемь месяцев и двенадцать дней, мне показалось, что такая точная цифра должна убедить психолога Татьяну, что я сильно переживаю, даже если внешне это не заметно).
Татьяна энергично погасила окурок в пепельнице, после чего объявила, что ей совершенно необходимо составить полное представление о моем состоянии. И для этого она сейчас проведет тест. Она встала и вышла — «за оборудованием». Я осталась сидеть и гадать, что это за тест, для которого требуется какое-то специальное оборудование. Я-то всегда полагала, что психологические тесты — это длинные вопросники, где нужно выбрать один из предложенных вариантов ответа. Я один раз такой проходила, на каком-то собеседовании (давно, еще до того, как устроилась в «Инфоньюс»), Вопросов в том тесте было порядка шестисот. Друзья предупреждали, что такой тест коварен, вроде как там вопросы повторяются, только с немного измененной формулировкой. И если ты на один и тот же вопрос дашь разные ответы, то это плохо — на работу точно не возьмут. Меня это предупреждение изрядно повеселило. С моей зрительной памятью не запомнить, какие были вопросы и что именно на какой из них я отвечала, практически невозможно.
Татьяна вернулась со странного вида самодельным агрегатом. Две банки из-под пепси-колы были присоединены проводами к допотопному прибору, смахивающему на амперметр (вид у прибора был столь древний, что я бы совершенно не удивилась, если бы оказалось, что его смастерил сам Андре Ампер для проведения своих первых опытов с электричеством).
Татьяна включила наследие дедушки Ампера в сеть и попросила меня протянуть руки ладонями вниз.
— Это еще зачем? — с подозрением осведомилась я.
— Я же сказала, — в голосе хозяйки проскользнуло легкое раздражение, — мне нужно оценить ваше психологическое состояние.
— Вы будете пытать меня током? — поинтересовалась я и тут же прикусила язык.
Человек, находящийся в состоянии депрессии, сам шутить не будет и другим не даст. Татьяна как-то странно посмотрела на меня, но все же пустилась в объяснения:
— Сейчас вы возьмете в руки банки и крепко их сожмете. Закроете глаза и постараетесь расслабиться. Чтобы ни о чем, совсем ни о чем не думать. Я начну задавать вопросы, вы будете отвечать быстро, не задумываясь.
— А… А банки в руках — это что, обязательно? Без них никак нельзя? — спросила я.
— Это не банки, — вроде как даже обиделась Татьяна, — это рецепторы, которые будут реагировать на изменения в вашем психическом состоянии.
Блин! Детектор лжи, много раз в кино видела. Задают человеку вопрос, а самописец так и начинает скакать, и тогда те, кто вопрос задавал, сразу понимают: врет. Впрочем, часто бывает, что не врет, а просто хочет в туалет, к примеру. В некоторых фильмах, правда, говорят, что прибор обмануть можно… Только те детекторы, что в кино, выглядели куда как солиднее, а этот какой-то самопальный.
Я пересела со стула на диван, взяла в руки банки, откинулась на спинку и закрыла глаза:
— Спрашивайте.
Татьяна щелкнула тумблером — видимо, включила прибор — и предупредила:
— Сейчас вы почувствуете легкое покалывание. Как только оно появится, сразу мне скажите.
— Э-э-э, — запротестовала я, мгновенно открыв глаза. — Какое еще покалывание? Вы что, собираетесь ток через меня пропускать? Я электричества боюсь…
— Это не опасно, — попыталась успокоить меня Татьяна. — Что-нибудь чувствуете?
Я ничего не чувствовала, но на всякий случай сказала, что уже покалывает.
— Хорошо, — удовлетворенно произнесла психологиня. — Расслабьтесь…
Расслабиться было нетрудно, гораздо труднее оказалось не рассмеяться, чего делать было категорически нельзя — здоровый смех совсем не вяжется с обликом помирающей от несчастной любви девушки.
— Вы часто о нем думаете? — задала первый вопрос Татьяна.
И это было только начало. В последующие пятнадцать минут она спросила меня очень о многом, начиная от мыслей, которые мне приходят, когда я расстроена, и до того, не испытываю ли я желания увидеть свою соперницу.
