Глава 10

Башня Деблиса не поражала высотой, но каменные блоки, составившие ее кладку, впечатляли – огромные глыбы, весом в десять быков, были уложены без зазора, хотя и близко не походили на четкие параллелепипеды. Стены чуть заметно наклонялись вовнутрь.

– Похоже на пилон! – возбужденно сказал Искандер.

– Старики рассказывали, – подключился Ахми, – что давным-давно башен было две. Одинаковые, они стояли рядом, как близнецы…

– Вот откуда пилоны пошли! – воскликнул Эдик.

– А Нотр Дам де Пари? – напомнил Искандер. – И еще множество католических храмов! У них тот же принцип… будет – две башни, между ними портал, а за ним – колонный зал. Чем не египетский храм?

– А ты будто и не рад, – обратился Сергий к Ахми.

– Да не то чтобы не рад… – зябко повел плечами ливиец. – Просто… Какая-то Башня… не башенная! Прадед моего прадеда, Тахенна, приходил сюда, об этом все в племени рассказывают. Так он долго взбирался по высокой стене! Вход-то с крыши… А здесь-то чего взбираться?

– Это ж сколько песку насыпало… – покачал головой Гефестай, оглядывая котловину.

– А, по-моему, – подал голос Уахенеб, – мы не о том думаем! Если башенный колодец пересох, нам придется тащиться всю ночь обратно к оазису-ашебу! И дойдем ли?

– Не каркай! – буркнул Акун.

– А чего мы стоим? – удивился Эдик. – Полезли!

– Полезай первым, – решил Сергий, – ты у нас скалолаз…

– Дайте лучше мне, – вызвалась Сара.

– Тут высоко! – предупредил девушку Эдик.

Сара только улыбнулась. Скинув сандалии, она шагнула на стену, цепляясь за межшовные щели, и полезла вверх. Сергий до трех сосчитать не успел, а Сара уже махала им с верхней площадки.

– Как муха! – впечатлился Эдик.

– Веревку кидайте! – крикнула Сара.

Гефестай тут же метнул моток. Девушка скрылась из виду, но быстро вернулась и сбросила конец вниз.

– Все, закрепила! – доложила она. – Полезайте!

Эдик, разумеется, полез по следам Сары и провозился не секунды, а долгие минуты.

– Камни какие-то скользкие… – смущенно пробормотал он, перелезая парапет.

– Гнутие ствола! – ядовито прокомментировал Искандер.

Сергий влез последним. Верхняя площадка Башни была обширна – двадцать локтей на тридцать – и покрыта толстым слоем занесенного ветрами песка. Почти посередине у нее имелось квадратное возвышение, похожее на сруб колодца, сверху его прикрывала толстая базальтовая плита с рельефным, полустершимся изображением нагой женщины с гигантским бюстом.

– Это Великая Богиня, – с придыханием сказал Искандер, – Мать Богов!

Влагалище богини было отмечено треугольником из ямочек, в руках она держала какой-то плод и сосуд, за покатыми плечами угадывались крылья, да и ноги заканчивались не ступнями, а когтистыми птичьими лапами.

– А ведь это базальт, ребята, – негромко сказал Искандер. – Это ж сколько лет прошло, прежде чем он так стерся…

– Взялись! – коротко сказал Сергий и ухватился за плиту.

Общими усилиями плиту сдвинули, открывая темный колодец входа.

– А что, ступеней тут нет? – заглянул внутрь Эдик. – Смотрите, тут как будто ямки в стене…

Наклонившись, он ощупал одну из «ямок».

– Глубокие! Нога поместится!

Не желая более отдавать первенство Саре, Эдик живо перекинул ноги, укрепился и полез вниз, раз за разом нащупывая новую точку опоры.

Сергий приник поближе к колодцу – не потому, что следил за спуском Эдика. Просто воздух, поднимаясь из древней постройки, приятно холодил лицо – поднявшееся солнце упорно долбило череп, меча раскаленные копья и дротики лучей. И ни разу не промахнулось.

– Я на дне! – долетел снизу глухой голос. – Спускайтесь! Тут легко!

– А факелы-то мы не взяли! – завопил Искандер.

– У нас есть, – сообщила Саджах, и выудила из своей торбы лампу.

Мирьям и Сара достали еще две бронзовые светильни, а Эсха с Суламифью вынули по кувшинчику масла. Неферит продемонстрировала огниво и сухую истолченную кору в мешочке.

– Учитесь! – поднял палец Сергий. – Вот кто предусмотрителен.

– А то! – улыбнулась Неферит.

По одному все спустились вниз, на твердый каменный пол. Камни стен, постепенно сдвигаясь, образовывали свод, а их поверхность цвела красками – черной, красной, желтой. Зеленый и синий колер угадывались, облупившись за долгие тысячи лет. Фрески изображали торжественное шествие – люди, босые, в юбочках типа схенти, топали строем, ведомые то ли жрецом, то ли вождем в леопардовой шкуре. В руках они несли дары – меры зерна, кувшины, огромные бивни. Или это была дань? Бог весть…

Люди были нарисованы приблизительно, по-детски, зато животные, изображенные на противоположной стене, поражали живостью и знанием деталей. Бегемоты, слоны, жирафы, крокодилы, носороги, львы, буйволы, гигантские гиены-бории, единороги… А между ними – деревья. Пальма финиковая и пальма дум, сикомора, папирус и прочая флора.

– И все это здесь было… – тихо сказал Искандер. – Все это росло здесь… Бегало, хрумкало травку, попадалось на зубок…

– Старики говорят, – важно вступил Ахми, – что люди были наказаны за непослушание богам, и те наслали Великую Сушь. Сначала исчезли леса, потом высохла степь… И пришли пески.

– Смотрите! – воскликнул Тиндарид, подбегая к третьей стене, где в несколько рядов тянулись значки: паук, змея, крест, птица. – Это не узор! Видите? Знаки не повторяются, они идут вразбивку. И вот – тут у паука шесть лап, а у этого – восемь!

– А у этого, – подхватил Эдик, – слева шесть, а справа четыре!

– И кресты… Тут косой, и тут косой, а тут обычный!

– Хотите, я прочту их? – улыбнулась Неферит.

– Конечно!

Паллакида стала читать по слогам:

– Хо… Рем… Ти… Ка… Мее… Снеб… – дальше она не стала озвучивать, только губами шевелила и вела пальцами по вырубленным в камне значкам.

– «В тридцать третий год после Большой Воды, – заговорила Неферит с выражением, – боги перестали дарить людей своим благословением, и земля Аменти покорилась злым демонам. Иссякли родники и реки показали дно, леса посохли, а поля Иалу перестали родить. И тогда царь аментийский Дхаути принес в жертву богам сына своего, и боги смилостивились, и указали путь к спасению. И был Исход, и переселились люди на берега Великой Реки, дарованной богами…»

– Здорово… – выдохнул Искандер.

– Не понимаю! – пожаловалась Неферит. – Разве могли люди жить в загробном мире? И как могли иссохнуть поля в раю?

– Это вы сейчас так понимаете, – попытался объяснить начитанный сын Тиндара. – И говорите: «Он ушел на запад, в страну Аменти!» Имеется в виду, что человек умер. А на самом деле Аменти была вашей прародиной! Нильская долина в те времена была сплошным болотом, а Дельта – и вовсе заливом. Пришла Великая Сушь, и болото пересохло, Хапи стал нормальной рекой, такой, как сейчас…

– А Большая Вода – это что? – спросил Гефестай. – Всемирный Потоп, что ли?

– Спроси чего полегче!

