ЧАСТЬ ПЯТАЯ
Могила Соломониак была вся усыпана опавшей листвой, зеленый мох подобрался к гранитному надгробию — видимо, сюда давно не приходили. Сонька стояла возле плиты с именами матери и отца, смотрела на расплывающиеся от слез буквы и негромко бормотала:
— Здравствуйте, мои дорогие мамочка и отец… Вот я и приехала к вам. Как я живу? Наверное, хорошо. А может, и не очень. Потому что нет своего дома. Нет семьи. Видишь, мамочка, как получается? Приехала, а меня спрашивают — зачем? Евдокия спрашивает… А я ведь приехала в твой дом, мамочка. Получается, что я должна уехать отсюда. Куда? Пока не знаю. Наверное, мамочка, ты осуждаешь меня, что так живу. А что мне остается? Остается надеяться, что ты не будешь на меня злиться, а просто поймешь и поможешь. Я так на это рассчитываю! Мне, мамочка, необходима твоя поддержка. У меня ведь, кроме тебя, больше никого нет. Не с кем поговорить, не с кем посоветоваться. Поэтому не бросай меня, ты очень мне нужна, мамочка!
Начинало темнеть, и Сонька уже уходила с кладбища, когда увидела у ворот пожилую женщину. Это была Матрена, бывшая прислуга Лейбы. Матрена ждала Соньку.
— Услышала, что ты приехала, вот и пришла.
— Евдокия выгнала?
— Сразу, как ты уехала.
Сонька достала из сумочки несколько крупных купюр, протянула женщине. Та низко поклонилась:
— Благодарю, — и перекрестила вслед. — Пусть хранит тебя Господь. — И вдруг с улыбкой добавила: — И тебя, и твою девочку.
Удивленная Сонька остановилась.
— Девочку?
— Вижу по походке, что беременная. Чтобы все было хорошо, Сура!
* * *
Была ночь, когда пролетка Соньки подъехала к дому пани Елены. Дом был обнесен высокой, хорошо подсвеченной фонарями оградой, вдоль которой стояли кареты, повозки и фаэтоны. В самом доме ярко светились окна, играла музыка, плавали на фоне штор мужские и женские силуэты. Сонька расплатилась с извозчиком и прошла через приоткрытые ворота к дому.
* * *
В первые минуты встречи сестры говорили одновременно, не слушая, перебивая, обрадованные встречей. Успокоившись, они уселись друг напротив друга в бывшей спальне пани Елены. Теперь это был своеобразный будуар Фейги, интимный, с мягкими диванами, трельяжем и изящными статуэтками, тонущими в мягком свете. Сама Фейга, одетая в ярко-красное, с большим вырезом платье, поправляла чулочные подвязки, громко и раздраженно жаловалась сестре:
— Тварь, гадина! Ничем не помогла, ни единой копейкой. Все сама — не делом, так телом, клянусь. Мало того что захватила дом отца, так еще и все, что было в доме. А там было ого-го… Тот ведь знаешь, что наш отец занимался контрабандой, фальшивыми деньгами, краденым золотом. Так эта сучка все пригребла к своим лапам. А мне пришлось одной крутиться, чтоб поставить дело как положено.
— Поставила? — улыбнулась Сонька, расслабленно сидевшая в кресле.
— Сейчас увидишь. Сюда скачут все — мужики и бабы, молодые и побитые молью.
— Богатые?
— Разные. Но все хотят поймать что-нибудь в этой жизни. Даже противно. Так что не зевай, сестра, смотри в оба!
— Может, наведешь на кого? — свойски засмеялась Сонька.
— Обязательно. Тут есть один пан… пан Тобольский. В городе недавно, но самый завидный здесь жених.
— Молодой?
Сестра расхохоталась:
— Если бы! Песок сыплется из всех отверстий! Так что обрати на него все свое внимание.
В комнату заглянула миловидная, весьма двусмысленно одетая девица, шепотом предупредила:
— Пани Фейга, гости собрались и желают вас видеть.
— Иду, — бодро ответила та и махнула сестре: — Двинулись!
* * *
Зал, где собирались гости дома свиданий, был большой, ярко освещенный, с нарочито помпезной мебелью. Народу здесь было более чем достаточно: человек пятьдесят, не меньше. Причем возраста самого разного — от убеленных сединами пани и панов до вертлявых девиц и нагловатых молодых людей. На небольшой сцене негромко играл оркестр из пяти музыкантов.
Фейга протолкалась на середину залы, ведя за собой красивую молодую сестру, жестом попросила музыкантов замолчать, громко сообщила:
— Пани и Панове, дамы и господа! У меня сегодня особый день! Думаю, он станет особым для всех, вернее, не для всех, а для единственного, избранного. — Она посмотрела с интригующей улыбкой на скромно опустившую глаза Соньку. — Из Санкт-Петербурга приехала моя родная сестра Сура, и я хочу представить ее почтенной публике!
Оркестр ударил туш, гости зааплодировали.
— Панове, — продолжала Фейга, — я оставляю сестру на ваше вежливое внимание.
Музыканты заиграли мазурку, в круг тут же пошли желающие сплясать, и к Соньке протолкался молодой, уверенный в своей неотразимости красавчик.
— Прошу, пани.
Она с улыбкой отрицательно покрутила головой:
— Прошу прощения, пан. Позвольте мне привыкнуть к публике.
— Но следующий танец, пани, за мной.
— Если успеете.
Девушка примкнула к нетанцующей публике и принялась изучать присутствующих. В первую очередь она выискивала того самого пана Тобольского. Он возник неожиданно, откуда-то со стороны: худощавый, высокий, с явной породой в стати. Лет ему было не менее пятидесяти.
— Добрый вечер, пани Сура, — весьма галантно склонил он голову. — Могу ли я рассчитывать хотя бы на один танец с вами?
— Если пану будет угодно, — обласкала его взглядом Сонька, — это будет следующий танец.
Он мягко рассмеялся:
— Я постою рядышком, иначе вас уведут.
— От вас?
— В данном случае от меня.
— Вы пан Тобольский?
Мужчина не скрыл удивления, хотя и был польщен.
— Вам откуда это известно?
— От сестры. Она рассказала мне о вас.
— Что именно?
Сонька обратила внимание на золотые кольца и перстни с крупными камнями на пальцах мужчины, а также на дорогие карманные часы на золотой цепочке.
— Что вы самый заметный пан в этом городе.
— Только в этом? — Тобольский был слегка уязвлен.
— А вы претендуете на большее? — насмешливо поинтересовалась молодая пани.
— Почему нет? Меня, к примеру, достаточно хорошо знают даже в Варшаве.
— Вы такая крупная птица?
Пан не без удивления посмотрел на девушку:
— Птица? Так выражаются, когда отслеживают человека на предмет ограбления, пани. А вы никак не похожи на особу из того мира.
— У пана возникли сомнения? — обиженно спросила Сонька.
— Ни в коем случае. Просто задело слух.
— Обратитесь к доктору, он поможет.
Девушка, теперь уже по-настоящему обидевшись, отвернулась от Тобольского, подчеркнуто заинтересованно стала высматривать кого-то. Оркестр заиграл польку, и пан легонько коснулся локтя Соньки:
— Вы все-таки позволите?
Она пожала плечиками и с безразличным выражением на лице вошла в круг танцующих. Тобольский танцевал легко и уверенно.
— Вы обиделись?
— На вас?
— На мои слова. Я не хотел, чтобы вы оскорбились.
Откуда-то возникла Фейга, горячо шепнула на ухо сестры:
— Одобряю, хорошо работаешь!
Она растворилась в толпе, и пан с улыбкой заметил:
— Думаю, сестра одобряет мой выбор.
— Скорее мой, — рассмеялась Сонька и, резко сменив настроение: — Вам здесь нравится?
— Я к этому привык, — ответил он, делая красивое па.
— А если мы выйдем в сад?
— Как прикажете, пани.
— Приказываю.
Они оставили танец и направились к выходу на летнюю веранду.
* * *
Дорожки в саду были посыпаны мелким белым песочком, фонари горели мягко и располагающе, людей почти не было. Сонька и пан Тобольский не спеша, прогуливались, негромко разговаривая.
