Книга: МИКРОКОСМ, или ТЕОРЕМА СОГА
Назад: 5
Дальше: Примечания

6

1
2
5
1

 

Darum капп es               По этой причине
in der Logik auch nie     логика не знает
Uberraschungen geben.  неожиданностей (нем.).

 

 

Хиросима - город и порт в Японии, на юго-востоке острова Хонсю. 1 052 500 жителей. Центр одноименной префектуры. Машиностроение, химическая, текстильная и пищевая промышленность. 6 августа 1945 года американская авиация сбросила на Хиросиму первую атомную бомбу, полностью разрушив город и убив более 100 000 человек.
Энциклопедический словарь «Ашетт»

 

Иоганнес фон Нойман (1903, Будапешт – 1957, Вашингтон) – американский математик венгерского происхождения, автор работ в областях квантовой механики и теории игр («Теория игр и экономическое поведение», 1944). Участвовал в создании водородной бомбы, анализировал структуру вычислительных машин и стоял у истоков разработки их математического обеспечения.
Энциклопедический словарь «Ашетт»

 

Сога Хитоси (1892 – 1945) – родился в Токио, погиб в Хиросиме. Самый закоренелый из известных в Японии преступников. Профессор логики Императорского университета в Токио. Милитарист, националист. С 1918 по 1945 год уничтожил более шестисот девочек. Признан психически ненормальным и интернирован в Хиросиму, где погиб во время взрыва атомной бомбы 6 августа 1945 года.
Энциклопедический словарь Иванами

 

 

…эры Тайсё. Ацуко Мория, 12 лет, департамент Токио, округ Хондзё, квартал Адзумабаси, квадрат 3, блок 16, участок 4.
Пропала без вести 15-го дня 9-го месяца 6-го года эры Тайсё. Аканэ Хасэгава, 13 лет, департамент Токио, округ Асакуса, квартал Курамаэ, квадрат 4, блок 22, участок 11.
Пропала без вести 13-го дня 9-го месяца 6-го года эры Тайсё. Юкино Ватанабэ, 12 лет, департамент Токио, округ Нихомбаси, квартал Хамато, квадрат 2, блок 24, участок 32.
Пропала без вести 16-го дня 10-го месяца 6-го года эрыТкйсё. Сакурако Судзуки, 12 лет, департамент Токио, город Аракава, квартал Матия, квадрат 12, участок 93.
Пропала без вести 19-го дня 10-го месяца 6-го года эры Ткйсё. Тиаки Араи, 13 лет, департамент Токио, округ Асакуса, квартал Янагибаси, квадрат 1, блок 36, участок 5.
Пропала без вести 21-го дня 10-го месяца 6-го года эры Тайсё. Сатоко Исидзука, 12 лет, департамент Токио, округ Ситая, квартал Янака, квадрат 2, блок 16, участок 47.
Пропала без вести 28-го дня 10-го месяца 6-го года эры Тайсё. Ятио Ямагучи, 13 лет, департамент Токио, округ Усигомэ, квартал Фукуромати, блок 47, участок 4.
Пропала без вести 5-го дня 11 -го месяца 6-го года эры Тайсё. Сакико Утидо, 11 лет, департамент…

 

 

Военный прокурор, которому поручили дело, добросовестно углубился в чтение. Тридцать четыре листа занимал лишь список шестисот сорока семи бесследно исчезнувших в течение двадцати четырех лет девочек.
Дело Хитоси Сога окутано пеленой строжайшей тайны. В университете полагают, что он арестован по причине идеологической. Военное время стерло границу между преступлениями политическими и уголовными. Человек мог попасть в тюрьму из-за мелкого нарушения, как говорили в народе, «ни за что». Поэтому люди не придавали исчезновению доктора Сога большого значения и даже сочувствовали пострадавшему.
Причиной всему рейд американской авиации. Вблизи дома Хитоси в Сога мало что уцелело. Взрыты рельсы сортировочной станции, куча пепла на месте храма, а гордость системы Мицубиси, военный завод, превратился в груду развалин.
На следующий день, когда развалины еще дымились, полиция предприняла первые попытки оценить нанесенный бомбежкой ущерб. Скромное строение господина Сога чудом уцелело. Полицейские вошли в дом, проверяя, если ли кто внутри. И обнаружили нечто нелепое и ужасающее.
Громадная кремационная печь, читал на заседании трибунала военный прокурор, с входным отверстием 55 на 80 сантиметров, с максимальной температурой в 380 градусов. Достаточно для сжигания мягких тканей трупов, но не для разрушения костного остова и зубов, В печи – груда обугленных костей, масса зубов – мелких, детских. По всему дому зловещие инструменты: иглы, пилы, щипцы, скальпели, ножницы с налипшими волосами, покрытые засохшей кровью, заржавевшие… На разделочном столе – расчлененный труп девочки, приготовленный к сожжению. Руки, ноги и голова отделены от тела топором. Судебно-медицинское обследование показало, что девочка перед смертью подвергалась пыткам. В течение по меньшей мере трех суток.
Обыскали сад – бомбежка облегчила работу, землю кое-где взрыли близкие разрывы бомб. Обнаружили множество остатков недогоревших бедренных, тазовых, черепных костей, некоторые пролежали в земле долгие годы.
Несложно оказалось установить связь между этими жертвами и Хитоси. Многие из убитых проживали в округе Асакуса. Прослеживались также связи через университет, через посетителей храма Сога. Бросалось в глаза отсутствие жертв на пятом году эры Сова, во время европейской командировки доктора Сога.
Почему преступник так долго смог действовать безнаказанно? Такой вопрос чуть ли не сразу задал полковник, председатель трибунала. Прокурор тут же разъяснил: халатность и неэффективность гражданской полиции, лень и неспособность ее служащих. Вдобавок он упомянул изощренную маскировку обвиняемого и отсутствие улик. Нет трупа – нет преступления.
Преступника обнаружили благодаря случаю. Не будь этого бомбового удара, он продолжал бы злодействовать и поныне. Адвокат ехидно поинтересовался, не следует ли поблагодарить агрессора за его варварские действия, но эта шутка не развеселила никого, даже самого обвиняемого. Хитоси вообще, казалось, не замечал, что вокруг него происходит. Не обращая внимания на окружающих, он вдруг нагнулся, чтобы аккуратно завязать шнурки на ботинках. На губах его застыла какая-то легкая полублаженная улыбка.

 

 

…Хироми Ямасава, 11 лет, департамент Токио, округ Канда, квартал Дзимбото, квадрат 2, блок 3, участок 36.
Пропала без вести 23-го дня 3-го месяца 11-го года эры Тайсё. Харука Нунодзаки, 13 лет, департамент Токио, округ Хондзё, квартал Риогоку, квадрат 4, блок 28, участок 11.
Пропала без вести 2-го дня 4-го месяца 11 -го года эры Тайсё. Вакаба Сугияма, 12 лет, департамент Токио, округ Кодзимати, квартал Фудзими, квадрат 2, блок 16, участок 21.
Пропала без вести 9-го дня 4-го месяца 11 -го года эры Тайсё. Юрико Кобаяси, 12 лет, департамент Токио, округ Асакуса, квартал Котобуки, квадрат 4, блок 64, участок 1.
Пропала без вести 17-го дня 4-го месяца 11 -го года эры Тайсё. Саюри Эбине, 10 лет, департамент Токио, округ Чиба, квартал Мита, квадрат 2, блок 13, участок 35.
Пропала без вести 22-го дня 4-го месяца 11-го года эры Тайсё. Риэ Танака, 12 лет, департамент Токио, округ Накано, квартал Отиаи, квадрат 125, участок 92.
Пропала без вести 27-го дня 4-го месяца 11 -го года эры Тайсё. Санаэ Нагамото, 11 лет, департамент Токио, округ Кёбаси, квартал Цукидзи, квадрат 7, блок 10, участок 11.
Пропала без вести 2-го дня 5-го месяца 11 -го года эры Тайсё. Кикуко Акиба, 12 лет, департамент…

 

 