– Ладно, историки-любители, – энергично сказал Сергий. – У вас весь день впереди! Давайте-ка сначала отыщем то, за чем пришли.

Девчонки довольно-таки быстро добыли огонь и запалили лампы. Экскурсия началась…

Две противоположные стены «прихожей» были скрыты за рядами мощных квадратных колонн. В той стене, что направо, имелся проход в наклонный коридор. Ступеней под ногами не было, вниз уходил каменный пандус, поворачивая под прямым углом и опускаясь локтей на двадцать в глубину. Сергий, Эдик, Искандер и Гефестай шли впереди и переговаривались:

– Сколько ж всему этому лет, интересно?

– Ой, да ну… Тыщ десять, как минимум…

– Ха, десять! А двадцать не хочешь?

– Двадцать пять! Кто больше?

– Пересмотрим историю?

– Да ее давно уже надо пересматривать. Мы же как учим: древнее Египта и Шумера ничего. А потом – раз! – и Чатал-Хююк. Семь тысяч до нашей!

– Так то семь, а тут, ты сам говоришь, двадцать. Есть же разница!

– Какая?!

– Да просто египтянам повезло с Нилом. Все условия от природы – живи, не хочу! Река и поит, и удобряет, только зерно сажай. Место исключительное, потому я и не удивляюсь почтенному возрасту Башни…

– И что это за башня, еще надо разобраться. Боевая? Наблюдательная? Или тут храм был?

– Все равно, двадцать тысяч – многовато будет… Неолит!

– Тридцать тысяч, Гефестай. Гляди!

Они спустились на самый низ и вышли в просторный длинный зал с клиновидным потолком. В трепещущем свете ламп показались два гигантских черепа с бивнями. Черепа стояли друг против друга, отодвинутые к стенам, но бивни, прямые и толстые в основании, странного зеленоватого оттенка, заходили промеж себя, вытягиваясь на добрых восемь локтей.

– Это не слоны были, – зачарованно произнес Искандер, поднимая лампу повыше, – это мастодонты, наверное…

– А здесь что? – Сергий склонился и присел на четвереньки.

Прямо на полу лежало много всяких вещичек – амулетов, бус, дощечек из золота с выбитыми на них значками, лопнувших кожаных мешочков, полных золотого песка или каменьев – рубинов, изумрудов, сапфиров. Отдельно лежали куски бирюзы с нацарапанными на них значками и фигурками.

– Это подношения… – сказал Ахми дрогнувшим голосом. – А вот и дар моего пра-пра-пра…

Ливиец бережно взял в руки пожелтевшую шкатулку из слоновой кости, на крышке которой был вырезан сложный символ, похожий на переплетение нескольких букв.

– Это клеймо нашего рода, – выдохнул Ахми, и открыл крышку. В глаза брызнули зеленовато-голубым сверканьем крупные бериллы.

– Забирай ее с собой, – посоветовал Сергий.

– Как можно?!

– Тебе, – надавил Сергий, – можно. Это был твой предок!

– Жену купишь, – принялся соблазнять ливийца Эдик, – а лучше две или три! Дом выстроишь. Скотину заведешь…

– Боги не обеднеют, – успокоил ливийца Искандер.

– Ладно… – заколебался Ахми, но шкатулку поставил обратно. – Я… потом…

Сергий усмехнулся, и посветил вперед. Переступив бивни (и пожалев зверюг – этакую тяжесть таскали!), он медленно двинулся по залу. Плиты пола, если они вообще были, в глаза не бросались – под ногами лежала утоптанная глина. То ли нанесли, то ли так было задумано. Вдоль стен стояли каменные кубы – тутошняя «мебель», а пространство между стен было уставлено и усыпано вещами самыми разными, то странными и непонятными, то вполне ясного назначения.

Связка обычных, слоновьих бивней. Череп крокодила, в пасти которого мог спокойно растянуться даже огромный Гефестай. Куча трухи – все, что осталось от пучков трав, или что тут еще могло лежать подобного? Горшки, украшенные налепленными поясками. Сосуды, выточенные из камня, алебастра и хрусталя. Ножи, лезвиями которым служили огромные клыки – саблезубых тигров, надо полагать. Гранитный шар в локоть поперечником. Зеркало из полированного камня. Полуистлевший ковер с интересным орнаментом из ромбов, крестиков, квадратных и шестиугольных спиралей…

Лобанов шел как зачарованный. Когда-то у него кружилась голова от мысли, что он шагает под сводами, выставленными три тысячи лет тому назад. А теперь этой голове вообще положено принять положение набекрень – тридцать тысяч лет дышали в затылок! Бездна времен! По всему северу тогда люди на мамонтов охотились, на юге каменными топорами от пещерных львов отбивались, а здесь строили храмы… С ума сойти!

Свет лампы высветил торцевую стену, где выделялась ниша с полукруглым верхом. В глубине ниши виднелся рисунок, сделанный черной и белой краской, покрывавшей глубоко врезанные линии. Нарисована была длинноклювая птица.

– Ибис! – воскликнула за спиной Неферит.

– И что? – нахмурился Сергий. – Молиться теперь на него?

– А ты попробуй, толкни, – посоветовала Неферит.

Роксолан попробовал. Плита с изображением ибиса, птицы, посвященной Тоту, хоть и с трудом, но сдвинулась с места, загудела, отодвигаясь вглубь, укатываясь от усилия руки. Сергий глянул на пол и увидел уже знакомые ему ложбинки, выдолбленные под шары-каточки.

Откатив плиту шагов на пять, Роксолан открыл в боковой стене еще один проем, запертый каменной «дверью», теперь уже со знаком скарабея.

– Ага!

Сергий оставил в покое плиту с ибисом и переключился на ту, что отмечена жуком.

– Ой! – вскрикнула Неферит. – Она движется!

Сергий обернулся. Плита с ибисом медленно катилась обратно – видать, древние умельцы проложили ей путь с таким ничтожным уклоном, что и двигать по ней каменную глыбу было не слишком трудно, и запирать не требовалось – дверь закрывалась сама. И как он потом выйдет, если она затворится?!

– Гефестай! – позвал Сергий, придерживая плиту. – Постой тут, подержи!

– Держим! – прогудел кушан, упираясь в камень могутным плечом и подмигивая Неферит.

Сергий тем же манером нажал на дверь со скарабеем. Ан нет! Не пошло!

– Тут дырка… – проговорила Неферит, наклоняясь.

– Вставляй амулет!

Девушка просунула каменного скарабея в овальное отверстие.

– Ай, он туда провалился!

Сергий толкнул стену. Пошла!

– Так и надо было, – успокоил он Неферит. – Жучара сработал как гирька, перевесил там что-то – и убрал засов. Механика!

Дверь с жуком докатилась, куда надо, и глухо ударилась о стену. Справа от Сергия открылась ниша, а в ней, на диске из слоновой кости, лежал крест с верхним концом в виде овала. Или петли.

– Анкх… – прошептала Неферит.

– Ты поглянь! – хмыкнул Гефестай, рассматривая диск. – Это не простая слоновая кость, а выпрямленная. Видишь, как волокна пошли? Или ее как-то размягчили…

– «Эллинский секрет»? – улыбнулся Искандер.

– Похоже…

– А что это за рисуночки?

Неферит отобрала диск и сказала:

– Это не рисуночки, а карта. По ним мы найдем Хи-ку-Дхаути!

– А-а…

– Так… – разбиралась Неферит. – Вот наш обратный путь – столп, двугорбая скала… Хапи! Та-ак… Хм…

– Что? – спросил Сергий.