— Когда пани прибыла из Санкт-Петербурга?
— Вчера.
— У вас там семья?
Сонька не ответила, печально смотрела перед собой.
— Я сказал что-нибудь не так? — заглянул ей в лицо пан.
— Мне тяжело говорить о семье, — тихо произнесла девушка. — О случившемся не знает даже сестра.
— Прошу прощения, я не стану касаться этой темы.
— Ну почему? — улыбнулась Сонька. — Странно, но вы вызываете у меня полное доверие. И вам я могу сказать… — Помолчала, со вздохом сообщила: — Они погибли во время пожара. Муж и сын.
— Пожара?
— Сгорел особняк мужа. Дотла. Поэтому я покинула Санкт-Петербург и приехала на родину.
Пан Тобольский взял ее руку, нежно и растроганно поцеловал пальцы.
— Простите.
Некоторое время они шли молча.
— Пан занимается торговлей? — спросила девушка.
— В какой-то степени, — уклончиво ответил тот.
— Торговля не бывает в какой-то степени, — засмеялась Сонька. — Это все равно что в какой-то степени можно быть женщиной или мужчиной.
Пану тоже стало весело:
— Но ведь бывают и такие?
— Бывают. Но это ненормально.
Пан Тобольский придержал девушку возле яркого фонаря, заглянул в глаза:
— Знаете, вы поразительная пани. Несмотря на ваш юный возраст, у вас редкой гибкости и глубины ум.
— Это плохо? — Сонька явно кокетничала.
— Это прекрасно, — он снова поцеловал ей руку. — А ваши пальцы… Это что-то удивительное!
— Меня в детстве называли Соня Золотые Ручки.
— Соня? Почему Соня?
— Мне нравится это имя — Соня.
— Я тоже буду звать вас Соня Золотые Ручки.
— Как вам угодно.
Они дошли почти до конца сада, и Сонька показала:
— Здесь река.
— Спустимся?
— Вы хотите меня утопить?
Пан крепко взял ее руку:
— Я хочу вас похитить. Навсегда, на всю жизнь.
Она освободилась.
— Рискованное заявление, пан.
— Я люблю рисковать. И рискну сообщить вам, что влюбился. Сразу, как только увидел вас. Вы верите в любовь с одного взгляда?
— Только в романах.
— Это не в романе, это в жизни. — Глаза Тобольского горели. — Я сошел с ума! Я буду преследовать вас всю жизнь. Слышите, всю жизнь! Скажите, чего вы хотите?
— Чтобы вы успокоились.
— Это от меня не зависит. — Пан пытался поймать девушку за руку, но она со смехом уворачивалась. — Говорите же, чего вы хотите? Я сделаю все — для вас, ради вас.
Элегантный пан забавлял Соньку. Она весело хохотала.
— Я жду! Говорите! — настаивал Тобольский.
— Прыгните в реку, — показала она в сторону чернеющей реки.
— Прямо сейчас?
— Да, сейчас!
Мужчина схватил ее за руку, потащил к берегу реки.
— Только не со мной, — смеялась Сонька. — Прыгните, а я посмотрю.
На довольно крутом берегу пан Тобольский начал стаскивать штаны, готовясь броситься в реку, и Сонька с капризной твердостью приказала:
— Только так: личные вещи остаются здесь. Вплоть до часов и колец. Чтоб ничего не утонуло!
— Как угодно. Как пани прикажет.
Пан стянул с себя всю одежду, оставшись лишь в панталонах, после чего принялся с трудом снимать с рук украшения. Сонька помогала.
— Все снимем, все! Чтоб вода не смыла.
Тобольский зачем-то глубоко вздохнул и решительно направился к реке.
— Пан Тобольский, не утоните! — крикнула вдогонку Сонька.
— Выплыву! В жизни не такое случалось!
Он бултыхнулся в речку, течение оказалось довольно сильным, и пловца понесло вниз, в темноту.
— Вы куда, пан Тобольский? — закричала со смехом девушка.
— Течение… Очень сильное течение!
Она быстро схватила одежду Тобольского, выдернула из кармана часы на золотой цепи, сгребла перстни и кольца, после чего швырнула брюки, сюртук и сорочку в воду.
— Пан, держите! Оденьтесь, когда выплывете!
— Вы что? — заорал тот. — Там же кольца, часы! Все утонет!
— Пан достанет! Нырнет и достанет! — ответила девушка и с добычей в подоле побежала в сторону светящихся окон дома приемов.
* * *
День выдался довольно жарким. Сонька и Фейга прогуливались под летним зонтом по главной улице городка и весело переговаривались. Фейга была одета в облегающее платье, Сонька же наоборот — в широченную юбку с массой оборок.
— Это ты столкнула пана Тобольского в речку? — смеялась Фейга.
— Сам прыгнул. Оказался настоящим паном.
— От любви прыгнул-то?
— Еще какой любви! Говорил, всю жизнь будет преследовать меня. — Сонька улыбалась, с интересом изучая всякого рода лавки. — Он хоть живой?
— Чуть не утонул. Выловили. Говорят, в одном исподнем был.
— Я бросила ему одежду, видно, не поймал.
Фейга остановилась:
— И что, никакого улова?
Сестра молча открыла сумочку, показала часы и кольца пана Тобольского.
— Давай сюда, — велела Фейга.
— С чего это вдруг? — удивилась Сонька.
— А кто тебя с ним свел?
Младшая сестра достала два кольца и два перстня, отдала Фейге.
— Пополам.
— А часы?
— Часы я верну. Чтоб пан ничего дурного не подумал.
— Умница, правильное решение, — одобрила старшая сестра. — Репутация семьи должна быть чистой.
Они двинулись дальше. Когда поравнялись с одной довольно большой ювелирной лавкой, Сонька направилась туда.
— Хочу оставить память о себе.
— Память? — не поняла Фейга.
— Прихвачу какое-нибудь колечко, а они пусть потом мучаются, как мне это удалось.
— Как это — прихватишь? — не поняла сестра.
— Пальчиками! Вот этими, золотыми. Попробуем?
— А если не получится?
— Получится. Могу заключить пари.
— Ну, давай посмотрим. Если проиграешь, часы Тобольского тоже отдашь мне.
* * *
В полуденную жару лавка пустовала. При появлении молодых женщин хозяин, он же продавец, поднялся со стула, вежливо поклонился:
— Добро пожаловать, пани.
Сестры подошли к прилавку, стали изучать украшения.
— Что-нибудь показать? — поинтересовался хозяин.
— Прошу, вот это и это, — ткнула Сонька в дорогие колье.
Она взяла одно колье и принялась внимательно и придирчиво изучать.
— Надеюсь, это не подделка?
— Что вы, пани?! — вспыхнул хозяин. — У нас подделок не бывает. Мы бережем свою репутацию.
— Мы свою тоже, — хохотнула Фейга.
Сонька приложила колье к ее шее, затем к своей и проделала то же самое со вторым.
— Нравится?
— Хочу еще эти, — подыграла ей Фейга.
Продавец извлек еще три колье, и младшая сестра вновь принялась их рассматривать. По очереди примерила украшения сначала на сестру, затем на себя. Незаметно опустила одно из колье в широченный карман юбки. Повозилась с оставшимися изделиями, отобрала из них два и повернулась к Фейге:
— Эти нравятся?
— Очень, — ответила Фейга.
— Берем.
Сонька открыла сумку и вдруг вспомнила:
— А деньги?
— Я не взяла.
— Я тоже. — Младшая сестра отодвинула все колье к продавцу, извиняющимся голосом сказала: — Возьмем деньги и придем. Нам у вас понравилось.
Когда они подошли к выходу, хозяин лавки окликнул их:
— Прошу прощения, пани!
Они остановились.
— Здесь было пять колье.
Девушки недоуменно смотрели на него.
— Было пять, осталось четыре, — разъяснил хозяин.
— Вы хотите сказать, мы что-то взяли?
— Я хочу сказать, что одного колье не хватает.
Сонька вспыхнула.
— То есть оно у нас?
— Не знаю. Посмотрите, прошу прощения, в своих сумочках.
