Человеческое существо, высшие и сознательные принципы которого после смерти остаются в низшей части астрального плана и которое может еще проявляться в плане физическом, названо традицией элементером.

Существа, которые очень крепко привязаны к тленным иллюзиям земли, жадные, богатые, эгоисты, небольшие капиталисты, заботящиеся о капитале больше, чем о жизни, существа, которых божба или глубокая аффектация удерживает около ребенка или любимого человека, существа, закончившие важную работу, все они удерживаются в астральной атмосфере земли и образуют элементеров.

Как только какой-нибудь смельчак открыл тайник, где существо задолго до своей смерти закрыло свое золото, сейчас же появляется элементер скупого, устрашает разыскавшего, сводит его с ума, если может это сделать, и старается всеми силами сохранить это место, которое одно связывает ею останки с землей.

В другом случае, какой-нибудь нечестивый угрожает сироте, ребенку, элементер отца появляется вовремя, чтобы охранить свое дитя и спасти его от смерти или опасности.

Совершил ли убийца свое преступление, веря в безнаказанность, элементер покойного часто посещает его и принуждает к признанию.

Незначительный капиталист живет 30 лет в своем домике, никуда не двигаясь. Смерть внезапно прерывает обычный ход его жизни. Он умер, говорят родственники, но с этого мгновения дом сделался пристанищем замечательных феноменов, кроме обычных потрескиваний мебели, видят устрашающие явления, показывающиеся в определенный час; дом посещается элементером хозяина, который возвращается каждую ночь в свое бывшее жилище.

Так же как и элементалы, о которых мы будем говорить дальше, элементеры боятся острия шпаги.

Если эзотерическая традиция запрещает нам удостоверить вообще действительное возвращение человеческого существа на землю после физической смерти, она позволяет нам засвидетельствовать таковую возможность в известных случаях. Поэтому мы сначала представляем один из них, так как он особенно характерен.

Ал. Аксаков в своем прекрасном труде «Анимизм и Спиритизм», разыскивая природу разумного агента, который проявляется в феноменах спиритизма, подбирает между остальными соединение, которое находилось бы в одном уровне с интеллектом медиума; одним из таких примеров служит заканчивание медиумом Iames неоконченного романа Карла Диккенса «The Mystery of Edwin Drood». Свидетели видели ход работы, и компетентные знатоки обозначали ее литературную ценность…

Г-н Аксаков заимствовал свои референции из статьи springfielel Dailu Union (26 июня 1873 г.), опубликованной Banner of Light и подробно в «Спиритуалисте» (1873 г., стр. 322)[Этюд Гарисона.].

Медиум родился в Бостоне, четырнадцати лет он был помещен в учение к механику, ремеслом которого он занимается еще до сих пор, так что его будущность определилась в 13 лет. Он не был сведущим в литературе и не проявлял никакого внимания к ней и никогда не интересовался ею.

До этого времени он никогда не пытался пробежать в журнале хотя бы малейшую статейку… Я был достаточно счастлив, что был первым, которому он сам сообщил все эти подробности, первым, исследовавшим манускрипт и сделавшим из него выписки.

Вот как все произошло. Десять месяцев назад молодой человек, медиум, которого для краткости я обозначу буквой А. (так как он не хотел еще опубликовывать свое имя), был приглашен своими друзьями усесться за столик, чтобы принять участие в спиритическом сеансе. До этого времени он всегда поднимал на смех «спиритические чудеса», рассматривая их как плутовство, не сомневаясь, что он сам располагает медиумическими способностями. Едва сеанс начался, как услыхали быстрые удары, и столик после неуклюжих и беспорядочных движений перевернулся на колени г-на А., чтобы показать ему, что медиум он. На следующий вечер его пригласили принять участие во втором сеансе; проявления были еще резче. Г-н А. внезапно впал в транс, схватил карандаш и написал сообщение, обозначив имя ребенка одного из присутствующих родителей, о существовании которого г-н А. не подозревал.

