Неподвижный старик вздрогнул. Пристально посмотрел на мальчика. Печально улыбнулся и впервые ответил на вопрос, связанный с его странной страстью. Он приподнял обе руки, развел их в стороны насколько смог, словно представляя мальчику всю Врнячка-Баню, парк внизу, гору Гоч, долину Западной Моравы, всю страну, весь мир и даже больше.

— Куда девается? — проговорил он с усилием. — Я думаю... Я уверен, что она распространяется повсюду...

— Повсюду? — повторил за ним мальчик.

— Да, дитя мое, повсюду... — Старик снова развел руки в стороны. — Искусство обитает везде, но только музыка может беспрепятственно пронизывать пространство, проникать в каждую трещину...

Мальчик молчал. Почесывал у себя за правым ухом.

— В сущности... — продолжал Маэстро вдохновенно, — в сущности, я всю жизнь пытался сделать только одно. Ради этого, поэтому я и просил твою покойную бабушку, просил твоих родителей, а теперь вот изо дня в день уже несколько лет прошу и тебя ставить только одно место на пластинке, третью часть Третьей симфонии. Я пытаюсь... То есть рассчитываю, надеюсь... Если я повторю ее достаточно много раз, ее услышит весь мир, ее услышит и сам Господь.

— И сам Господь? — повторил мальчик с круглыми от удивления глазами, такого он не ожидал.

— Да, сам Господь, собственной персоной! — Маэстро убежденно поднял палец, указывая куда-то над парком, над Врнячка-Баней, над землей, над всем миром, прямо в небо, прямо в самую утробу вселенной. — А так как я не уверен, что Господь обратил бы внимание на мой ничем не выдающийся голос, и чтобы Он расслышал его в этом нашем гаме, я решил задать Ему вопрос с помощью музыки. Если Он оттуда способен что-то уловить, Он должен услышать скрипки, альты и виолончель, я думаю, именно из таких звуков сотканы небесные сферы...

— А что это такое, то, о чем вы, Маэстро, хотите спросить Господа? — Мальчику, в отличие от взрослых, такой разговор вообще не казался странным.

— Э-э, молодой человек... — задумчиво протянул старик. — Сначала я хотел этой печальной музыкой спросить у Него, почему я не могу ходить и при этом живу в таком удивительном месте, куда другие приезжают больными, а уезжают хотя бы на одну надежду более здоровыми. Почему я осужден всю жизнь любоваться на этот цветущий и благоухающий парк, а не могу и шагу ступить по его дорожкам, в то время как другие гуляют здесь целыми днями... Сначала я хотел спросить Его об этом, а потом захотел узнать у Него и много других вещей, ты еще мал, чтобы я пересказывал тебе всю свою жизнь. Ты еще мал, чтобы объяснять тебе, как люди познали многие тайны и вместе с тем утратили в себе человечность. Поверь мне, чего я только отсюда не видел, а с этого места я никуда не двигаюсь. Когда человек туда-сюда перемещается, когда он видит и то, и это, одно вытесняет другое, одно в другом растворяется, разбавляется. Но когда перед тобой вечно одна и та же картина, разница сразу бросается в глаза.

Старик начинал говорить медленно, а закончил резко, решительно. Сказал он совсем немного. Но что тут можно добавить? Его никто никогда не понимал, чего же ожидать от двенадцатилетнего мальчишки?