Из подсобки вышел еще один продавец, мрачно уставился на покупательниц.
— Пожалуйста, — оскорбленно дернула плечами младшая сестра, открыла свою сумочку и попросила старшую: — Тоже открой.
Фейга выполнила указание. Продавец подошел к ним, принялся изучать содержимое сумочки Соньки.
— Это ваше? — показала она кольца, перстни и часы пана Тобольского.
— Нет, но что-то знакомое. Их кто-то у нас покупал.
— А это? — внаглую продемонстрировала «свои» перстни и кольца Фейга. — Это тоже кто-то у вас покупал?
— Да, — вконец сбитый с толку хозяин кивнул, — но не могу вспомнить кто.
— Мы! Мы покупали! — вдруг заорала Фейга. — Потому что мы были вашими клиентками! А после этих обвинений ноги нашей здесь не будет. Адью, хамы!
И они возмущенно покинули лавку.
* * *
Отойдя от магазина на приличное расстояние, сестры расхохотались от души.
— А куда ты спрятала? — не понимала Фейга.
— Сюда, — продемонстрировала карманы в складках юбки Сонька. — Здесь вся лавка поместится!
— А морда у него, морда-то! Растерянная, красная! Кто-то покупал, говорит, но не помню!
— А я испугалась, что вспомнит пана Тобольского.
— Я тоже. Чуть не обделалась! Как это он не вспомнил?
И вдруг обе замолчали. Навстречу им двигался пан Тобольский, высокий, статный, в дорогом белом костюме. Фейга дернулась было в сторону, Сонька резко остановила ее:
— Стоять! Не уходи.
Тобольский подошел к девушкам, вежливо поклонился, обратился к Соньке:
— Я желаю видеть вас.
— Пожалуйста, — улыбнулась она, не сводя с пана насмешливого взгляда. — Я тоже желаю. — Она достала из сумочки часы, протянула пану. — Ваши?
— Благодарю. Я решил, что вы хотите видеть меня по другому поводу. — Он бросил взгляд на Фейгу полагая, что она отойдет, но сестра и не думала этого делать.
— Я прошу прощения за вчерашнее приключение, — преодолевая себя, произнес пан. — Все было весьма глупо.
— А по-моему, весело. Мне понравилось.
— Жаль. Я полагал, вы отнеслись ко мне более серьезно.
— А что в этом стыдного? — вмешалась в разговор Фейга. — Если б ради меня мужчина такое сделал, я бы сразу в него влюбилась.
— Боюсь, ваша сестра вряд ли в меня влюбилась после купания. — Пан Тобольский вопросительно посмотрел на Соньку. — Я не прав?
Она пожала плечами:
— Любовь — дело наживное.
Пан отрицательно повел головой, почти обреченно произнес:
— Нет. Любовь — это то, что вмиг ослепляет человека. Как гром, как молния. Я, мадемуазель, ослеплен вами.
Девушка с иронией заметила:
— Простите, я этого не хотела, — и сделала движение, чтобы уйти.
Пан деликатно придержал ее.
— Вы когда уезжаете, пани?
— Скоро.
— Точнее не можете сказать?
— Извините, нет.
Фейга демонстративно взяла сестру под руку, и они быстро зашагали прочь, оставив господина Тобольского в полной растерянности.
— У пана сдвинулась черепица, — сказала старшая сестра, когда они отошли подальше.
— Его проблемы, — бросила Сонька.
— Нет, ну жалко человека. Может, задержишься хотя бы на недельку?
— Меня ждут.
— Кто?
— Дела.
* * *
Поезд Варшава-Берлин стоял у перрона варшавского вокзала, пассажиры и их провожатые топтались у вагонов. Соньку провожала Фейга. Она прослезилась и платочком старательно вытирала слезы. Вдруг внимательно посмотрела на Соньку, как бы не решаясь что-то сказать, затем сообщила:
— Знаешь, что мне вчера заявил один пан?
— Ну?
— Будто бы ты… воровка. И будто тебя в Санкт-Петербурге чуть не посадили.
— Кто это тебе сказал?
— Человек. Ты его не знаешь. И еще: что ты чуть ли не самая главная среди воров. Тебя они так и кличут: Сонька Золотая Ручка.
Сонька улыбнулась:
— Пусть говорят. Лишь бы ты не верила в эту глупость.
— А я и не верю. Хотя было бы интересно, если бы ты была там главной.
— У воров?
— Ну! Ты бы смогла. Ты вон как скребанула ювелира! Отец бы тобой гордился.
— А мама?
— Мама — нет. Мама хотела, чтоб ты стала музыкантом. У тебя вон, какие пальцы!
— Сонька Золотая Ручка? — улыбнулась девушка.
— Смотри, — погрозила пальцем Фейга, — обижусь, если обманула. Ты должна говорить всю правду сестре. Тем более старшей!
— Вот я тебе все и сказала, — Сонька поцеловала ее лоб. — Увидишь Шелома — извинись за меня. Я перед ним виновата.
— Я-то извинюсь, да вряд ли он поймет. Пьет с утра до ночи и все тебя вспоминает. Любит. Вот ты какая у нас! Куда хоть едешь, сестра?
— В Германию.
* * *
Купе у Соньки было отдельное, класса люкс. Она оставила дверь приоткрытой и имела возможность отслеживать всех, кто передвигался по вагону. Народ здесь был самый разнообразный: поляки, русские, немцы, австрийцы и даже французы. Неожиданно в купе Соньки втиснулся толстый немец. Он увидел молодую красивую женщину и залопотал:
— О! Дас ист шён гут медхен!
Девушка решительно встала, закрыла дверь:
— Ауфвидерзеен!
Достала какой-то роман и начала листать его. В купе постучали — на пороге стоял проводник.
— Что пани желает? — спросил по-польски.
— Вина.
— Естественно, французского?
— Естественно.
Он ушел, оставив дверь открытой, и тут Сонька увидела пана Тобольского. Пан смотрел в ее сторону, загадочно улыбаясь. Девушка вышла из купе и решительно подошла к нему.
— Вы решили сопровождать меня?
Тот кивнул:
— Я, мадемуазель, сказал, что буду преследовать вас всю жизнь. И это не было шуткой.
Сонька с беспомощной злостью смотрела на него:
— Что вы от меня хотите?
— Ничего. Просто хочу видеть вас. Быть если не рядом, то хотя бы неподалеку.
— Но мне этого не нужно!
— Ничем не могу вам помочь, — развел он руками. — Я полюбил. Впервые за много лет.
Девушка раздраженно смерила его взглядом, хотела уйти, но все-таки задержалась.
— Вы мне мешаете!
— В чем?
— В жизни. В работе.
— Я готов вам помогать. Я очень богат, пани.
Она бессильно сжала кулачки, впившись длинными ногтями в ладони, придвинулась к пану почти вплотную:
— Я — воровка. Профессиональная воровка. Я могу только что-нибудь украсть у вас.
— Знаю, — спокойно кивнул он. — Вы уже украли у меня: кольца, часы… Хозяин ювелирной лавки все вспомнил.
— Вызывайте полицию.
— Зачем? Я намерен, наоборот, охранять вас.
— Черт!.. — Сонька не знала, как поступить. — Кто вы? Откуда взялись? Я не хочу видеть вас!
Пан Тобольский помолчал, печально усмехнулся:
— Доброй ночи, пани. Имейте в виду, я в соседнем купе. — И скрылся за своей дверью.
* * *
Когда поезд стал притормаживать, Сонька тихонько взяла сумку, открыла дверь, выглянула из купе: время перевалило за полночь, и пассажиры давно спали.
Девушка достала из сумочки паспорт Анны Типлиц, раскрыла его, с улыбкой посмотрела на дату рождения — 1846 год. Почти на цыпочках вышла в коридор и двинулась в сторону проводника. Увидев ее, тот сильно удивился и громко спросил:
— Пани уходит? Что-нибудь случилось?
Она приложила палец к губам и сунула в руку железнодорожника деньги за вино и услуги, ожидая, когда состав остановится.
— Вами интересовался господин из пятого купе, — сообщил проводник тоже шепотом.
— Что он хотел?
— Просил, чтоб я проследил за вами. Тоже денег дал.