Он в это время любовался анкхом. Анкх был древнейшим символом жизни, и одновременно считался ключом от ворот смерти. Древние мастера сработали крест из метеоритного железа – других металлов, кроме самородного золота, у них не было, эпоха металлургии еще не пришла… Анкх лежал на ладони увесисто, мелкие значки покрывали его глубокой чеканкой.

– Не понимаю… – растерянно проговорила Неферит. – Получается, что Крепость духа Тота скрывается совсем рядом с «Пер-Исфет»!

– Чего-чего?! – вытаращился Эдик.

– Ты уверена? – быстро спросил Сергий.

– Совершенно! Вот, смотри сам. – Неферит сунула ему под нос диск с картой. – Видишь? Вот – Хапи, а вот эта «пила» означает порог реки. И это второй порог! Видишь?

– Похоже на анкх… – пригляделся Сергий. – Столбик креста – это порог, перекладина – река, а овал…

– А овал, – горячо подхватила Неферит, – это кольцо гор, окружающих «Пер-Исфет»! Вернее, это теперь там каменоломни, а что было тогда… Не знаю! Но дорога ведет туда.

– А куда именно? – заинтересовался Искандер, и посмотрел на Сергия. Оба подумали об одном и том же.

– Та-ак… – затянула Неферит. – Нам нужно прорвать кольцо гор в одном месте, где дорога сначала раздваивается, а потом…

– Расходится в три стороны! – дуэтом ответили Сергий и Искандер. И рассмеялись.

– А вы откуда знаете? – нахмурилась паллакида.

– Мы там были! – объяснил Тиндарид и рассказал о Ленточном каньоне.

– Стоило в пустыню переться! – фыркнул Гефестай.

– Умник нашелся! – сердито сказал Искандер. – А откуда мы знали? И, кстати, ты там тоже бывал! Чего ж не нашел пути к Хи-ку-Дхаути?

– Да это вы все! – отмахнулся Гефестай. – «Воду нам ищи! За пчелками следи!» Вломились в один тупичок, а в остальные даже не заглянули. Слышь, Неферит, а куда идти надо было? Ну, там, где дорога натрое?

– В крайний слева!

– О! Что я говорил? А мы в тот, что справа, вломились!

– Что за шум, а драки нет? – подоспел Эдик.

Известие о том, что самые страшные секреты «Дважды великого и трижды величайшего» были у них под боком, оставили Чанбу равнодушным.

– А мы колодец зато нашли! – гордо заявил он. – Вода чистая, холодная!

– Взаправду холодная? – спросил Сергий с интересом.

– Аж зубы ломит!

– Веди. Идемте все! Напьемся, доедим, что осталось, и отдыхаем. Солнце сядет – и в путь!

Через час голоса под тяжелыми сводами древнего полухрама-полукрепости утихли. Контуберний и девушки Кадешим устраивались поспать. Сергий забил себе местечко на куче трухи – постелил сверху плащ, и лег. Было мягко и не холодно – пустыня грела.

Укоротив фитилек лампы, Лобанов превратил ее в ночничок, и приготовился уже закрывать глаза, когда вдруг увидел Саджах, бредущую к нему. Девушка несла перед собой такую же лампу, защищая огонь ладонью. Трепетный свет озарял спокойное и красивое лицо. Саджах подняла взгляд и улыбнулась.

Поставив свою лампу на пол, она скинула с себя плащ. Со спокойной непосредственностью маленькой девочки. Две лампы создали тусклую подсветку, рельефно выделив нагое тело, прекрасное и совершенное.

Саджах опустилась на колени и стянула с Сергия его схенти. И легла рядом, прижимаясь к нему грудью и животом, закидывая бедро, потянулась губами, провела ладонью по его ноге, скользнула в одно место… Ласковая деловитость девушки могла бы вызвать и раздражение, но только не в этот момент. Роксолан слишком устал, чтобы проявлять активность даже в любви. Саджах все сделала сама, исцеловав его, изгладив, изнежив.

Когда все кончилось, Саджах немного посидела на нем, сжимая бедрами, покачалась, ловя последние отзвуки сладострастья, потом наклонилась, касаясь грудями, поцеловала и осторожно освободила лоно от пленительного сопряжения.

Сергий лежал и улыбался. Зашелестел плащ, покрывая темным светлое, и гибкая рука подхватила лампион.

Лобанов зажмурился, но возбуждение не унималось, и он открыл глаза. И увидел, что лампион возвращается. Только огонек теперь освещал другое лицо. К нему шла Сара.

Девушка присела на корточки, поставила лампу, разделась. Сергий хотел что-то сказать, как-то оправдать грядущий неуспех, но мягкие губы Сары закупорили его рот. Руки его сами скользнули, трогая упругие груди, теребя отвердевшие соски. Сара вела себя как Лилит, первоженщина, созданная для услад праотцу Адаму. Она целовала его то страстно и горячо, то нежно, едва касаясь губами, отодвигаясь и щекоча волосами сначала грудь, потом живот, потом бедра. Лобанов и сам не верил, что способен так быстро восстановиться, но Сара-таки подняла ему настроение… Девушка была податлива и ласкова, Сергий овладел ею не спеша, с толком и большим чувством…

…Проводив глазами трепетный огонечек, он уже не закрывал глаз. И правильно. Третьей к нему пришла Мирьям.

– Вряд ли ты будешь довольна мной… – прошептал Роксолан.

Мирьям улыбнулась. Наклоняясь и вжимаясь грудью, она прошептала ему на ухо:

– Буду!

Что творила с ним Мирьям, Лобанов мог рассказать потом только себе. Она могла лизать ему правое ухо, одновременно защипывая кожу в каких-то ей одной известных точках, там надавливая пальцем, здесь покусывая. Девушка осталась довольна Сергием…

Он проводил Мирьям глазами, и стал ждать следующую девушку Кадешим. Было ли это обрядом? Или девушки просто выражали свою симпатию? Не спрашивать же об этом…

В темноте затеплился огонечек – это шла Суламифь…

Вышли под вечер. Миновали долину и пошагали глубокими душными западинами, похожими на ущелья, между пересыпавшимися дюнами, огромными огнедышащими горами песка. Путь шел крутыми извилинами, Ахми и Сергий обходили сыпучие склоны, но ноги все равно вязли в рыхлом песке. Близился вечер, слепящий золотисто-серый свет пригасал, междурядья полнились лиловыми тенями.

Лобанов оглядывался на Эдика, на Гефестая, на Искандера, но ни одного хитрого взгляда не перехватил, ни одной подначки, ни одного красноречивого жеста. Видать, друзья крепко спали, пока он предавался любовным утехам. И девушки Кадешим по-прежнему не выделяли его, в их отношении не было подчеркнутой ласковости, они не слали ему тех расслабленных улыбок, чье значение открыто лишь для двоих. Для восьмерых, подумал Сергий и усмехнулся. Удивительно, но «ночь любви» не так уж и утомила его. Нет, усталость в теле жила, но без надлома, без мертвящего равнодушия, – приятная истома, когда потянешься хорошенько – и мышцы приятно напруживаются, готовые к могучему действию.

И все-таки… Сергий вздохнул. Он бы с удовольствием променял «любовь ввосьмером» на одно свидание с Авидией. Девушки Кадешим были прекрасны, восхитительны, великолепны, желанны, сексуальны и так далее, но Авидия Нигрина была ему родной. Девушки утешили его, с ними ему было очень хорошо, но у любви своя арифметика, хитрая арифметика, и единица там равна восьми…

Дюны мельчали, понижаясь, пока не рассыпались грудами затвердевшего, слежавшегося песка. Контуберний и девушки Кадешим пошли по низкому ровному плоскогорью, усыпанному черными россыпями пирамидальных камешков, перекатывавшихся под ногами, по хрустящему грубому песку, по плотным желтым глинам солончаков, изборожденным темными трещинами, пошли, вглядываясь в темнеющую даль, застланную маревом горячего воздуха.