В конце октября 1872 г. во время сеанса, г-н А. написал записку, адресованную ему самому и подписанную именем Карла Диккенса, заключавшую просьбу последнего организовать для него специальный сеанс 15 ноября.

«Между октябрем и половиной ноября новые напоминания неоднократно указывали на эту просьбу».

Сеанс 15 ноября, который, по полученным указаниям, происходил в темноте в присутствии только г-на А., окончился длинным сообщением Диккенса, выразившим желание закончить при посредстве медиума свой неоконченный роман.

«В сообщении указывалось, это Диккенс долго искал средство достигнуть эту цель, но что до этого дня он не находил субъекта способного выполнить подобную работу. Он желал, чтобы первая диктовка произошла накануне Рождества, вечером, который он особенно любил, и умолял медиума посвятить этой работе все время, которым он мог располагать, не нанося ущерба своим обычным занятиям… Вскоре стало очевидным, что писала рука хозяина, а г-н А. совершенно добровольно принимал это странное состояние. Эти работы, исполняемые медиумом среди его личных занятий, которые отнимали у него 10 часов в сутки, продолжались до июля 1873 года, было написано 1200 листков, что составляло том in octavo в 400 страниц.

Повествование началось с определенного места, где смерть автора прервала его, при сходстве столь совершенном, что наиболее изощренная критика, не знавшая место перерыва, не могла указать, в какой момент Диккенс окончил писать роман своей собственной рукой… Перед ними предстал новый персонаж, (Диккенс имел обыкновение вводить новых лиц до последней сцены своих романов), который совершенно не был двойником героев первой части».

«Изучая написанное, я заметил, что слово traveller (путешествовать) было повсюду написано с двумя l, как обыкновенно оно пишется в Англии, тогда как у нас, в Америке, вообще пишут только с одним l.

Слово «coal» (уголь) повсюду написано так – coals c одним l, как это принято в Англии. Также интересно отметить в употреблении прописных букв те же особенности, которые можно наблюдать в манускриптах Диккенса, как например когда он рисует г. Гревиуса, как angular man (угловатый человек). Замечательно также знание топографии Лондона, о которой таинственный автор упоминает во многих местах книги. Равным образом есть масса оборотов, употребляемых в Англии и неизвестных в Америке. Я отмечу еще внезапные перемены времен прошедших и настоящих, особенно в оживленной беседе, замены эти очень часты у Диккенса в его последних работах. Эти особенности и еще другие, на которые можно бы сослаться, не очень значительны, но все вместе с подобными же пустяками, дают возможность доказать отсутствие обмана.

В начале медиум писал только 3 раза в неделю и не более 3–4 страниц каждый раз, но затем сеансы устраивались по 2 раза в день, и он писал по 10–12 и иногда даже по 20 страниц. Он писал не своим нормальным почерком: из сравнения было видно, что он был немного похож на почерк Диккенса. В начале каждого сеанса почерк был красив, элегантен, guasi-женский, но по мере продолжения работы он становился все более и более напряженным и на последних страницах буквы бывали в 5 раз больше, чем в начале. Такие изменения происходили каждый раз, позволяя таким образом классифицировать сериями 1200 листков манускрипта. Некоторые страницы начинались стенографическими знаками, о которых медиум не имел ни малейшего представления. Почерк иногда был так неразборчив, что его едва разбирали.

Приготовления к сеансам были чрезвычайно просты: приготовляли два хорошо очиненных карандаша и большое количество бумаги, нарезанной полулистами, г-н А. оставался в комнате один, обычными часами были 6 часов утра и половина седьмого вечера, часы, когда еще было светло в это время; иногда вечерние сеансы продолжались до половины девятого и позже, и тогда письмо продолжалось вопреки темноте с той же ясностью. Зимою все сеансы происходили в темноте.