Отвечать оказалось совсем не так легко. Вопросов перед глазами не было, стало быть, моя уникальная зрительная память помочь мне не могла. Информацию на слух я воспринимаю не лучше, чем остальные люди. Пару раз я даже замялась с ответами на вопрос, потому что точно знала, что это уже спрашивали, но в упор не помнила, что я ответила в прошлый раз.
— Можете открыть глаза, — скомандовала наконец Татьяна.
Я открыла глаза и с облегчением поставила банки из под пепси-колы на стол. Все же некая смутная боязнь, что меня может ударить током, присутствовала во время прохождения «теста». Татьяна, как я сразу же убедилась, задавала вопросы не просто так — на основании моих ответов она заполнила довольно большую таблицу.
— Что это? — поинтересовалась я.
Татьяна развернула лист ко мне и начала объяснять:
— Видите, это шкала психических состояний человека…
От одного вида «шкалы психических состояний» мне резко поплохело. Такие рисунки я видела в медицинском учебнике полувековой давности (по нему когда-то изучала медицину двоюродная дедушкина сестра), рисунки иллюстрировали главу, посвященную алкоголизму, и представляли собой творчество больных, страдающих белой горячкой.
Человек, создавший «шкалу психических состояний», если не сам страдал белой горячкой, то уж ту книжку видел наверняка (скорее всего — по ней учился).
Посередине страницы была проведена жирная черта, призванная разделять позитивный и негативный настрой. Позитивный настрой (над чертой) иллюстрировали лохматые, мерзко ухмыляющиеся рожи, негативный (под чертой) — те же рожи, только теперь они не улыбались, а столь же мерзко скалились. Если все психические состояния человека описываются только этим, поневоле пожалеешь, что принадлежишь к виду homo sapiens.
— И которое из этих мое состояние? — с ужасом спросила я.
— Вот, — Татьяна ткнула пальцем в особенно неприятную физиономию, расположенную пунктов на пять ниже водораздела между позитивом и негативом.
— Боже мой! — Это у меня вырвалось совершенно непроизвольно.
— Это ваше внутреннее «я», — продолжала Татьяна.
— Очень неприглядно выглядит, — поморщилась я. — Хорошо, что оно внутреннее, а внешне я выгляжу иначе.
— Это вам только так кажется, — «успокоила» меня Татьяна. — Такие люди, как вы, умеют сдерживать свои эмоции. Носят маску. Но когда вы думаете, что за вами никто не наблюдает, вы расслабляетесь, и появляется ваше истинное лицо — вот такое.
Она ткнула пальцем в мерзкую рожу, а я подумала, что не хочу платить ей сто евро. Сколько же денег ей отдала Марина Савушкина? Немало, наверное. Если уж вполне позитивную меня (неприятности последних суток не в счет) эта психологиня умудрилась засунуть в нижнюю часть шкалы, то уж Маринку, с ее букетом проблем… Я посмотрела на последнюю картинку в списке. Там рожица уже не скалилась, но привлекательнее от этого она не выглядела — закатившиеся глаза, приоткрытый рот и выпавший длинный язык.
— А вот это что за состояние? — спросила я, показав на заинтересовавший меня рисунок.
— Полный распад личности, — авторитетно ответила Татьяна. — Здесь начинается отрыв от реальности и психическая смерть.
— Но мне пока еще далеко до такого состояния, — выдохнула я, изображая (да, наверное, и на самом деле испытывая) облегчение.
— Как сказать, — подняла брови Татьяна. — Регресс идет очень, очень быстро. Сейчас вы вот здесь (она опять ткнула пальцем в пятую от черты рожу), от состояния полного распада вас отделяет всего шесть пунктов.
— И за какой период времени люди проходят эти шесть пунктов? — поинтересовалась я. — Ну, конечно, если не обращаются к специалистам вроде вас.
Это я уже язвить начала, но Татьяна подкола не поняла и продолжала на полном серьезе:
— Иногда это может произойти в течение месяца.
Она закурила вторую сигарету и неожиданно добавила:
— И напрасно вы думаете, что уж вас-то это точно не коснется. Я слишком давно в этом бизнесе. Поверьте, очень многие так думают, уходят, а когда возвращаются, как правило, уже поздно что-либо делать.
Я сделала вид, что поверила и испугалась:
— Вы считаете, что все так серьезно? Я имею в виду — мое состояние?
