Каспийские просторы радовали покоем. Хазри задувал, колыша изумрудные валы с белой оторочкой пены, и наполнял паруса.

Лодья была тесна для сотни крепких парней – приткнуться негде, но Олег нашел себе местечко – устроился у борта в самом носу, на мягкой скатке запасного паруса.

Он сидел, разнеженно жмурясь, и тупо отдыхал, как кот, наловивший мышей.

Пончик сидел рядом на корточках – отдыхал от трудов праведных. Все утро он накладывал швы раненым, менял им повязки, поил маковым настоем.

Олег зевнул и спросил:

– О чем задумался, детина?

Шурик улыбнулся стеснительно и сказал:

– Ты не поверишь – о происхождении русского народа.

– Во! – удивился Сухов. – И что ж тебя подвигло на подобные размышления?

– Бытие, – ухмыльнулся Пончик и кивнул на палубу лодьи, где сидели и лежали варяги. Князю выделили место на корме, на сложенном вчетверо ковре, и Клык спал, задрав кверху бороду и издавая громовой храп.

– Я тут кое с кем познакомился, пока первую помощь оказывал, – продолжал Шурик. – Вон, гляди, тот, что у мачты, «лицо кавказской национальности». Его зовут Тагаур, сын Ира, он из асов. Был узденем, то бишь воеводой у касожского князя Алэджа. А вон, рядом с ним, тоже черный, с тремя косичками. Это Геза, сын Тотоша, мадьяр. А там, рядом с кормщиком, видишь?

– Который щит чинит? – уточнил Олег.

– Он самый. Это Шад, сын Имака, куман, иначе – половец.

– А чего он блондинистый такой? – удивился Сухов.

– Так потому и половец! От слова «половый», соломенный то есть.

– Понятно... И когда ты только успел их всех упомнить?

– Ну, так... – хмыкнул Пончик полыценно и продолжил с еще большим энтузиазмом: – А вон Пуреш, сын Чекленера, он был азором, выборным вождем в племени арису... Наверное, это летописная эрьзя. А то – Исавар, сын Баттхара, алан из Магаса, служил у нас, в Тмуторокане, теперь он у Клыка в дружине. Представляешь? И все они – варяги!

– Открытие сделал, – фыркнул Олег. – Ты б меня лучше спросил, я бы тебе то же самое сказал... Знаешь, что такое «варяги»? Это – «морские люди».

– То есть пираты... – заметил Пончик с ехидцей.

– Типа того, – легко согласился Сухов. – Они... то есть мы, вроде рыцарского ордена. Или какого-нибудь Берегового братства. Принимаем всех, годных к строевой службе... Только вот комиссию пройти не проще, чем в отряде космонавтов. И учебка еще... Не, тут параллели не срабатывают. Сам посуди – писаных уставов нет. Присягу мы князю-конунгу даем, но почему его слушаем? Не потому, что он чином повыше, а потому, что князь – первый среди лучших, ему-де сами боги помогают.

А знаешь, что самое поразительное? У князей очень маленькие дружины. Пятьсот человек – это уже очень много, а тысяча – так вообще. Но эти мелкие гриди города берут с наскоку, королей гнут!

– Ничего... – протянул Пончик с грустной улыбкой. – Скоро тут все повступают в новые производственные отношения, установят феодализм с человечьей мордой, всякое княжье во вкус войдет, станет командиров за взятки назначать. И придет вашему братству кирдык...

Олег хмыкнул и сказал лениво:

– На мой век хватит...

Он полюбовался добытым скимитаром и принялся любовно чистить блестящий металл. Неожиданно его вниманием завладел самый незаметный член экипажа – толмач Саид. Тот впал в беспокойство, засуетился, поглядывая на солнце, и вытащил драный молитвенный коврик. Постелил, стал на колени и принялся поклоны отбивать в сторону Мекки.

Вот вам пример эволюции веры, подумал Олег. Иудеи, христиане и мусульмане верят в одного и того же бога, только с разных позиций. Можно ли говорить, что христианство устанавливает единобожие? Говорить можно, а на деле целый пантеон – Бог Отец, Бог Сын, Дух святой. Богородица. И Сатана – чем не бог зла? Плюс двенадцать апостолов, плюс легион святых и угодников. Святой Илья на небесной колеснице разъезжает, изображая громовержца, Святой Петр, по слухам, вахтером при райских вратах состоит... Прав был Фома – верую, ибо абсурдно. А вот Мухаммад избавил новую веру от парадоксов. У него все четко – нет бога, кроме Аллаха, и он – пророк его. И точка. Иисуса-Иссу он уважает, но лишь в пророки записывает.