— Спросит — вы ничего не видели. Исчезла куда-то.
— Так точно, пани. Я ничего не видел.
За окном проплыло название станции — Типлиц. Поезд остановился, проводник помог Соньке спуститься на перрон. Она двинулась вдоль вагонов и, когда уже вошла, в здание вокзала, оглянулась. Из окна вагона на нее смотрели растерянные, наполненные отчаянием глаза пана Тобольского.
* * *
Городок Типлиц был по-немецки чистеньким и, в столь поздний час, безлюдным. Сонька сидела в фаэтоне, слушала ровный шелест резиновых колес по гладкому булыжнику и глядела на широкую спину немца-извозчика, внимательно слушая его громкий рассказ.
— Городок наш маленький, — кричал извозчик, не поворачиваясь к даме, — всего две тысячи граждан! Но мы все патриоты! Мы гордимся чистотой своих улиц, хорошими дорогами, подстриженными газонами!
— А граф Типлиц? — на хорошем немецком спросила Софья.
— О, это наша особая гордость, граф Типлиц! Старинный замок, который построил граф фон Типлиц еще в двенадцатом веке, является нашим символом. Говорят, в нем все еще блуждает дух графа!..
— Потомки графа остались? — осторожно поинтересовалась Сонька.
— В нашем городке — нет. Говорят, во Франции кто-то проживает, но к нам никто еще не приезжал… Жаль! Такой человек немедленно стал бы знаменитостью, мы бы его на руках носили! И знаете почему? Потому что мы настоящие патриоты! — Извозчик наконец повернулся к дамочке и в привычной манере прокричал: — Так в какой отель все-таки вас везти, фрау? Их у нас три!
— Который в самом центре города.
— Есть такой! Он-то как раз и носит имя графа, отель «Типлиц»! Кстати, наш город тоже основал граф!
* * *
Отель стоял на главной площади городка — был он небольшой, уютный, спрятанный в высоких стройных тополях.
Фаэтон остановился возле парадного входа, извозчик передал швейцару чемодан фрау Соньки, с благодарностью принял деньги и укатил, напевая веселую песню. Швейцар распахнул перед девушкой дверь. Навстречу Соньке из-за стойки вышел учтивый администратор.
— Доброй ночи, приветствую вас в нашем городе! Что фрау угодно?
— Хороший номер.
— Второй этаж, с видом на ратушу?
— Да, меня это устраивает.
— На чье имя выписать счет?
— Анна фон Типлиц.
Дежурный не сразу понял:
— Простите?
— Графиня Анна фон Типлиц.
У администратора застрял ком в горле, он выдавил:
— Вы из рода… Типлиц?
— Разве фамилия не говорит об этом? — насмешливо спросила Сонька.
— Да-да, извините! Конечно говорит. Просто я никогда не предполагал, что смогу при жизни увидеть кого-нибудь из потомков нашего знаменитого земляка. Я могу проверить, что это не шутка?
— Показать паспорт?
— Простите, у нас такой порядок. — Администратор взял паспорт, глаза его еще больше округлились. Он вернулся за стойку, лихорадочно полистал книгу записей. — Я предоставлю вам лучший номер. Самый лучший в отеле!
— Благодарю.
Администратор отстранил остолбеневшего швейцара, собственноручно взял чемодан высокой гостьи и направился на второй этаж.
— Прошу, графиня!
Сонька переступила порог номера: по местным понятиям, номер был весьма неплохой — три комнаты, просторная ванная, крепкая добротная мебель.
— Надеюсь, вам здесь будет уютно, — администратор все еще не мог успокоиться. — А утром весь город будет у ваших ног. Доброй ночи, графиня.
Он скрылся за дверью. Сонька подошла к окну, с удивленной усмешкой стала смотреть на площадь, на ратушу, на действительно хорошо подстриженные газоны.
* * *
Было довольно рано, и Сонька еще приводила себя в порядок в ванной комнате, когда в номер вежливо постучали. Она по-быстрому завершила макияж, крикнула:
— Кто там?
Ей не ответили, лишь снова постучали. Она открыла дверь. В коридоре стояли три господина, за спинами которых маячил вчерашний гостиничный администратор.
— Доброе утро, графиня фон Типлиц, — произнес главный из них, грузный господин с усами. — Приносим извинения за ранний визит, но нам бы хотелось засвидетельствовать свое почтение.
— Пожалуйста, войдите, — пригласила Сонька, посторонившись.
Гости вошли, оставив администратора за дверью. Главный браво щелкнул каблуками, склонил голову перед гостьей:
— Бургомистр города Вильгельм Вернер. — Он показал на других мужчин: — Мои помощники.
Сонька с очаровательной улыбкой протянула бургомистру руку, тоже представилась:
— Анна фон Типлиц, — и с иронией спросила: — Желаете посмотреть паспорт?
— Бог мой, — закатил глаза бургомистр, — я не верю своим ушам. Почему мы о вас ничего не знали? Кто вы? Откуда родом? Что привело вас в наши края?
Сонька продолжала улыбаться:
— Родом я, вернее, мои предки отсюда. Живу в Париже. А что привело? Наверное, внутренняя потребность, — она скромно опустила глаза. — Я жду ребенка, и мне очень захотелось, чтобы он ощутил воздух моих прародителей. Вот, сошла с поезда Санкт-Петербург-Берлин и оказалась здесь.
Бургомистр взял руку девушки, поцеловал ее.
— Знаете, — произнес он, — ваши пальчики похожи на пальцы графа. Это поразительно.
— Моя бабушка, она тоже жила в Париже, рассказывала, что я даже лицом на него похожа.
— О, да-да! — бургомистр оглянулся на помощников, и те дружно закивали. — Одно лицо! Мы сегодня же отправимся в замок, и вы все увидите собственными глазами. — Он заглянул в лицо гостьи. — Вы надолго к нам?
— Думаю, дня на три.
— Прекрасно! Уверен, вам в эти дни не придется скучать!
* * *
Возле отеля собралась довольно внушительная толпа горожан. Когда появилась Сонька в сопровождении свиты бургомистра, ей устроили шумную овацию. Сонька достойно раскланялась, послала несколько воздушных поцелуев, увидела в толпе вчерашнего извозчика, поприветствовала его особо.
К гостье подкатила красивая карета, украшенная золотистыми гербами города, она нырнула в нее вместе с бургомистром и, высунувшись из окна, продолжала посылать поцелуи восторженной публике на всем пути следования.
— Для нашего города ваш визит — событие столетия, — гудел над ухом бургомистр. — Мы до конца еще не осознали его значение. Обещайте, что ваши визиты будут регулярными.
— Обещаю, — улыбнулась Сонька, оторвавшись от окошка. — Жители города меня совершенно очаровали.
— Да-да, — захохотал по-немецки громко Вильгельм Вернер. — Жители у нас прекрасные, лучшие в Германии!
Карета неторопливо катила по узким улочкам мимо аккуратных, будто пряничных домов. Наконец город остался позади, и Сонька увидела замок: он стоял на высокой горе и снизу смотрелся величественно, даже немного мрачновато.
Сонька в сопровождении бургомистра и его свиты поднялась по крутым каменным ступенькам и вошла в темную прохладу замка. Все вместе двинулись по узкому длинному коридору.
— Здесь страшновато, — тихо произнесла Сонька, придерживая бургомистра под руку.
— Да, — согласился тот, — особенно ночью.
— Вы бывали здесь ночью? — удивилась девушка.
Вернер утробно хохотнул:
— Я еще не сумасшедший! Один господин остался на ночь, а утром никого не узнавал.
— А что он делал ночью?
— Искал сокровища графа.
— Нашел?
Бургомистр снова утробно засмеялся:
— Не дошел. Что-то остановило его. Хотя сокровища здесь имеются.
— А мне можно на них взглянуть?
— Вам? — Вернер покосился на гостью. — Вам обязательно! — И пошутил: — Вы же не будете покушаться на сокровища?
— Не дай бог.
— Я тоже так считаю. Граф этого не простит.
Они миновали еще несколько коридоров, вошли в большой зал, остановились перед потемневшими картинами, висевшими в большом количестве на стенах.
