ГЛАВА 11

Приближалась первая из актерских вечеринок, которые потом станут традицией, вовсю также шли репетиции, и Джаз окончательно убедилась, что это не было игрой воображения: Гарри Ноубл действительно не спускал с нее глаз. И не только, когда она репетировала. Во время всех перерывов, когда она болтала с Мо или с Уиллсом, когда спасалась от Гилберта, она постоянно ощущала на себе сверлящий взгляд Гарри. Джасмин чувствовала себя как подсудимая. Она была уверена, что Ноубл только и ждет момента, когда она сделает какую-нибудь промашку: например, упадет, наступив на шнурок, или засмеется невпопад, или что-нибудь в этом роде. Он что, таким образом хочет разделаться с ней?

И назло ему Джаз взяла за правило нарочито громко общаться с Мо или Джорджией, показывая режиссеру, что гораздо веселее проводить время с плебсом, чем с представителями аристократии.

Гарри так достал ее своей постоянной слежкой, что однажды Джаз не выдержала: почувствовав его взгляд, она повернулась к нему и довольно бестактно уставилась на него. Девушка с трудом сдержалась, чтобы по-ребячески не показать ему язык. К ее большому разочарованию, режиссер воспринял это как приглашение и тут же подошел к их троице (она сидела тогда с Мо и Джорджией). Это было беспрецедентно. Все головы в комнате повернулись в их сторону.

— Вы что, контролируете нас, мистер Ноубл? — спросила Джаз, глядя ему прямо в глаза. Как назло, Мо освободила Гарри стул рядом с ней и приветливо улыбнулась. Он же, даже не улыбнувшись в ответ, переставил стул так, чтобы сидеть лицом к Джаз, так что идеального квадрата у них не получилось.

— Зачем мне контролировать? У вас законный перерыв. — Он пожал плечами и, элегантно скрестив свои длинные ноги, снова уставился на Джаз.

Считая, что именно она виновата в том, что Ноубл явился и испортил им разговор, Джаз решила завязать с ним беседу, чтобы как-то позабавить девушек.

— Ну, насчет нас вы можете быть абсолютно спокойны: мы так устаем во время репетиций, что не способны взбунтоваться против вашего жесткого руководства, — сказала она. — Лично у меня просто не осталось сил. Ноги гудят от усталости.

Наступило молчание.

— В таком случае могу предложить подвезти вас до дома, — серьезно сказал Гарри.

Садист проклятый. Он, наверное, решил, что она специально это сказала — с тем чтобы напроситься. Да Джаз ни за что не поедет с ним!

— Меня Мо подвезет. Мы с ней живем в одной квартире, — сухо ответила она.

— Я сегодня не могу, — сказала Мо. — Только, если ты согласна сначала заехать в Сэйнсбери, а потом в фитнес-клуб.

— Ну, тогда Джорджия. Она живет на соседней улице.

Джорджия, покраснев, бросила взгляд на Джека.

— Я… Я сейчас не домой. Извини, Джаз.

Джасмин остолбенела.

— Ну что ж, — сказал Гарри, — похоже, на сегодня я ваш благородный рыцарь-спаситель.

Джаз неучтиво фыркнула:

— Я разве похожа на человека, которого надо спасать?

— Не очень, — отрезал Гарри. — Это так, аллегория. И мысли не было вас оскорбить.

На какое-то мгновение Джаз смутилась.

— Ладно. Тогда спасибо.

Гарри кивнул и пошел прочь.

— Предательницы! — прошипела Джаз, обернувшись к девушкам.

Те ничего не поняли.

— Не хочу, чтобы он меня подвозил. Ненавижу его…

— Ради Бога, Джаз, не надо так бурно реагировать. Тебя всего лишь подкинут до дома, — сказала Мо. — Да еще не кто-нибудь, а самый завидный мужчина на нашей планете.

— Ты хочешь сказать, самый большой сноб на планете.

— Да чем ты недовольна? — спросила Мо, глядя на Джаз. — Похоже, что самый знаменитый и уважаемый, да и самый красивый актер нашего времени хочет остаться с тобой наедине. Джасмин, ты ведь журналистка. Где твоя профессиональная хватка?

