Беседа одиннадцатая
— Нам нужно было использовать кого!нибудь помоложе! — недовольно сказала Ольга. — Аврора никуда не продвинулась в своем расследовании! Игорь остался в списке подозреваемых... а список большой!..
— Послушай, — нерешительно спросила я, — а ты что, правда считаешь, что любой из них мог совершить преступление?
— Вот только не говори мне, что в людях не просыпается желание получить миллион, если они имеют на него право! Ты бы хотела миллион? — Эта неприятная манера москвичей отвечать на вопрос сначала наскоком, а потом другим вопросом!..
— Я бы очень хотела иметь миллион и не вижу в этом ничего зазорного, — строго ответила я. — Тебе известно, что когда-то существовала специальная гуманистическая теория, прославлявшая деньги как средство создания прекрасного?
Но Ольга не сдавалась.
— А вот если бы тебе надо было кого!-о отравить, как бы ты это сделала? — спросила она и ни к селу ни к городу добавила: — Кто вчера, будучи пешеходом, перебежал улицу в неположенном месте, а затем, будучи водителем, пересек сплошную двойную? Что, не ты?Я понимаю, что ты никогда бы не смогла отравить человека, но все!таки... А?
— Очень просто. Налила бы кофе, а в кофе плеснула бы яду. И подала.
— А если в доме много людей, а ты прекрасно знаешь, как это бывает, — у всех есть такая манера схватить чужую чашку...
— Ну, в таком случае я бы выбрала момент, чтобы мы с ним были вдвоем.
— Тогда тебя посадят, моя дорогая, — удовлетворенно сказала Ольга.
— За что это? — удивилась я.
— Вот люди — сначала отравят кого-нибудь, а потом удивляются, за что? За то, что ты отравила человека. — Ольга говорила со мной как с существом, недоразвитым во всех отношениях. — Если вы были вдвоем, и ты подала кофе, и человек отравился, то тебя обязательно посадят...
— Ах, ты в этом смысле... — догадалась я.
ВЕРСИЯ ВТОРАЯ
Лариса
— Это она по привычке, папа требовал идеальной чистоты в любое время суток, — пояснила Мариша.
Аврора скорчила удивленную гримаску: зачем, например, чистота, когда спишь?..
— Скажите, у вас с Кириллом был удачный брак? — спросила она и тут же заявила: — Вообще-то удачный брак зависит только от женщины!
— Разве? — удивилась Лариса. «Думай, думай, Лариса, сейчас главное — понять...» — так Лариса сказала самой себе, а вслух рассеянно произнесла: — По-моему, от мужчины тоже кое-что зависит...
Она и сама не понимала, почему разрешает Авроре, которую в разговорах с Кириллом всегда называла «любовница твоего отца», шнырять по ее дому и позволяет ей приставать с бестактными вопросами и странными утверждениями.
— У вас такие красивые волосы, и вообще, вы оченьочень привлекательная женщина, — вдруг проговорила Аврора и, поймав изумленный Ларисин взгляд, пояснила: — Понимаете, я должна время от времени слышать что-нибудь приятное, хотя бы несколько раз в день. А за последний час я еще ничего не слышала. Но я не в обиде: такие драматические события и все такое... Вот я и подумала — если я вам скажу что-нибудь хорошее, то и вы вынуждены будете ответить мне тем же.
Аврора так требовательно смотрела на Ларису, что той пришлось признать, что «у вас тоже красивые волосы». Смутившись от удовольствия, Аврора застенчиво тряхнула седым хвостиком, стянутым черной аптекарской резинкой.
— Если бы я знала, что такое случится, я бы заранее выспалась... А так я, как дура, прошлой ночью читала Кьеркегора, — зевнула Аврора.
— Это еще кто? — изумилась Мариша, нырнув в холодильник.
— Это шведский... — начала Аврора.
— Шведский стол?.. Мама, а почему вишневого йогурта нет? И где мой шоколадный сырок?
Аврора поинтересовалась, что читает дитя, считающее, что Кьеркегор — это шведский стол.
— Вот и я говорю... Она уже большая девочка, давно встречается с мужчинами по-взрослому... — расстроенно сказала Лариса и перевела взгляд на дочь: — А что, если кто-нибудь захочет с тобой еще и поговорить?.. Что ты вообще читала, ну скажи, что?!
— Гарри Поттера, — обиженно ответила Мариша.
В кухню вошла Рита, а за ней, как на буксире, тянулись Таня и Кирочка.
Входя, Кирочка бросила на Маришу гордый взгляд: «Я с тобой не вожусь!» «Какой же она еще ребенок», — подумала Аврора.
Рита достала из холодильника простую еду: сыр, йогурты, гречневую кашу и мягко подтолкнула стоявшую у стола неподвижно, как солдатик в карауле, Кирочку — садись.
