Глава 8
Понедельник
В понедельник утром мне никак не удавалось найти причину для оптимизма.
Боль стояла прямо в пищеводе, как плохо прожеванный желток, и никак не уменьшалась. Я не чувствовала себя живой. Этой боли не было бы, если бы я не потеряла бдительность и не открылась, как боксер перед более опытным соперником. Вернулась тоска по Аркадию Павловичу. Мысль о Петрове казалась то привлекательной, то, через минуту, отвратительной.
Тут я вспомнила, что от всех болезней нас лечит работа, и посмотрела на часы. Они показывали шесть тридцать. Чтобы проехать в Московский район более или менее быстро, я должна была выехать в ту самую минуту, когда посмотрела на часы. Я позвонила Вере, чтобы она меня не ждала, но оказалось, что Вера приболела и намерена остаться дома.
Выглядела я чудовищно. Но меня это не парило. Я достала из невыкинутого, по счастью, мешка первое, что попалось, ужасно мятое, с трудом уговорила себя почистить зубы. Злорадно подумала, что машина у меня тоже грязная. И точно, на водительской дверке шаловливой детской рукой было написано: «Эта грязь – лечебная».
Я злилась на себя. Ему нельзя доверять, это было ясно, ясно… Как распоследняя глупая мышь, я влетела в мышеловку, в которой лежал сладко пахнущий кусочек сыра… При этом я до последнего момента понимала, что он обращается с женщинами как с подопытными мышами. Ну не с мышами, ну как с горностаями, но все равно подопытными. Нельзя было открываться, нельзя. Как можно второй раз наступить на одни и те же грабли?
Слезы текли по лицу, щипали кожу.
Я переехала Троицкий мост и чуть не въехала в задницу тащившейся впереди мусоровозки.
Рабочий приклеивал последний фрагмент на биллборд у Марсова поля. Это была реклама Глебова бутика. Я, собственной персоной, весело смеялась с куском пиццы в руках.
Пока я доехала до места, плакат попался мне на глаза еще трижды.
Понятно. За участие в рекламе он заплатил мне шмотками, как не слишком хорошей модели. Так оно и есть, модель из меня как из говна пуля. Я-то думала, нам обоим было хорошо в тот вечер, а он, выходит, просто работал.
Я пыталась понять причину своей боли. Ведь еще позавчера я была морально готова к любому варианту развития событий. А теперь слезы текли и текли, и унять их не было никакой возможности.
* * *
Вера тоже выглядела не очень счастливой.
Оказалось, что, едва вернувшись, ее благоверный решил побродить еще, теперь поближе к дому, благо погода пока позволяла. Так что подзарядить, по ее выражению, батарейки ей пока не удалось.
– Я подумала тут… Помнишь, ты спрашивала, люблю ли я его?
– Помню.
– Ну, я включила свой душемер. Мерила-мерила… Жалею, да. Привязана к нему, да. Люблю – да, в каком-то смысле люблю. Но не в таком, как ты спрашивала. Зря ты начала тот разговор. Раньше я не думала об этом никогда.
– У меня есть идея.
– Какая идея?
– Как подзарядить батарейки. У тебя с лишним весом как?
– Как-как – борюсь. Знаешь этот анекдот. Женщину спрашивают: «Какое у вас хобби?» Она отвечает: «Сжигание жира».
– Это не анекдот, это кино такое, «Тариф на лунный свет» называется, дурацкое, но местами остроумное и трогательное.
– Дай посмотреть.
– Дам. И как успехи в сжигании жира?
– Кое-как.
– В клуб ходишь?
– Хожу. Нашла отличного врача-физиолога, работает при клубе. Питание, физические упражнения, инфракрасная кабина, обертывания. Представляешь, захожу к ней в первый раз, это с моими-то габаритами, а она меня спрашивает: «Вы похудеть хотите или поправиться?» Я ей: «А вы как думаете?» А она: «Зря вы, всякое бывает».
– И какой тебе прописан режим питания?
– Ну, обычный режим: белки, углеводы – отдельно, калории – считать, но есть одно «но». Раз в неделю можно все.
– Давай этот день будет сегодня.
– И как ты это себе представляешь?