Джаз разглядывала свои руки, лежащие на коленях. А ведь девочки правы. Она должна относиться к этому, как к журналистскому расследованию.

— Но, что еще важнее: где же твой вкус? — засмеялась Джорджия. — Такой потрясающий мужчина! Я бы, не задумываясь, села в его машину, сноб он или нет.

— А я бы еще и за бензин заплатила, — добавила Мо.

— Господи, вас обеих только и слушать, — сказала Джаз. — Создается впечатление, что при виде мужиков у вас мозги просто плавятся. Вам что-нибудь говорит слово «эмансипация»? Знаете ли вы, что ради вас женщины сжигали свои лифчики?

— Зачем? — изумилась Джорджия. — Они что, носили платья с открытой спиной?

— Посмел бы кто-нибудь сжечь мой дорогой фирменный лифчик, да я бы кастрюлю ему на голову надела, — сказала Мо.

Джаз обхватила голову руками.

Вторая часть репетиции для нее была испорчена. Как только она вспоминала о предстоящей поездке домой, так у нее начинались спазмы в животе.

Джасмин не выносила этого человека, а пробыть с ним наедине хоть сколько — это казалось ей настоящей пыткой. К тому же получается, что она не сможет задержаться и поболтать с Уиллсом. Проклятье! В конце репетиции она была еще грубее к Фиолетовым Очкам, чем обычно.

— Я что-то не видела, чтобы вы во второй сцене четвертого акта надевали шаль, — сказали Фиолетовые Очки, как только Джаз осталась одна.

— Серьезно? — с невинным видом спросила Джаз. — А вы давно проверяли свое зрение? Сколько пальцев я сейчас подняла? — И, подняв средний палец, она вышла из комнаты, не дав Фиолетовым Очкам возможности ответить. Гордиться особенно было нечем, но Джасмин стало легче.

В конце репетиции, уже собирая свои вещи, она затылком почувствовала приближение Гарри. Как обычно, он остановился и начал на нее пялиться.

Джасмин обернулась к нему.

— Вы думаете напугать меня тем, что сверлите постоянно своим взглядом? — грубо спросила она.

Гарри казался искренне удивленным.

— Я только подошел спросить, готовы ли вы?

Она посмотрела на Уиллса, который вовсю болтал с одной из хорошеньких младших сестер Лиззи. Она не заметила, что Гарри проследил за ее взглядом.

Неожиданно он заторопил ее.

— Ладно, пошли! — сказал он и двинулся к выходу.

Машина Гарри оказалось совсем не такой, как Джасмин ожидала. Внутри не убрано и, поскольку автомобиль весь день простоял на солнце, в нем страшно душно, а кожаное сиденье липкое от жары.

Пешком было довольно близко, но на машине, из-за всех этих улиц с односторонним движением, путь отнимал немало времени. «Как здорово бы сейчас пройтись пешком», — с тоской думала Джаз. Был замечательный летний вечер. Гарри открыл люк на крыше «MG», а затем все окна, и они поехали. Водил он резко и грубо, соответственно своему характеру. И вдруг до Джаз начало доходить, что Ноубл в сущности был застенчив. Она специально смотрела влево, чтобы не отвлекать его, и быстро подавила улыбку, когда у него заглох мотор: он уступал дорогу машине, проезжавшей мимо по узкой улице. Джасмин увидела, как люди в машине бестактно уставились на него, не веря глазам своим. Вдруг одна девица завизжала:

— Боже, да это же Гарри Ноубл!

«Какое хамство», — подумала Джаз.

Гарри же не обращал на них никакого внимания. Когда Гарри наконец сдвинулся с места, девица со смехом крикнула:

— Выпить с нами не хочешь?

От неловкости и отвращения Джаз закрыла глаза.

Когда Джасмин только села в машину, она была твердо настроена не заговаривать с ним первой, но когда увидела, как Гарри сосредоточенно пытается вырулить так, чтобы не въехать на тротуар, решила, что будет забавно начать разговор именно в этот момент.

