Глава 10
Среда
Светлана тоже была не в настроении. Чтобы как-то ее развеселить, я рассказала ей воскресный случай про Алена Делона. Помогло.
– Поеду в «Асторию» и буду его там сторожить.
– Мне кажется, можно поступить проще.
– Как?
– Что, если связаться с его агентом и пригласить твоего Делона на бал в Юсуповский дворец? Ты не представляешь, какие роскошные там дают балы. А как кормят! От Пригожина.
– Да иди ты. Откуда знаешь?
– Подрабатывала там пару раз. Правда, придется потратиться. Думаю, тысяч пятьдесят евро придется ему за это предложить.
– А он не обидится, что так мало?
– Ну, знаешь, Джерри Халивел какой-то миллионер предложил пятьсот тысяч долларов, чтобы она стала его дамой на Венском балу. А Делон совсем не так молод и популярен. К тому же ты – женщина. Ну предложи сто, если не жалко. Только торопись, пока он в Питере. А то придется еще дорогу оплачивать.
Лицо Светланы засветилось.
– Я Генку выгнала.
Гена, ее последний молодой любовник, был хорошо воспитан и кое-как наладил быт в доме. Это была ощутимая потеря для домочадцев.
– Надо искать кого-то.
– В авторемонте на Петроградской есть один молодой любвеобильный красавец. Вот возьми телефон.
– Как зовут?
– Костя.
– Качество гарантируешь?
– Сама не пробовала, но другие хвалят.
Мне было страшновато везти деньги одной по городу. Но я решила, что на мне не написано, что я везу деньги. Правила я соблюдаю, поэтому менты меня вряд ли будут останавливать. От парней, которые воруют из машин, я тоже сумею защититься, нужно просто держать все двери постоянно закрытыми, разговаривать, открывая только окно, и ни за что не выходить из машины, даже если показывают, что у тебя проколото колесо.
И действительно все обошлось. Деньги Георгий Филиппович проверять не стал, потому что сам мне их выплатил полтора года тому назад, и они терпеливо ждали в моем тайнике момента возвращения к человеку, который понимает и любит их, то есть деньги, гораздо лучше и больше, чем я. Ну что ж, летите, баксики, летите.
Дома посреди сбывшейся мечты мне стало вдруг катастрофически одиноко. Хотелось, чтобы кто-нибудь погладил по голове и сказал: «Ну какая же ты молодец, как у тебя все здорово получилось! Твой потрясающий интерьер нужно немедленно снять для самого модного журнала».
Вспомнила о том, что еще вчера я должна была позвонить Сологуб. Но отвлеклась. Я задумалась, кто, кто же мне сейчас поможет, кто утешит. И поняла, что мне подойдет только один человек. И решилась. Набрала номер Петрова.
А он вроде и не обрадовался.
– Я думал, ты меня совсем бросила. Мужик у тебя.
– Я думала, что мужик, а оказалось – Геленджик.
– Что оказалось?
– Нет мужика. А Геленджик – единственная рифма к этому слову, которую я знаю.
– Понятно.
– Я коллекцию закончила. Приходи посмотреть.
– Я с детьми сижу.
– Приходи с детьми.
– Даже так?
– Более того, я приглашаю тебя остаться ночевать. Детям устроим надувную кровать. Они у тебя могут спать на одной кровати?
– Могут.
По голосу Петрова трудно было понять, то ли он не верит своему счастью, то ли, наоборот, не знает, под каким предлогом отказаться.
– Петров, ты раздумал меня обратно замуж брать?
– Нет, не раздумал.
– Тогда чего молчишь?
– Ты застала меня врасплох. Я только сегодня утром начал свыкаться с мыслью, что мы с тобой… – Он помолчал. – …чужие люди, и вдруг ты звонишь с таким радикальным предложением.
– Так ты придешь?
Я сама уже не знала, правильно ли я поступила, пригласив Петрова, но мне до смерти хотелось провести этот вечер, прижавшись к чьему-нибудь теплому боку, и он подходил для этого, как никто. А там – зарасти все говном.
– Купи вина, лучше бордо. Сыру. Ну и чего-нибудь, что дети едят. На ужин и на завтрак чтобы хватило.