– Я работаю на одного повара, мастера по десертам, итальянца. Он готовит такие десерты, каких ни ты, ни я никогда в жизни не пробовали. Ну, ты-то, конечно, пробовала что-то в этом роде, но в таком исполнении точно никогда. Давай к нему сходим, подзарядим батарейки. Все-таки без пяти минут обладатель звезды Мишлена.
– А что с твоими? То-то я смотрю, ты пожеванная и нечесаная.
– Я как-нибудь потом тебе расскажу, – сказала я и разрыдалась.
Вера стала гладить меня по голове, принесла чаю. Короче, была мне родной матерью. И не заставляла ничего рассказывать. А наоборот, продолжала рассказывать сама.
– Оля моя монахиней стать хочет. Говорит, кто меня будет любить так же, как Господь? Никто. Он мне и отец, и возлюбленный. А что телесной любви в моей жизни не будет, так и пес с ней. Много ли в твоей, мама, жизни телесной любви? А ведь как-то обходишься. Вот и я обойдусь. А внуков тебе Серега родит.
– А ты ей что?
– А я не против. Хочет – пусть идет.
– Может, она это задумала от несчастной любви.
– Да не то чтобы от любви. Тут история была такая. Взяла я ее на день рождения к приятелям моим, он – банкир, она – представитель Samsung в Петербурге. У них сын, немного старше моей. И они друг другу понравились. Ходить везде вместе стали. Я, честно говоря, не в восторге от их семьи, но в целом приличные люди. И вдруг однажды мальчик перестал звонить, заходить, вообще как в воду канул без всяких объяснений. Моя-то не то чтобы влюблена была, но все равно впала в депрессию. «Никому я не нужна», – говорит. Я-то думаю, что мать ему запретила, типа семья наша для них неподходящая. Да и вправду папенька наш для приличных людей просто жупел. Оля с Сережей, когда маленькие были, любили отца, а теперь не понимают, да и стыдятся. Вот Оленька и решила, что нет надежды ни на кого, кроме Господа.
– Ты, Вер, знаешь, уговори ее институт окончить, а потом уж идти. Образованные монахини тоже нужны – это раз. А за это время она разберется, по велению души она в монастырь хочет или от обиды. Может, пройдет обида, и все.
– Может, и так.
Уборку я сделала на редкость быстро, откуда-то пришли силы и вдохновение. Видимо, желание поскорее вкусить заветного десерта подгоняло меня.
Я отпарила старенький костюм, который утром вытащила из мешка, а заодно и Верин Ferre, надраила ваксой старые черные мокасины, вымыла голову, заплела простую косу, накрасилась чем бог послал.
Вера тоже собралась. Надо сказать, выглядела она хорошо. Она относится к той породе женщин, которые вечно борются с лишним весом, а когда похудеют, выглядят настолько неестественно и так несчастны, что неизбежно принимают прежний вид. Прекрасные толстушки, как я их называю.
Мы зашли в ресторан. В нем и правда сидели мужчины с мертвыми глазами. Все без исключения. Ни один не посмотрел на нас хоть сколько-нибудь внимательно. Но мы не за этим и шли.
К нам подошел официант.
– Карту десертов, пожалуйста, – сказала Вера.
А я спросила:
– Синьор Луиджи сегодня на работе?
– Да.
– Не знаете, что с его конкурсом в пятницу?
– Первое место.
– Проводите меня к нему на кухню, пожалуйста.
И мы с официантом отправились к синьору Луиджи.
– Здравствуй, белла. Какими судьбами? Извини за тот случай с тортом.
Луиджи был обсыпан мукой и вымазан кремом.
– Синьор Луиджи, я вас поздравляю с победой в конкурсе.
Луиджи польщенно заулыбался.
– У меня к вам просьба, – сказала я. – Тут со мной пришла одна очень красивая, очень богатая и очень несчастная женщина. Не могли бы вы выйти к ней, принять заказ и угостить всем самым лучшим, что вы готовите?
– О, с удовольствием. Сейчас, только приведу себя в порядок.
Я вернулась к Вере.
– Ну что? – спросила она.
– Он победил в конкурсе и теперь в прекрасном настроении. Нам повезло, и все, что мы сегодня попробуем, будет просто супер. Жаль только, я не смогу попробовать десерт-победитель, потому что в нем грецкие орехи, а у меня на них аллергия.
Луиджи вышел и посмотрел на Веру. Должно быть, ему нравятся блондинки, недаром он сумел найти практически блондинку – Кьяру – даже в Италии. Он подобрал живот, приосанился и подошел к нам.