Может, и ему, Полутроллю, обрезание сделать? И кланяться Аллаху по пять раз на дню?

Олег усмехнулся. Иногда ему видятся прохладные и гулкие нефы храма Божьего, с россыпью свечей, с пением псалмов за кадром – то ли в кино такое видел, то ли из детства воспоминание, когда с бабушкой Феней в церковь на Пасху хаживал. И это находит некий отклик, будит что-то в душе. А вот мечеть для него чужда.

Восточной экзотикой отдают гортанные призывы муэдзина, возносимые с минаретов, и почему-то сплетаются в сознании с просветленной улыбкой Будды. Хорошо, что стремящиеся к нирване исповедуют непричинение смерти живому, но и этот путь не для Олега. Не испытывать желаний, дабы не страдать? Спасибо. Куда лучше удовлетворять желания по максимуму, тогда и страдания сведутся к минимуму...

После полудня на юге прорезалась темная полоска земли – показался Апшерон. Варяги оживились, хотя до цели было еще далеко.

– Нафта, – довольно проговорил князь Инегельд. – Страна Огней!

Лодьи повернули к юго-востоку, пробрались меж островками, обогнули вытянутый к югу длинный мыс и взяли курс на запад.

– Земли здесь никудышные, – бубнил Саид, – зато озера соленые и сотни колодцев с земляным маслом – тут ее нафтой прозывают. Целые озера нафты! Все на этом живут – солью торгуют и черным соком земли...

– Да на кой он нужен, тот сок, – пренебрежительно проговорил Клык.

– Ой, не скажите, нафта – известное лекарство, а еще она хорошо горит.

– Вот это другое дело. Надо будет запастись этим самым маслом земляным, набрать его в горшки и фитили присобачить. Арабы так делают. А что? Хлопнешь вражине о палубу пару горшочков, и все, сгорел корабль, к такой-то матери!

Ближе к вечеру открылась синяя бухта, вытянутая подковой. К ней сбегало нагорье – всхолмленная серо-желтая земля с клочковатыми кустиками тамариска. Крепость Баку не была видна – видеть ее мешали несколько островков.

– Правь на острова! – скомандовал Боевой Клык. Светлый князь стоял на носу, жадно вбирая в себя воздух, ощутимо пахнущий нефтью. – Закрепимся рядышком!

Лодьи направили свой бег к плоскому острову. Низкий песчаный берег, тут и там в пятнах бурых кустиков верблюжьей колючки, возвышался лишь в одном месте, где за зубчатой стеной прятался храм огнепоклонников. Но самое замечательное зрелище открывалось на скалах, из которых били малиновые фонтаны неугасимого огня – газ, сочащийся из пропитанных нефтью недр, сгорал тут веками и никак не мог погаснуть.

«Флагманская» лодья обошла остров справа, и глазам варягов открылась странная картина – десятки кораблей были причалены к берегу, а у ворот храма шла настоящая драка – добрая сотня мусульман теснила жалкую кучку истощенных зороастрийцев. Толпа размахивала палками, лопатами и ломами. Ветер донес вопли:

– Бей нечестивцев!

– Инша-а-ала!

– Все во власти Аллаха!

– Велик Аллах! Омин!

Когда в поле зрения погромщиков показались русские лодьи, крики подутихли. Толпа сперва оцепенела, узнавая полосатые паруса, а после очень резво кинулась к своим плавсредствам и дружно отчалила. Неповоротливые купеческие корабли едва двигались, подгоняемые ветром и силою гребцов.

– Во несутся! – воскликнул молодой боец Фудри Московский, выходец из маленькой крепостцы, затерянной в дебрях между озером Серегер и рекою Итиль. Варяги не шибко тиранили добра молодца, но и спуска ему не давали. Однако на этот раз замечание «солобона» было встречено хохотом – уж больно потешно гляделись арабы, неумело загребавшие воду залива.

Шестнадцать лодий, одна за другой, причалили к берегу с подветренной стороны, и их экипажи сошли на землю, плюхая по мелкой воде.