Хитоси не отпирался. К удивлению участников процесса, он не пытался даже оправдываться. Общему отвращению и недоумению он не противопоставил ничего, кроме маски какой-то досады, скучающей терпеливости. На прямые вопросы ему приходилось отвечать.
– Вы принуждали своих жертв к сексуальным отношениям?
– О нет, – отвечал он спокойно, даже кротко. – Они могли получить от этого удовольствие. Я просто их пытал.
– Просто? Вы находите это простым?
– Да… воображения не хватало, к сожалению. Я почти дословно следовал учебнику начинающего палача. Вырывал ногти, разрезал кожу, ломал кости, отрезал языки, выкалывал глаза, отрубал руки… С течением времени, правда, кое-что усовершенствовал.
– Можете уточнить?
– Например, одно дело – просто отрезать язык. А если после этого выжать на рану целый лимон, вы не поверите, какой интересный результат. Рот чернеет в течение нескольких минут. Надо бы спросить у врачей, что они по этому поводу скажут. А вот еще идея с бродячим скарабеем.
– ???
– У меня в саду навозников пруд пруди. Не знаю, с чего бы вдруг… Однажды я запихнул большого жука в глотку одной девчонке. Она, конечно, не смогла его переварить. Этот негодник пробуравил ей живот и пытался выбраться наружу, ковырялся в ее кишках, в печени и так далее. Представьте себе, что ощущал бедный ребенок, когда в нем копошился такой бронированный убийца. Она кричала, надрывалась всю ночь, а мне и пальцем шевельнуть не пришлось. Экономия энергии.
В зале несколько военных схватились кто за голову, кто за сердце, icto за горло. Кто-то спешно выскочил за дверь. Побледнели участники жестоких боев и командовавшие расстрелами, видавшие на своем веку горы трупов. Хитоси кротко и чуть стеснительно улыбался.
– А вот еще… Если я не ошибаюсь… да, это была нежная Цунэко, да, тринадцатый год эры Сова, Цунэко Кубота, Прелестная крошка… жила с родителями в старом доме в Хондзё, на берегу Сумида. Восемь с небольшим. Глазенки такие живые… шалунья, трудно забыть. Я ей гангрену подарил. Большая открытая рана на левой ноге, посыпать землей, битого стекла добавить… Процесс пошел… Три недели она страдала, три долгие недели. Милая Цунэко… Смерти она не боялась, просила прикончить, умоляла. Глаза сверкали…
– И… – прокурор сделал усилие и продолжил: -…вы убили её?
– Не-ет, как можно! Что вы! Это бы все испортило!
Вопрос после паузы:
– Вы пытали их беспрерывно?
– Как сказать… Видите ли, многие теряли сознание при первой боли. Для того чтобы их поддерживать в сознании, приходилось изощряться. Чтобы они постоянно ощущали боль и ужас.
– Как долго они выдерживали, оставались в живых?
– Когда как. Попадались такие живучие… В среднем три-четыре дня. Когда больше, когда меньше.
Аудитория – сплошь военные – возмущенно роптала.
– Умерших от пыток вы сжигали в большой печи в вашем доме в Сога. Это так?
– Да, совершенно верно. Позволю себе заметить, что наши друзья немцы занимаются тем же самым в Европе, только в иных масштабах.
– Замолчите! Третий рейх – наш достойный и уважаемый союзник. Не смейте повторять перед судом клеветнические измышления врага.
Хитоси виновато склонил голову, но тут же снова открыл рот:
– Но ведь это не измышления. Лагеря уничтожения существуют и…
– Молчать! – зыкнул на него военный прокурор. – Этот вопрос не относится к рассматриваемому делу. Шестьсот сорок семь! Это точное число уничтоженных вами девочек. Детей. Шестьсот сорок семь!
– Это много. – еле слышно ответил Хитоси и потупил взгляд.

 

 

… первого года эры Сова. Абэ Кадзё. 11 лет, департамент Токио, округ Ситая, квартал Таито, квадрат 1, блок 26, участок 8.
Пропала без вести 5-го дня 1-го месяца 1-го года эры Сова. Сацуки Мацумура, 12 лет, департамент Канагава, город Кавасаки, квартал Синмати, квадрат 54, участок 132.
Пропала без вести 8-го дня 1-го месяца 1-го года эры Сова. Юкиэ Исигура, 10 лет, департамент Токио, округ Нихомбаси, квартал Нингиото, квадрат 3, блок 15, участок 32.
Пропала без вести 13-го дня 1 -го месяца 1 -го года эры Сова. Нацуко Такахаси, 9 лет, департамент Токио, округ Фукагава, квартал Киёсуми, квадрат 2, блок 17, участок 10.
Пропала без вести 18-го дня 1 -го месяца 1 -го года эры Сова. Ёсино Синода, 9 лет, департамент Токио, округ Хонго, квартал Юсима, квадрат 4, блок 2, участок 37.
Пропала без вести 22-го дня 1-го месяца 1-го года эры Сова. Сономи Онодзато, 12 лет, департамент Токио, округ Кёбаси, квартал Хатобори, квадрат 3, блок 3, участок 18.
Пропала без вести 31 -го дня 1 -го месяца 1 -го года эры Сова. Сатико Курамоти, 12 лет, департамент Токио, округ Ёцуя, квартал Вакаба, квадрат 1, блок 19, участок 8.
Пропала без вести 3-го дня 2-го месяца 1 -го года эры Сова. Кэйко Ёсидзава, 11 лет, департамент…

 

 

Два солдата без знаков различия. Строжайшая тайна. Никуда он не сбежит. Пусть подождет, мерзавец.
Мамаша Сога не могла поверить тому, что сообщил ей привратник военной казармы, в которой жил Хитоси. Не получая никаких известий от сына она наконец собрала пакет нехитрых кондитерских изделий как своего изготовления, так и купленных на черном рынке. Немудрящие сухие галеты – по тяжким нынешним временам тоже лакомство. Сначала привратник ее вовсе не замечал, посматривал только на пакет. Два-три пропущенных мимо ушей вопроса, и пришлось распрощаться с галетами. Уши стража прочистились, в глазах появилось осмысленное выражение. Он осмотрел одну галету, обнюхал и сунул в рот. Хрустя пересушенным тестом, пояснил, что сына ее сцапала военная полиция, а за что – он не имеет представления. За дело, конечно. У нас без дела не заберут. А делают они сейчас что захотят, потому сам он с ними отношений не портит и забирать его не за что. Куда они его дели, тоже никому не известно. Военное время, военное положение.
– Но это ошибка! Он ни в чем не виноват.
– Конечно, конечно. Так все говорят.
– И куда мне теперь идти?
– А мне почем знать? Мне ничего не докладывают.
Мамаша Сога помнила, что сын ее общался с военными, С очень важными шишками, большими генералами. И в газетах их имена частенько мелькали. Исивара и… Ита… как его… Итагаки. Исивара и Итагаки. К ним!
Исивара принял ее радушно.
– Очень рад знакомству, госпожа Сога, Хитоси часто о вас рассказывал. Присаживайтесь, прошу вас. Стул, правда, не слишком удобный, времена такие… Так вы говорите, что наш дорогой Хитоси попал в каталажку?
Исивара выслушал мамашу Сога с неподдельным интересом. Он без колебаний пообещал использовать все свое влияние, чтобы выручить ее сына. Конечно же, это какое-то недоразумение, все выяснится, все выправится.
Протянулись две долгие недели, мамаша Сога снова направилась к могучему генералу. На сей раз Исивара вел себя совершенно иначе, жался, мялся и кряхтел, никакой уверенности и никакого энтузиазма не проявлял.
– Значит, что-то очень серьезное? – пригорюнилась мамаша Сога.
Исивара еще повздыхал и рассказал ей такое, чему бедная женщина наотрез отказалась поверить.