Бывают люди, словно созданные для удобства других людей, например Рита. Она явно не считала зазорным услужить, поэтому все у нее получалось приятно и достойно.
— Бедный, бедный Кирилл, — трагически вздохнула Таня, — он умер, а мы тут сидим... разговариваем...
«Ну вот, «взяла зал»», — подумала Лариса. Она не любила вспоминать о своем актерском прошлом, но иногда в голове всплывали привычные театральные выражения.
...Что бы ответила Лариса на вопрос Авроры, удачный ли у них с Кириллом был брак? Пожалуй, слово «удачный» больше всего подходило к их браку. Если не вспоминать кое о чем. И не считать Таню... и эту ее Кирочку.
Эта Кирочка тут вообще никто. Никто, никто, никто!
Если закопать в дальнем уголке сада коробочку с какой-нибудь гадостью и годами обходить это место, о коробочке легко забыть. Но иногда вдруг накатывает беспричинная тоска и, только прислушавшись к себе, понимаешь, что причина в ней, в той самой коробочке. Вот она, гадость, лежит себе и ждет своего часа. Ларисиной «коробочкой с гадостью» была Таня.
Таня — она ведь даже не бывшая жена Кирилла, а всего лишь... кто? Да никто! Любой нормальный человек так бы и сказал — Лариса жена, а Таня никто!
И вот теперь Кирилл умер, а Таня с Кирочкой сидят у нее на кухне. Едят. Сыр, йогурты, гречневая каша... Почему Кирочка так противно крошит хлеб? И кстати, почему Таня приучила всех называть девчонку Кирочкой? Лариса же не требует называть себя Ларисочкой!..
— Я просто убита... — хорошо поставленным голосом продолжала Таня. — Считайте, что я умерла вместе с Кириллом... Это не я сижу здесь, разговариваю с вами...
— Наворачиваю гречневую кашу, — добавила Мариша. Все это время она что-то нашептывала в мобильный телефон. Нет, эта девочка вовсе не так глупа.
— Ах, боже мой, боже мой... — прижав руки к груди, Таня нерешительно привстала — то ли собираясь броситься Ларисе на грудь, то ли налить себе еще чаю, и, обведя всех отчаянным взглядом, выбежала из кухни. За
ней, бросив на Маришу еще один «детсадовский» взгляд, быстро вышла Кирочка.
«В театре это называется уход. Что с нее взять, с актриски...» — подумала Лариса. Себя она уже давно к актрисам не причисляла.
Аврора несколько раз провела рукой по лбу и, громко вздохнув, небрежно проронила:
— Лариса, дайте мне травяной отвар, который заваривает ваша домработница... Очень голова болит.
— А отвара нет, — мгновенно отозвалась Лариса, — наверное, его вылили случайно.
Стеклянный стол — мебель очень холодная, неуютная, но весьма удобная для человека, который расследует преступление. Люди, кто похуже, кто получше, но все же кое-как научилось справляться со своими лицами и руками — большая часть из них не оскаливает зубы и не размахивает в ярости руками, а вот с ногами беда! Недаром ораторы и лекторы, как правило, предпочитают выступать, стоя за кафедрой, где не видно ног. Сквозь прозрачную столешницу Аврора увидела, как резко дернулась Ларисина левая нога, а правая раздраженно пристукнула каблуком.
— Может быть, нурофен? — спросила Лариса. — Или лучше анальгин по старинке?
— Какая у вас красивая кухня... удобная, симпатичная... чудная такая кухонька... — не отвечая, пробормотала Аврора. — Можно я посмотрю, как у вас тут все устроено?
То и дело оборачиваясь и мило улыбаясь, Аврора шныряла по кухне, открывала дверцы шкафов, выдвигала ящики, и не прошло и нескольких минут, как аккуратная Ларисина кухня выглядела так, словно нерадивые сыщики провели в ней неловкий поверхностный обыск.
Так и не обнаружив нигде зеленого пузырька, Аврора вдруг ужасно устала от своего расследования, и ей захотелось поставить Ларису на место. Такое желание — поставить людей на место — возникало у нее нечасто, не чаще двух-трех раз в день, и, как правило, Аврора ему не сопротивлялась.
— А в доме кое-что пропало, — со значением произнесла она. — Кое-что очень важное... и знаете, милочка, на вашем месте я бы временно запретила вашей прислуге варить зелье. Пока мы все еще живы.
Аврора вовсе не собиралась так бездарно открывать свои карты, но ей вдруг захотелось выглядеть значительной и опасной, и, надо признать, ей это удалось.
Лариса улыбнулась натянутой улыбкой, словно пытаясь скрасить странности в поведении гостьи. Но вместо того чтобы задать совершенно естественный вопрос: «Что вы ищете в моих шкафах, дорогая Аврора?» — Лариса сделала непроизвольное движение, словно желая заслонить собой открытые ящики. Ее глаза так беспокойно метались по кухне, словно Ларисе не терпелось выставить Аврору и самой заняться содержимым открытых шкафов и выдвинутых ящиков.