Огнепоклонники попрятались по кельям, а их главный жрец-эрбад залез в комнатку-баланхону, помещавшуюся над входным порталом. Русы повытаскивали всех и привели к князю.

Олег только головой покачал – зороастрийцы так увлеклись умерщвлением плоти, что представляли собой душераздирающее зрелище. Немытые волосы, белые от пыли, торчали во все стороны. Худые тела изгибались под весом двухпудовых цепей, а на спинах серели обширные участки омертвелой кожи – фанатики подолгу лежали на негашеной извести.

– Большие приветы, – прогундосил эрбад на корявом русском, – от нас до вас большие радости-встречи...

– Не ври, – добродушно сказал Инегельд и огляделся.

Храм окружала зубчатая стена, пятиугольная в плане, а посередине стояла квадратная ротонда, в которой пылал «худи-суз» – «сам по себе горящий» газ, вырывавшийся из трещин в известняковой плите.

– Неплохо вы тут устроились, – оценил князь обстановку. – Короче. Придется вам потесниться – мы тут лагерем станем. Понятно?

– Ахурамазда будет недоволен... – проскрипел эрбад, и огнепоклонники дружно закивали нечесаными головами.

– Не будет! – отрезал князь. – Эти, из крепости, пришли сюда разгромить храм. Так? Так.

При этих словах жрец затрясся от злости и прошипел в сторону Баку:

– Пусть у них потухнут очаги!

Огнепоклонники содрогнулись – подобное пожелание было страшным проклятием и самой черной бранью. Легче смерти пожелать.

– Пусть, – согласился Клык. – И мы их накажем, богохульников. Понял, старик? Они – ваши враги, а мы враги им. Значит, мы для вас кто? Правильно, друзья! А друзьям надо что? По-мо-гать! Вот ты и подскажи нам, как пробраться в крепость незаметно.

Ярлы и княжич Халег согласно закивали.

– Вокруг крепости есть слободы, – сказал ярл Олав Лесоруб, – но оттуда все уже, наверное, сбежали и спрятались за стенами. Вместе со всем своим добром!

– Можно, конечно, пойти на приступ, – рассудил ярл Рогволт Глубокозадумчивый, – но сколько мы положим наших?

– А главное, зачем? – энергично поддержал его ярл Вуефаст Дорога. – Мы отправились грабить Ширван, а не этот Нефтяной берег. Нас ждет Шемаха – там горы шелка! Что нам этот Баку?

– Верно! – подвел черту князь Инегельд Боевой Клык и вновь обернулся к главному жрецу: – Выкладывай, старик, выкладывай все, что знаешь.

Эрбад задумчиво пожевал губами и вымолвил:

– Есть одна проход... На южная стена иметься такой труба, он спускает воду в ров... Идти надо ночью.

– Покажешь! – сказал Клык и так хлопнул жреца по тощему плечу, что тот аж присел. – «Чертова дюжина»! – заорал он. – Готовься!

– Всегда готовы! – осклабился Олег.

– Шатры ставь!

Пока молодежь устанавливала шатры, Сухов прогулялся по храму. «Вот тебе, богоискатель, еще одна вера, – подумал он. – Есть Ахурамазда, бог добра, и есть Ариман, бог зла. Ахурамазда вечно мутузит Аримана, тот дает сдачи. Понятная такая система...

– Ом-м! – послышался внезапно негромкий голос, тянущий глубокую согласную. – Ом-м-м!

Рука Олега непроизвольно дернулась к мечу, но он вовремя разглядел в тени одинокой кельи этакого седобородого патриарха в длинной тунике и варварской безрукавке из меха. Патриарх сидел на расстеленной шкуре снежного барса: пятки поверх колен, ладони дошечками, одна над другой, веки полуопущены. Буддист, что ли?

Заинтересовавшись, Сухов подошел ближе. Патриарх открыл глаза, и Полутролль поклонился старцу, сложив перед собой ладони по восточному обычаю.

– Я не следую путями Колесниц, – сказал тот на плохом арабском, намечая улыбку.

– Колесниц?

– Будда указал два пути – узкий путь Малой Колесницы для избранных и широкий путь Большой Колесницы для всех. По этим путям идут многие, спасаясь от иллюзии и раздвоенности сансары, но я не следую им.

– Тогда какому богу ты молился?