 

 

… эры Сова. Микико Секия, 13 лет, департамент Токио, округ Кодзимати, квартал Рокубанто, блок 123, участок 35.
Пропала без вести 16-го дня 5-го месяца 7-го года эры Сова. Акари Ёсидо, 12 лет, департамент Чиба, город Итикава, квартал Овада, квадрат 1, участок 298.
Пропала без вести 23-го дня 5-го месяца 7-го года эры Сова. Асами Нисияма, 11 лет, департамент Токио, округ Кацусика, квартал Мидзумото, квадрат 2, блок 34, участок 15.
Пропала без вести 26-го дня 5-го месяца 7-го года эры Сова. Сики Такацукэ, 10 лет, департамент Канагава, город Иокогама, округ Минами, квартал Каноэдаи, блок 39, участок 5.
Пропала без вести 2-го дня 6-го месяца 7-го года эры Сова. Норико Рикитакэ, 12 лет, департамент Токио, город Хоя. квартал Ягисава, квадрат 1, блок 20, участок 8.
Пропала без вести 7-го дня 6-го месяца 7-го года эры Сова. Мидзука Тигира, 8 лет, департамент Токио, округ Синдзуку, квартал Такаданобаба, квадрат 4, блок 3, участок 48.
Пропала без вести 6-го дня 7-го месяца 7-го года эры Сова. Миёко Огава, 10 лет, департамент…

 

 

Военный прокурор, три полковника трибунала и даже сухой, как щепка, защитник силились понять мотивы этого варварства.
– Это… откровение, – нерешительно начал объяснение Хитоси. – Моя ноша, мое великое свершение, дело всей жизни. Я не мог от него уклониться.
И он пустился в рассуждения о космологии, об ирреальных вселенных, сверхсметных количествах и трансцендентных Буддах. Рассказал, как однажды заснул в мире заполненном, а проснулся в мире пустом. Повествовал складно, без запинок и раздумий. О сжатии пространства и времени в несуществующей, данной откровением точке, о модальной иллюзорности систем верований, о здравом смысле как таковом и о злом умысле, о природных стихийных бедствиях, вызванных влиянием будущего на прошлое.
Суд не уловил взаимосвязи между этими разглагольствованиями и учиненной обвиняемым резней, и тогда Хитоси переключился на жизнь данную и жизнь отобранную, на дуализм зачинания и разрушения, на необходимость прерывания цикла, остановился на механизме превращения виновного в жертву, на искуплении преступления, на смерти как наиболее желанном и радостном миге избавления.
– Ради всех богов, первоклассный законченный псих! – бормотал себе под нос военный прокурор.
Не полагаясь на свое непрофессиональное суждение, прокурор вызвал экспертов. Армия в это тяжелое время не слишком интересовалась психиатрией, но в ее рядах тем не менее нашлись два крупных специалиста по психическим аномалиям. Обследовав Хитоси, они единодушно констатировали чрезвычайно высокий интеллект, наряду с которым установили тяжелую форму травматической психоригидности, вызванной, по всей вероятности, сексуальными осложнениями в детстве и усугубленной какого-то рода инцидентом в раннем взрослом возрасте, точнее – при переходе к нему.
– В общем, – подытожили они, – типаж очень образованного и много страдавшего индивида, мучимого желанием слить воедино все свои знания и весь опыт в логичную и последовательную систему.
– Вы считаете логичным весь тот бред, который он нес перед судом?
– С какой-то точки зрения – да. С его собственной точки зрения – несомненно.
– Я все же не совсем понимаю… Из ваших заключений следует, что он, чего доброго, издеваясь над своими жертвами и убивая их, ставил себе целью их спасти?
Перед лицом такой достойной сожаления наивности прокурора Хитоси не смог сдержать улыбки. Впрочем, все это уже не имело значения. Ведь он даже не подлинный Сога. Чего уж теперь…
_______

 

 

… 12-го года эры Сова. Эмико Миямото, 10 лет, департамент Токио округ Ситая, квартал Сакураги, квадрат 2, блок 11, участок 26.
Пропала без вести 6-го дня 9-го месяца 12-го года эры Сова. Фусако Юи, 11 лет, департамент Токио, округ Итигая, квартал Фунагаварамати, блок 4, участок 13.
Пропала без вести 8-го дня 9-го месяца 12-го года эры Сова. Тосими Фудзисава, 12 лет, департамент Токио, округ Кунитати, квартал Ягава, блок 48, участок 11.
Пропала без вести 12-го дня 9-го месяца 12-го года эры Сова. Юмико Амемия, 9 лет, департамент Саитама, город Сока, квартал Мацубара, квадрат 2, блок 34, участок 15.
Пропала без вести 17-го дня 9-го месяца 12-го года эры Сова. Масаё Томидзава, 8 лет, департамент Токио, округ Мэгуро, квартал Аобадаи, квадрат 4, блок 12, участок 10.
Пропала без вести 21-го дня 9-го месяца 12-го года эры Сова. Мана Сасамори, 12 лет, департамент Токио, округ Аракава, квартал Макая, квадрат 8, блок 1, участок 24.
Пропала без вести 26-го дня 9-го месяца 12-го года эры Сова. Момо Нонака, 7 лет, департамент Чиба, округ Хон-Чиба, квадрат 2, блок 16, участок 97.
Пропала без вести 30-го дня 9-го месяца 12-го года эры Сова. Мауко Кимура, 9 лет, департамент…

 

 

Случай Сога тяжким бременем повис на армии и на правительстве. Страна перед крахом, не хватало еще такой сенсации, как серийный убийца столь неслыханного масштаба. А главное – с такими связями. Тузы экономики объединились с военными в поисках подходящего выхода из щекотливой ситуации.
– Дружок Исивара и Итагаки. С половиной генштаба на «ты». Автор нашей системы кодирования…
– Профессор Императорского университета…
– Родственник Ивасаки. Персона первого плана.
– Шестьсот сорок семь! Шестьсот сорок семь!!!
– Если дело всплывет, мы потеряем поддержку населения.
– Мы ее уже потеряли. Все видят, что война проиграна. Везде только и болтают, что о капитуляции. Правительство готово к переговорам с Вашингтоном, чтобы хоть что-то спасти.
– Проклятые америкосы бомбят куца ни попадя. Бьют старух и канареек в клетках.
– Давайте без пораженчества! Из любой ситуации следует искать выход.
– Ну и какой же выход с этим психом?
– С процессом надо покончить. И поскорее. Слишком взрывоопасно.
– Но не выпускать же этого идиота на волю!
– Разумеется, ни в коем случае. Он и в самом деле убил такое жуткое количество девчушек?
– Никакого сомнения. Он и сам не отпирается. Кроме того, получены сведения от германской полиции. Четыре девочки в возрасте от девяти до двенадцати лет исчезли в окрестностях Гёттингена без следа. Можете догадаться когда.
– Пятый год эры Сова?
– Да. Когда этот сумасшедший там находился. Не думаете же вы, что это совпадение!
– Самое простое решение – отложить процесс до лучших времен. Можно упрятать его в тихом, надежном месте под надзором.
В итоге Хитоси Сога решили отослать подальше от столицы и от его связей, в санаторий в Хиросиме. А процесс возобновить, когда закончится война.
– Вот все и уладилось.
– Да, – вздохнул один из олигархов. – Что он там плел: будущее, определяющее прошлое… не важно чье…

 

 

…года эры Сова. Котонэ Ивамото, 11 лет, департамент Токио, округ Нихомбаси, квартал Какирогато, квадрат 2, блок 31, участок 9.
Пропала без вести 18-го дня 11-го месяца 16-го года эры Сова. Адзуса Эномото, 9 лет, департамент Токио, округ Синагава, квартал Тогоси, квадрат 3, блок 12, участок 36.
Пропала без вести 24-го дня 11-го месяца 16-го года эры Сова. Мадока Тамаёсэ, 11 лет, департамент Токио, округ Тосима, квартал Мэдзиро, квадрат 5, блок 13, участок 42.
Пропала без вести 28-го дня 5-го месяца 16-го года эры Сова. Мегуми Судзуки, 7 лет, департамент Чиба, деревня Макухари, квартал Хонго, блок 75, участок 29.
Пропала без вести 1-го дня 12-го месяца 16-го года эры Сова. Наоко Хиракава, 9 лет, департамент Токио, округ Сибуя, квартал Ёёги, квадрат 5, блок 2, участок 54.
Пропала без вести 5-го дня 12-го месяца 16-го года эры Сова. Киоко Саэгуса, 8 лет, департамент Токио, округ Адзабу, квартал Рогшонги, квадрат 7, блок 11, участок 18.
Пропала без вести 10-го дня 12-го месяца 16-го года эры Сова. Ицуми Горо, 6 лет, департамент Токио, округ Канда, квартал Цукасамати, блок 53, участок 17.
Пропала без вести 14-го дня 12-го месяца 16-го года эры Сова. Ёко Ватанабэ, 7 лет…

 

 