– Бон джорно, синьора, – сказал он, обращаясь к Вере.
Она подняла на него свои прекрасные коровьи глаза и прочла восхищение и сочувствие в его взгляде.
До чего же не избалованы русские женщины хорошим к себе отношением. Несмотря на неюные годы, многолетнюю семейную жизнь и длительную службу в армии бойцов за деньги, Вера вспыхнула, как гимназистка.
Луиджи протянул руку, Вера молча подала ему свою. Он прикоснулся к ней губами в почтительном поклоне.
Вера забрала руку и открыла меню.
– Не нужно, – сказал Луиджи, – сейчас я сам принесу все самое лучшее. Вы ведь любите сладкое?
– Очень, – виновато улыбнулась Вера.
И Луиджи удалился.
– Что ты ему обо мне сказала, почему он так на меня посмотрел?
– Ничего не сказала, просто попросила выйти. Нормально посмотрел.
Вера смутилась и ушла в себя.
То, что было на подносе Луиджи, когда он вернулся, привело нас с Верой в полный восторг.
Разнообразные пирожные были нарезаны малюсенькими кусочками, как в «Ленинградском наборе», рядом лежали шпажки для канапе. Другие десерты были разложены в маленькие розеточки, так что можно было попробовать практически все, уложившись всего в две порции по объему.
– Присядьте с нами, маэстро, – предложила я.
– С удовольствием, – ответил Луиджи.
Он сел и действительно с неприкрытым удовольствием наблюдал, как Вера пробовала один десерт за другим, выражая шумный восторг по поводу их вкуса.
Пока они беседовали, я задумалась о своих делах. В зал вошел мужчина. Он нес большой прочный пакет с надписью Helmut Lang. И я вспомнила, что договорилась созвониться с Благовещенским. Беседа между Верой и Луиджи протекала живо, несмотря на довольно плохое знание русского языка с одной стороны и обычную строгость и молчаливость с другой.
Я представилась, и Благовещенский обрадовался.
– Давай вечером вместе поедим, – предложил он.
– Давай, – согласилась я.
– Есть такое новое модное место, называется «Ар деко».
– Ты же почтенный человек, чиновник, а ходишь по модным местам, как светский хлыщ.
– Ну, надо же пустить пыль в глаза заграничной штучке.
– Ты кого имеешь в виду?
– Тебя, конечно.
У меня совершенно вылетело из головы все мое вранье про заграничный бизнес. Хорошо хоть, Благовещенский вовремя мне о нем напомнил, а то могла сесть в лужу.
– А чем там кормят?
– Мне очень нравится такой желтый-желтый тыквенный суп.
– Ты приверженец здорового питания?
– Нет, я чревоугодник. Просто так совпало, что вкусное блюдо оказалось полезным. Так, вообще-то, редко бывает. Например, сейчас ты свободна, и я могу тебе помочь – тоже приятное совпадение.
– Ты никак со мной флиртуешь?
– Я всегда флиртую, если ты помнишь.
– Со всем, что движется.
– И что, это так заметно?
– Даже по телефону.
Мы посмеялись.
Луиджи вернулся на кухню.
– Какой приятный мужчина.
– Забавный очень, толстый и темпераментный. У него жена худющая и сладкого не ест.
– Он женат?
Вера погрустнела.
– Если тебя это утешит, она его не любит и изменяет ему.
– Бедный, бедный.
– Он мечтает переехать в Осло. Там есть ресторан какой-то особенный. Он надеется, что его туда пригласят. Только жена его туда не хочет, так что зреет развод.
– Как ты думаешь, они венчаны?
– Нет. Он – второй ее муж, а они не американцы, венчаются только один раз.
– А она – его первая жена?
– Да.
Вера повеселела.
– Ну, если не венчана, то, выходит, и не жена.
– Вер, я не пойму, ты замуж за него хочешь?
– Ты знаешь, когда в твоих руках какое-нибудь серьезное дело, как, например, моя фабрика, то всякий раз, когда открываются новые возможности, приходится прикидывать, как их можно использовать, просчитывать разные варианты. Но для того, чтобы верно все оценить, нужно иметь максимум информации. Вот ты для меня в данном случае – источник информации по интересующему меня вопросу.
– А ты сама венчалась со своим?