– Единому, – кротко улыбнулся патриарх. – Любая вера хороша. Все боги ведут к Единому: Шива и Брахма, Ахурамазда и Христос. Имена богов исполнены активной мощи. Властелин Шива и властелин Зевес – лишь разные проявления Единого, все боги восходят к нему. Из него, вечного, проистекает все, что движется и что неподвижно, все небесные тела, пространство и время. Единый – это безличностное начало, Абсолютная Истина и Великая Пустота... Только я не молился. Не внимает Единый человеческим молитвам – люди слишком ничтожны для него. Как мы равнодушно взираем на суетливых муравьев, так и нас самих воспринимает Великая Пустота. Наши души, как искорки костра жизни, гаснут в ее бесконечности, возносимые ветром смерти...

– Тогда что это было? Медитация?

– Я пытался увидеть истину и постичь себя, – ответил старец и прочитал нараспев: – «Пространство внутри сердца такое же огромное, как Вселенная. Именно в сердце заключены все миры, небо и земля, огонь и ветер, солнце, звезды, луна и молния». Так говорят Упанишады...

– Но если ты не молишься, а постигаешь истину, зачем обязательно обращаться к Единому?

– Знание торит дорогу спасения. Через знание приходит свобода от великой цепи кармы.

– Ах, кармы...

Патриарх кивнул, жмурясь от луча, проникшего в келью, но головы не отворачивая.

– Страшен закон кармы, – проговорил он, – даже боги подчиняются ему. Карма – это рабское странствие человека по круговороту смертей и рождений. Мы бредем по кругу сансары всю жизнь, рождаясь в муках и умирая в страданиях. Но только во временном теле человека дух способен освободиться от кармических уз. Это означает конец рождений и слияние с Абсолютом... Лишь тот, кто каждым поступком и помыслом приносит жертву Великой Пустоте, преодолев карму, избегнет плена материального мира...

– Ну-у... – протянул Олег. – Не уверен я, что этого плена так уж стоит избегать...

Патриарх тонко улыбнулся, смолчав.

– Ну ладно, – сказал Сухов. – Допустим, я хочу разорвать это ваше кольцо сансары и слиться с Абсолютом. Что мне, в святые податься?

– Преодоление кармы не требует святости. Да и что есть святость? Не совершение грехов? Этого мало... Ищущему спасения следует отказаться от заблуждений.

– Например?

– Например, не воспринимать себя обязательно принадлежащим к определенной семье или роду. Духовная сущность человека никак не определяется качествами его временного тела или отношениями этого тела с другими. Трудное искусство Акармы заключено в умении действовать, не вызывая своими поступками никаких последствий.

– По-твоему, это возможно? – усомнился Олег.

– Это самодовлеющая истина. Постичь ее способен лишь тот, кто освободился от всех материальных желаний, равно как от привязанностей и скорбей. Я пока несовершенен и недостоин и только-только осознал вечную связь с Высшей душой, источник которой – Великая Пустота. Но я продолжаю путь и надеюсь, что скоро увижу божество в своем сердце...

– Удачи! – пожелал Сухов.

«Не-е... – вздохнул он. – Не слиться мне с Абсолютом!» Куда ему от иллюзии мира? От заблуждений любви и дружбы?..

Часа в два ночи, когда небо на востоке еще даже сереть не начало, любимая лодья князя Инегельда, окрещенная «Соколом», отплыла в сторону матерого берега. Корабль шел без мачты, поэтому заметить лодейный силуэт на фоне темного моря было практически невозможно, а гребцы опускали весла плавно, без всплеска. И надо ли говорить, что на борту стояла полная тишина? «Сокол» подкрадывался сторожко, как хищник к добыче.

Вечером ярлы договорились, что на захват, кроме «чертовой дюжины» Клыка, пойдут еще по двое от каждой лодьи – всего сорок пять человек. А потом, когда этим сорока пяти удастся открыть ворота крепости, вовнутрь ворвется команда «Сокола». Она завяжет бой, а тут и остальные-прочие подоспеют, и Баку придет хана.

Олег, как и товарищи его по «чертовой дюжине», не сидел за веслом, берег силы для подвига.

Бакинцы будут настороже – это уже заметно. Вон, по всей стене коптят огни. Защитники крепости жгут нефть в огромных плошках-светильнях. Дрожащее оранжевое зарево светит недалеко, но вода во рву – почти вся на виду.