Кагуя рассыпала прическу по плечам и декоративно рыдала, кося глазом на принца-онаниста, который по этому патетическому случаю спрятал свой детородный отросток в панталоны. Осторожно поглядывающая на обширную веранду луна задумчиво следила, как принцесса работает над своим хитроумным планом отмщения. Кагуя оперлась на ограждение, прикрыла лицо ладонями и то безмолвно сотрясалась от неудержимых приступов скорби, то оглашала окрестности звонким хлюпаньем и иканием. Она настолько вошла в роль, что страдала искренне и самозабвенно.
Картину скорби Кагуя выписала настолько тщательно, что даже привыкшие к постоянному кривлянию принцессы не могли не поддаться состраданию при виде этой душераздирающей сцены. Чего же ожидать от влюбленного в неё до беспамятства лопоухого девственника?
– Принцесса, – благоговейно выдохнул Оэ Нака, – о Трепетная Беспардон-сан! Не мучайте себя, не сокрушайте своей красоты страданием.
– Все небожители, которым я, как известно, сродни, видят, насколько я стремлюсь к спокойствию и умиротворенности. Но как же я могу достичь этого блаженного состояния? Нет, это невозможно, милый имбецильчик-сан.
Оэ Нака потянулся к принцессе, дабы действенно умерить ее страдания, но Кагуя грациозно вывернулась и как бы невзначай сменила позицию на более безопасную.
– О Вулканическая Скорбел-химэ, поделитесь со мной причиной своих страданий. Всегда столь весела, даже, говоря по правде, смешновата иной раз, и вот на тебе!
– Ах, мой нежнейший идиотик, как я ценю твою искренность! Как я хотела бы открыть тебе цветок моей нежной души… а может, и столь же нежные лепестки влагалища, почему бы и нет… Но нутро мое содрогается от незаслуженной обиды, а рыдания заглушают речь! О горе мне!
– О Деликатанная Капризуль-тян, вы не созданы для испытания столь жестокими чувствами. Вас не смущали потоки крови, из-за вас пролитой, вы никогда не испытывали жалости к страдающим больным и нищим, а сейчас льете слезы, как летний ливень.
– Да, такой меня создали боги, восхитительный соплеслюнчик.
– Истинно говорю, Харизматическая Шмазелла, никто при дворе и вообразить не может, какая вы хрупкая, чуткая, ранимая. Эта луна открыла мне глаза! В этот вечер ночное светило раскрыло предо мною вашу божественную душу. Чем я могу утолить печали ваши, осушить потоки слез? Я готов выполнить любое ваше желание. Чтобы испытать меня, назовите любой предмет, и я вам его подарю. Любой: гребешок, платок, рабыню… Только пальцем укажите…
– Ты очень мил, мой нежнейший придуреныш, но ничто не сможет меня утешить. Причина моей скорби не предмет, а человек.
– Человек? Никакому человеку не позволено вызывать слезы у такого возвышенного существа. Назовите мне имя этого человека, о Пьяниссима Одуриоза, и он вмиг лишится глаз, бороды, зубов, ушей и головы.
– Очень милое желание, да только куда тебе до него, милый мудильяшка.
– Не забывайте, что я имперский принц, Расчудесная Наглолика-химэ, Кого бояться мне? При мне мой меч… Разве только этого наглого Ирука…
– Попал в точку.
Несравненный герой Оэ Нака вмиг скис и снова превратился в девственного кроху. Он невольно отступил на шаг, успев приказать себе, чтобы движение это было исполнено величия и достоинства.
– Ирука! Жестокий Ирука… Великий министр… Сын своего отца д-д-достойный…
– Вот-вот, он самый, несокрушимый-неустрашимый Ирука. Что предпримешь, милок-кретинок? Что предпримешь против этого могучего кровопийцы? О-о-о, я несчастная, неотмщенная… Еще одна жертва несправедливости в стране Ямато. И забытая, заброшенная, как все другие бесчисленные жертвы этого чудовища… Никто с ним не осмелится тягаться.
И Кагуя снова открыла шлюзы своих век, выпустила на щеки водопады и реки. Озадаченный принц ожесточенно чесал фурункулы на затылке, соображая, что сделать или хотя бы сказать. Очень не хотелось ему упасть в глазах принцессы. Небесное создание, терзаемое невоспитанным негодяем, – этот образ немедленно вызвал желание действовать, желание броситься на обидчика с оружием в руке, чтобы отплатить ему за… и так далее, в том же духе.
Ярость благородная вскипала, как цунами, но тут же сникала перед сомнениями. Ирука – еще тот кусочек. Не прожуешь, не проглотишь. Подавишься. Драться он умеет, свиреп, как три быка-производителя, а трупов на его счету больше, чем у дюжины дворцовых палачей. И оружие всегда при нем, спать с ним ложится. Сон нежный, как натертая ляжка солдатской проститутки.
Силен Ирука, ничего не скажешь, но все же он всего лишь человек. Смертный, стало быть. Значит, можно его и устранить. Кстати, клан Сога у всех поперек горла. Юный онанист уже не столь юн, между дрочками прислушивается к речам и пересудам, что-то соображает. Дворец переполнен противниками Сога. Легко склонить кое-кого к решительным действиям и добиться справедливого соотношения сил, скажем, десятеро против одного.
Чего долго думать! Шанс! Небесное создание ожидает помощи, страна стонет, жаждет перемен. Он, принц Оэ Нака, не изменит своим политическим убеждениям, рука его стала сильной от регулярных упражнений с органом, напоминающим по форме рукоять боевого меча. В сторону колебания, вперед, за правое дело!
– Принцесса! Я обещал и выполню свое обещание. Голову Ирука я тебе доставлю. На серебряном блюде.
– Лучше на золотом.

 

 

Каменная глыба среди затопляемых рисовых плантаций. Никакой таблички, никакой гравировки, никакого знака. Когда-то крестьяне знали, что это такое, но проходили годы, века – и все позабылось. Похоже на moi илу. Поля Асука пересекли линии электропередач, выскочили из земли телеграфные столбы. Разгорелись жаркие споры о строительстве железной дороги, которая преобразит жизнь тружеников деревни. Урожай следовал за урожаем, женщины работали в полях и рожали, мужчины напивались и жаловались на жизнь, богатые жулики обдирали бедных простаков, первые богатели, вторые беднели. И никакой прогресс, никакие новые веяния не могли изменить добрых старых привычек, освященных веками традиций.
Однажды прибыл какой-то государственный служащий, одетый по-городскому, как и полагается столичному чиновнику. Он посидел в мэрии, а когда отбыл, почти всем сразу стало ясно, что блюсти культурное наследие – наша общая задача. Предстояли набеги археологов и всякого иного пришлого люда. Крестьяне» правда, не сразу поняли. «Культурное наследие», оставляемое им предками, постепенно снашивалось и обычно отправлялось на свалку, на помойку. Кое-кто хранил кое-что, повинуясь каким-то неясным побуждениям.
На полях появились археологи с помощниками, и посевы уступили место раскопкам. Из-за морей и океанов прибыли суматошные белые. Результаты не заставили себя ждать. Стоило лишь осушить плантации да ковырнуть землю. Нашли, где стоял древний храм, и откопали всякой всячины из тех древних времен. Чуть западнее храма, шагах в пятидесяти, добровольцы из университета Осака обнаружили кучу костей да скелетов.
Культурная гордость накрепко срослась с культурным наследием, и вот уже воссоздан храм Асука. Весьма посредственно воссоздан, нельзя не признать. Какие-то белесые стены, заставляющие туриста, знакомого с деревянными храмами Нара и Осака, усомниться в том, что он посетил памятник древней архитектуры. Даже древняя статуя Будды не производит должного впечатления. Копия? Да, конечно же копия, ошибочно заключает посетитель. Захоронение отыскать трудно, приходится обратиться к священнику.
– Могила? Чья? Да, конечно, через левую дверь по тропинке и направо. Найти нетрудно, но ничего особенного вы там не обнаружите.
Священник ни о чем не спрашивает, но глядит недоверчиво. Нечасто спрашивают дорогу к этой могиле. Трудно представить себе, что кто-то проделал столь дальний путь, чтобы посетить могилу парня, умершего так давно, забытого всем миром, Не то что его дед, могила которого находится чуть к югу. Такое богатое захоронение, что грабили его, почитай, раз двадцать.
Тропинка протоптана, какие-то живые души здесь все же обитают. Молитвенно складываются ладони, сухая долька мандарина ложится на могилу Ирука, последнего из дома Сога.