— Не люблю делать поспешных выводов, — несколько нелогично, на мой взгляд, ответила Татьяна, которая только что напророчила мне «полный распад» не позднее чем через месяц.
Она докурила сигарету и предложила мне чаю. Я не стала отказываться — хоть несколько минут не нужно будет изображать жертву несчастной любви. Но чай у Татьяны оказался уже заваренным — она просто подогрела воду и разлила заварку по чашкам.
— Итак, — начала она, сделав первый глоток, — чего вы хотите?
— В каком смысле? — удивилась я.
— Видите ли, многие не понимают, чего они хотят на самом деле. Вы хотите избавиться от своей зависимости от этого мужчины или все же хотите быть рядом с ним любой ценой?
Вот это поворот! Интересно, если я сейчас выберу второй вариант, она достанет приворотное зелье или как? Я решила не рисковать.
— Хочу избавиться, — твердо ответила я. — От зависимости.
Татьяна сделала еще глоток:
— Вы одна живете?
Вопрос мне не понравился. Вспомнилась Марина Савушкина, которая жила одна, ходила к этой самой Татьяне, а потом просто исчезла, не оставив даже записки.
— Живу одна, но родители заезжают через день. — Такой вариант ответа показался мне наиболее безопасным: я не сильно грешила против истины, но в то же время давала понять, что, случись со мной что-то непредвиденное, тревогу забьют почти мгновенно.
— У вас есть домашние животные? — продолжала допытываться Татьяна.
А это-то ей зачем знать? Я уже хотела было сказать, что животных у меня нет, как вдруг вспомнила, что в ближайшие пару недель на моем попечении находится Султан. Пришлось сказать, что таки да, одно животное у меня есть.
— Собака? — продолжила допрос (а это уже никак не походило на мирную беседу врача и пациента) Татьяна.
— Кот у меня, — ответила я.
— Это хорошо, — подвела итог Татьяна.
— Почему? — удивилась я.
— Потому что ваши родители, конечно же, не откажутся присмотреть за котом во время вашего отсутствия.
— Моего отсутствия? — От неожиданности я как эхо повторила за ней последние слова.
— Да, в то место, куда я хочу предложить вам поехать, с животными нельзя.
— Без кота никуда не поеду, — твердо заявила я. — Мы с ним живем душа в душу. Он без меня скучать будет.
Татьяна как-то странно на меня посмотрела, встала и вышла в коридор. Я не успела сделать пару глотков, как она вернулась и объявила, что «ей удалось договориться» и что меня «примут там даже с животным». Я ошалела от такого напора, ведь пока было озвучено только ее предложение, а вот я — я-то еще не дала согласия ехать в неизвестное место. Однако же демонстрировать чудеса здравого смысла сейчас было бы неуместно. Находящийся в депрессии человек, чье «психическое состояние» обрисовывает жутковатая рожа на пятой ступеньке под чертой, не способен логически мыслить. Такой человек живет только и исключительно эмоциями, причем эмоции сплошь отрицательные. И конечно же, такой человек должен хвататься за соломинку и соглашаться ехать куда угодно, лишь бы не допустить «самого страшного» — доведения своей психики до состояния, описываемого рожей с высунутым языком и закатившимися глазами. Но все же какие-то вопросы мог задать и депрессивный человек.
— Это санаторий?
Татьяна взяла со стола пачку, заглянула в нее, вытащила последнюю сигарету и закурила:
— Ну, что-то вроде того.
— Сколько стоит пребывание? — продолжила я.
Этот вопрос прозвучал вполне естественно: если с меня берут сто евро за два часа бестолковых разговоров на захламленной кухне, то страшно представить, сколько могут содрать за проживание в каком-то таинственном «месте», где, наверное, еще и кормить будут.
Татьяна выпустила струйку дыма и заговорила с интонациями «сейлз-менеджера»:
— Первая неделя — пребывание бесплатно. Через неделю вы сами решаете, помогает вам лечение или нет. Если вы считаете, что результата нет, то просто уезжаете. Если вы видите позитивную динамику, то заключаете договор и продолжаете лечение.
— Бесплатно? — Я решила, что надо все же слегка удивиться. — Неужели так бывает?!
— Представьте себе, бывает, — ответила Татьяна. — Есть еще люди, которым небезразличны чужие судьбы.