– Водичка там морская, – тихо давал вводную Турберн, – вливается по копанке с моря. Ров вырыт кругом, только вода в нем не везде, только со стороны берега и еще маленько с полуночного боку, где у них ворота. Дальше она не поднимается... В общем, так. Добираться будем вплавь. С моря – в копанку, из копанки – в ров, изо рва – в трубу. Жрец говорит, решетка там гнилая, выломать можно, только она вся под водой, а выныривать нам нельзя – арабы заметят. Только под самой стеной, где не видно. Поняли?

Бойцы серьезно кивнули, не заметные в ночи.

– Пора... – послышался голос князя.

Олег снял сапоги, проверил ножны с кинжалом – ни мечей, ни кольчуг не брали с собой – с грузилами не выплывешь.

– И чтобы без шума! – строго сказал Железнобокий, переваливаясь через борт.

Олег нырнул пятым, после Ивора, и поплыл к берегу, ориентируясь на свет со стен Баку. Канал, проведенный от моря к крепостному рву, он заметил по огненным бликам.

Рядом с Олегом вынырнул Пожиратель Смерти и рассмеялся тихонько.

– Дураки эти гуламы, – выговорил он. – Развели огонь, пялятся на пламя... Как после этого увидеть хоть что-то в ночи?

– Нам же лучше! – усмехнулся Сухов. – Поплыли?

– Поплыли!

Вода в канале была мутная, песок, поднятый забегающей волной, не оседал, плавал, покалывая кожу.

Во рву было поспокойнее, и Олег открыл глаза, различив над собой слабые отражения огней. Сориентировавшись, он подплыл к самой стене и осторожно вынырнул в «мертвой зоне». Турберн уже был здесь – морщился недовольно и обтирал рукою пышные усы, обвисшие двумя хвостиками.

– За мной! – прошептал Железнобокий и нырнул.

Олег последовал за ним, поплыл вдоль стены, ощупывая руками каменную кладку, пока не натолкнулся на плечо человека. Плечо шевельнулось и напряглось. Гулкий удар разнесся под водою, такой громкий, что Олег даже испугался. Выпустив бульки, он передвинулся и нащупал пальцами бронзовую решетку. Решетка шаталась, как гнилой зуб. Сухов вцепился в нее, упираясь ногами в камни, поднатужился... Рядом пристроился Малютка Свен. Напряглись мускулы, и решетка подалась. С громким скрипом разогнулись шипы, и Олега отбросило вместе с бронзовым изделием. Он выпустил решетку из рук и поспешно вынырнул, прислоняясь к стене. Вдохнул, провентилировал легкие как следует. А под водой уже было не протолкнуться – десяток за десятком проскальзывали варяги в узкую трубу слива.

Олег проник в круглый, выложенный кирпичами лаз в числе последних. Он проплывал шаг за шагом, брезгливо касаясь стенок, и старался не думать о том, какую именно дрянь сюда сливали.

Неясный шум его насторожил, а когда он вынырнул, то оказался в глубокой нише. В нишу не проникал свет десятков факелов, а зря. Снаружи шел бой – варягов, вооруженных одними ножами, встретили гулямы в полном боевом, со щитами, с мечами и топорами. С яростными криками они набрасывались на русов, русы гибли, но прихватывали с собой одного-двух гулямов каждый.

Малютка Свен, мокрый и злобный, трубно ревел, вертя отобранной секирой, и наносил такие удары, что никакое светило медицины уже не могло бы помочь его жертвам.

– Олег! – заорал Турберн, отбиваясь от наседающего араба. – Уходи! Все уходим! Нас тут ждали!

Засвистели стрелы. На глазах у Олега три «змеи битвы» пронзили грудь Карла Убийцы, одного из «чертовой дюжины». Карл захрипел и тут же заработал стрелу в глаз.

– Свен! Бросай секиру! Уходим!

– Щас я! Н-на, зараза!

Могучий удар вогнал секиру в грудь гуляма по самый обух. Вперед скользнул Ивор. Выхватив у падающего мертвяка меч, он заработал им с таким неистовством, что гулямы испуганно отступили. Один из них, схватился за горло, роняя оружие, и его руки, белые в полутьме, зачернели кровью. Тут же закачался другой, со смертным стоном выгнулся третий...

– Уходите! – крикнул Пожиратель Смерти. – Я прикрою!