«Секретарь» Диккенса клал бумагу и карандаши на расстоянии руки, клал руки на стол ладонями внутрь и спокойно ожидал. Спокойствие относительное в то же время, так как хотя феномены и потеряли свою новизну и стали обыкновенными, медиум все-таки признавался, что не сможет себя защитить от чувства страха во время этих сеансов, в продолжение которых он вызывал, если можно так выразиться, постороннего жильца.

«Он ожидал так, иногда куря свою сигару, – 2, 3, 4, 5 минут, редко до 10-ти, даже 1/2 часа, но обыкновенно, если «условия были благоприятны» не более 20 минут. Условия, главным образом, зависели от состояния погоды. Если день ясный, прозрачный, он работал без перерыва, подобно электрической машине, которая функционирует лучше при хорошей погоде: скверная погода вызывала смущение, и чем сильнее ненастье, тем значительнее оно. Когда погода совершенно скверная, сеанс прерывался. «Оставаясь за столом неопределенное время, судя по обстоятельствам, г-н А. терял сознание постепенно, и в таком состоянии он писал в продолжение часа или получаса. Однажды случилось, что он писал так полтора часа. Медиум вспоминает в состоянии транса Диккенса, который приходил каждый раз: писатель, говорит он, около него, с головой, опушенной на руки, как бы погруженный в глубокое размышление, с серьезным, почти меланхолическим выражением на лице, он не говорит ни слова, но бросает иногда на медиума пронзительный и внушающий взгляд. «Ах, какой взгляд!»

«Эти воспоминания предоставляются медиуму, как сон, выразившийся реально, но в то же время непостижимый. Для указания окончания сеанса Диккенс клал каждый раз свою тяжелую и холодную руку на руку медиума.

«В первые сеансы это прикосновение вызывало со стороны г-на А. восклицания ужаса, и еще теперь он не может говорить об этом без содрогания, это прикосновение выводило его из транса; но обыкновенно необходимо было помощь третьего лица, чтобы снять со стола его руки, к которому они были, если можно так выразиться, прикованы магической силой. Придя в себя, он видит, что листки, написанные во время сеанса, разбросаны по всему полу.

«Эти листки не пронумерованы, так что г-н А. обязан подбирать их по тексту. Некоторое время после сеансов медиум испытывает довольно острую боль в груди, но она не бывает продолжительна и это единственные неприятные последствия, которые он испытывает. Крайняя нервозность, которой он страдал перед развитием своих медиумических способностей, совершенно его покинула, и он никогда не был более крепким»[Анимизм и Спиритизм стр. 328–332 Леймари 1893 г.]

Явление после смерти[Initiation, март 1893 г.]

«Прошло уже больше года, как мой друг Е. Р. умер для этой земной жизни, унесенный чахоткой и, без сомнения, настал час рассказать посмертное явление, прибавив его к таким же подобным феноменам: это случилось с ним однажды вечером в Париже, незадолго до последних болезненных припадков, вызвавших смерть.

Эти факты, с другой стороны, объясняют последующее. Сказать все, что знаешь о явлении, все участвовавшие которого тебе хорошо известны, так же как и все подробности, мне кажется, является обязанность каждого.

Вот почему я пишу эту страницу, безусловно, истинную, а скрываю имена простыми заглавными буквами вследствие боязни быть нескромным, не заключайте отсюда, что я сделался жертвой фантазии, но наоборот я вам представляю свидетельство чистосердечное и истинное.

«Буквы Е. Р. действительно те, которыми начинается имя моего друга, оставившего несколько прекрасных работ и скончавшегося 28-ми лет, когда и реноме и счастье начинали ему улыбаться. Он был скульптор и на последней всемирной выставке «Champ de Mars» одна из его замечательных статуй доставила ему награду.

Иностранец, он имел художественное ателье в Париже, но большую часть года проводил в деревне и там, среди упоения улыбающейся природы, завязалось то, что я охотно назову драмой.