Я вспомнила, как она заставила меня ждать на лестничной клетке, и подумала, что на великого гуманиста Махатму Ганди Татьяна мало похожа. Люди «небезразличные» вряд ли держали бы перед запертой дверью человека, у которого теоретически могут быть серьезные проблемы. А если бы я от отчаяния бросилась из окна, не выдержав последних минут ожидания? «Гуманистке» Татьяне такая мысль в голову не пришла, что сильно подрывало веру в ее бескорыстное радение о судьбах человечества. Но это я подумала про себя, а вслух сказала совсем другое:
— Я согласна. — Для убедительности я несколько раз кивнула.
— Вот и хорошо, — сразу обрадовалась Татьяна. — Сейчас я вам напишу адрес.
Она опять метнулась в коридор и вернулась с листком бумаги.
— Вы на машине поедете или надо расписывать, как туда добираться на электричке?
— Электричке? — переспросила я. — Так это что, далеко?
— Что вы, — махнула в мою сторону рукой Татьяна, — километров сорок от Москвы. За час доедете.
Я допивала чай и смотрела, как она старательно рисует схему проезда.
— Вот, — она протянула мне рисунок. — Я на всякий случай вам не только написала, но и нарисовала, как ехать. Если все же вы вдруг заблудитесь, позвоните вот по этому номеру.
— Кого спросить? — поинтересовалась я. — Или там любой ответит?
— Спросите… Лиховец Евдокию Петровну.
— Евдокию? — Я слегка обалдела. — Имя какое… редкое.
— Да и сама Евдокия Петровна женщина редкая. Можно сказать, уникальная, — уверила меня Татьяна и взглянула на часы.
Я поняла намек и тоже посмотрела на часы:
— Кажется, мы засиделись…
Я достала из сумки кошелек, вытащила сто евро и положила купюру на стол. Татьяна понимающе кивнула.
— Когда вы собираетесь туда ехать?
Ну смотри, какая настырная баба. Ей бы, в самом деле, не психологом работать, а агентом по продвижению нового товара. Такая вцепится — живым не уйдешь. Я объяснила ей, что вот так, сразу, не могу сорваться с места, несмотря на ужасную, просто ужасную депрессию. Потому что нужно предупредить начальство, иначе оно может обидеться и выгнать меня с работы на фиг. Так что день или даже два я пробуду в Москве. К тому же будет совсем нелишне закупить корм для кота, коли уж я беру его с собой.
Татьяна сказала, что тащить с собой корм — полнейшая глупость. Что она, Татьяна, сама в этом месте бывала много раз и там точно продаются корма для животных. Если не на территории пансионата, то уж в ближайших поселках точно.
— У тамошней кастелянши тоже кот есть, — ни с того ни с сего вдруг сообщила мне она.
Я вышла на улицу, находясь в несколько растрепанных чувствах. Мой кошелек похудел на сто евро. За эти деньги я получила сомнительную «диагностику» своего состояния и листочек с непонятным адресом. Я остановилась и вынула листок. У Татьяны оказался твердый, разборчивый почерк учительницы младших классов.
«Пансионат „Город солнца“, ехать по Симферопольскому шоссе до указателя поворота „Город солнца“, после поворота проехать пятьсот метров до бензоколонки и еще раз повернуть направо. По лесной дороге проехать еще три километра и свернуть налево (не пропустить указатель поворота). Ехать, пока не упрешься в забор с башенками. На проходной сказать, что вы приехали пройти курс первой ступени».
Интересно, не из этого ли пансионата была визитка, обрывок которой я нашла в квартире Маришки? Хорошенькое названьице — «Город солнца». Не новое, кто-то уже придумывал такое, причем довольно давно. Томас Мор? Нет, не Мор… но что-то очень похожее. Не Томас, а Томмазо… Томмазо Кампанелла. Точно — Кампанелла.
По дороге домой я пыталась вспомнить, что же было отличительной особенностью кампанелловского «города солнца». Кажется, это была пропаганда общины. Совместное проживание, отсутствие института семьи и полное отсутствие частной собственности. Наконец я решила не ломать голову, а посмотреть в Интернете — если это место известное, информация о нем быть должна. Хоть какая-нибудь.
Назад: Глава 20
Дальше: Глава 22