Русы, огрызаясь, отступили, по одному скрываясь в трубе водостока. Нырнул и Олег. Грязная вода во рву, видимая из спускной трубы, светилась оранжевым – арабы лили горящую нефть на воду. Не вынырнешь!

Взглядывая на огонь, мятущийся у него над головой, Сухов мощно погреб к каналу. Слава арабам – растекшаяся горючка высветила темный провал – вход в канал. Олег устремился туда и вынырнул за порцией воздуха. В тот же миг вода коротко взбурлила от ударов стрел. Сухов поспешно скрылся в глубине, ощущая касание древка, прорвавшего рубаху. «Ничего, – думал он разрывчато, – ткань – не кожа... Ну, я вам еще устрою!»

Вынырнув уже в море, он распознал неподалеку мокрую фигуру Турберна, орущего в сторону моря.

Пока приближался «Сокол», рядом с Олегом выныривали остальные. С радостью он увидел живых и здоровых Ивора и Свена.

– Живем? – осклабился Сухов.

– Еще как! – разулыбался Малютка.

Если бы арабы оказались посмелее, они бы смогли покончить с диверсантами, но никто из гулямов не решился покинуть крепость – слава русских воинов по всем берегам Каспия была велика.

Мокрые варяги полезли в подваливший «Сокол», и светлый князь замысловато выругался – в атаку отправились сорок пять воинов, а вернулся тридцать один...

Унылые и злые, варяги собрались во дворе зороастрийского храма. На востоке горизонт едва посветлел, пепельной полоской отделив черное небо от темной земли, воины стояли в потемках, негромко переговариваясь. По ним перебегали малиновые отсветы вечного огня, то высвечивая хмурые лица, то бросая на них тень.

Те, кто вымок, толпились в ротонде, греясь у неугасимой горелки, поворачиваясь, чтобы одежка сохла быстрей.

Олег стоял тут же, протягивая руки к огню. От мокрой рубахи валил пар, оставляя соляные разводы, ткань дубела, но это пустяки. Вон, огнепоклонники вообще в чем попало гуляют. А некоторым уже все равно...

– Я бы щас по слободкам ихним прошелся, – со злостью вымолвил ярл Рогволт, – все бы спалил, на хрен!

– А толку? – угрюмо сказал ярл Олав. – Крепость не спалишь...

– Но можно попробовать, – вырвалось у Олега.

Все посмотрели на него. Сухов не смутился – выпрямился и задрал подбородок.

– Ты это о чем? – прямо спросил Клык.

– Если в слободах найдутся бревна или брусья... какие-нибудь балки потолочные, то можно попробовать построить катапульту.

– Чего-чего построить? – не уразумел Малютка Свен.

– Котопульту, – подсказал ему Ивор.

– Котов пулять? – изумился Свен.

Мрачные выражения лиц сменились обычными, в задних рядах засмеялись.

– Катапульта – это такое метательное орудие, – назидательно объяснил Боевой Клык, – если столкнетесь с ромеями, узнаете. Она вот такие каменюки, – князь развел руки, показывая размер снарядов, – мечет за тыщу шагов!

– Серьезная штука, – заценил Свен. – А нам она зачем? А-а... Понял! Каменюки по крепости метать?!

– Не камни, – терпеливо втолковывал Олег, – а горшки с нефтью! Если такой горшочек запалить да метнуть, мы всю крепость сожжем, на хрен!

Ярл Олав крякнул в доволе.

– Это выход! – сказал он. – И ты знаешь, как их делать, эти кото... ката... Ну, ты меня понял?

– Соображу, – ответил Олег, – если найду все, что нужно. Надо Саида порасспросить... А где он, кстати?

Варяги заоглядывались, и тут Пончик сказал громким голосом:

– Саида давно уже нет на острове! Я сам хотел его найти, чтобы он перевел мне надписи на ротонде, и нигде не нашел...

– Не там искал, – выцедил Олег. – Саид наверняка в крепости – вот кто нас арабам сдал!

Варяги яростно взревели.

– Найду, подлюку, – пообещал Клык задушенным голосом, – лично врежу ему «красного орла»! Собираемся! Поищем по слободе, что Олегу нужно. Если не возьмем с бакинцев золотом, так хоть спалим этот подлый городишко!

Слобода к северу от Бакинской крепости была застроена глинобитными мазанками, с плоскими крышами и кривыми дувалами, через которые перевешивались ветви тутовых и инжировых деревьев, акаций и каштанов. Но попадались и дома побогаче, иные в два этажа вытягивались.