– Как раз собиралась, удалось уговорить, что осенью, когда вернется, повенчаемся. Потому и нервничала очень перед его возвращением. Но, видишь, кинул меня опять. Я теперь думаю: может, и к лучшему.
– Охмурил тебя Луиджи своими калабрийскими чарами.
– Так он из Калабрии? Интересно, какой город там главный? Надо прочитать на эту тему что-нибудь, чтобы в другой раз блеснуть эрудицией.
– Вы наметили другой раз?
– Знаешь, любопытной Варваре…
– Знаю-знаю, много раз слышала, на базаре нос оторвали.
– Вот так-то.
Мы попрощались до следующего понедельника.
Вера обняла меня и тихо сказала:
– Спасибо тебе.
И пошла ловить такси, улыбаясь и помахивая большой сумкой Hermes, названной в честь Джейн Биркин, прекрасной подруги богемного француза Сержа Гензбура, музыканта, извращенца и алкоголика.
Но какова, однако, тихоня!
Перед встречей с Благовещенским стоило привести себя в порядок.
Я приехала домой и начала с того, что проверила электронную почту. Там было примерно пятнадцать писем от разных корреспондентов, в которых они интересовались, с каких это пор я заделалась моделью. Мысль о том, что не только я сама, но и весь город увидит меня на рекламе Глебова бутика, застала меня врасплох.
Как объяснить интересующимся причины моего «перехода» в модельный бизнес? Нужно было срочно придумать какую-то отмазку.
Тут позвонила Кораблева.
– Янушкевич, я биллборд тут рядом с домом видела. Признайся, у тебя с Гостевым серьезный роман?
Мне не хотелось, чтобы Кораблева догадалась, насколько внезапно серьезной стала для меня тема Глеба Гостева, поэтому я старалась говорить как будто не о нем.
– Нет. У меня с ним просто секс.
Кораблева задохнулась на том конце провода.
– Але, Кораблева, ты слушаешь?
– А, да, слушаю. Давай перекусим где-нибудь?
– Извини, я уже приглашена сегодня вечером.
– Так он же улетел в Сан-Паулу.
– А я с другим иду.
– Бог ты мой! Неужели ты можешь думать о каком-то другом мужчине, если у тебя был секс с Гостевым?
– Я иду с Благовещенским. Он пытается помочь мне с новой работой.
– Ну почему одним – все, другим – ничего?
– Ты, Кораблева, Бога гневишь.
– Мне, конечно, неловко спрашивать, но как оно было? Хотя бы в двух словах!
– Прошло уже шестнадцать часов, а у меня до сих пор время от времени сводит мышцы малого таза.
– Нифига себе! Лучше, чем с Петровым?
Я не знала, кто лучше, и не знала, как лучше ответить Кораблевой, чтобы она отстала. Поэтому сказала наобум:
– Да, гораздо лучше.
– Я так и думала. Ты знаешь, все, у кого когда-либо было что-то с Гостевым, примерно так и описывают свои впечатления. В категориях скорее количества, чем качества. Правда, таких очень мало. Собственно, ты вторая. Скажи что-нибудь по поводу качества.
– Ты прям интервью у меня берешь.
Я не знала, что сказать.
– Ну что тебе, жалко, что ли?
– Качество выше всяких похвал.
– Я так и думала.
Кораблева чуть не плакала.
– Ладно, давай завтра встретимся, все тебе расскажу.
– Правда? Спасибо.
Я сама чувствовала потребность рассказать все кому-нибудь. Хотя бы для того, чтобы самой понять, что же все-таки произошло и что означает такое его поведение. А заодно и освободить несчастную Кораблеву от мук зависти.
Потому что завидовать было решительно нечему.
Потом позвонили в дверь. Филонова, собственной персоной.
– Твой доктор такой душечка. Мы с ним идем в клубик вечером. Кстати, зря ты каркала, с желудочком у меня все хорошо.
– Рада за тебя вдвойне. А как же твой Андрюшечка?
– Если честно, не могу терпеть мужиков, которые портят воздух в присутствии девушки и делают вид, что это в порядке вещей.
– Короче, Андрюшечке от ворот поворот.
– Решу сегодня после клубика.
– Рада за Остина, что ему наконец-то попалась здоровая девушка.
Филонова засмеялась и ушла к себе.