– Янушкевич, ты знаешь, что я тебя люблю? И всегда любил. На другой день после свадьбы с Танькой понял, что разрушил свою жизнь. Типичный случай. Второй брак показал, что первый не был ошибкой. Ты знаешь, что я мог ходить, говорить, работать только потому, что знал, что скоро увижу тебя. Ты не представляешь, как я обрадовался, когда Танька стала встречаться с этим немцем. Я чуть ли не сам им сводничал…
– Петров, приезжай, есть хочется.
Все эти признания Петрова были как-то слишком. Я не могла ответить ему тем же. И тут до меня дошло, что он пьян. Пьяный в пень мужик один дома с двумя маленькими детьми.
– Петров, ты пьян?
– Да, я пьян.
– Ты детей кормил?
– Не помню.
– А почему ты напился?
– Я же тебе только что объяснил.
Действительно, Петров в тяжелом опьянении может связно, гладко и даже с пафосом говорить, разве что шуток не понимает. Но ходить не может решительно.
– Твоих сыновей как зовут?
– Тиша и Никиша.
– Кто из них умнее?
– Не знаю.
– А кто старше?
– Они близнецы.
– Ну кто раньше родился?
– Тиша, на семнадцать минут.
– Позови его к телефону.
Через минуту в трубке раздался детский голос.
– Мама, мамочка, ты где, ты когда приедешь?
– Тиша, это не мама. Скажи мне, мальчик, вы с братом сегодня что-нибудь ели?
– Да, – тихо ответил малыш.
– А что и когда?
– Мы и сейчас едим.
– Вам папа сготовил?
– Нет.
– А что едите?
– «Доширак».
– Ты не обжегся кипятком, когда заливал «Доширак»?
– А мы сухой едим.
Мне представились ужасные кадры из фильма «Трэйнспоттинг».
Я поняла, что мне не удастся почувствовать рядом с собой теплый бок и вспомнить, как классно мы проводили время десять лет назад. И никто не порадуется вместе со мной. И вообще, не является ли вся эта внезапная любовь Петрова ко мне элементарной пьяной истерикой?
Я взяла свой нетолстый кошелек. И пошла в магазин покупать еду для петровских детей.
Честно говоря, я слабо представляла, чем кормят пятилетних детей. Я закрыла глаза, вспомнила детский сад и поняла, что нужна картошка, мясной фарш для котлет и соленые огурцы.
Придя к Петрову, я обнаружила, что пьет он не первый день, дети нормально не ели давно, а исхудавшая такса описала в доме все углы, потому что ни она, ни дети не гуляли тоже давно.
Я нашла сотовый телефон Петрова и в адресной книжке запись «мама», набрала телефон бывшей свекрови. У нас были хорошие отношения, и, наверное, если бы у нас с Петровым были дети, мы продолжали бы общаться. Но Петров скрывал от всех, что видится со мной.
– Людмила Васильевна, Кирилл несколько дней пьет. Дети и собака – голодные, давно не гуляли. Можно я их к вам привезу? А у него тут нужно сделать генеральную уборку. Холодильник весь протух, а собачья моча, того гляди, к соседям снизу протечет.
В этой квартире я знала каждый уголок. Было приятно, что Петров качественно отремонтировал ее. Жаль, что это приличное жилье в таком ужасном состоянии.
– Я с ним сегодня разговаривала, и все было хорошо. Как ты там оказалась?
Я не знала, что ответить.
– Мне нужен был его совет по работе. Трубку взял Тиша, я спросила, чем он так аппетитно хрустит. А он ответил, что сухим «Дошираком». Я и решила, что нужно проверить, все ли в порядке.
– Ты молодец. Привози, конечно. Я, правда, чувствую себя неважно, но деваться некуда.
Я с горем пополам одела детей, слава богу, они сами почти все умели. Взяла на поводок таксу. Разбросала по всем лужам бумажные полотенца, открыла окна и спрятала все спиртное, которое нашла, в коробку в платяном шкафу. Авось не найдет. Разговаривать с Петровым я не стала, да это было бесполезно. Он сидел, тупо уставившись в телевизор, и не реагировал на происходящее.
Если представить себе на минуту, что Петров действительно убивается из-за меня, то, как порядочный человек, я просто обязана поехать с ним в Москву, что, собственно, как нельзя лучше решает мои материальные проблемы.
Надо будет разослать свое резюме в московские агентства. А завтра поговорить с Петровым серьезно.