 

 

– Башку Ирука?
– И Эмиси тоже!
Второй жертвы Кагуя не требовала, но позабывший статус девственника принц Оэ Нака достаточно силен мозгами, чтобы сообразить, что гнев отца сразу же обрушится на убийц сына. Выбора нет. Ради каприза принцессы следует уничтожить клан Сога.
Накатоми уговаривать не пришлось. Слишком сильна их ненависть к наглым Сога, причинившим их дому столько горя. Оно и Хэгури тоже присоединились без особых колебаний. Монах Мин, однако, сделал большие глаза, когда Оэ Нака посвятил его в свой экстравагантный план. За долгие годы дворцовой жизни он многого навидался, но эта интрига била все рекорды. Тягаться с Сога… Все равно что пытаться сразить тигра улыбкой. Монах попытался выяснить, откуда взялась эта нелепая идея.
– Так хочет принцесса, – отрезал Оэ Нака. – Она приказала. Подать голову, и все!
– А от меня-то вам чего надо, не пойму. Я скромный монах, резать глотки – не мое занятие.
– Успокойтесь, этого от вас никто не требует. Всего лишь одобрение, поддержка Доброй Веры.
– Гм… Моральная поддержка… А потом иметь дело с этой сукой Ирука… Мало он голов посшибал… И потом, преступление остается преступлением. Добрая Вера…
– Как будто впервой священникам поддерживать убийства!
– Но всегда с благородными намерениями!
– Да куда ж благороднее-то! Невинное создание рыдает, слезы льет горючие…
Если этот аргумент не показался убедительным монаху Мину, то Шоан принял идею с восторгом. Уж очень он скучал без привычных по китайскому двору интриг и заговоров.
– О-го-го, головы полетят наконец-то! Давно пора, скука у вас тут смертная… Деревня!
– Взвешивайте свои слова, дорогой брат. Нам не на что жаловаться. Платят по-королевски, служанки в любой момент примут желаемую позу – чего вам еще нужно?
– Не спорю, не спорю… Все равно деревня. Не дорасти им до уровня славного Китая. Ах, какая роскошь, какое богатство! А здесь… Как они его собираются? Яд? Кинжал? Колдовство?
– Онанист… То есть, извините, принц Нака и кто там с ним, это их проблемы. На нас они возлагают идеологическое обеспечение. Резня нас не касается, а после завершения их манипуляций нам придется изложить официальную версию события для летописей.
– Ну и ладно. Что наврем?
– Ах, дорогой Шоан, нам придется оправдать убийц.
– Понимаю, понимаю. Добрая Вера этого не одобряет…
– Да, конечно, Добрая Вера… но если речь идет о таком злодее, как Ирука…
– О кровожадном злодее!
– Не остановить его – подвергнуть опасности население.
– Двор! Императрицу!
– А если однажды он родит наследника…
– Который потом родит следующего наследника…
– Который еще что-нибудь родит…
– Ужасно, ужасно! Вот что может из этого получиться…
– Смертельная опасность для всего живого.
– Я предвижу катастрофу. Уничтожение девочек.
– Вы видите сквозь века! Без сомнения, через поколения и поколения на свет появится массовый истребитель девочек.
– Потомок Cora не может стать никем иным, кроме как уничтожителем девочек.
– И мы не можем оставить без внимания этот факт, ибо цепь последствий Абхидхармы открывает нам причины и следствия.
– Время открывает тайны познавшим Истину. Циклы непреложно повторяются. Мы, ученики Будды, знаем, что будущее открывает прошлое.
– И поскольку мы это знаем, действия наши оправданны. Недопустимо позволить такому демону жить и плодиться в земном мире.
– Ужас и опустошение сеет он на своем пути.
– Карма его отягощена нечистой мощью, роковой энергией.
– И сам себя он осудил на вечный ад.
– В нём сосредоточились десять тысяч дьяволов мононокэ, в нем одном. Его ненависть преобразуется в громадный шар огня, способный поглотить долину…
– Долину и холмы, деревни и столицу. Громадный шар огня, плод ненависти Сога. Сутры сострадания не позволяют нам праздно созерцать события. Мы должны немедля прийти на помощь этому бедному Ирука.
– Иначе и быть не может.
– Воистину нет выбора.
– Его надо убить.
– Уничтожить, чтобы спасти.
Удовлетворенные своим словоблудием, монахи отерли взопревшие лбы и вызвали прислужниц, которые принесли им освежительные напитки и свежее белье. Шоан тут же использовал одну из женщин, оторвав ее от работы и оседлав без предупреждения, в то время как Мин, стараясь отвлечься от пыхтения и ерзания коллеги, обдумывал основные положения только что законченного диалога, вздрагивая от особо громких шлепков соударяющихся тел.
В тот же вечер Оэ Нака и его сообщники получили записку с соображениями монахов. Воодушевленные неотразимыми аргументами духовных отцов, они потребовали саке, обоего пола милашек и приступили к возлияниям и излияниям. Когда большинство сдавшихся алкоголю заговорщиков уже валялось на полу, Оэ Нака погрузил свой задубевший вырост в зад какой-то бедняжки, похоронив свою репутацию девственника.

 

 

Наивный Ирука не понимал причин ледяной холодности принцессы Кагуя, особенно заметной на фоне его снов, все более частых и ярких. Огонь! Языки пламени лизали его лицо: дым не давал дышать. Он в ужасе просыпался, хватался за клинок, оглядывался в поисках неуловимого врага.
Многочисленные современные историки принялись бы его успокаивать, уверяя, что ему нечего бояться, дело Сога живет и побеждает, увековечено, укреплено усилиями даже тех, кто пытался его уничтожить. Ничто не угрожает более Доброй Вере, она укоренилась в стране, в сердцах ее жителей, она удовлетворяет их потребность чему-то верить.
Но Ирука оставался прежде всего живым существом, озабоченным собственным выживанием, никакие политические и исторические резоны не могли подавить инстинкт самосохранения. Сунулся было к принцессе, но его встретила гневная отповедь. Другая за такое лишилась бы головы. Но этой голову не отрубишь, ее даже пальцем не тронешь.
– Сны! – взвилась Кагуя. – Спи спокойно, идиот, ты не сгоришь. Голова, во всяком случае, не сгорит. По заслугам получишь!
И она предложила ему очистить помещение, не мешать ей наблюдать и считать стрекозюлек на зернышках риса. Случались с ней подобные вспышки и раньше, но в этот раз Ирука ощутил непримиримую враждебность. Императрица, которой он пожаловался на принцессу Кагуя, воспользовалась случаем и предложила поддержку и утешение.
– Плюнь и позабудь, мой дурачок. Согласна, она прекрасна, даже у меня иной раз при взгляде на нее дыхание перехватывает, хотя я к женскому полу влечения не испытываю. Вот мужчины – другое дело. Она не для тебя. Она вообще не для людей. И не для богов. Ни для кого, ни для чего. Ни к чему она.
И государыня демонстративно раздвинула пухлые нижние конечности. Открывшиеся перспективы вызвали у Ирука непроизвольную гримасу отвращения, он пробормотал, что Будда был тысячу раз прав, утверждая, что ад на земле существует и что праведная жизнь не окупит всех ужасов мира. Сообразив, что переборщила, императрица решила сменить тактику и стала нежной и ласковой, как комнатная собачонка. Она осыпала министра льстивыми похвалами, перебирая его волосы своими пальцами-сосисками.
– Ты горд и могуч, великий министр, а меж ног оборудован лучше любого при нашем дворе. Имя твое пребудет в анналах империи.
– Благодарен тебе, Громадная, похвалы твои трогательны, как тучи мошкары после тайфуна. Узнай, однако, что вот уже несколько ночей подряд меня посещают беспокойные сны. Жестокие картины, снова и снова, и страшно мне за славный клан Сога, за наследие его.
– Знаю-знаю, – промурлыкала императрица. – Уже вызывала толкователей. Они утверждают, что только громадный шар огня, выпущенный людьми с белой кожей, может положить конец могуществу дома Сога. Некого тебе бояться. Будущность твоя грандиозна.
Люди с белой кожей… – продолжила она. – Откуда им здесь взяться? Не иначе демоны подземные, поблекшие без света мононокэ. Тебе нечего опасаться.
Ирука, однако, придерживался иного мнения. Громадный шар огня из пророчества только подтверждает его опасения, его сны. В пламени сгинет последний Сога!
– Возьми меня! – затрепетала императрица, теряя над собой контроль и не замечая мрачной мины на лице великого министра. – Открой мне могущество клана Сога. Будь мне супругом, будь моим владыкой. Взойди на трон.
Нет, ни за какой трон Ирука не согласится на такое.