— Вот ваш предок, — показал бургомистр на один из портретов.
Сонька сделала шаг вперед, принялась внимательно изучать внешность Типлица. И странным образом увидела, что лица их действительно во многом схожи: красивое вытянутое лицо, изящный нос, печальные с косым разрезом глаза.
— Ну? — Вернер самодовольно улыбался.
— Похожи… — прошептала девушка. — Действительно похожи. — И неожиданно заявила: — Мне не хочется уходить отсюда.
— Нельзя, — замотал головой бургомистр. — Вы нам нужны.
— Ну хотя бы на одну ночь!
— Хотите повторить подвиг того господина?
Сонька серьезно посмотрела на него:
— Ваше замечание бестактно, господин бургомистр, — и резко развернулась, чтобы уйти.
— Простите, — стушевался тот, придержав ее, — я не хотел вас обидеть. Просто это место не для романтических снов.
— Позвольте мне самой решать.
Они двинулись дальше, гостья некоторое время молчала, затем попросила:
— Покажите еще что-нибудь интересное.
Миновав несколько залов, они поднялись по широкой, устланной ковром лестнице и оказались в оружейной комнате. Стены ее были сплошь увешаны оружием — мечами, шпагами, щитами и шлемами. По углам маячили фигуры в полной рыцарской экипировке.
— Все это подлинное, все когда-то принадлежало графу и его воинам.
Сонька походила по комнате, потрогала оружие, доспехи.
— Никогда не думала, что буду касаться всего этого. Это так далеко и так близко.
— Да-да, — закивал бургомистр, — все живое, все дышит.
Двинулись дальше, и бургомистр, чтобы искупить свою бестактность, интимно поинтересовался:
— Думаю, женщине будет особенно интересно хотя бы взглянуть на сокровища, которые принадлежали графу.
— Моему предку, — уточнила Сонька.
— Простите, вашему предку. Но мы войдем туда только вдвоем.
— Почему?
— Так надо. Поменьше посторонних глаз.
Вернер оглянулся на свиту, жестом приказал оставаться и взял девушку под руку. Они завернули за угол и оказались в комнате, от пола до потолка заставленной книжными полками. Подошли к зарешеченной двери. Бургомистр, на всякий случай оглянувшись, протиснул руку между книгами, стоявшими на полке, на что-то нажал. В замке щелкнуло, и дверь медленно, с тяжелым скрежетом открылась.
— Прошу… — шепотом произнес Вернер, пропуская Соньку вперед.
Комната была небольшая, свет из окон падал на стены, на пол, на все, что здесь находилось. Сонька повела головой и ахнула: это была комната Аладдина, про которую говорила старушка в поезде. Вдоль стен тянулись стеклянные ящики с выставленными в них сокровищами: вазами, доспехами, украшениями. На стенах висели также золотые кольчуги, инкрустированное драгоценными камнями оружие, искусно расшитые ковры.
Девушка медленно, как во сне, приблизилась к ящикам, впилась глазами в покоившееся богатство. Его было так много, что выделить нечто особо ценное не представлялось возможным.
Бургомистр стоял за ее спиной, удовлетворенно дыша.
— Что скажете?
— Я такого никогда не видела.
— И никто не видел. Это принадлежит не только моему городу, но всей Германии. — Вернер тихонько засмеялся. — Но сюда, графиня, приходят только избранные. Вы из их числа. Точнее, вы — особо избранная! — И с намеком хохотнул: — Мир полон проходимцев, но нас Господь миловал.
* * *
Карета неслась по узким улочкам городка, бургомистр вопросительно поглядывал на тихую, печальную гостью.
— Вы под впечатлением?
— Под большим. Такое ощущение, будто я всю жизнь жила в замке. Это мой дом.
Немец довольно засмеялся:
— Это и есть ваш дом. Приезжайте чаще, приглашайте других родственников. Если они, конечно, есть.
— Нет, я единственная.
— Тем более приезжайте. Если же решите здесь обосноваться навсегда, город будет счастлив. Замок — ваш.
— Я подумаю. — Девушка подняла на бургомистра взгляд, твердо заявила: — И все-таки я хочу провести ночь в замке, чтобы понять, чем жил мой великий предок.
— Как прикажете, графиня. Когда пожелаете?
— В эту ночь.
— В эту ночь я даю прием в вашу честь! — возмущенно воскликнул бургомистр.
— Значит, после приема. Только не забудьте.
— Немцы никогда ни о чем не забывают. У нас главное — порядок!
* * *
Вечером городская ратуша сияла огнями: в зале приемов собрались лучшие люди городка. Их было достаточно много, не менее ста человек. Играл оркестр, прислуга разносила закуску и выпивку, шум от смеха и голосов витал над головами.
Сонька, сопровождаемая бургомистром и его тощей высокой женой Матильдой, не спеша, расхаживала по залу, принимала знаки уважения и почитания.
— Вы хорошо говорите по-немецки, графиня, — заметила Матильда.
— Это мой родной язык, — улыбнулась гостья.
— А Париж?
— В Париже я в гостях, а здесь — дома.
— Браво, — захлопала бургомистерша. — Вы замечательно сказали.
— Дамы и господа! — вышел на середину зала бургомистр. — Я прошу поднять тост в честь нашей гостьи, графини Анны фон Типлиц. Мы долго ждали этого счастливого случая, мы даже не верили, что это когда-нибудь произойдет. Но вот свершилось! Добро пожаловать в родной город, прелестная госпожа фон Типлиц! Мы счастливы!
Раздались приветственные возгласы, все дружно выпили, после чего Сонька встала рядом с бургомистром.
— Уважаемый господин бургомистр и ваша очаровательная супруга! Уважаемые граждане моего города, города, который основал мой предок граф фон Типлиц! Я по-настоящему счастлива, и у меня нет других слов. Спасибо вам за память, за верность, за прием!
Последние слова девушки просто потонули в овации. Бургомистр взял Соньку под руку, повел в гущу присутствующих. По пути девушка обратила внимание на массивную золотую цепь с драгоценными камнями, свисающую из кармана градоначальника. Ловко и непринужденно она пошла по другую руку от Вернера и, когда они внедрились в толпу, незаметно отстегнула цепь на боку бургомистра и так же незаметно опустила ее в свою сумочку.
— Графиня, — проворковал ничего не почувствовавший бургомистр, — эти люди — цвет нашего города. На них держится порядок, благополучие и достоинство наших горожан.
Мужчины принялись по очереди целовать руку графине, дамы впивались в нее глазами, жеманно приседали и что-то бормотали. Видимо, называли свои имена. Сонька обратила внимание на молодого красивого господина в ладно сшитом фраке и улыбнулась. Он ответил тем же, после чего двинулся вперед и галантно предложил:
— Могу ли я пригласить вас на танец, графиня?
— Буду счастлива.
Они покинули толчею, вышли в самый центр танцевального круга. Перед ними расступились, и они закружились в вальсе под музыку Штрауса. Сонька сразу же положила глаз на изысканную булавку на галстуке партнера.
— Вы наверняка банкир? — кокетливо поинтересовалась она.
— С чего вы взяли? — удивился господин.
— Манера держаться.
— Увы! Я всего лишь полицейский.
— Вы? Полицейский? — искренне удивилась девушка.
— Вас это огорчило?
— Напротив. Если в вашем городе такие полицейские, с законом здесь должен быть полный порядок!
— Учтите, обер-полицейский.
— О! — расхохоталась Сонька. — Никогда так близко не соприкасалась с обер-полицейским!
— Видимо, не было повода.
— Естественно. Я веду исключительно праведный образ жизни.
Неожиданно за их спинами возникло какое-то движение, толпа начала взволнованно расходиться, и присутствующие принялись смотреть под ноги, явно что-то высматривая. Растеряннее всех выглядели бургомистр и его жена.
— Что случилось? — удивилась Сонька.
— Пардон, сейчас узнаю.
Обер-полицейский быстро направился к бургомистру. Сонька видела, как он о чем-то спросил главу города, тот коротко объяснил, показав рукой на паркет. Полицейский вернулся к девушке.
— Господин Вернер потерял очень дорогую цепь. Все пытаются ее найти.