Действительно, в Москве народ побогаче, там я, безусловно, найду себе применение. А потом, глядишь, и журналистом стану. Может быть. Когда-нибудь. Впрочем, неизвестно почему, мысль о профессиональной журналистике не слишком меня грела. Потому я и забываю позвонить Сологуб. Это же так просто.
Буду семейной дамой со своеобразным хобби. А то открою свое агентство. Я точно знаю, чем можно привлечь клиента. Ситуация показалась мне вдруг настолько уютной и привлекательной, а дети такими трогательными и милыми. По-настоящему новая жизнь поманила меня ласковой рукой.
Все вокруг наполнилось вдруг каким-то важным смыслом. Цепь случайностей, которая привела меня в квартиру Петрова, казалась выкованной самой судьбой. Я преисполнилась величия и спокойствия. Жизнь налаживалась. А мелких бесов вроде Глеба или автослесаря Кости я сумею изгнать из своей головы усилием стальной воли.
Тише и Никише понравилась моя машинка, весьма напоминающая игрушку. Я включила для них диск с детскими песнями советских времен, который всегда вожу с собой на случай необходимости экстренного поднятия настроения. Мы заехали в «Макавто» и купили два детских набора. Я почувствовала себя счастливой мамашей, особенно когда девочка из «Макдоналдса» протянула мне две маски на резиночках со словами:
– А это сувенир для ваших малышей.
Неужели и правда похоже, что эти малыши мои? И меня просто раздуло от гордости. Вот так, без мук деторождения, без памперсов и первых зубов с температурой тридцать девять я получила двух отличных сыновей. И тотчас представила себе, как меня, сгорбленную старуху, по очереди везут в инвалидном кресле два шикарных молодых красавца. Только похожи они были почему-то не на Петрова.
И тут на мой мобильный пришла эсэмэска.
Отправитель 999-00-99. «У Вас, оказывается, очаровательные дети».
Я стала вертеть головой по сторонам.
Пришла еще одна.
«Не вертитесь, врежетесь в кого-нибудь. Я еду сразу за вами. Ваши дети показывают мне языки».
Я показала правый поворот и остановилась, приглашая его сделать то же самое.
Он припарковался прямо за мной.
Я не сразу смогла поднять на него глаза, но когда все-таки отважилась, поняла, что мою стальную волю ковали халтурщики. Я могу ненавидеть этого ослепительного лучезарного Глеба и умирать от стыда за свои глупые пошлые слова, только когда не вижу его. Едва он появляется в поле зрения, все вокруг начинает казаться волшебным и обольстительным, а я сама становлюсь нежной и удивительной.
Вся моя решимость стать образцовой мамашей в ту же секунду испарилась. Мне снова до зарезу понадобился человек, который восхитится мной, оценит мой вкус и талант. И тот единственный, кто на самом деле мог это сделать, сейчас стоял передо мной. Он был нужен мне, будь он на самом деле хоть Дракула!
– Вы не в Бразилии?
– Пришлось вернуться. Слетал только в Нью-Йорк и обратно.
– А как же Даша?
– Ее мать поехала с ней вместо меня.
– Да, кстати, это не мои дети. Это дети моего бывшего мужа. Его бросила жена, их мать. Он в депрессии, и мне пришлось сегодня о них позаботиться.
– Потрясающе, сегодня вы опять открылись с новой стороны. А ваш муж – не тот ли, который купил у нас костюмы и из-за которого вы убежали от меня в тот вечер после вечеринки в консульстве?
– А, да… Кстати, фотографии отличные. Вы отменный фотограф.
– Я рад, что вам понравилось. Вам причитается гонорар.
– Да бог с вами, вы же расплатились со мной. Помните те чудные вещички, которые вы подложили мне в машину?
– То есть вы так это восприняли?
– А как еще? Кстати, ношу. Вот, смотрите.
Я распахнула тренч.
– Вам к лицу. Только лицо усталое.
– Не выспалась, и день был трудный.
– Я понял.
– У меня к вам просьба. Только не поймите меня превратно. Я прошу вас как друга, как человека, который меня понимает. Можете зайти ко мне в гости? На полчаса, больше я вас не задержу. Я очень хочу, вернее, мне просто жизненно необходимо вам что-то показать.
Из глаз моих брызнули слезы.
Он подошел, взял мою руку и поцеловал ее. Это было сенсационное, неслыханное событие.