В такой ситуации отступить вовсе не означало поступиться чувством собственного достоинства, и Аврора, еще немного покружив вокруг них, удалилась.
А Лариса принялась метаться по кухне. Невероятно, но она никак не может вспомнить... От мысли, что она должна найти это во что бы то ни стало, найти, пока это не попалось на глаза кому-то другому, ее бросило в жар.
Необходимо успокоиться и попробовать повторить действия, которые она совершала недавно. Лариса вышла из кухни и постояла в коридоре, прислушалась, не идет ли кто-нибудь, и снова зашла на кухню. Она остановилась у стола, опять панически испугалась, что не сможет ничего вспомнить, и... тут же вспомнила, куда она это засунула, — на верхнюю полку шкафа! Слава богу, что Аврора не смогла туда дотянуться!
Облегченно вздохнув, Лариса кое-как засунула свою находку в карман брюк и чертыхнулась — облегающая одежда не предназначалась для того, чтобы спрятать даже такую мелочь! Она взяла с полочки журнал, которым прикрыла оттопыренный карман, и отправилась наверх.
Лариса прошла мимо закрытого кабинета Кирилла, подошла к спальне и, как всегда, на долю секунды приостановилась у двери.
С недавних пор она старалась не заходить в спальню без особой надобности.
В спальне была не обычная кровать, к которой просто подходишь и просто ложишься, а модная, с широкими, черного цвета ступенями. Сначала нужно было подняться на ступени и только потом попасть на свое ложе. На практике это оказалось неестественным и неприятным — словно укладываешься спать на лестнице или на полке шкафа.
А в последнее время при виде этих чертовых полок и этой чертовой кровати у нее мелькала одна и та же мысль — как будто всходишь на Голгофу. Не то чтобы она много знала про Голгофу и про то, как на нее всходят, но это выражение подходило к тому, что она чувствовала, — как будто попадаешь куда-то, где будешь страдать.
«Неужели с этим покончено», — подумала Лариса и тут же устыдилась своих мыслей.
Она спрятала свою добычу в постели между двумя подушками, облегченно вздохнула и тут внезапно поняла,
почему она позволяет Авроре бродить по всему дому, рыться в шкафах и задавать бестактные вопросы... Аврора была ей сейчас необходима. Рядом с ней все казалось ненастоящим, игрушечным. Даже смерть...
Лариса машинально вправила ногтем выбившуюся из вышитой на покрывале розы ниточку. Домработница Надя считала, что Лариса слишком уж придирчивая хозяйка, и, когда была сердита, называла ее придурошной, а в минуты благорасположения — придурошной чистюлей.
Авроре было стыдно, ужасно стыдно... Она ведь не была сыщиком и не имела профессиональной привычки подозревать приличных людей! И уверенности в том, что Лариса отравительница, у нее не было, и никаких улик у нее не было...
Бедная женщина потеряла мужа, ее жалеть нужно, а не подозревать...
Но у невиновных, как и у преступников, не существует стандартного поведения: и те и другие могут нервничать, но могут и оставаться очень спокойными. Лариса явно знает, где пузырек, и мотив к совершению преступления у нее сильный, самый очевидный — появление родной дочери Кирилла прежде всего ущемляет именно ее, Ларисины, интересы.
Но Авроре почему-то все равно было стыдно, стыдно и жаль Ларису... Она решила вернуться на кухню, чтобы загладить свою вину.
Приближаясь к кухне, Аврора услышала возбужденный голос домработницы Нади:
— Я и сама здесь больше не останусь! То у вас хозяин умер, то девчонка отравилась! — кричала Надя. — Тем
более я окна только что помыла! Давайте за окна платите отдельно! Не останусь ни за что! Считаю, вы вообще должны мне зарплату повысить!
— Вы уволены, — спокойно сказала Лариса. — И не думайте, что за мытье окон вы получите отдельно. Это входило в ваши обязанности, за которые вы получали зарплату.
Заметив в дверях кухни Аврору, она добавила:
— Идите, Надя, мы позже все обсудим.
Аврора тут же забыла, что она решила жалеть, а не подозревать Ларису. Почему она увольняет домработницу? Хочет убрать свидетеля? Почему она отказывается заплатить Наде за мытье окон? Неужели у нее так плохо с деньгами?
Хмуро склонившись над листом бумаги, Лариса чтото записывала. Поднимала голову, шевеля губами, глядела вдаль, что-то вычеркивала, вновь записывала и наконец в сердцах отшвырнула от себя карандаш.
— Я не знаю, что мне делать, — жалобно произнесла она. — Мне нужны деньги.