Я предупреждала Сологуб, что после первой встречи снимаю с себя ответственность за поведение Остина, но что решит сама Сологуб – неизвестно.
Позвонить ей или не надо? Наверное, лучше позвонить, чтобы не с пустыми руками встречаться с Благовещенским. Будет хоть какой-то вариант.
И я набрала номер Сологуб.
– Идея неплохая, – сказала она, – и написано прилично. Но знаешь, мне это не совсем по профилю. Я сегодня думала, как можно использовать твой материал. Все-таки, сама понимаешь, в журнале о моде и красоте он не совсем уместен. Надо прикинуть, где он будет лучше смотреться. Позвони завтра, хорошо?
– Как тебе доктор при ближайшем рассмотрении?
– Ближайшего рассмотрения не получилось, он довольно быстро слинял.
– Чем ты его отпугнула?
– Думаешь, я его отпугнула? Я подумала, что он верный ежик, к тебе побежал.
– Да я его с той тусовки не видела.
– Интересно. Тогда попробую ему позвонить.
Я скрестила пальцы.
– Лучше завтра. Он сегодня дежурит в больнице.
– Спасибо на добром слове. И знаешь, я правда что-нибудь придумаю с твоим материалом. А то пришли еще что-нибудь.
– Ну и тебе спасибо на добром слове.
Раз те вещи, которые Глеб положил мне в машину, – не подарок, а плата за съемки в рекламе, вполне резонно их носить, решила я. Поэтому вопрос о том, что надеть на встречу с Благовещенским, отпал быстро и безболезненно.
А вот платье Givenchy, видимо, следует отнести в химчистку и вернуть хозяину. За тот секс, что у нас был, должна была платить скорее я, чем он. В платье я уже покрасовалась, да так, что даже заслужила внимание Алена Делона. Верну и Jimmy Choo. Хотя бы и один. Lagerfeld’ы жалко. Ну да пес с ними.
Однако видеть Глеба Гостева мне совсем не хотелось. Как бы вернуть не встречаясь? Без объяснений. Можно оставить для него в бутике. Да, так и сделаю.
До встречи с Благовещенским оставалось время съездить в автосервис и на мойку.
Автосервис, пожалуй, единственное место на свете, где абсолютно всегда я чувствую себя лунной дурой. Не знаю, как другие женщины борются с этим не слишком приятным чувством. Я лично так и не нашла способа закрыться от снисходительного презрения, которым всякий раз окатывают меня автомобильные специалисты. Однажды мне пришла в голову вот какая мысль. Если меня здесь считают нулем, то надо попытаться извлечь из этого пользу. Лучше не бороться за право быть равной среди них. Лучше сделать вид, что признаёшь себя дурой, и тогда они моментально добреют.
Я сразу разыскала старшего, который уже стал узнавать меня в лицо, и попросила как можно скорее сменить масло и фильтры.
– А то опоздаю на свидание, – пояснила я.
– Хорошо. Погуляй минут двадцать. – Мужчина снисходительно улыбался. – А хочешь, оставь ключи, я сам твою крошку на мойку перегоню, оттуда и заберешь через час.
Я охотно согласилась.
– Костя! – громко призвал старший кого-то из работников.
И тут матрица дала сбой, и у меня случилось дежавю.
Медленно открылась дверь, и прямо ко мне вышел мужчина. Тот же рост, тот же совершенный обнаженный торс, синие глаза. Только вместо сдержанного сжатого рта – вульгарнейшие сладострастные пухлые красные губы. И лет на десять моложе Глеба. Вместо Ахиллеса вышел Дионис. Я остолбенело смотрела на прекрасного Костю. Он, видимо, привык к немому обожанию в женских глазах, поэтому не удостоил меня вниманием и прошел мимо походкой флибустьера. Я посмотрела ему в спину. Сзади его можно было принять за Глеба, если бы не спецовочные замасленные штаны и не готическая татуировка в виде двух сложенных черных крыльев во всю спину в духе Оззи Осборна. В чувства меня привел трехэтажный мат, с которым прекрасный Костя обратился к работавшему неподалеку коллеге. Чары моментально рассеялись. Костя обернулся и подмигнул мне.
– Не ссы, вдуем тебе… хе-хе… масло в лучшем виде, мочалочка.
Я в ужасе бросилась прочь.
Можно было пойти пожаловаться на хама. Но почему-то я не стала этого делать.