— Вы предлагаете людям их подвезти, чтобы всю дорогу игнорировать? — это прозвучало жестче, чем она в общем-то хотела.

Гарри промолчал.

— Мне расценивать это молчание как «да»?

На этот раз он ответил:

— А вы садитесь в машину, чтобы задавать вопросы?

— Конечно, — ответила она с улыбкой. — Я ведь журналистка.

— И с какой целью вы задаете мне вопросы?

— Конечно же, чтобы вас раскрутить. Хотя поздно, мы уже приехали. Вот мой дом. Номер семь. Некоторые считают, что это счастливое число.

Он не стал парковаться, а просто остановился недалеко от дома.

Только Джасмин собиралась выйти из машины, как вдруг Гарри спросил, не поворачиваясь к ней:

— Вам нравится наблюдать за людьми?

— Да. Я же говорю: я журналистка. Хотя вы тоже любите наблюдать за другими, — ответила она, щурясь от солнца и открывая дверцу машины.

— Да. Только потом я не описываю свои наблюдения в популярных журналах.

— Это я ради смеха. Никто и не относится к ним серьезно. К тому же не забывайте, это моя работа. Дешевый мир женского журнала.

— Я не забываю, — сказал Гарри серьезно. И посмотрел на нее. — А вы хорошо пишете.

Джасмин была так поражена, что не нашлась, что ответить. Если он читал ее публикации, то конечно же, прочитал и строчки, посвященные спектаклю и всем, кто в нем занят, включая и его самого. Джасмин написала там несколько милых теплых слов об Уиллсе, но что касается остальных, то всем от нее как следует досталось.

— Спасибо. — Представив себе, что Гарри читает «Ура!», она заулыбалась.

Он продолжал смотреть на нее.

— А вас никогда не беспокоит, что ваши критические замечания, какими бы остроумными и дружелюбными они ни были, могут оказаться неверными?

Джаз разозлилась. Могла бы и сразу догадаться, что за его комплиментом скрывается оскорбление.

— Нет, — отрезала она. — Никогда. И могу вас заверить, что я не все свои наблюдения выставляю на всеобщее обозрение, а только такие, за которые на меня не подадут в суд.

— Такое впечатление, что вы никогда не сомневаетесь в своих оценках.

— Не сомневаюсь. А вы считаете, что уверенность несвойственна женщине? — сказала она и, пока он ее не прервал, продолжила: — Но, как это ни грустно, мистер Ноубл, я обычно оказываюсь права. Лучше бы я почаще ошибалась.

— А ваши оценки всегда такие мрачные?

Джаз пожала плечами.

— В большинстве случаев — да. Я нахожу, что в мире очень мало приятных людей.

— Такой цинизм в таком юном создании, — сказал он с легкой усмешкой.

— О да. Чем больше я встречаю людей, тем больше мне нравится мой холодильник, — перефразировала Джаз известное высказывание.

— Мне кажется, вам нравится ненавидеть. Это позволяет вам ощущать себя выше других.

Ну уж, с нее хватит этого издевательства.

— Вы так полагаете? В отличие от тех, кому действительно дано быть выше других, таких как вы, например?

Гарри пожал плечами. В негодовании Джаз продолжала:

— На наших репетициях я познакомилась с человеком, у которого, видимо, совершенно другой взгляд на ваше естественное право на превосходство.

Сначала Гарри выглядел озадаченным, но затем, к большому удовольствию Джаз, кажется, понял и смутился. Джаз решила идти до конца. Поняв, что Гарри не намерен продолжать разговор, она взяла свою сумку, якобы собираясь уйти. Это сработало. Гарри откашлялся.

— Уильям Уитби умеет себя подать, — произнес он наконец. — Я не встречал еще женщины, которая могла бы сопротивляться его чарам.

— Уж не завидуете ли вы? — спокойно спросила Джаз.

— Тогда вы не знаете, что такое зависть, — сердито сказал он с плохо скрываемым презрением.

На это Джаз даже не стала отвечать.