— Здесь потерял? — уточнила Сонька.
— Да, в толчее. Но ничего страшного, думаю, найдут. — Обер-полицейский улыбнулся и прошептал девушке в самое ухо: — К тому же наш бургомистр не самый бедный человек в городе.
— Дайте совет, — попросила Сонька. — Если я незаметно покину почтенное собрание, это будет слишком бестактно?
— Не думаю. Но только в том случае, если я вас провожу.
— Я готова отдаться в руки полиции.
Ни с кем не прощаясь, будто покидает прием лишь на несколько минут, Сонька поспешила к выходу. Обер-полицейский предупредительно шел следом.
В фаэтоне, стоявшем в стороне от отеля «Типлиц», пан Тобольский внимательно наблюдал, как Сонька в сопровождении обер-полицейского пересекала площадь.
* * *
Когда Сонька в сопровождении полицейского вошла в отель, хозяин гостиницы, он же администратор, подобострастно подбежал к высокой гостье и доложил:
— Графиня, вас спрашивали.
Девушка вскинула брови:
— Кто?
— Некий господин. Но, странным образом, он назвал другое имя.
Сонька быстро взглянула на полицейского, в том немедленно сработало профессиональное чутье.
— Какое имя, господин Кремер?
— Софья. А фамилию я записал.
Хозяин двинулся было к конторке, но Сонька придержала его:
— Не стоит беспокоиться. Думаю, это была чья-то шутка.
— Нет, графиня, господин не был похож на шутника. Немолодой солидный господин.
— Если он еще возникнет, задержите его, — вмешался обер-полицейский и жестом пригласил Соньку на второй этаж к номерам.
Сонька и обер-полицейский подошли к двери, и девушка вопросительно повернула голову:
— Доброй ночи?
— Вам не страшно одной входить в номер? — почти вплотную приблизился к ней полицейский.
— Думаете, там опасно?
— Но ведь вас кто-то спрашивал. Я бы на всякий случай проверил.
Сонька тронула плечами:
— Если вы так считаете, прошу.
Обер-полицейский первым вошел в номер, зажег свет, прошелся по всем комнатам.
— Все спокойно. Можете располагаться, графиня.
— Всего доброго, — ответила девушка, с улыбкой глядя на мужчину.
Вдруг он решительно подошел к ней, обхватил ладонями лицо и стал страстно целовать.
Сонька аккуратно сняла с его галстука булавку, после чего решительно оттолкнула наглого обер-полицейского.
— Что вы себе позволяете?
— Я схожу с ума! Прошу, хотя бы еще один поцелуй, я буду нести его через всю жизнь! Поцелуй графини фон Типлиц… Умоляю вас!
— Вы действительно сошли с ума. Сейчас же покиньте номер!
— Слушаюсь. Простите. — Полицейский дошел до двери, но оглянулся: — По моим сведениям, этой ночью вы отправляетесь в замок?
— Вы намерены меня и там охранять?
— Нет, — ухмыльнулся обер-полицейский. — В замке вас будут охранять совсем другие силы. Силы вашего далекого предка, графиня. — И он решительно покинул номер.
Сонька подошла к окну, увидела, как полицейский пересекал площадь, направляясь снова в ратушу, обратила внимание на одинокий фаэтон, стоявший в сторонке от отеля. Это был фаэтон пана Тобольского.
Она принялась складывать вещи в чемодан, затем торопливо осмотрела все комнаты, и в это время в номер сильно постучали. Сонька направилась к двери, распахнула ее. В коридоре стоял высокий человек в черной накидке, который громко сообщил:
— Господин бургомистр велел препроводить вас в замок!
* * *
Сторож замка, освещая коридоры факелом, проводил гостью до той самой комнаты с портретами и прокричал:
— Как долго госпожа намерена здесь пробыть?
— Полагаю, до утра.
— Я буду в сторожке. Стучите громче, я плохо слышу.
— Вы хотите меня запереть? — с испугом спросила она.
— Нет, дверь будет открыта. — Сторож двусмысленно оскалился. — Желаю фрау приятной ночи, думаю, вам будет не скучно. Если что, я в сторожке. Но стучите громко, я плохо слышу!
Он ушел, гулко волоча тяжелые сапоги, и Сонька осталась одна. Тьма была кромешная, лишь на одну из картин падал из окна лунный свет. Девушка осмотрелась, пытаясь сориентироваться, куда двигаться. Осторожно, стараясь не наткнуться на еле различимые в темноте предметы, она пробралась к проходу в следующий зал.
Здесь было еще темнее. На ощупь, вытянув перед собой руки, Сонька передвигалась вдоль стены, спотыкалась о какие-то предметы, упиралась в мебель, в каменные стены, натыкалась на острые углы. Что-то с грохотом упало, и девушка замерла от ужаса. Понять, куда идти дальше, было практически невозможно. Тем не менее Сонька передвигалась.
Наконец в одном из залов она нащупала книги, много книг, и поняла, что пришла в нужное место. Перебирая пальцами по книжным корешкам, она пыталась обнаружить ту самую нишу, где следовало на что-то нажать. Вдруг раздался четкий щелчок, и потайная дверь со скрипом отворилась.
Странным образом комната с сокровищами была хорошо освещена. Окна в ней были расположены так, что лунный свет заливал все пространство.
От волнения Сонька некоторое время не могла тронуться с места, затем приблизилась к одному из ящиков, открыла стеклянную крышку и принялась копаться в драгоценностях. Они маняще позвякивали, едва ощутимо царапали руки, не отпускали, заставляя погружать пальцы все глубже и глубже.
Сонька открыла сумку и стала без разбора загружать ее слитками золота и камнями, цепями и цепочками, кольцами и перстнями. Когда сумка заполнилась до отказа, девушка принялась набивать драгоценностями карманы широкого платья.
Наконец работа была закончена. Девушка закрыла дверь в сокровищницу и двинулась в обратном направлении. Обратно идти оказалось проще и не так страшно. Когда до выхода из замка оставалось совсем немного, Сонька вдруг услышала за спиной чьи-то шаги. Отчетливые, тяжелые, преследующие. Девушка на миг замерла. Шаги тоже затихли. Было ясно — кто-то шел следом. И тогда Сонька побежала. Преследователь тоже.
Она неслась вперед, не понимая, куда бежать. Налетала на стены, цеплялась за какие-то углы, натыкалась на мебель и рыцарские доспехи, падала, но тут же поднималась и бежала дальше. Преследователь, тяжело дыша, не отставал.
Бежать Соньке было трудно: мешали тяжелые карманы с золотом, сумка постоянно за что-то цеплялась. Сонька снова споткнулась, и сумка раскрылась, часть добычи рассыпалась. Девушка и не думала подбирать награбленное, ей важно было убежать от преследователя и добраться до выхода.
Наконец впереди светлым пятном показались главные ворота, из последних сил Сонька ринулась к ним, вырвалась на простор, и в этот момент преследователь догнал ее. Схватил сзади цепко и болезненно, тяжело дыша, прохрипел:
— Не убегайте! Не бойтесь! Я ничего дурного не сделаю! Ну, куда же вы? Куда?
Сонька оттолкнула его и упала. Человек тоже упал, навалился на нее. И тут она узнала: это был пан Тобольский. Бледный, задыхающийся, он крепко держал ее.
— Вон! — стала вырываться Сонька. — Пошел вон!
Тобольский прижимал ее к себе, беспрестанно бормотал:
— Я вас никому не отдам… Всю жизнь буду с вами… Вы — моя жизнь! Моя судьба!
— Вы сумасшедший! Сумасшедший! Оставьте меня!
Собравшись с силами, девушка сбросила его с себя. Пан скатился по каменным ступенькам, тяжело застонал, не в состоянии подняться. Сонька подхватила сумку и бросилась прочь.
* * *
Она влетела в вестибюль гостиницы, кинулась к прикорнувшему за стойкой администратору:
— Спасите! Посмотрите, что со мной! Меня хотели убить! Помогите!
Увидев избитую, окровавленную графиню фон Типлиц, немец чуть не рухнул в обморок.
— Кто хотел убить?
— Сумасшедший! Он набросился на меня, я едва вырвалась! Он преследовал меня!