Я вспомнила, как недавно Глеб спросил меня: «Неужели надо быть скотиной, чтобы нравиться женщине?»
И до меня дошло, что мне ужасно – в самой глубине подсознания – нравится эта скотина Костя и что я с удовольствием бы сейчас вернулась и рассмотрела его поподробнее. Он, конечно, младше меня. Ну и что? Зато расклад просто классический. Барышня и хулиган.
Час после этого я провела в рефлексии на тему, как я могла докатиться до того, что всерьез рассматриваю возможность ни к чему не обязывающего романчика с маленьким пролом.
Прошло шестьдесят пять минут.
Моя машинка вынырнула из-под ворот чистенькая и элегантная, бежевая и коричневая в стиле ретро. Все как мне нравится.
За рулем, я не удивилась, сидел скотина Костя и скабрезно улыбался мне. Хотя любая улыбка на таких губах выглядит неприличной. Колени его длинных ног упирались в руль. Он открыл дверцу, но вылезать не спешил.
– Ты своими штанищами уделал мне все сиденье! – возмутилась я.
– Не бзди, я газет подстелил.
Я не успела заметить, чистые ли у него руки, как одна из них, большая ладонь с длинными пальцами, уже оказалась у меня под юбкой. Он со знанием дела сжал мое бедро под самой ягодицей и сказал:
– Я заканчиваю в девять. Заезжай, развеселю тебя, строгая.
Я молча таращилась на наглого малолетку. Надо было бы дать пощечину. Но реальность того, что на пощечину могут и ответить, удержала меня от поспешных действий.
– А на меня твоя мамочка в суд не подаст за совращение малолетнего?
– Да иди ты, мне двадцать один.
– Значит, памперсы уже не носишь.
– На училку мою ты похожа, тоже всегда пристебывалась надо мной. Пока поближе не узнала.
– Ладно, базар окончен, я опаздываю.
– Буду ждать до девяти пятнадцати.
Костя убрал руку, вылез из машины, собрал газеты и ушел, как у них, крутых мужиков, водится, не оглядываясь.
Был ли Глеб таким же наглым в свои двадцать, нравились ли ему девушки постарше? Им сейчас уже по сорок, тем девушкам. В какой момент чувственные губы превратились у него в сжатый рот? А может, они никогда не были чувственными?
«Ар деко» и впрямь было неплохим местом. И тыквенный суп действительно принес радость вкусовым пупырышкам.
Однако печеная форель оказалась пересушенной и красной, как губная помада. Форель и лосось, выращенные в хозяйствах – без разницы, в Норвегии или у нас, – имеют гораздо более интенсивный искусственно поддерживаемый красный цвет мякоти. Для себя я нашла компромисс. Поскольку дикую форель купить сейчас практически невозможно, я покупаю мелкую ручьевую форель в магазине «Метро». Мелкая рыба нежнее и белее, потому что меньше съела всяческих добавок. Моя подруга Филонова говорит, что не стоит опасаться рыбы, выращенной на комбикорме, потому что такой же точно комбикорм едят куры и коровы, которые идут в пищу людям вместе с молоком и яйцами, так что избежать попадания в наш организм комбикормов можно только одним способом: перестать есть мясо, красную рыбу, яйца и молоко вообще. Жаль, что у нас в Петербурге не продают органические продукты. Органический чай и то приходится привозить из Финляндии.
Обо всем этом мы судачили с Благовещенским. Он слушал мои разглагольствования на тему искусственно подкрашенной форели и в конце концов отставил тарелку в сторону.
– Еще две-три такие беседы, и я стану вегетарианцем.
– Не стоит, – ответила я, – овощи, выращенные при помощи гидропоники, то есть те, что продаются в нашем городе девять месяцев из двенадцати, также не слишком годятся в пищу. Так что выбрать, чем травиться, очень сложно.
– Если здесь все так плохо с едой, то зачем ты вернулась? Жила бы себе где-нибудь в Европе, не знала бы горя.
– Знаешь, сколько там стоит органическая еда? Только миллионерам и кинозвездам по карману. Там поешь клубники, а наутро у тебя моча пахнет клубникой. Или, например, в одном месте переносили кладбище. Так покойники там по двадцать лет лежат, как будто только что похоронили. Представляешь, сколько при жизни они съели консервантов!