Зашло солнце, накал ослабел и бесконечные валы пустыни, днем размытые в сероватой мге перегретого воздуха, стали видны отчетливо.

Ночь была безлунной и безветренной, храня мертвенный покой и молчание пустыни, но кончилась и она – на востоке стал виден пильчатый край тассили. Переждав горнило дня в знакомой расселине, напившись до бульканья в животах, люди сделали второй ночной переход, и ранним утром, когда Ра затопил розовым сиянием половину неба, вышли к храму Хатхор.

Робкие жрицы были рады неожиданному паломничеству – они накормили изголодавшийся отряд и даже позволили искупаться в храмовом бассейне, где плескалась чистая вода. Проспав до обеда, Сергий скомандовал подъем и себе, и друзьям, и подругам.

Натянув выстиранные плащи-покрывала, отряд поплелся к барке. Ахми снова «оторвался от коллектива».

– Пойду я… – неуверенно молвил он.

Сергий крепко пожал ему руку, и сказал:

– Спасибо тебе! И… Погодь минутку! – Он порылся в своей торбе и вынул оттуда шкатулку с бериллами. – Держи! Я сам прибрал эти камешки, так что пусть боги на меня и сердятся. Ты тут ни при чем.

Сияя, ливиец принял шкатулку своего пра-пра-пра и отошел, вскидывая руку в жесте прощания.

– Прощай! – хором закричали девушки Кадешим.

– Удачи! – пожелал Эдик.

– Бывай! – прогудел Гефестай.

Ахми помахал рукой, медля поворачиваться спиной, и стоял на берегу, пока барка не отчалила и не выгребла за скалистый мыс.

– Не страшно возвращаться? – спросил Эдик Сергия.

Лобанов подумал.

– Страшновато, – пожал он плечами, – а что делать? Другой дороги нет! Попробуем прошмыгнуть, изобразим свиту при великой жрице Неферит, отправившейся на богомолье, а если не получится по-хорошему… Не знаю. Придется, наверное, взять кого-нибудь в заложники… Посмотрим!

Дорогу до первой заставы, где стоял глинобитный заборчик, а в скале была вырублена пещерка под святилище, одолели быстро. К удивлению Сергия, легионеров на посту не стояло. Приятное наблюдение тут же зародило в нем неясные подозрения.

– Чего это они? – удивился Гефестай. – Изменили режим содержания?

– У них сегодня день открытых дверей! – тут же ввернул Эдик.

Но Сергию было не до смеха. Он невольно прибавлял шаг, и до «Пер-Исфет» они добрались мигом.

– Что за… – начал Гефестай ворчливо, и не закончил.

Сергий мрачно обвел котловину взглядом. Полнейшее молчание стыло кругом. Ни от стен каструма, ни от шене не доносилось ни звука. Зато повсюду валялись трупы мере, среди них попадались убитые легионеры.

– Мертвая тишина, – пробормотал Эдик, – так это называется…

– Это называется бунт, – поправил его Искандер, – бессмысленный и беспощадный!

Грифы-стервятники скакали от тела к телу, взмахивая крылами. Скакали лениво, видать, обожрались мертвечиной.

– Пошли! – выговорил Сергий, и двинулся мимо шене. Нестерпимая вонь коснулась носа.

– Ну и духан… – пробормотал Эдик.

– Сейчас проверим источник… – сказал Гефестай, поднимая увесистый камень.

Он швырнул его, перебрасывая через обе стены шене, и над работным домом всклубилась черная туча, орущая и хлопающая крыльями, словно легион бесов явился за душами грешными, дабы уволочь их в ад.

– Эй, там кто-то живой! – воскликнул Регебал, указывая на шене.

Из ворот работного дома выбрался патлатый мужик, кое-как обмотавший тряпьем исхудалые чресла. Он брел, опираясь на палку, одну из тех, которыми орудовали надсмотрщики.

– Да это Ахавер! – ахнул Эдик. – Офигеть!

Ахавер приблизился, и протянул дрожащую руку.

– Поесть бы! – проскулил мере.

Неферит поджала губы, но лепешку из торбы вытащила и сунула Ахаверу.

– На!

Мере с жадностью вцепился в ячменный хлебец, смакуя каждую крошку и урча.

– А где все? – спросил Кадмар.

Ахавер сперва проглотил, давясь, огрызок лепешки, и лишь потом дал невнятный ответ:

– А вы ушли, и тут как затрясется земля! Полстены обвалилось в шене. Отсюда не видно, это с той стороны… Римляне забегали, надсмотрщики примчались, кричат: «Хатиаи убили! Хатиаи убили!» А главный надсмотрщик тут же себя управителем новым объявил. А остальные не захотели, чтоб он, и ну драться! А мы на них кинулись! Римляне пока спохватились, а мы – вот они! Дали им жизни…

– Так где все? – терпеливо повторил Кадмар.

– Не знаю… – промямлил Ахавер. – Римляне убежали, наших побили…

– Ладно, – сказал Сергий, – доедай и проваливай! Римляне как убежали, так и прибегут. Бунта вам никто не простит, спросят по полной!

Ахавер покивал и поплелся прочь.

– Если бы у рабов соображалка имелась, – пробурчал Роксолан, – они бы еще при Спартаке шороху навели б. А так… Кто в лес, кто по дрова. Дорвались до воли, и ну всех мочить! Погуляли, побезобразничали, а дальше что?

– А дальше – распятия, – буркнул Искандер.

– Дожили, ребята, – тяжко вздохнул Акун, – соображалки у нас нет, оказывается. Завалили всю посевную…

– У вас-то как раз соображалки хватает, – усмехнулся Сергий. – Я вам сколько раз предлагал вольные дать?

– А зачем? – хмыкнул Акун. – Нам и так хорошо!

– Соображаешь! Потопали быстрей…

До Ленточного каньона добирались, обходя котловину карьера по краю. Из-за края тоже несло – десятки тел валялось на камнях, отданные на растерзание шакалам и грифам. Шакалы бродили сытые, валялись в тенечке, брюшками вбок, лениво гоняли стервятников. Те неторопливо отскакивали в сторону, взмахивая крыльями, и бочком, бочком возвращались обратно, драть клювами мертвые тела.

– Надо и нам поскорее отсюда сматываться, – сказал Гефестай, – а то явятся римляне, и попадем под разборку!

Ленточный каньон встретил тишиной и тенью. Натруженные глаза отдыхали в спокойном сумраке. Дошагали до того места, где каньон раздваивался. Выбрались туда, где он троил. Левый проход оканчивался тупиком.

– Ну, и где ты видишь дверь? – спросил Эдик, подбоченясь. – Я лично ничего не вижу!

– Слепандя, потому что… – проговорил Сергий, внимательно разглядывая стену. Должна же быть какая-то отметина! Неферит обнаружила ее первой.

– Гляди! – воскликнула она. – Анкх!

Сергий пригляделся. На стене, почти не выделяясь из трещин и впадинок, был вырезан знак анкха.

– Похоже на загадочные картинки в «Мурзилке», – хмыкнул Эдик.

– А это, случайно, не «замочная скважина»? – поинтересовался Сергий, пробуя мизинцем глубину дырки, проколупанной под анкхом.

– Попробуй! – сказала Неферит азартно. – А я буду подсказывать.