Действительно, одна молодая парижская парочка поселилась на летний сезон в той же части дома, где помещался и он, между ними и моим другом знакомство не медлило завязаться, затем подошла дружба, а вслед за дружбой самое жестокое в мире – любовь при условиях, где она может быть только длинным рядом мучений, так как ни мой друг, Е. Р., ни молодая женщина не могли не сопротивляться ей. Они храбро переносили мучения до тех пор, пока было возможно, по крайней мере, до самого острого периода непрерывного присутствия друг с другом. По окончании сезона они расстались.

Но они, без сомнения, встретятся в Париже. Мой друг, Е. Р., чтобы избежать этой опасности, переменил отель, не объявлял свой новый адрес и даже отправился на несколько месяцев в свое отечество; в течение 18 месяцев была избегнута малейшая и самая кратковременная встреча. Он даже избегал разговоров о себе и о своих деревенских друзьях и вовсе не знал, каким образом произошло следующее.

Однажды вечером, едва пробило 10 часов, он уже лежал в своей постели; дверь в спальню неслышно открывается и очень бледная, одетая в длинную белую одежду является та, которую он так избегал даже в воспоминаниях; входит в его комнату, подходит к постели, откуда он со страхом глядел и, не говоря ни слова, обнимает его и целует, оставляет свою головку некоторое время на груди у скульптора, затем, как бы быстро вырвавшись, она отделяется от него, направляется к двери и выходит, сделав рукою прощальный знак.

На следующее утро к нему стучатся. Кто же входит? Друг, которому он никогда не изменял и которого я сам хорошо знал, объяснил мне позднее, что туда он прошел прямо, хотя ему не указывал адреса г-н Е. Р., и даже не думал о странности своего прихода, и вот он объявил Е. Р., что молодая женщина умерла накануне вечером ровно в 10 часов (час явления) и просил его вместе с ним отправиться к мэру для заявления о смерти.

Это молодая женщина скончалась от чахотки. Ничто еще тогда не указывало нам, что молодой человек умрет так рано от той же болезни, ничто не позволяло предвидеть это в нем. Он никогда не имел в своем роду чахоточных».

Посмертное явление[Initiation, Декабрь 1892 г.]

Дорогой мой друг.

Согласно желанию, которое вы выразили, я вам сообщаю о посмертном явлении, происшедшем в моем семействе.

Вы не забыли мою belle-soeur[невестка (прим. ред..).] и, без сомнения, вспомните, что в последний раз, когда вы ее видели у меня в июне месяце, я обратил ваше внимание на особенный знак на ее руке, который заставил меня быть осторожным при катании на лодках с ней. Я подвергнул свое предположение вашей оценке и исследовал ее руку, вы сказали моей belle-soeur, что море и вообще морские путешествия опасны для нее. Нужно признаться, что мы оба ошиблись в определении опасности, которая угрожала ей, и предупреждение, о которой мы нашли в ее руке, так как она внезапно скончалась в сентябре, в вагоне, возвращаясь с берега моря. Она умерла не в море, но вследствие моря. Но я подхожу к явлению, о котором хотел рассказать: прежде чем начать свой рассказ, я должен для ясности его сказать, что моя belle-soeur и я чувствовали громадное расположение друг к другу, и при жизни я имел на нее такое магнетическое влияние, что когда она страдала, а это случалось часто, мне было достаточно положить на нее руки, чтобы облегчить ее, и один раз я ее усыпил так на целую ночь, чтобы доставить ей покой, вкусить который ей мешала болезнь.

В ночь с 14 на 15 октября, т. е. почти месяц после смерти моей belle-soeur, после нескольких часов сна, я проснулся взволнованным, и мне стоило много усилий снова заснуть, наконец, я впал в то состояние сонливости, когда окружающие предметы сознаешь наполовину, не имея сил открыть глаза, состояние, предшествующее вообще глубокому сну. Вдруг я захотел ее увидеть и заметил ее у изголовья своей постели. От этого я почувствовал острую дрожь и между мной и той, которую я чувствовал около себя, завязался следующий мысленный разговор.

«Это ты? – Затем, немного спустя, я прибавил: – знаешь ли, что ты умерла?»