Благовещенский ахал, делал большие глаза и кивал, как ребенок, которому рассказываешь сказку. Он всегда был приятным собеседником.
На прощанье он сказал мне:
– Ты так благополучно выглядишь, что я даже не знаю, какую работу могу тебе предложить. Нужно что-то солидное и высокооплачиваемое. То, что я наметил до того, как мы поговорили, не годится. Я подумаю и позвоню тебе.
Я долго и благодарно трясла его руку и передавала приветы и наилучшие пожелания жене и детям.
Я вышла, села в машину и вскоре непонятным образом оказалась у ворот автосервиса. Я подошла к воротам. Было девять сорок. Никакого Кости быть уже не могло. Однако посреди темного двора стояла освещенная внутри низкая спортивная машина, стекла ее запотели. Ворота были не заперты, а лишь только притворены. Как бабочку на огонь, а может, как муху на дерьмо, меня влекло к этой машине. Стараясь ступать как можно тише, я подошла. В освещенном салоне издавала экстатические вопли крашеная блондинка с монголоидными чертами. Кроме ее искаженного лица и широкой Костиной спины, ничего не было видно. Крылья на его спине трепетали, но раскрыться не могли.
Я также на цыпочках отправилась обратно к воротам, стараясь не вслушиваться в доносившиеся из машины звуки.
– Ну как же я люблю душистых недотраханных богатеньких сучек!
Я обернулась. Чрезвычайно довольный собой Костя ловко завязал узелком длинный розовый презерватив, натренированным жестом отправил его в ржавый мусорный бачок и обтер руки о джинсы. На шее его красовалась средней толщины голда, которой не было днем.
Я подошла и так же, как сутки тому назад, протянула руку к его груди. На этот раз никто меня не останавливал. Тело его было каменно-твердым и бархатно-гладким, еще не заматеревшим, сердце билось часто.
Он нерешительно посмотрел на меня.
– Мне нужно схомячить что-нибудь и хотя бы полчаса времени.
Но, увы, суррогат не мог заменить мне оригинал. Это стало ясно после первого же прикосновения.
– Ты знаешь, что по нижней губе мужчины можно определить, как выглядит его пенис?
– Да что тут угадывать? Я тебе и так покажу, только пожрать надо.
– Нет, так не интересно! Давай я расскажу тебе, а ты честно скажешь, правда это или нет.
Из машины вышла «блондинка».
– Где тут сортир? – спросила она, ничуть не удивившись моему присутствию.
Я оглядела девушку.
Костя, не поворачиваясь, указал ей направление.
– Рульная пиздоглазка, правда?
Я кивнула и начала рассказ, стараясь не жестикулировать.
– Девушка среднего роста, тонкой кости, – я с трудом удерживала серьезное выражение на лице, – но у нее есть ребенок, скорее всего один. Это означает, что ее влагалище примерно пять сантиметров в диаметре в возбужденном состоянии. Глубина, скорее всего, средняя. Стоны она издавала как при вагинальном оргазме. Это значит, что ты стимулировал ей верхнюю треть, то есть не более четырех сантиметров в глубину, при этом больно ей не было. Плюс подход, учитывая расположение ваших тел. Твоя нижняя губа выглядит как перевернутая трапеция, цвет губы и головки, естественно, совпадает. Вывод. Головка имеет форму правильного усеченного конуса с широким краем, то есть, образно говоря, похожа на шляпку молодого подосиновика. Длина примерно двенадцать – четырнадцать сантиметров в стадии возбуждения, диаметр не более пяти сантиметров. То есть параметры средние, – развела я руками.
– Да ты просто, как его, патологоанатом хренов, я как на собственном вскрытии побывал.
– Ты не увиливай, правильно я тебя описываю или нет?
– А что, если средние параметры, то ты не останешься?
Похоже, он действительно хотел, чтобы я осталась.
– Да что ты! Физические параметры, как известно, не имеют значения. Главное…
– Знаю, чтобы веселенький был.
– Ладно, бывай.
– Точно не останешься? Сама не знаешь, от чего отказываешься.
– В следующий раз.
Похоже, я подарила мальчику комплекс.
Аня Янушкевич советует:
Если нужно надеть белую блузку, утром во время душа обработайте шею и запястья грубым скрабом и деревянной щеткой. Тогда блузку можно будет надеть без стирки еще раз.