Сергий внимательно осмотрел столбик анкха – круглый в сечении, на конце он был откован под квадрат.

– Суй на глубину пальца, – сказала Неферит.

Сергий сунул. Анкх дальше и сам не пошел.

– Теперь поверни вправо, только прижимай…

Анкх повернулся, и ушел в дыру еще на палец. Где-то в глубине каменной глыбы толстенький золотой диск с квадратным отверстием пришел в движение, стал вращаться, совмещаясь с подобным зиянием во втором диске…

– Теперь влево…

Анкх углубился полностью, входя в третий диск…

– Верти до упора!

Третий диск потянул штанги рычажков, оттянувших задвижки. Это не ощущалось, но стало понятным, когда Сергий надавил на глыбу – та стронулась с места. С невидимой щели посыпались чешуйки камня.

– Гефестай! – вымолвил Сергий с натугой. – Надави!

– Это можно…

Кушан надавил, и глыба с шорохом и скрипом начала вдвигаться в тело скалы, притертая как пробка от флакона с благовониями – щель не различалась, не давалась зрению.

Толстенная дверь отъехала на пять шагов, прежде чем проход с обеих сторон расширился до того, что даже Гефестай мог двигаться свободно.

Сергий вынул ключ-анкх. Пропустив всех в сумрачный туннель, они с Гефестаем, накатили «дверь» обратно.

– Правильно, – прокомментировал Эдик. – Чтоб не дуло!

– Шагай, давай… – присоветовал ему Гефестай.

Лобанов быстро прошел длинным коридором и выбрался на свет. И не сразу сообразил, куда попал. Он ждал чего угодно – подземелья, колоннад храма или дворца, а вышел в парк. Пальмы, тамаринды, сикоморы, гранатовые и апельсиновые деревья, тутовник – нагромождения пышной зелени до краев заполняли небольшую долинку. Черные блестящие скалы возвышались кругом, замыкая ее. Здесь было душно и безветренно, а заросли пересекались двумя рядами оросительных канав, по которым журчала вода. В стоячем воздухе жужжали пчелы, между дерев были протянуты паутинные сети, и на этом перечисление обитателей затерянной долины можно было заканчивать.

– И куда теперь? – спросил Сергий, ворочая головой.

– Прямо! – храбро сказала Неферит.

И все, организованной толпой, направили стопы прямо. Чем дальше они забредали, тем глуше делалась чаща. Лес-оазис рос тыщи лет. Одни деревья отмирали и падали, сгнивая без остатка, на их месте вырастали другие. Стволы, рухнувшие недавно, перегораживали путь, медленно разлагаясь и обращаясь в труху. Изредка под ногами попадались плиты аллей, проложенных в древности, но чаще всего гладкий камень был укрыт толстым слоем перегноя и нанесенного песка.

– Надеюсь, – пропыхтел Эдик, – динозавров здесь нет…

– Надейся, надейся… – зловеще протянул Искандер.

Сергий раздвинул перистые листья подрастающей пальмы, и уткнулся в толстую колонну, изузоренную иероглифами Та-Кем.

– Пришли! – сказала Неферит с удовлетворением.

Дальше просматривался колонный зал, уходящий во тьму.

– Лампы взяли? – спросил Роксолан.

Девушки Кадешим кивнули разом.

– Масла припасли? Запаливай!

Разгорелись лампионы, и экспедиция тронулась в путь. Сергий почувствовал волнение – они приближались к цели своих исканий. Похоже, его товарищи ощущали примерно то же.

– Как сюда Зухос рвался! – сказал Искандер с удовольствием.

– А мы первые! – расплылся в улыбке Гефестай.

Могучие колонны разомкнули строй и вывели в круглый зал, посередине коего возвышалась статуя бога Тота, задиравшего длинный клюв.

– Это где-то здесь! – сказала Неферит, двинувшись к стене.

Десять узких входов прорезали стену, проводя в квадратные помещения, обрамленные колоннами из гранита. Сергий заглянул в первую от входа комнату. Вдоль ее стен валялись деревянные полки, упавшие со стен. Груды хрустящих папирусов заваливали пол. В углу стоял открытый сундук из дерева нартекс, полный гладких дощечек, похожих на иконы, и так же разрисованных. Это были древние карты. Искандер, дрожа от жадности, тут же прилип к ним.

Другая комната была заставлена горшками, полными трухи. Только из одного еще торчал пучок трав с мелкими листьями, но когда Сергий подошел ближе, травы рассыпались в пыль.

– Гербарий… – буркнул Лобанов.

– Сергий! – позвала Неферит.

– Иду! – откликнулся он.

Паллакиду он обнаружил в четвертой по счету комнате. Неферит сияла.

– Все на месте! – воскликнула она с радостью. – Вот руководство, – девушка показала на стену, к которой была прикреплена гранитная доска с вырезанными на ней иероглифами, – а вот все составные части!

Широким жестом она провела в сторону разноразмерных сосудов с притертыми крышками.

– И что тут? – подозрительно принюхался Сергий.

– Смола деревьев, которые уже нигде не растут, – торжественно перечисляла Неферит, – порошок из бивня единорога, соль, выпаренная из воды, бьющей из горячего источника… – Она запнулась и проговорила смущенно: – Я не разобрала только, где этот источник – то ли в глубокой пещере, то ли на дне мелкого залива, куда может донырнуть хороший собиратель губок… Высушенная и растертая кожа с ноздрей ужасного мантикора, – продолжала паллакида, – и еще, и еще… Тут много всего! Теперь надо только добавить воды, прокипятить средство и дать отстояться, пока не остынет…

– Неолитический «Юпи»! – ухмыльнулся Эдик. – «Просто добавь воды!»

Неферит, не поняв Чанбу, на всякий случай фыркнула.

– Готовь тогда зелье, – улыбнулся Сергий. – Не будем тебе мешать… Позовешь, когда остынет.

– Ладно!

Лобанов прошел в пятую комнату, заваленную камнями всех цветов и оттенков – зелеными, как лист пальмы, красными, как коралл, черными, как уголь, синими, как вечерние сумерки, прозрачными и непрозрачными, блестящими и матовыми. В камнях самозабвенно копался Гефестай, припомнивший свое увлечение геологией.

– Чего нарыл? – склонился над ним Сергий.

– У-у… – протянул Гефестай. – Чего тут только нету… Все, правда, в куче, свалено, как попало, ни бирок, ничего… Собирали минералы по своему хотению! Блестит – сюда его… Но такие каменюки попадаются… Гляди! – он взял в руки изрядный кусок ломкой породы с голубоватым отливом. – Это кимберлит! Алмазоносная хреновина из Южной Африки! Тут, если поколупать, мелкие алмазики выковыриваются… Нет, ты представляешь?!

– Что там – Африка! – подошел Искандер. – Вон, Мне тут Уахенеб перевел маленько… – Тиндарид показал старинную доску, исписанную красками и покрытую мелкими значками. – Они в Америку плавали! Кто там жил в то время? Тольтеки? Или ольмеки? Вот откуда у индейцев пирамиды! Прав был Хейердал, я всегда говорил!

Сергий обернулся, заслышав оживленный щебет девушек Кадешим, и улыбнулся ласково. У девушек были свои открытия – они примеряли древние украшения – диадемы и колье, бусы, браслеты, пекторали. К Лобанову, дразняще покачивая бедрами, приблизилась Неферит. Ее лебединую шею украсило широкое ожерелье из лазурита и белого сирийского агата-яхалема.