— Кто? Граф? Дух графа?! — белыми губами пробормотал хозяин отеля.
— Нет, человек… Наверное, тот, который спрашивал.
— Это граф, фрау! Он не любит, когда к нему приходят.
— Сообщите в полицию! Разбудите бургомистра! Я немедленно покидаю вас, я не могу здесь больше оставаться! Немедленно подайте мне карету!
Сонька, прихрамывая и придерживая тяжелые карманы платья, решительно направилась наверх.
Войдя в номер, она опрокинула содержимое сумки и карманов в саквояж, прихватила остальные чемоданы и поспешно вышла в коридор гостиницы.
Когда Сонька, волоча багаж, спустилась в вестибюль, администратор уже пришел в себя и, увидев ее, сообщил:
— Господин обер-полицейский сейчас прибудет.
— Он меня меньше всего интересует! — резко ответила «графиня». — Где карета?
— Ждет. — Немец попытался все-таки остановить гостью: — Мы очень сожалеем, фрау, но дождитесь полицию.
— Нет, я покидаю ваш город. И боюсь, не скоро сюда вернусь. Кланяйтесь господину бургомистру.
* * *
Карета уже стояла у входа в гостиницу, и Сонька немедленно в нее уселась. Администратор и извозчик пристраивали на крышу ее чемоданы, как вдруг на площади появился обер-полицейский в сопровождении еще десятка служителей закона. Он решительно подошел к гостье, встал на ступеньку кареты. Сонька плакала.
— Что случилось, графиня?
— На меня напали… в замке… — захлебываясь слезами, произнесла она. — Меня чуть не убили.
— Это был кто-то осязаемый? — уточнил полицейский.
— Конечно! Это не был дух графа, это был какой-то негодяй! Я уверена, вы непременно поймаете его, он или грабитель, или сумасшедший.
И тут Сонька увидела пана Тобольского. Он стоял в дальнем конце площади, наблюдал за происходящим.
— Вот он! — завизжала девушка. — Держите! Защитите меня!
Полицейские тут же бросились к несчастному, а Сонька крикнула извозчику:
— Гони!
Тот изо всех сил ударил по лошадям, и карета понеслась с площади, увозя в неизвестные дали «графиню Анну фон Типлиц».
* * *
Было жарко, отдыхающих в это время года было более чем достаточно, и в основном это были состоятельные дамы и господа.
Сонька, скрывая свой увеличившийся живот под широким платьем, расположилась в шезлонге под большим цветастым зонтом, читала какой-то роман, наблюдая за публикой. Несмотря на свое положение, выглядела она весьма соблазнительно. Более того, именно слегка выступающий животик придавал ей особый шарм и загадочность.
К ней приблизился высокого роста изысканно-худощавый господин и обратился на французском:
— Прошу меня простить, мадемуазель…
— Мадам, — поправила его Сонька, ответив на вполне сносном французском.
— Прошу прощения. Могу ли я на несколько минут отвлечь вас от занимательного чтения?
Девушка отложила книжку, улыбнулась:
— Я вас слушаю.
Француз присел рядом.
— Судя по произношению, вы не француженка?
— Наполовину.
— И кто же ваша вторая «половина»?
— Бабушка у меня русская.
— Оля-ля! — обрадовался господин. — У меня был один знакомый русский, очень веселый господин. Проиграл здесь все деньги в рулетку и с тем уехал в Россию.
— В рулетку играют не только русские, — возразила Сонька.
— О, да! Я тоже играю.
— Я это заметила.
— Вы меня видели в игорном зале?
— И не однажды, — девушка хитро покосилась на француза. — Но вы ведь тоже меня там видели?
Он громко расхохотался:
— Вы наблюдательны!
Сонька бросила взгляд на дорогие перстни на его пальцах:
— Очень.
— Вы, мадам, часто посещаете игорный зал?
— От случая к случаю. Вы?
— Значит, вы недостаточно наблюдательны. Я живу в игорном зале.
— Я полагала, что вы живете в отеле, — с иронией заметила девушка.
— В отеле я живу для родственников. Для себя же — в игорном зале.
— Родственники — это жена, дети?
— Жена ушла, дети отреклись. — Господин натянуто улыбнулся, обозначив на острых скулах тонкую желтую кону. — А родственники… Родственники — это моя сестра и мой брат. Они пытаются спасти меня.
— Они считают, что ваша игорная страсть — это болезнь?
— Да, они так считают. Но любая страсть — болезнь. — Француз явно испытывал удовольствие от общения с девушкой. — Вам ведома какая-нибудь страсть?
— Конечно. Любовь.
— О, нет, любовь всегда находится рядом с изменой. А страсть не терпит измены, страсть — владычица жизни. Ты отдаешься ей от начала до конца! — Француз внимательно посмотрел на Соньку. — Позвольте бестактный вопрос?
— В пределах допустимого.
— Конечно. — Господин помялся, подыскивая слова. — Почему вы одна?
— Хотите спросить, замужем ли я?
Он снова рассмеялся:
— Именно так.
— Замужем, — ответила Сонька, глядя прямо в глаза французу. — Но я сбежала от мужа.
— Надеюсь, он не игрок?
— Он — скупердяй. А я органически не переношу жадных людей.
— Но вы ведь…
— Да, я жду ребенка, — перехватила девушка его мысль, — но это не помешало мне его оставить.
Господин был доволен.
— То есть за вами можно ухаживать?
— Можно. Если не боитесь оказаться отцом ребенка.
Эти слова вконец развеселили француза. Он дотянулся до руки Соньки и перед тем, как поцеловать, долго любовался ее пальцами.
— В карты никогда не играли?
— Не приходилось.
— Напрасно. Вы могли бы быть блистательным игроком. Особенно если учесть вашу острую наблюдательность.
— Вы хотите сказать, что из меня мог бы получиться неплохой шулер?
— Превосходный.
Сонька забрала руку:
— Простите, как вас?..
— Филипп Гаро. — Мужчина протянул визитку.
— Господин Гаро, вы перешагнули грань дозволенного. До свидания.
— Я вас обидел?
— До свидания.
Гаро посидел какое-то время, ощущая неловкость, затем быстро поднялся.
— Прошу прощения. — На прощанье он оглянулся: — До встречи в игорном зале. — И через несколько шагов: — На всякий случай, я живу в «Гранд-отеле».
* * *
Сонька подкатила к «Гранд-отелю» в дорогой карете, расплатилась с извозчиком и проследовала в здание гостиницы. Служащий отеля с готовностью встретил гостью, полюбопытствовал:
— Мадемуазель желает остановиться в отеле?
— Нет, — печально ответила она. — Мне необходимо получить информацию об одном господине.
— Кто этот господин?
Сонька достала из сумочки визитку, протянула служителю:
— Я его сестра.
Тот прочитал имя, указанное на визитке, удивленно поднял брови:
— Вы сестра господина Филиппа Гаро?
— Да, я Софи Гаро. Мне необходимо повидать брата.
Служитель замялся:
— С чего вы взяли, что барон остановился именно в нашем отеле?
— У меня есть такие сведения. Он сейчас у себя?
— Нет, сейчас он отсутствует. — Служитель отеля явно не знал, как себя вести. — Ваш брат решительно запретил давать о нем какую бы то ни было информацию.
— Но я его родная сестра!
— Именно. Речь шла прежде всего о родственниках.
Сонька достала из сумочки крупную купюру, протянула мужчине.
— Он в игорном доме?
— Да, барон редко бывает в отеле. Главным образом в игорном зале.
Девушка расстроено помолчала, покусала губы:
— Простите, еще вопрос. У него нет проблем с оплатой гостиничного номера?
Служитель снисходительно улыбнулся.
— Вам ли не знать, что ваш брат богатый господин? Сколько бы он ни проиграл в рулетку, на оплату номера у него деньги всегда найдутся.
— У меня просьба. Не говорите господину Гаро, что я была здесь. Пусть это будет нашей тайной.
— Я в этом заинтересован не меньше, чем вы, мадемуазель.