 

 

Во дворец прибыло посольство с континента. Принимали его в тронном зале, и эту ситуацию заговорщики выбрали для нанесения удара. Произносивший приветственную речь был посвящен в планы заговорщиков, его задача – отвлечь внимание обоих Сога, отца и сына. Кажется, ничего сложного, однако бедняга так перепугался, что и слова выговорить не смог. Вместо приветственных слов он изверг из себя литры тошнотворного пота.
Ирука и Эмиси вызывающе восседали рядом с императрицей, подчеркивая свое выдающееся значение и бросая вызов монархине. Остальные жались кто где, сосредоточившись вокруг принимаемой делегации. Кагуя своим присутствием не порадовала.
Итак, оратор взмок. Заговорщики забеспокоились, как бы нечистая парочка, папаша с сынком, чего не учуяли. Но Сога окончательно обнаглели, уверились в своей неприкосновенности и полностью утратили природное чутье. Ирука без стеснения клял утратившего дар речи идиота, позорил его перед присутствующими.
– Тряпка мокрая, выжми из себя что-нибудь, кроме пота, спой, что ли, ушами похлопай, раз язык в зад затянуло.
Он повернулся к отцу.
– Папа, можно я ему башку смахну?
– Нет, – вздохнул Эмиси, – перед послами нельзя. Пусть думают, что мы цивилизованная публика.
Как бы в опровержение этих слов к ним рванулся Оэ Нака, держа в руке обнаженный клинок. Но Сога так ничего и не поняли. Эмиси досадливо поморщился.
– Мальчик милый, отойди, ты нам мешаешь. Ирука подхватил более эмоционально и агрессивно:
– Ты моего папу слышал?! Вали отсюда, придурок, девица-красавица!
– Я больше не девица! Я принц, имперский принц.
И сильным ударом он взрезал туловище младшего Сога от левого плеча до правого бедра, добавив неожиданный декоративный элемент в пышный наряд вельможи.
Аудитория смутилась. Послы обменялись многозначительными взглядами, императрица вскрикнула. Потный оратор испарился. Эмиси призвал на помощь, и в ответ на его призыв тут же обнажилось достаточно клинков. Оружие это, однако, обратилось не против убийцы сына, а против самого Эмиси. Оценив ситуацию, великий министр поспешил оставить помещение.
– Заговор, – хрипел он на бегу. – Переворот… Мерзавцы…
Чудом ускользнув, он выскочил из зала, вскарабкался на коня и ускакал в свою резиденцию, не обращая внимания на нанесенные ему мятежниками легкие, поверхностные раны. Подняв свою личную армию, он поведал о гибели сына и призвал к отмщению, к восстановлению порядка и справедливости. Солдаты его предпочли, однако, выступить в противоположном направлении; армия рассеялась, одинокий Эмиси рванулся в оружейную кладовую, готовясь дорого продать свою жизнь.
Мятежники не позволили ему этого сделать. Они последовали за беглецом до самой его резиденции у подножия горы Унэби, по пересохшей дороге, вздымая башмаками тучи мельчайшей взвеси. Когда они добрались до дворца Сога, лица их покрывал толстый слой белесой пыли. Казалось, они скрылись под бледными масками. Точно в соответствии с предсказанием провидцев.
Утомленные преследователи не стремились к личной встрече с последним Сога. Несколько горящих стрел – и дворец вспыхнул, превратившись в громадный огненный шар. Заговорщики полюбовались этим светилом местного значения и вернулись в императорский дворец.
Пламя сожрало Эмиси, уничтожило его роскошный дворец, предмет зависти императорской фамилии, уничтожило драгоценности и архивы. О могучем клане напоминала отныне лишь куча пепла.
Принц Нака, убив Ирука, приступил к отделению головы от трупа. Императрица тем временем пришла в себя и потребовала объяснений. Принц, пыхтя над непослушным трупом, начал врать что-то о заговоре Сога, об узурпации трона – клинок наткнулся на четвертый шейный позвонок… об угрозе безопасности государства – разрыв щитовидной железы… о сохранении имперского наследства – домучил кадык… Императрица резко развернулась и удалилась. И немедля отреклась от престола.
Принц Оэ Нака, о престоле не помышлявший, подхватил свежеоткрученную голову и понесся к принцессе Кагуя. Но апартаменты принцессы таинственным образом опустели. Принц разыскал какую-то подметальщицу и узнал от нее, что Кагуя оставила этот мир, с послами небесных просторов она вознеслась к луне.
Принц Нака не слишком удивился очередному капризу принцессы Кагуя. Организовали поиски, облазили леса, обшарили холмы, но принцессы и след простыл. Через год объявили траур, двор поминал легендарную красавицу. Никто ее больше не видел, но монахи уже состряпали версию, согласно которой она вернулась на луну, выполнив свое священное предназначение, уничтожив дом Сога.

 

 

Официальная история, которую не слишком интересуют здравый смысл и низкая истина, склонна к сочинению более или менее правдоподобных басен. Она подпирает свои версии притянутыми за уши фактами и фактиками, замалчивая или отвергая с негодованием иные факты и фактики, не укладывающиеся в предлагаемый вариант. Время от времени официальная история переписывается заново крупными специалистами, всегда беззаветно преданными Исторической Истине.
Так, Алан Тьюринг, друг и корреспондент Хитоси Сога, согласно официальной версии, покончил с собой. Как нежная Белоснежка, он вонзил зубы в отравленное яблоко. Нелепые слуха, однако, подвергают эту изящную байку сомнению, возводят клевету на британскую секретную службу, желавшую предотвратить переход этого ученого – к тому же еще и гомосексуалиста! – в лагерь противника. В самое горячее время холодной войны.
Другая жертва слухов, блестящий Курт Гёдель, опасаясь «яблочек душистых и румяно-золотистых», внимательно присматривался и принюхивался к своей пище, а кончил тем, что вообще от нее отказался. «Старческий маразм, мания преследования!» – вздыхали медики. В момент смерти угасший Гёдель весил всего 28 килограммов.
Через несколько недель после капитуляции Японии в регионе Хиросимы начали исчезать девочки: Юко Тагиси, 11 лет, в местечке Митаки; Каору Маэдзава, 7 лет, в квартале Усина; Томоко Фудзимото, 8 лет, в деревне Яга; Юкиё Умидзава, 9 лет, на хуторе Нагасоку; Дзунко Сайто, 6 лет, в деревне Футу; Саяка Иидзима, 7 лет, в квартале Иокогава… Исчезли бесследно, ни об одной из них никто никогда более не слыхал. Конечно, от местной полиции, перегруженной разгулом преступности, трудно было ожидать успехов в обнаружении пропавших.
Но Хитоси Сога непричастен к их исчезновению. Лечебница, в которой его заперли, находилась менее чем в двух километрах от эпицентра ядерного взрыва и была полностью уничтожена, превратилась в пыль и пепел, кирпича целого не осталось. Что и зафиксировали спасатели, прочесавшие местность. Аккуратно записан адрес, зафиксировано предполагаемое число погибших – сорок восемь, число выживших-ноль, и все, переходим к соседнему зданию.
Нельзя сказать, что полиция обошла вниманием пропавших девочек.
– Видите ли, у меня есть определенное мнение по этому поводу. Взрыв оставил горы трупов. Выжившие не знали, куда деваться. Да и из них многие были обречены. Бомба, которую сбросили эти скоты, оказалась с фокусом. Была в ней такая хитрая штука, как радиация. И люди продолжали умирать. И по сей день мрут, скажу я вам. Выпадают волосы, зубы, они кашляют желчью, из носа кровь идет, глаза, рот гниют… Потом не могут подняться. Их пытаются кормить, поить, но они не могут ни есть, ни пить, их тошнит, они даже лекарство не могут проглотить. И каюк. Кто раньше, кто позже… Пропавшие девочки наверняка были больны. Доказательства? Чего ж тут доказывать, и так ясно. Не первый год в полиции, чутье, знаете ли… Лекарств не купить, на еду не хватает. Немало народу жертвовало собой, чтобы облегчить судьбу близких. Пропал в горах – и все. Природа примет. И девочки могли на это решиться. Девочки – народ храбрый, бедняжки.
Девочки перестали исчезать следующей весной. Дела, между собою не связанные, закрыли. Случай Сога тоже завершился. На самый высокий уровень поступил четкий, краткий – всего четыре строчки – доклад о смерти убийцы.

 

 

Хитоси Сога скончался 6-го дня 8-го месяца 12-го года эры Сова в департаменте Хиросима, город Хиросима, предместье Митаки, блок 137, участок 75. Предполагаемое время смерти-8 часов 15 минут.