– А это – для тебя! – сказала девушка, держа на ладонях увесистую шейную цепь из золотых скарабеев. Не слушая возражений, Неферит увила цепью мощную выю Лобанова. – Тебе идет!

Девушки Кадешим обрадовались и притащили целые ворохи драгоценностей. Стали примерять их на особях мужеска пола – особи слабо отбрыкивались, но девушки были очень убедительны.

– Развели тут матриархат… – бурчал Искандер, ощупывая одной рукою витую гривну на шее, а другой касаясь щеки, где еще краснел след губ Юдифи.

– А чем тебе матриархат не по нраву? – ухмыльнулся Кадмар, поглаживая торквес, тихо побрякивавший на груди.

– Я плохо себе представляю, как бы я жил в мире, где правят женщины!

– А я почему-то уверен, – сказал Сергий, – что женщины не унижали в то время мужчин так, как мы унижаем их сейчас. Просто ты представляешь себе матриархат как царство феминисток. Это отражение в кривом зеркале, Искандер. Феминистки – это крикливые дамочки, мужеподобные уродины или накачанные уродки. Или хорошенькие дуры, настолько закомплексованные, что боятся мужчин и требуют полного равенства! Они стесняются своих тел, стыдятся своего пола и зачем-то перенимают нашу вульгарность, но агрессивно не принимают биологической истины. А она в том, что мы разные, мужчины и женщины! Феминистки очень любят сравнивать женские и мужские мозги и доказывать, что весят они одинаково. Только при чем тут вес? Дело же не в количестве, и даже не в числе извилин, а в содержании! Мы более рациональны, а они эмоциональнее, мы берем логикой, они – интуицией. Но это же не значит, что мы обязательно лучше, а они хуже. Мы разные, и все! У нас разное предназначение – биологически! – а феминистки биологию отвергают, поскольку она их, дескать, оскорбляет. Знаешь, я, бывало, злился на них, но быстро остывал. И даже начинал жалеть. Ведь феминистка, протестуя против женского начала, сама себе отказывает в счастье. Глядишь на такую убогую, и думаешь: «Господи, ведь, вроде все у нее на месте, чего ж она бесится?» Феминизм – это болезнь, это ненормальность. Жаль, что не лечится…

– Может, ты и прав… – промолвил Искандер. – У меня, действительно, какое-то не такое восприятие матриархата. Так а откуда мне было узнать правду? От тех времен остались крохи, следы, обрывки. Уж очень давно все это было! И кто расскажет правду? Жрецы? Так они давно уже служат мужским богам… Чего б им правду говорить – себе во вред?

– Я это себе так представляю, – взял слово Эдик. – Жили мы были в пещерах, охотились, огонь добывали… Бывало, кокнем мамонта, и все – перекур, мужики! А женщины тушу и разделай, и сволоки до пещер, и приготовь из того мяса обед. И вот однажды сидели они, женщины племени мумбу-юмбу, у реки, стирали меховые подштанники, и думали. И придумали! Огородили бережок, посеяли злаки. Поставили изгородь на лугу, развели коров. Мужики-то поначалу хихикали, ну, и дохихикались, попали женам под пяту! Под пяту – это потому, что еще каблуков не знали… И пошло дело! Охотники переквалифицировались в пастухов и пахарей, и все молились Великой Богине!

– У нас ее Реей звали, – припомнил Искандер, – а еще Кибелой…

– А у нас, – вступил Акун, – Великую Богиню именовали Купалой! Она еще Мировое Древо высадила, корни его в преисподнюю прорастали, а крона в садах Ирия тень отбрасывала, где души безгрешные живут…

– А мой народ, – сказала Саджах, – знает иное имя – Ашторет. Или Иштар…

– Похоже чем-то на Исет! – сказал Эдик. – Правда, Неферит?

– Похоже, – согласилась паллакида и объявила: – Снадобье готово, можно принимать!

– И что будет? – подозрительно принюхался Гефестай.

– Никакому Зухосу тебя не подчинить уже, сам кого хочешь подчинишь!

– И долго действует?

– Одну луну.

– Четыре недели, – перевел Сергий.

Неферит, вдвоем с Сарой, вытащила золотой котел, стенки которого были сплошь в мелких выпуклых изображениях – зверюг, пичуг, людишек. Варево было прозрачно, только по поверхности его плавала радужная пленка, а на дне колыхалась муть.

– Сергию первому!

Неферит осторожно зачерпнула из котла серебряным стаканчиком, и протянула Лобанову. Сергий принял посуду и поднес ко рту.

– Остограммься, босс! – ощерился Эдик.

Сергий усмехнулся и выпил.

– Как на вкус? – спросил Искандер.

– Не разобрал, – пожал плечами Сергий. – Минералка как минералка… Нарзан без газа.

Вторым причастился Искандер. Выпил Гефестай. Хлебнул Эдик.

– Что-то я ничего не чувствую, – сказал Чанба с подозрением.

Картинно вытянув руки к Регебалу, он проговорил замогильным голосом:

– Спа-ать! Спа-а-ать!

Регебал – брык! – и откинулся к стене. Захрапел.

– Ух ты! – растерялся Эдик. – Действует!

– Дождешься… – пробормотал Регебал, и гомерический хохот сотряс святилище Тота.

Средством обнесли девушек Кадешим. Дошла очередь до Кадмара. Выпив, он поморщился. А потом побледнел вдруг и грохнулся на пол.

– Что с тобой?! – кинулась к нему Мельха. – Воды!

– Яду мне, а не воды! – промычал Кадмар, завозив лицом по плитам пола. Обхватив руками голову, он завыл.

– Кадмар! – сказал Сергий, склоняясь к галлу. – Ты чего? Привиделось что?

– Если бы! – с отчаяньем проговорил Кадмар.

Он поднял искаженное лицо и сел, закачавшись из стороны в сторону. Все молчали в полной растерянности. И в этом молчании Кадмар заговорил, глухим, напряженным голосом:

– Я с самой Александрии служил Зухосу! Он подчинил меня еще в Серапейоне, когда мы с Уахенебом подслушивали его разговор с Пандионом. Уахенеб ушел вперед, а я замешкался, и тут выходит он… Зухос поднял руку, и сказал… Я не помню, что он сказал, но я все ему тогда выложил – и сколько нас, и откуда мы, и зачем. И он приказал мне следить за вами, и докладывать – лично или через доверенных людей. И я докладывал! Это я тебя сдал в Мемфисе, когда Зухос схватил тебя и схоронил в пирамиде. Я! И в Гермополе… И в Фивах, когда вас схватили, это тоже была моя работа!

Кадмар вцепился руками в пышную шевелюру, и застонал. После недолгого молчания Сергий сказал негромко:

– Схватили нас, в том числе и тебя, Кадмар…

– Что это меняет? – тоскливо вздохнул галл.

– Ну, кое-что меняет. Во-первых, Кадмар, на твоем месте мог оказаться любой, кроме меня, но то, что я могу воспротивиться Зухосу, не моя заслуга. Просто я таким родился! Во-вторых, ты не все докладывал Зухосу. Ты не говорил ему главного! Он до последних дней не знал, что идет по ложному пути, а мы подбираемся к Хи-ку-Дхаути.

– А теперь, – тихо дополнила Неферит, – ты принял зелье, и оно освободило тебя от заклятья… Больше Зухос не властен над тобою!

– Но я был, – взвыл Кадмар, – был предателем!

– Не по своей же воле! – воскликнул Эдик, потрясенный рассказом. – Вот если б ты сам, добровольно пошел Зухосу служить, тогда другое дело. А так…

– Короче, Кадмар, – улыбнулся Сергий, и хлопнул галла по плечу, – не хнычь. Все путем! Нам всем было трудно, но тебе пришлось туже всех. И хватит об этом. Тема закрыта!