В один такой, стоявший на возвышенности – шагах в двухстах от стен крепости, – и ввалились полсотни варягов.

Олег прошелся по-хозяйски, оглядел потолок мехмонханы – гостевой комнаты.

– Семь балок! – сказал он удоволенно. – Ломай, ребята!

Ребятам только скажи... Мигом разобрав крышу, русы выдрали балки и спустили их во двор. Затем бригада «ломастеров» отправилась дальше, и к разгару утра у Олега было полно пиломатериалу. Нашлись и костыли, и кожаные ремни.

– А ты точно знаешь, как ее строить? – недоверчиво спросил Пончик.

– Да я этого добра столько в Интернете перевидел, – отмахнулся Сухов. – И баллист, и онагров... Сообразим! Зря я, что ли, вуз заканчивал?

Среди варягов хватало опытных корабельщиков, умелых в обращении с деревом. Они живо собрали опорный каркас катапульты-онагра, поставили верхнюю раму, уперли ее откосинами, приладили метательный рычаг с плетеной пращой, скрутили упругий жгут из вороха кожаных ремней и волосяных веревок. Больше всего возни было с механизмом натяжения. Пришлось разжигать огонь в местной кузнице и отковать грубое подобие шестерен с храповичками.

Понаблюдав за ходом строительства «чудо-оружия», ярл Инегельд поскреб в затылке и разослал своих людей собирать по домам глиняные сосуды, наполнять их «каменным маслом» из ближайшего нефтяного озера и складывать в сторонке. Олег и Пончика припахал – заставил подобрать испытательный снаряд с учетом веса будущих зажигательных бомб. Шур соорудил весы-качели, пока не уровнял большой горшок, полный нефти, с каменной глыбой, выломанной из забора.

После обеда состоялось испытание.

– Крутим! – скомандовал Олег, берясь за рукоятку натяжного механизма, и варяги взялись за дело.

Толстый сноп из ремней и веревок скручивался и скрипел, поддаваясь все туже и туже.

– Хватит! Закладывай камень!

Малютка Свен с готовностью подхватил увесистую глыбку, вывешенную Пончиком, и бережно уложил ее в веревочную пращу.

– Ну-ка...

Олег подхватил секиру и обухом ударил по стопору. Жгут с визгом крутнулся, метательный рычаг с грохотом ударил по верхней раме, обмотанной толстым слоем тряпья, и камень унесся по крутой дуге, вращаясь в полете.

– Здорово! – выдохнул Свен.

Пончик влетел во двор с криком:

– Перелет! Перелет!

– Ага! – К Олегу вернулась уверенность. – Тогда надо передок приподнять.

Общими усилиями нижнюю раму приподняли над землей, подложив под нее пару брусьев.

– Крутим! Заряжаем!

Последний оборот. Свен торжественно кладет камень.

– Пуск! – весело гаркнул Сухов.

Катапульта сотряслась, а камень усвистал по-над крышей разобранного дома.

– Попал! – донесся крик Пончика.

– Крутим? – радостно спросил Малютка Свен, прижимая глыбу к животу.

– Пока не надо, – строго сказал Олег. – Делаем еще парочку орудий... Или две парочки. Короче, сколько успеем. И стрельнем залпом!

Работа катапультщиков завершилась лишь к вечеру – пять орудий стояло вдоль пустынной слободской улицы.

– Ну все? – спросил ярл Олав нетерпеливо.

– Все! – выдохнул Олег. – Можно начинать!

– Крутим! – гаркнул Малютка Свен.

Варяги опустили и закрепили метательные рычаги, уложили в них большие кувшины с нефтью, запечатанные, с фитилями, смоченными все в том же «земляном масле». Заскрипели сворачиваемые жгуты – в слободе не хватило ремней, но ярлы не пожалели корабельных снастей из кожи моржа и тюленя.

– Готово!

– Поджигай!

– Горит!

– Пускай!

С множественным грохотаньем сработали катапульты. Пять снарядов, распуская по вечереющему небу шлейф искр, унеслись к крепости и лопнули на улицах, разбились о плоские крыши. Полыхнуло пять очагов возгорания.

– Ага! – заорал ярл Рогволт. – Грейтесь теперь!

– Крутим!