 

 

Супруга Сога умудрилась вызнать причину ареста мужа и совершенно потеряла голову. Она выплакала свое горе на груди матери, сладострастно вонзившей когти в горе дочери и в моральный облик ненавистного зятя.
– Мразь поганая, гнуснейший проходимец, крыса мерзкая, жопа сифилитика… червяк, слизняк, жаба, гниль, нежить могильная… Да к тому же еще и подлый убийца!
Мать начинала свой речитатив за завтраком, затем следовал перерыв до второго завтрака, далее – чай («я всегда говорила»), потом – основная трапеза в семь часов, во время которой полагался апофеоз. «А я предупреждала! А кто в наше время прислушивается к мудрым советам заботливой матери?» Порой, впрочем, мать отвлекали иные заботы. Япония проиграла войну, сдалась на милость победителя, который без промедления конфисковал группу Мицубиси. Преступный военно-промышленный конгломерат подлежал растаскиванию на куски. Мать, в свою очередь, плакалась дочери:
– Врут все эти подлые америкашки! Что, мы воевали, что ли? Мы к войне не больше причастны, чем другие.
– Мама, но ведь ни одна компания во всем мире не загребла на войне таких барышей, как наша.
– Прекрати! Вместо того чтобы слушать всякие сплетни, подумай, как нам выйти из этого положения.
– Откуда же мне знать?
Мамаша Ивасаки вытащила из сумочки какое-то смазанное фото.
– Такахаси… дальше не помню. Пятьдесят семь лет. Выглядит моложе. Очень мил, не находишь? Американцы собираются посадить его над нашим банком. Жену потерял в марте, при бомбежке. Заниматься таким серьезным банком и следить за домом… Ему нужна новая супруга, я это знаю лучше, чем он сам.
– Мама! Мне уже за пятьдесят, я вдова!
– Он тоже вдовец, у вас так много общего… Прекрасная пара!
Бракосочетание подготовили молниеносно. Используя порожденную поражением неразбериху, свои связи и подарки соответствующим чиновникам, мамаша Ивасаки добилась некоторой коррекции документов, и вот ее дочь, уже более не вдова Сога, вступает в первый брак с господином Такахаси. Было это 16-го дня 4-го месяца 9-го года эры Тайсё. Уже 24 года этому браку, быстро время летит…
Женитьба пришлась банкиру на руку и в деловом отношении. Человек несколько неуклюжий, сверкающий обширной лысиной, он как будто опирался на свою изящную жену. Супруги синхронно улыбались в салонах, налаживали отношения, продвигали бизнес. Американская администрация навострила было уши, но сочла за благо сделать вид, что ничего не видит и ничего не слышит. В конце концов, традиции Дяди Сэма велят ему всячески поощрять свободу коммерции.
На втором году своего нового брака супруга Такахаси стала матерью, удочерив прелестную восьмилетнюю сиротку. Удочерение не вызвало никаких препятствий, сироты – одно из немногих послевоенных богатств страны. Мамаша Ивасаки даже отложила в сторону свои бухгалтерские книги, чтобы сделать из девочки нечто уникальное и совершенное.
Семейство Ивасаки вернуло таким образом некоторую долю былого могущества. Новая супруга Такахаси иногда находила минутку-другую, оставляла мать, дочь и мужа, выходила на балкон. Она проклинала себя за свое первое замужество, проклинала свою первую… и единственную любовь. «Хитоси, – неслышно вздыхала она, – мой Хитоси… Что с ним стало?…» Слезы появлялись в глазах, но волшебным образом исчезали, как только сзади доносился глухой рокот матери:
– Дорогая, кушать пора. Ты готова?
– Да, мама, иду, иду.
______

 

 

Неизбежный фон Нойман «зовите меня Джонни» вышел на террасу перед своим кабинетом, вдохнул сомнительную свежесть пустыни Лос-Аламос. Утренние испытания прошли успешно, и ученого, узника своего патриотизма, переполняла гордость. Он машинально похлопал по карману брюк. Закурить или не закурить?… Вот в чем вопрос. Да… Нет… Нет-нет хватит на сегодня.
Он вернулся в кабинет, накинул пиджак, слишком тяжелый для климата Нью-Мексико, Жена готовила какое-то особенное рагу и просила вернуться не слишком поздно. Хм… Рагу… Хорошенькое «рагу» он готовит в этой пустынной кухне… Двойной оборот ключа – и к машине. Завтра президент Трумэн увидит на столе два сообщения. Одно – об успешно проведенном испытании. Второе – письмо, подписанное Эйнштейном, Ферми и Оппенгеймером. В нем просьба, не применять бомбу.
Видел он это письмо. Эти трое долго разъясняли ему, что, как и почему- Почему нельзя применять бомбу. Гражданское население – раз. Женевские соглашения – два. Американские ценности, мировое общественное мнение, этические соображения – три, четыре… Да. и с Японией покончено, уже переговоры идут, хотя пока и секретные. Безусловная капитуляция, которой добивается Вашингтон, – вопрос месяцев, даже недель. Не нужна бомба.
Фон Нойман отказался поставить подпись. Он знал, что генералы думают иначе, что их солдаты и морские пехотинцы массами гибнут, преодолевая отчаянное и бессмысленное сопротивление. Он видел также, что военные, для которых предназначалось новое оружие, считают ученых людьми не от мира сего, какими-то марсианами, не то лунатиками, оторванными от мира идеалистами. И это ему не нравилось. Он считал себя прагматиком и патриотом. Он не только отказался подписать письмо этой троицы, но с пеной у рта убеждал их, а также военных да и самого президента, что бомбу непременно нужно сбросить, чтобы скорее покончить с войной и чтобы сдержать Сталина, красного безумца, ненавидящего Америку.
Ужаснувшись аргументам фон Ноймана, Ферми отчаянно замахал руками. Научное решение нельзя доверять тупоумным стратегам. Фон Нойман же рассматривал историю в вероятностных категориях, как нечто туманное и случайное, с моралью не пересекающееся. Самые мрачные кошмары, утверждал он, находят постфактум удовлетворительное обоснование и оправдание, отражающее точку зрения победителя, А кто же еще пишет историю? Не нужно отягощать совесть жалкими этическими соображениями, ибо в конечном счете будущее определяет события прошлого.
Над Лос-Аламосом сгущались сумерки, когда фон Нойман, все еще с улыбкой вспоминая экспансивную жестикуляцию Ферми, прибыл домой. «Как дела?» – «Как обычно, – пробормотал он в ответ на вопрос жены. – А у тебя?» – «Утром мы волновались. Какой-то шум в отдалении, как будто взрыв». Сначала она подумала, не землетрясение ли… или вулкан проснулся. Но потом соседи сказали, что скорее всего самолет упал.
«Падение самолета… Элегантная гипотеза, – решил фон Нойман. – А почему не марсиане? Нет, это уж слишком. На Марсе нет жизни. Нет, я там не был, но в этом уверен. Как твое рагу, готово? На кухне? Отлично, отлично.
Гм, марсиане… Тоже неплохо. – Он тряхнул головой и сменил тему размышлений. – Джонни фон Нойман, отец бомбы… Звучит. А там и о Нобелевской подумать можно…»

 

 