– К-как? – растерялся Кадмар. – Ты не убьешь меня?

– Как-нибудь потом, – ухмыльнулся Сергий, – выберу время…

– Пошли, «косматая Галлия»! – заорал Эдик. – Накидаем Зухосу пачек!

Кадмар заоглядывался, улыбаясь жалко и растерянно. Приподнявшись он ударил в грудь кулаками, хотел что-то сказать, но задохнулся. Регебал сказал, посмеиваясь:

– Клянусь Замолксисом, «Крокодил» тебе здорово мозги загадил. Спасибо Неферит – промыла!

Контуберний грохнул в семь глоток. Девушки Кадешим, не сведущие в науке и не слыхавшие об открытии Герофила, вежливо похихикали.

– Собираемся и уходим! – скомандовал Сергий.

– А можно, мы это оставим себе? – робко спросила Саджах, трогая бусы из крупных розовых жемчужин.

– Можно, – великодушно сказал Сергий.

– Неферит! – подал голос Эдик. – А когда оно подействует?

– Потерпи, – строго ответила Неферит. – Средство уже действует (при этих словах Кадмар тяжко вздохнул).

Внезапно Сергий ощутил сильный толчок – будто кувалдой по пяткам ударили. Зашатались гигантские колонны, заскрипели массивные архитравы, качаясь под потолком. Вниз посыпались камешки и пыль. Низкий гул прошелся по залам храма.

– Землетрясение! – крикнул Эдик.

– Это нас наказывает бог! – горестно воскликнула Саджах, порываясь снять с себя драгоценности.

– Не трогай! – свирепо сказал Сергий. – Бегом отсюда! Неферит, где средство?

Девушка на бегу показала золотой кувшинчик.

– Береги!

– Берегу!

Все кинулись вон из храма. И вовремя. Едва Лобанов выскочил в лесок, земля задвигалась под ногами. Зашатались деревья, некоторые с треском повалились, оголяя щупальца корней. Ближний холм качался так, что с вершины его сползла земля. Храм Тота тяжко качался из стороны в сторону, издавая глухой рокот и гул – огромные каменные глыбы бодались друг с другом, выбивая облачка пыли и швыряясь размолотыми камешками. Может быть, храм и устоял бы – центр тяжести у египетских зданий располагался низко. Покачалось бы капище, да и замерло в равновесии. Но тут снова пошел сейсм, уже не вертикальные волны ударили, а горизонтальные, и так шатнули храм, что тот накренился всею своей колоссальной массой, подрожал в мертвой точке, и медленно, неотвратимо рухнул.

Никто из людей не смог устоять на месте, попадали все. Сергий ляпнулся на задницу, быстро перекатился, встал на четвереньки, попытался встать и снова упал.

– Уходим! – закричал он, но мало кто услышал его приказ – хтонический зык Земли заглушал все на свете.

Поднимаясь и снова падая, друзья и подруги побежали к туннелю. Скалы, окружавшие Хи-ку-Дхаути, начали раскалываться, расслаиваться, и грохочущий камнепад обрушился на лес, погребая деревья.

– Как дворец Кащея Бессмертного в хэппи-энде! – скороговоркой выдал Эдик.

Сергий ничего не ответил ему. Первым ворвавшись в туннель, он помчался, спотыкаясь, к огромной глыбе, что затыкала туннель подобно пробке. «Не дай бог, заклинит!» – мелькнуло у него.

– Гефестай!

Сыну Ярная не надо было долго объяснять суть дела. Он яростно навалился на глыбу и повлек ее на себя, выкатывая из проема. Туннель сотрясался, по гладкому потолку шли трещины, дымясь горячей пылью.

– Девушки! – заорал Сергий. – Выскакиваем! Живо!

Девушки не стали спорить. Попискивая и вжимая головы в плечи, они стайкой вылетели в Ленточный каньон. Сергий по статусу вышел последним.

Досталось и каньону – дорогу загораживали рухнувшие глыбы, щебень и камни рушились пыльными потоками.

– Бегом! Бегом! – завопил Сергий, и кинулся догонять своих, прикрывая голову.

Когда он поравнялся с Эдиком, тот прокричал:

– Я такое в кино видел! В «Золоте Маккены»!

– Чеши вперед, Маккена!

«Маккена» почесал. Слава богам, никого не задело и не ранило, отделались синяками и ссадинами. Первым мчался Гефестай. Вынесшись из устья каньона, он резко затормозил, и выхватил меч-кепеш.

Подбежав к нему, Сергий понял друга – перед контубернием и девушками Кадешим стояли, пригнувшись, выставив палки и копья, десяток нубийцев. Глаза их были округлены от ужаса, и черные зрачки страшно вращались, выпячивая белки.

– Тахарка?! – воскликнул, выходя вперед, Искандер. – Это ты?

Крепкий нубиец, стоявший впереди, сильно удивился и выпрямился, опуская копье.

– Кандер?! – изумился он. – Ты живой?!

– Поживее других! – рассмеялся Тиндарид. – Ты это куда собрался?

– Мы уходим, – ответил другой нубиец, худощавый и высокий, с ритуальной татуировкой на щеках и лбу, – люди Ахавера хотят убить нас! Мы хотим убить их, но нас мало…

– Ахавер? – удивился Сергий. – Ага… Так это он все замутил?

– Ахавер говорил: «Убивайте римлян!» – быстро заговорил Тахарка, – и мере послушались его, и стали убивать, когда задрожала земля и стена упала…

– Вот же чмо приблудное! – яростно выразился Эдик.

– Вот, всегда говорил, – вздохнул Сергий: – «Не спеши творить добро!»

Со стороны шене донеслись воинственные крики.

– Мере идут? – недобро прищурился Лобанов.

– Они нашли вино… – словно оправдывая бывших узников, пробормотал Тахарка.

Из-за скал выбежала толпа возбужденных оборванцев. Живописное зрелище! Некоторые так и бежали, как жили и работали – в грязных набедренных повязках. Другие приоделись в римские туники и даже нацепили доспехи – лорика сегментата. А кое-кто бежал голяком, но в шлемах.

– Так, – быстро сказал Сергий, выхватывая кепеш, – вы с нами или против нас?

– С вами! – выпалил Тахарка, пуча глаза.

– Вперед! Мечи к бою!

Мере, завидев врага, подняли крик. Когда же они разглядели девушек, то взревели. Впереди бежал Ахавер, махая гладиусом. Бежал не по прямой, а по замысловатой синусоиде, удерживаемый в вертикальном положении давлением винных паров.

– Перекрываем устье! – скомандовал Сергий.

Все, в том числе и нубийцы, отступили на десяток шагов, закрывая устье каньона. Ахаверцы, сочтя это за отступление, воодушевились.

– Бей! Бей! – вопили мере. – Девки! Бей! Га-га-га!

– Дурдом! – пробормотал Эдик.

Искандер, вооружившись двумя мечами, выдвинулся чуток вперед, Приятель Тахарки, Эзана, наложив стрелу на лук, встал сбоку от него.

Мере налетели толпой, гоня перед собой волну вони и перегара. Грязные тела, безумные красные глаза, раззявленные беззубые рты, изрыгающие лексический мрак, – все это не будило в Сергии чувства жалости и сострадания. Хотелось просто убрать эти человеческие нечистоты, закопать, чтобы не воняло, и долго-долго отмываться после победы.

Лобанову достался Ахавер. Рубил мере гладием без особого умения, но остервенело, не заботясь о защите. Роксолан не стал с ним чикаться – отрубил руку с мечом.