* * *
Гостиничный номер, в котором остановилась Сонька, был по-настоящему роскошен: пять комнат, две ванные, дорогая мебель, зеркала и хрусталь. Девушка открыла дверь и принялась снимать перед зеркалом шляпку. Неожиданно она остолбенела, взглянув в зеркало: за ее спиной, на диване, сидел давний Сонькин друг и петербургский соратник, вор Красавчик. Одет он был совершенно по-европейски, по-европейски белозубо улыбался и даже сделал пальцами «козу». Сонька бросилась к нему, расцеловала.
— Красавчик! Откуда? Как ты меня нашел?
Он торжествующе улыбался:
— От воров не укроешься, дорогая.
— А в номер кто впустил?
Вор расхохотался.
— Кто впустил? Сам вошел! — Он демонстративно оглядел номер. — А ты шикуешь!.. Ни в чем себе не отказываешь.
— Хорошо зарабатываю, хорошо живу, — улыбнулась Сонька.
— Видишь, как получается, — щелкнул языком Красавчик, — кто-то хорошо зарабатывает, а кто-то не очень. В том числе и воры. Несправедливо получается, Сонька.
Та от такого поворота присела рядом на край дивана:
— Ты приехал за деньгами?
— Не за деньгами, за помощью. Товарищам надо помогать, сударыня. Сама ведь к этому призывала! Общак помнишь? А помочь общаку ты можешь, даже очень можешь.
— Откуда знаешь?
— Не только я знаю, все знают. Воровская почта работает лучше любой державной.
— И что же ты знаешь?
— Ну, к примеру, про дела московские. А уж над твоими германскими приключениями, графиня Типлиц, потешается весь воровской мир!
Сонька помолчала, покаянно склонила голову:
— Виновата. В Питер уедешь не с пустыми руками, — и предупреждающе подняла палец, — но тут есть интересное дельце, и ты должен мне в нем помочь.
Красавчик понимающе улыбнулся:
— Клиент?
— Еще какой! Барон! Немолодой, богатый, не прочь поволочиться за женщинами, но, главное, играет в рулетку по-черному.
— Наш человек, — ухмыльнулся вор.
* * *
Сонька вошла в ярко освещенный игорный зал. Ее немедленно встретил служитель заведения и повел к столам. Воровка быстро сориентировалась в ситуации, взглядом выхватила из всех столов тот самый, за которым сидел Филипп Гаро, и направилась к нему.
Спустя минуту в зал вошел Красавчик, повертел головой и направился в противоположную от Соньки сторону.
Выглядела Сонька восхитительно. На ней было широкое парчовое платье, на шее переливались дорогие камни, в руках она держала изящную сумочку.
Барон был целиком погружен в игру, никого не видел, ни на кого не реагировал. Игроков за столом было достаточно, поэтому к сукну ей пришлось пробиваться. Наконец Сонька пристроилась таким образом, чтобы быть все время в поле зрения Филиппа. Она достала из сумочки деньги, в числе прочих игроков поставила на четку. Крупье выждал, когда все желающие сделают ставки, и начал вращать колесо. Сонька заинтересованно ждала результата, и, когда колесо замерло, крупье под одобрение присутствующих выдал ей довольно большой выигрыш.
Барон проиграл. И, судя по отрешенному взгляду, игра у него сегодня не шла. Он бросил короткий взгляд на свою недавнюю знакомую, сделал очередную ставку. Сонька поставила выигранные деньги на красную четку, и колесо снова стало вращаться. И снова выигрыш! У француза игра снова не шла. Сонька видела, как он лихорадочно достал деньги, бегло их пересчитал и снова пошел на ставку. Лицо у барона было бледное, глаза растерянные, пальцы рук крепко сцеплены.
Девушка тоже продолжала играть. И опять вращение колеса, остановившиеся взгляды игроков, судорожные сглатывания пересохших глоток. Ситуация повторилась, Сонька в числе некоторых была в выигрыше, барон в числе прочих — в проигрыше. Девушке явно везло.
Для следующего хода денег у барона не осталось. Он достал мелкую купюру, повертел ее в руках, поднялся и сквозь играющих прямиком направился к Соньке. Остановился за ее спиной и, придвинувшись почти вплотную, негромко произнес:
— Прошу меня простить, но вы мне очень нужны.
— Я в игре, — не без раздражения ответила девушка.
— Я подожду.
Филипп Гаро видел, как игроки сделали ставки, как побежали по кругу цифры на рулетке, как эта очаровательная девушка снова взяла выигрыш.
Наконец Сонька повернулась к французу:
— Я вас слушаю.
— В долг, взаймы… Несколько сотен франков… Вечером отдам. Могу с процентами!
Сонька рассмеялась:
— Каким вечером? На улице ночь.
— Пардон. — Барон неловко улыбнулся. — Время сместилось. Отдам утром. И непременно с процентами!
— Почему я должна вам верить? Я вас совершенно не знаю.
— Я барон Филипп Гаро, меня здесь все знают. Я глубоко порядочный человек. У меня деньги есть, много денег! Я не обману вас.
— Если у вас есть деньги, возьмите их!..
— Они в банке. Кто мне выдаст, сейчас ночь.
От соседнего стола за ними незаметно подглядывал Красавчик.
Филипп Гаро умоляюще смотрел на девушку:
— Я должен отыграться. Я чувствую, сейчас пойдет моя игра! И я даже смогу вернуть вам долг прямо здесь, — он полувопросительно заглянул в глаза. — Мадам тоже будет играть?
— Нет, — она повертела головой, — я в хорошем выигрыше, мне нет смысла рисковать.
— Боже! — Барон до белизны сжал пальцы. — Как я завидую тем, кто в состоянии остановиться. А я даже во сне играю, играю, играю и не могу покинуть стол. Какое-то проклятие.
— Ну так уйдем отсюда, — Сонька легонько взяла его руку. — Ночь, набережная, тишина… Вы не хотите романтично провести время с красивой девушкой?
— Хочу, очень хочу. Но не сейчас. Сейчас вы должны выручить меня. Прошу вас.
Сонька открыла сумочку, извлекла из нее все деньги, протянула барону.
— Я рассчитываю на слово чести барона.
— Верну! Непременно верну! Клянусь!
— Я о другом. Если мои деньги будут проиграны, вы обещаете больше ни у кого не занимать и немедленно покинуть игорный зал. Я подожду вас, и мы вместе уйдем отсюда.
— Обещаю. Слово чести.
Счастливый барон бегло пересчитал деньги, благодарно улыбнулся Соньке и ринулся к игорному столу.
* * *
Ночь была теплой, улицы Ниццы тихими и безмятежными. Сонька и барон Филипп Гаро прогуливались по набережной, прохожих видно не было, в небе легонько просыпалось утро.
Филипп Гаро плакал. Слезы медленно катились из глаз, он их не вытирал, лишь изредка доставал носовой платок, сморкался.
— Вы не представляете, какая это мука, когда в голове круглосуточно вращается рулетка, выдавая бесконечные комбинации цифр. От этого можно сойти с ума.
— Я вас понимаю, — усмехнулась девушка.
— Вряд ли. Вам этого не понять. Я пленник порока.
— Все мы пленники порока.
— Даже вы? В чем же ваш порок? В любви?
— Нет, любовь — это забава. А порок… — Сонька задумалась. — Ну, к примеру, мне хочется что-нибудь взять у вас.
— Что именно?
Она окинула взглядом его одежду, руки.
— Допустим, вот эти часы.
— Часы? Они вам понравились? Я могу подарить.
Барон принялся снимать часы, Сонька остановила его:
— Нет-нет, это неинтересно. Мне хочется взять их так, чтобы вы даже об этом не догадались.
Филипп Гаро удивленно на нее уставился:
— Я вас не понимаю.
Она рассмеялась:
— Я сама себя не понимаю, но ничего не могу поделать. Это, видимо, и есть порок: хочешь остановиться и не можешь.
Барон чуть ли не с восторгом посмотрел на нее.
— Вы мне нравитесь. — Он взял девушку под руку. — Вы позволите вас проводить?
Сонька скромно опустила глаза:
— Я бы попросила вас об этом. Мне не хочется отпускать вас. — Она остановилась и лукаво погрозила пальчиком. — Но только условие: без вольностей.
— Обещаю…