– Не плачьте, конечно я согласен.
Тепло этого поцелуя обещало несусветное, безумное счастье, но поддаваться было нельзя. Это магия. Как только она кончится, будет очень больно. Гораздо больнее, чем в тот раз. Хотя куда уж больнее.
Помнить об этом, главное – все время помнить об этом.
– Только мне нужно сначала отвезти детей.
– Отлично, тогда через час возле вашего дома. У вас руки пахнут американским тальком. Вы с детьми играли в снукер?
Вот собачий нюх. Я сделала вид, что не расслышала вопрос.
Таким образом, уборка в квартире Петрова отпала сама собой. Ну и ладно, уберусь завтра. А ему будет стыдно, когда протрезвеет.
Я вручила Людмиле Васильевне детей, собаку, картошку, фарш и огурцы и попросила ее позванивать Петрову, чтобы не сошел с ума, когда увидит, что детей нет.
Глеб стоял у моей парадной с букетом белых лилий и пакетом со снедью.
– Я хотел поговорить с вами о последней нашей встрече.
Похоже, он тоже смущался.
– Я прошу вас, не будем, забудем об этом, сегодня совсем другой повод. И я вас пригласила как друга. Эти цветы ни к чему. Хотя ладно, цветы пригодятся. Пойдемте.
Мы поднялись, я показала ему комнату за комнатой.
– Теперь я понял, почему вы заплакали. Такое нельзя не показать.
И он принялся хвалить мой новый интерьер метр за метром, деталь за деталью, не жалея слов и времени.
Правда, пару замечаний все же сделал. Но замечания были по делу, и я с ними согласилась. Дал пару верных советов.
Физически он занимал не слишком много места в пространстве моей квартиры. Однако вокруг себя на метр или два он мощно излучал тепло, благоухание и праздник. Можно было просто стоять рядом, греться в его лучах и слушать, что он говорит, так умно и в то же время так понятно, и чувствовать себя совершенно счастливой.
Цветы я поставила посреди обеденного стола.
– Теперь надо выпить за вашу удачу и творческое дарование. – Он помолчал. – И вам некому, совсем некому, кроме меня, было показать все это?
Я не ответила.
Казалось, он готов был погладить меня по голове. Но не стал.
Я принесла бокалы.
Глеб достал из пакета бордо и козий французский бри.
Я не поверила глазам.
Я сама купила бы то же самое, если бы могла себе позволить бутылку вина за восемьдесят евро и сыр по такой же цене за килограмм.
Искомый «теплый бок» находился в двух метрах от меня. Можно было к нему прислониться, если бы не уверенность, что в итоге он окажется не теплым, а горячим, как адская сковорода.
Вино было прекрасным, сыр восхитительным. От воспоминания о поцелуе руки перехватывало дыхание. Пора было проститься.
– Я возвращаюсь к бывшему мужу и переезжаю в Москву, – не в силах больше терпеть, объявила я.
– Вы? Не может быть! Я не верю. Чем вы будете заниматься в Москве?
Казалось, он был уязвлен и разочарован.
– А здесь я чем занимаюсь?..
Правильно атрибутировав мое сообщение, Глеб моментально вежливо собрался и ушел. Легко. Как это водится у них, у крутых мужиков.
Лишь только он скрылся из виду, я принялась на чем свет стоит ругать себя за то, что могла хотя бы выслушать, что же он все-таки хотел сказать по поводу нашей прошлой ужасной встречи. Но было поздно. Теперь я об этом никогда не узнаю.
В прихожей у двери стоял одинокий Jimmy Choo. Как он здесь очутился? Он же был в шкафу. Наверное, выходил поприветствовать хозяина. Я подобрала его и пошла к шкафу. Но тот, мой, туфель был на месте. Значит, этот – принес Глеб, значит, он все-таки его нашел. Значит, он и есть мой принц. А я его Золушка.
Нет, он не мой принц, просто матрица снова дала сбой.
Я допила из горла вино. Засунула в рот изрядный остаток сыра. И ходила туда-сюда с набитым ртом, любуясь своим богатством то в одном ракурсе, то в другом, обнимая вернувшийся туфель, пока обманчивое бордо не вырубило меня.
Аня Янушкевич советует:
В сырую погоду лучше парковать машину во дворе или на газоне. Если оставить ее на проезжей части, весь левый, водительский, бок покроется грязью.