– Хлеб сожрал? – крикнул он. – Закуси!

И проткнул Ахавера древним кепешем. Тут же выдернул, и рубанул направо, выпуская внутренности голому долгаю в блестящем шлеме и со стоячим членом.

– Охолонись!

Искандер показывал чудеса ловкости, орудуя сразу двумя мечами. Вот он одним ударом отрубает противнику руки, левым мечом протыкает безрукого, а правым отбивает удар копьем. Копьеносец падает, схлопотав стрелу от Эзаны.

Гефестай работал секирой, помахивая ею, как деревяшкой – там голову снесет, тут грудину вскроет.

Эдик оплошал – подставился коренастому мере с копьем. Вперед ринулся Кадмар и перерубил древко. Обратным движением уделал копейщика.

Акун и еще пара нубийцев вскочили на большую глыбу, отвалившуюся от стены каньона после землетрясения, и оттуда обстреливали мере – быстро и метко.

А Регебал с Уахенебом даже вырвались вперед, тесня мере на левом фланге – их кепеши так и мелькали, гоняя высверки и мельканья.

Тут и девушки Кадешим сказали свое веское слово – камни полетели в мере, брошенные с силой, и попадали исключительно в виски. Мере падали, как подкошенные. Но оставалось их все же очень много – сотни две, как минимум.

– Бей! Бей! – вопили из толпы бунтовщиков.

– Девки! Девки! – орали озабоченные.

– Смерть им! – надрывались самые распаленные. – Смерть!

Неясно, сколько бы длилось это представление на театре военных действий, но тут в спину мере ударили римляне. Полная кентурия, крича «Бар-pa! Барра!», набросилась на вышедших из повиновения и человеческого подобия.

Пьяные мере не сразу осознали, откуда пришла погибель, а когда протрезвели, то не дрогнули, но продолжали бой силою отчаяния, ибо победа им более не светила, а вот казнь приобретала вполне реальные очертания. Но что такое жалкие мере для обученных легионеров? Бой превратился в бойню, и очень скоро римляне в забрызганных кровью латах вышли к устью каньона.

– Кто такие? – проорал разгоряченный солдафон, тыкая мечом в Сергия, как указкой.

Лобанов провел молниеносный прием, которому его обучили еще в гладиаторской школе – ударил по гладию кепешем, закрутил и вышиб. Гладий мелькнул рыбкой и уткнулся в песок.

– Мы сопровождаем жриц храма Исет, – холодно ответствовал Сергий, – и рады» что вы помогли нам унять эту шайку.

– Жриц, говоришь? – глаза солдафона зло сощурились.

Сергий тяжело посмотрел на него. Лицо легионера обессмыслилось, кулаки его разжались и он отступил назад на сгибавшихся ногах. «Действует!» – усмехнулся Сергий.

Сквозь толпу любопытных и шумных римлян пробился кентурион.

– Сергий! – заорал он. – Сергий Роксолан!

Что-то знакомое Лобанову проявилось в лице кентуриона, давнее. Рим… Первый день на воле… Драка с преторианцами, плавно перешедшая в стычку с батавами.

– Луций Мединий! – вырвалось у Сергия.

– Узнал! – захохотал Луций. – Один момент…

Он зычным голосом распорядился, чтобы легионеры обыскали каструм и шене – всех, кто жив, умертвить, а о мертвых позаботятся птицы.

– По-хорошему если, – проворчал Луций, – их бы на кресты всех, да не выйдет, дерево здесь дорого!

– А кого ссылали в этот шене? – невинно спросил Сергий.

– Да всякое отребье! – поморщился Луций. – Грабителей, убийц, насильников, фальшивомонетчиков… Ты лучше скажи, как сам-то здесь оказался?

– Тайная миссия! – ухмыльнулся Сергий.

– Молчу, молчу! – рассмеялся Луций. – И даже не завидую! Платят вам, конечно, побольше, но уж слишком много приключений на афедрон!

Разговаривая в манере трепа, они дошагали до смердевшего шене, где и расстались – Луций Мединий пошел строить и школить свою кентурию, а Сергий Роксолан повел оба контуберния – «мальчиковый» и девичий – к Великому Хапи, по знакомой уже дороге, пройденной дважды. Десяток нубийцев плелся позади, не решаясь ни обогнать, ни отстать, ни рядом пойти.

– Эзана! – позвал Сергий.

Нубиец встрепенулся и подлетел с резвостью солдата-первогодка.

– Ответь мне, Эзана, вот на какой вопрос… Вас сюда за что загнали?

– Мы не воры! – гордо вскинул голову нубиец. – Мы воины! Царица Аманишакете послала нас в бой, мы долго воевали с римлянами и попали в плен. Царица помирилась с вашим императором, а о нас забыла…

– Возможно, – сказал Лобанов, – просто сочла погибшими.

– Наверное! – ободрился Эзана.

– Вот что, – задумался Сергий. – Я тоже не вор, я воин. Мой враг – Зухос. Слыхал, небось?

– Кто же не слыхал о Том-Кто-Велит! – округлил глаза черный воин. – Но это не враг. Враг – тот, кого можно победить. Зухоса победить нельзя!

– Ошибаешься! Я уже второй месяц играю с ним в прятки, а теперь намерен сыграть в догонялки! Я буду гнать его, как паршивого пса, пока не настигну и не запинаю до смерти! Это мое задание, и я его выполню. Ты вольный человек, Эзана. Ты можешь вернуться на родину сейчас, а можешь… чуть позже, сперва подсобив мне. Хорошие лучники мне не помешают… Что ты выберешь, Эзана?

Нубиец сперва поклонился.

– Благодарю тебя, – сказал он пафосно, – что не отдал нас римлянам. Ты сохранил нам жизни, и как же мы можем показать тебе наши спины? Мы готовы служить тебе и сразиться даже с Тем-Кто-Велит.

Сергий протянул Эзане руку, и нубиец, сохраняя достоинство, крепко пожал ее в древнем мужском жесте доверия и дружбы.

Почти сорок человек вместил барит. Места хватило всем, а, главное, было кому занять скамьи гребцов.

– Вопрос: где искать… – Сергий усмехнулся. – Того-Кто-Велит?

– Зухос должен быть в Уасете, – уверенно сказала Неферит, – у него договор с Иосефом. Зухос погнался за своей мечтой, но Властелином Мира так и не стал, только время потерял зря. Он и так опаздывает – скоро праздник Опет, а потом вода спадет и начнется время Посева. Тогда он никого не заманит идти на войну, все разбегутся по делянкам, не поможет и сэтеп-са…

– Ясненько… Уахенеб! Курс – на север!

Внезапно Сергей почувствовал, будто его тело растаяло. Ни одного касания не доходило до мозга. Он попробовал шевельнуть пальцем, но ничего не вышло. Зато его нос картошкой вдруг четко отличил сотни запахов – пахло даже ожерелье на шее Неферит. Он услышал мысли Акуна и мысли Эзаны, что торчал в трюме палубой ниже. Он увидел барку насквозь, у него мурашки пошли от залетных космических лучей, до ушей его донеслось громыхание сталкивающихся галактик, попискивание пульсаров и тревожный звон квазаров… А потом все пропало, и он увидел над собой бледное лицо Неферит.

– Что с тобой, Сергий? – тревожно спрашивала девушка.

– Не знаю… – признался Сергий. – Наверное, твое зелье по мозгам ударило…

– Что, босс? – ухмыльнулся Эдик. – В экстрасенсы записался?

– В экстраскунсы… – буркнул Сергий.