– Я не сумасшедшая, я вдова героя! – взвилась мамаша Сога.
Худосочный служащий мэрии тщетно пытался угомонить разошедшуюся посетительницу. Он извинялся, бормотал, что ничего не может сделать, что он регистрирует лишь тех, кто сам к нему явился, а по поводу ее сына ничего не может сказать, что ей следует обратиться…
– Я знаю, что случилось с моим сыном, перестань болтать. Я отлично знаю, что с ним случилось. Я хочу очистить его доброе имя, опровергнуть всю эту клевету! Его память, его честь…
Чиновник надул щеки, покачал головой, постучал ручкой по лежащей перед ним конторской книге. Повторил, что ничем помочь не может, что в этом ничего не понимает. Вопрос это сложный, а со всеми сложными вопросами следует обращаться в штаб-квартиру американцев.
– К этим грязным собакам, которые убили моего сына? Ни за что!
Битый час втолковывал бедняга мамаше Сога, что никакими важными делами он не ведает, что все такого рода вопросы решают оккупационные власти.
– И мне туда, к ним? Да я и языка-то этих варваров не знаю, как мне с ними объясняться?
Служащий доложил начальству. Еще час колебаний и размышлений, и мамаша Сога в сопровождении другого вялого и утомленного клерка направилась к американцам. Там она снова изложила свои пожелания. Сопровождающий, путаясь в непривычных дебрях английского, переводил слова мамаши Cora.
Их выслушал здоровенный конопатый верзила с пухлыми щеками. Казалось, он весь день без перерыва слушал радио. Так как радиоприемника в его комнате не было, у мамаши Сога сложилось о нем неблагоприятное впечатление. Как и ее сопровождающий, американец не лучился энтузиазмом.
– Скажи ему, что я хочу подать запрос, – начала мамаша Сога. – Если хочет, я ему принесу хороших пирожных. Лавка моя снова открыта, торговля идет неплохо.
Японец, запинаясь, переводил, американец спокойно слушал. Не проходило дня, чтобы ему чего-нибудь не предлагали. Сочных персиков, жареных цыплят, молоденьких цыпочек, розовощеких, как персик… А теперь пирожные. В родном Массачусетсе коррупция не выпирала таким бесстыдным манером, а здесь, у этих карликов с их лицемерными улыбками, это почти национальная религия. Пирожные!
Здоровенный конопатый скрипел пером в своем блокноте, мамаша Сога объясняла, переводчик пытался за ней успеть. Ее сына надо реабилитировать, настаивала вдова. Он ни в чем не виноват, он крупный ученый, умнейший человек. Все остальное – клевета.
– У него были враги, много врагов. У Сога всегда были враги, сотни лет Мой сын рассказывал, как их сожгли еще при дворе императрицы. Он многое знал, мой сын. Ему завидовали, сплетни распускали. И оклеветали.
Мамаша Сога тарахтела, как старый отбойный молоток, переводчик пыхтел и путался, конопатый силился поспеть за переводчиком и разгадать его мудреные речевые конструкции, одновременно скучал и веселился. Суть просьбы мамаши Сога постепенно прояснялась. Сына оклеветали. Сплошь клевета да слухи. Какие слухи?
– Да разные. А все дело в том, что сын был против войны. Он ведь умнее был, чем все остальные, чем эти военные. Они его боялись, боялись, что он других настроит. Вот и навесили ему эту историю страшную. Но я-то его лучше знаю. Это началось еще, когда он осудил нападение на Китай.
Противник войны, подчеркнул конопатый, осуждал войну с Китаем. Гм, возможно, в этом что-то есть. Достаточно, чтобы восстановить недостающее. Может, интересная фигура, можно использовать?… Чуть ли не герой сопротивления… Американец поблагодарил ее за сообщение, пообещал разобраться в ближайшее время.
– Мой сын – большой человек! – ораторствовала мамаша Сога, мягко вытесняемая конопатым американцем из комнаты. – Ученый, строитель, сердце золотое, весь в отца. А остальное всё враки, не верьте…
Мамаша Сога вернулась домой, уверенная в своей победе, но американцы очень быстро раскопали кучу компромата. Принадлежность к секретной службе, поджигательская статья с подстрекательством к убийству премьер-министра Инукаи, дружба с генералами Исивара и Итагаки, палачами Маньчжурии, военными преступниками категории А. Милитарист, противник демократии… Какая уж тут реабилитация! Просьбу мамаши Сога решительно отклонили.
Оккупационные власти сдали дела местным, и мамаша Сога, которой уже перевалило за девяносто, обратилась к властям вновь обретшей независимость Японии. Воспетая в легендах неспешность местной администрации привела вопрос к естественному разрешению. Однажды настойчивая просительница заснула и более не проснулась. Прекрасным зимним утром не проснулась она. Солнце сияло над свежевыпавшими сугробами, соседские детишки смеялись и лепили снежного Будду. Проведав о ее кончине, чиновник министерства внутренних дел обратился к своему начальству с запросом, следует ли продолжать работу над ее просьбой. Едва заметным шевелением бровей начальство велело похоронить досье Сога.

 

 

Раскинувшаяся между морем и горами Хиросима – один из наиболее живописных городов страны. Жители города приветливы, воды, омывающие берега, столь же богаты и обильны, как и окрестные поля. Молено найти в этом городе и менее приветливые уголки. Например, чтобы наделено запереть какого-нибудь злоумышленника.
Добраться сюда не всегда легко. Для Хитоси путь этот оказался не проще, чем в свое время до Европы. Сначала он оказался в ночном поезде. Наручники, солдаты по бокам, направление – запад. Но бомбы разрушили путь, и солдаты, остерегаясь проявлять какую-либо инициативу, доложили начальству и стали ждать решения. Решение это заставило их прибегнуть к самодеятельности: доставить заключенного на место назначения любыми доступными средствами, удалить этот кусок дерьма от столицы.
Прибывая в очередной город, городок или иной населенный пункт, солдаты совали под нос местному начальству свое предписание, требуя комнату на ночь и машину на следующий день. Выполнялись эти требования без особой охоты, встречались всегда ворчанием, что, мол, и так эта война уже много стоила… Но наручники на руках подконвойного убеждали еще лучше, чем винтовки в руках конвоиров.
– Что он вытворил? – спрашивал иной из местных чиновников.
– Кто знает, нам не сказали. Велено доставить в санаторий.
– В санаторий? Больной, что ли?
– Точно. Головой страдает. Псих полный. Да еще и опасный.
– Ух ты…
– Очень опасный. Наручники велено не снимать ни на миг, ни даже в сортир.
– Даже в сортир! Да-а, опасный, должно быть, тип.
Любопытный сообщал об опасном психе своим согражданам, не забывая такой сочной детали, как наручники в сортире. И кто-нибудь непременно появлялся, чтобы пожертвовать страдальцу-психу горстку риса или овощей, а иной раз даже и чего-нибудь сладенького.
Недели через две-три они добрались наконец до места назначения. Солдаты оформляли документы в кабинете директора, а Хитоси впихнула в тесную каморку молодая санитарка, миловидность которой надежно укрылась от глаз под броней агрессивной усталости.
– Два приема пищи, утром и вечером, – сообщила она, перед тем как повернуть ключ в замке. – И никаких жалоб. По теперешним временам и за это надо спасибо сказать.
Камера грязная, горшок в двух шагах от кровати. Но «по теперешним временам и за это надо спасибо сказать». Кроме того – окно! Маленькое, закрытое мощной наружной решеткой, но настоящее окно, за которым – город, вид на кусочек внешнего мира.
– Странно, – проронил Хитоси.
– Что странно?
– Дома…
– Дома? У нас дома что надо. Из западного кирпича выстроены. Как в центре города. Жилые дома здесь из дерева. Чем не столица?
– Нет, в столице ничего не осталось, все разрушено. Да и по всей стране то же самое. Меня долго везли. Иокогама, Сидзуока, Нагоя, Осака, Кобе… Везде все разрушено, выгорело. Когда к городу подъезжаешь, первое, что видишь, – столб дыма. А въехал – плачут дети, мрачные взрослые… Что у вас здесь случилось, почему город цел?
– Говорят, американцы забыли про нас. Ни одной бомбы с начала войны. Куре вон совсем рядом, так что с ними сделали! А у нас – тишь да гладь.
– Вас это не беспокоит?
– А чего волноваться? Наверное, американцы боятся наших зениток. У нас мощная противовоздушная оборона.
– Я не местный, но знаю, что в Хиросиме авиабаза, две верфи, четыре сталелитейных завода, арсенал и гарнизон, генеральный штаб Тихоокеанского флота… Вторая по значению военная база страны, и вы полагаете, что американцам до нее дела нет?
– Вот именно. Поэтому у нас такая мощная противовоздушная оборона. Пока стоит Хиросима, война не проиграна.
Последнюю фразу она швырнула как лозунг. Хитоси решил не продолжать беседу. Он чувствовал приближение чего-то ужасного, неизвестно чего. Но убеждать в этом санитарку, врачей… Жители города твердо верят в свою безопасность. Что ж, тем лучше. Во что им еще верить?
Санитарка заперла дверь на два оборота и направилась в прокопченное и липкое помещение столовой. Что ж, снова подумал Хитоси, тем лучше. Может быть, удастся сбежать отсюда. Хаос – лучший помощник в бегстве. Когда посыплются бомбы, когда персонал замечется в поисках спасения… Посмотрим.
Июль подошел к концу. По синему небу лениво распластались облака – и ничего постороннего. Хитоси опустился на кровать, растянулся на ней и встретился взглядом с полосатым котом, вспрыгнувшим на отлив окна. Кот свернулся калачиком вокруг толстого стального прута тюремной решетки и удовлетворенно замурлыкал. Зверь обманул давящую испарину жаркого летнего дня и излучал спокойную уверенность в грядущих днях своей жизни.

 

ASUKA FUJIMORI
Mikrokosmos ou le Theoreme de Soga
2005

 


notes

Назад: 5
Дальше: Примечания