— Для вашего клуба? Но, может быть, можно и так? Давайте я вам помогу, я умею обходиться без денег, — ласково сказала Аврора. — Скажите, дорогая, какова программа вашего клуба? Какие у него приоритеты?
— Клуб создан для того, чтобы женщины одного круга собирались вместе, — почему-то послушно, словно ее вызвали к доске, ответила Лариса.
— Что значит «одного круга»?
— С одинаковым доходом.
— Отлично! У меня уже появилась идея! — обрадовалась Аврора. — Люди не должны объединяться по доходу! Надо по интересам — музыка, живопись, поэзия...
А это не стоит никаких денег. Я могу бесплатно прочитать у вас в клубе лекцию, даже цикл лекций!
— Боюсь, это не совсем то... — усмехнулась Лариса, — думаю, им это будет скучно...
— Скучно? — удивилась Аврора. — Ну тогда вот что: пусть они выучатся работать на компьютере, и тогда уже можно устраиваться на любую работу. Я тоже скоро научусь! Модем, сканер, клавиатура... — казалось, она физически наслаждалась этими чудными словами.
Лариса вздохнула.
— Вот видите, дорогая, все замечательно устраивается! Да, и еще: у Додина новый спектакль, очень хороший! Устройте культпоход...
Лариса опять вздохнула. Ее соседки, жены банкиров, были большие театралки и раз в месяц летали в Милан, в «Ла Скала».
— Еще можно поехать во Францию на велосипедах, у меня так знакомые ездили, — не унималась Аврора.
— Откуда на велосипедах, прямо из Токсова? — спросила Лариса, прикидывая, когда же наконец Аврора захочет спать, и не предложить ли ей успокоительные капли.
— Ну почему из Токсова?.. Они ездили из Германии, но это все равно, автостопом можно добраться куда угодно.
Лариса представила банкирских жен, голосующих на дороге с велосипедами на плечах, засмеялась и тут же, словно застыдившись неуместности своего смеха, серьезно ответила:
— Понимаете, клуб не может прервать свое существование на пару месяцев, а потом вновь возникнуть — за это время он перестанет быть модным, и мне придется все начинать сначала. Так что деньги нужны срочно.
В ее голосе прозвучало такое отчаяние, что Аврора вздохнула, но не о тщете Ларисиного бедного маленького желания, а о своей молодости — ей самой уже давно ничего так страстно не хотелось. Кроме, пожалуй, нескольких вещей: посмотреть новый спектакль у Додина, раскритиковать в печати только что вышедшие воспоминания о Поэте (совершенно неверная трактовка некоторых событий), научиться работать на компьютере (модем, сканер, клавиатура!), посетить выставку одного потрясающего фотографа и съездить в Брюссель — посмотреть картину Магритта в Королевском музее (если добираться автостопом, то получится совсем недорого).
Нет, все же зря она подозревала Ларису! Да, она вынуждена будет отдать половину законной дочери своего мужа. Да, она находится в отчаянной ситуации — ей срочно нужны деньги! Да, она спрятала пузырек из-под яда! Но ведь это еще не основание подозревать ее.
Необходимо еще кое-что, а именно техническая возможность совершить преступление, а вот этого как раз и не было. Так что Лариса невиновна, ура!
Предположим, Лариса спрятала пузырек из-под яда! Допустим даже, что она отравила законную наследницу, — в конце концов, в жизни всякое может случиться. Тем более у Ларисы есть уважительная причина — она еще и привыкнуть не успела к законной дочери своего мужа, как сразу же нужно отдать ей полмиллиона долларов!
Существование клуба, который составляет весь смысл ее жизни, под угрозой. Самая отчаянная для человека ситуация, когда ему срочно нужны деньги...
У людей такие разнообразные смыслы жизни! Раньше они казались Авроре странными, потому что были не такими, как у нее. Но постепенно Аврора привыкла.
Смыслом жизни одной ее знакомой были ее сложные и мучительные отношения с секретаршей мужа, при том, что эта самая секретарша даже не являлась его любовницей. Смыслом жизни другой ее знакомой было страстное желание, чтобы ее внучок исправил тройку порусскому на четверку. Аврора звала знакомую на вечервоспоминаний о Поэте, а она — нет, мне с внуком надорусским заниматься. Каково?!.
Так что на этом фоне ей уже ничто не казалось странным. Но вот что было для Авроры удивительным. Хотя она вовсе не была склонна считать, что в ее время люди были получше, а небо поголубее, и вообще ненавидела слова «в мое время», она не понимала одного: в ее время, как бы жена ни была холодна к мужу, она все же хоть немного переживала, если ее муж внезапно уходил из жизни.
А вот Ларису, судя по всему, значительно больше занимали вопросы смысла жизни и наследства. Неужели она совсем не любила Кирилла? Почему? Нет, это не важно для расследования, а просто любопытно.