И еще один залп. И еще. Неумело собранные катапульты расшатались, грозя развалиться вовсе, но с функцией своей они справились – в крепости начался нешуточный пожар.

Большие кувшины кончились, тогда нефть стали наливать в кожаные бурдюки, для этого и предназначенные. Бурдюки хлопались на улицы Баку и расплескивали лужи огня. Пробивали хлипкие крыши, и тогда гудящее пламя охватывало дома изнутри. Вой и крики донеслись до катапультщиков, радуя закаленные варяжские сердца.

Стемнело, но в крепости было светло – пожар бушевал, пожирая все, что могло гореть.

– Арабы выезжают из ворот! – прокричал Фудри Москвич.

– Много их? – встрепенулся князь Инегельд.

– Человек десять! Едут сюда!

– Не трогать сарацин!

Арабы на белых конях, закопченных сажей, въехали на возвышенность и остановились. Ехавший впереди – в шитом золотом халате, с жирной талией, стянутой поясом, черненным серебром, в парчовых сапогах с загнутыми носами, в белой чалме – слез с коня и поклонился князю Инегельду. Видно было, что поклон дался арабу с превеликим трудом – его смуглое лицо было стянуто, как маска, а губы сжаты в ниточку.

– Я шейх Нафты, – надменно проговорил араб, – меня зовут Абу Юсуф Усман ибн Назир. Сколько мы должны заплатить, чтобы вы покинули Нефтяной берег и оставили в покое жителей его?

Олег перевел, и Боевой Клык удовлетворенно кивнул головой.

– Люблю таких, – признался он. – Не ходят вокруг да около, а сразу о деле ведут речи. Значит, так, Абу... мнэ-э... и так далее. Выплатишь нам дань золотом... можно жемчугами или каменьями, подбросишь пропитания и передашь на мой суд некоего Саида, бежавшего от нас. И мы снимаемся с якорей!

Поторговавшись, шейх с князем сошлись в цене.

Ранним утром воины Аллаха с постными лицами пригнали десять ишаков, груженных драгоценными металлами и тканями, вином и продовольствием, пробовать которое варяги заставили самого шейха. Усман ибн Назир добросовестно покусал все фрукты и отпил из мехов. А к ослу, плетущемуся последним в череде ушастых собратьев, был привязан Саид. Толмач дергался и извивался, пуча глаза, но Боевой Клык встретил переветника с отеческой улыбкой.

– Здравствуй, Саид, – проворковал он. – Чего ж ты ушел и не попрощался? Нехорошо... А ну-ка, кладите это дерьмо пузом вниз!

Малютка Свен и Стегги Метатель Колец сноровисто уложили брыкавшегося Саида на шатун катапульты, и сдернули с него рубаху. Варяги окружили место казни плотным кольцом.

– Приступим!

Князь Инегельд вытащил нож, приложил его к спине Саида, отчего тот забился в путах, и распорол предателю кожу вдоль хребта, взрезая мышцы с сухожилиями и хрящами, отделяя ребра от позвоночника. Проделав ту же операцию с другого боку, Клык вывернул наружу ребра, открывая розовые легкие.

– Вытащи ему крылья, князь! – завопил Турберн в полном восторге.

– Не-ет, – улыбнулся нежно Боевой Клык, – так он сразу сдохнет... А я хочу, чтобы эта мразь полетала! Отпускай!

Свен со всей силы трахнул по стопору, и метательный рычаг зашвырнул воющего Саида в небо.

– Как парит! – сказал Олег, провожая глазами толмача. – Наш орел!

Дружина загоготала и повалила к берегу – все должно быть по-честному. Получили выкуп? Получили. Обещали отплыть сразу же? Обещали. Значит, надо держать слово.

Оживленно делясь впечатлениями, варяги полезли на лодьи.

– Весла на воду!

Бакинцы-погорельцы стали потихоньку покидать крепость. Они боязливо толпились у ворот и глядели, как уходят страшные дэвы с холодного севера. В сторонке стояли двое, он и она – красивая молодая женщина, безуспешно скрывающая великолепную фигуру под мешковатым покрывалом, и пожилой мужчина с обрюзгшим лицом евнуха. Коротко посовещавшись, странная пара оседлала коней и отбыла по дороге в Шемаху.

А лодьи обогнули острова и подняли полосатые паруса. Устойчивый хазри погнал корабли дальше на юг – за новой славой, за новыми приключениями, за новой добычей.