— Если уж Уитби такой неотразимый, тогда, на мой взгляд, странно, что он до сих пор не сделал карьеры в Голливуде. У него ведь обширные связи и редкий талант. — Гарри явно стоило большого труда сдерживаться. Подумав, что она, возможно, зашла слишком далеко. Джаз сменила тему. — Так или иначе, — в пику собеседнику сказала она, — но вы-то ведь тоже уверены в правильности своих оценок?

— Только в том случае, если они основываются на объективных суждениях, — ответил Гарри.

— Понятно. Значит, у женщин быть не может объективных суждений?

— Я такого не говорил. Никогда не разделял и, надеюсь, не буду разделять людей по половому признаку.

— Как мило, — засмеялась Джаз. — Вы первый мужчина, из тех, кого я знаю, который придерживается таких взглядов.

— Полагаю, вы просто не даете им возможности это сказать, — парировал Гарри.

Джаз пришла в полное бешенство.

— Ну, что ж, конечно, во всем виновата я, а не мужчины. Спасибо, что открыли мне глаза, а то все эти годы я жила во мраке. Наверное, здорово быть таким совершенством, как вы!

— Мисс Филд, я не говорил, что я совершенство, — сказал Гарри, все больше раздражаясь. — Но хотелось бы думать, что проницательность и здравый смысл не самые большие мои пороки.

Джаз решила идти до конца.

— И вы с уверенностью можете утверждать, что в интересах своей карьеры ни разу не отозвались необъективно о ваших коллегах?

Гарри смотрел прямо перед собой:

— Надеюсь, я выше этого, — коротко ответил он.

— Видите ли, — продолжила Джаз, — поскольку вы имеете такое большое влияние на других, и к тому же так уверены в собственной непогрешимости, то ваше мнение о людях должно быть абсолютно непредвзятым. Согласны?

Гарри нахмурил лоб и затем вдумчиво ответил:

— Всегда важно хорошенько обосновать свое мнение. Что касается меня, то мое мнение о человеке, коль оно уже сложилось, редко меняется.

«Это же слова Дарси из пьесы!» — подумала Джаз. К удивлению обоих, они неожиданно улыбнулись, поймав себя на том, что непроизвольно думают и ведут себя подобно своим героям из пьесы. Гарри уже привык к этому: несколько лет назад, когда он играл Ричарда III, он и вправду испытывал боль в спине и чувствовал, что одна его нога действует хуже другой, но для Джаз это ощущение было в новинку — как будто кто-то завладел ее «я». Даже если этот кто-то — Лиззи Беннет. Джаз все равно было как-то не по себе.

— Самое главное, — продолжал Гарри, — а это знает каждый хороший журналист вроде вас — пользоваться проверенными источниками, а не… не, — он замолчал, подыскивая слова.

— А не источниками, которые вы лично не одобряете, — пришла ему на помощь Джаз.

— А не источниками, которые могут представить неверную картину, — закончил Гарри.

— Что ж, спасибо, что подвезли, — сказала Джаз. — Я узнала много интересного.

Она выскочила из машины, хлопнула дверцей и пошла к дому. Если Гарри надеялся, что его пригласят на кофе, он ошибался.

Закрыв входную дверь и снова почувствовав себя Джасмин Филд, а не Лиззи Беннет, Джаз, громко топая, поднялась по лестнице. Умирая от жары, она сразу же встала под душ, где дала выход своей ненависти к человеку, который считал, что имеет право критиковать ее статьи только потому, что подвез ее до дома. Как он только посмел? А ему бы понравилось, вздумай Джаз критиковать его игру?

Гарри тем временем плутал в лабиринте улочек с односторонним движением. Его гнев по отношению к Джаз очень скоро принял другое направление. Когда через сорок минут Ноубл все же добрался до дома, то некоторое время еще в задумчивости сидел в машине. Он посмотрел на соседнее сиденье и, заметив, что оно было чуть влажным от пота, улыбнулся. Просто удивительно, каким же иногда он может быть грубым, когда чувствует себя снова Гарри Ноублом, а не Фитцуильямом Дарси.