«Да, ответила она, я теперь это знаю, но только очень недавно отдала себе отчет в своей смерти. Сначала я была как замученная: я ничего не чувствовала: была во мраке; но теперь ко мне вернулось сознание; я могу размышлять, прохожу повсюду».

«Но как ты внезапно вошла в комнату, разве ты прошла через стену, так как можешь ведь проходить везде».

«Нет, знаешь, я по старой привычке взошла по лестнице».

«А остальные (я хотел спросить о членах моей семьи), видишь ли ты их, можешь ли им показаться».

«Я их вижу, но тебе хорошо известно, что сначала я могу сообщаться только с тобой».

Затем мы обменялись несколькими доброжелательными мыслями; после этого мне показалось, что она наклонилась ко мне, и почувствовал, да, действительно почувствовал, как бы легкое непостижимое прикосновение, я сделал быстрое усилие, чтобы раскрыть глаза. Но она еще ниже наклонилась ко мне.

«Не смей открывать глаз, ты хорошо знаешь, что если откроешь их, ты меня не увидишь более».

Она осталась еще один момент около меня, затем исчезла, я очнулся совершенно, но так как был поражен этим явлением, грезой, этой особенной галлюцинацией, называйте как хотите, что уже не был в состоянии снова заснуть.

На следующий день, в ночь с субботы на воскресенье, моя жена видела это же видение, которое и рассказала мне в воскресенье утром.

Сестра ее показалась ей сразу около постели, наклонилась и долго ее обнимала, затем сказала ей: «Завтра я пойду поглядеть Ж.». (С этой буквы начинается имя моего старшего сына, ученика закрытой школы, отстоявшей на некотором расстоянии от нашей квартиры). Моя жена, не объясняя себе, почему, спросила затем свою сестру:

«Который час?»

«Менее 12-ти», – был ответ.

После моя жена, растроганная своим видением, проснулась и, зажегши свечу, быстро посмотрела на часы, лежавшие около постели, было без 12 минут четыре.

В воскресенье мой сын пришел к нам в отпуск, и мы условились, его мать и я, ничего ему не рассказывать, чтобы не повлиять на него, однако в течение дня мы его спросили в разговоре «не снится ли тебе иногда после смерти твоя тетка».

«Нет», – ответил он нам.

В следующий четверг мы увидели нашего сына, который сказал следующее:

«Ночью с понедельника на вторник я видел во сне свою крестную мать». (Его тетка была также и его крестной матерью)

И он нам рассказал, что увидел свою тетку около постели, что она ему говорила, обняла его, советовала ему заботиться о своих делах (нужно заметить, что еще при жизни она была очень аккуратна относительно порядка) и, наконец, прежде чем покинуть его, сказала ему: «Я обещала твоей матери, что приду повидать тебя».

После того как мать сообщила ему о наших видениях, она, я и мой сын были очень поражены совпадением, особенно вспоминая последнюю фразу, которую он услыхал в своем видении.

Вот, дорогой мой друг, все и написано, что я вам говорил.

P.S. Затем более ничего: да, если мы еще пораздумаем о смерти, то убедимся, что это только несвязные сны, которые не отличаются ничем особенным и это только прежние воспоминания, как это часто бывало в грезах.

Но покинуло ли уже астральное тело нашей дорогой усопшей цикл, где мы двигаемся?

Явление Ньюкастля[Initiation, июль 1894 г.]

Я воспользовался из «Banner of Light» одной историей, которую перевел и стараюсь сообщить ее многочисленным читателям Initiation. Она очень коротка и главным ее героем является фотограф Ньюкастля. Этот фотограф снял портрет одного из жителей этого города, г-на Томпсона, и, так как знал, что его клиент путешествует, он не приготовил копий, которые должен был отнести в дом заказчика. Но вот однажды г-н Томпсон пришел к фотографу и сильно упрекал его за неаккуратность. Фотограф извинился и, чтобы его успокоить, обещал ему немедленно приготовить и отослать фотографии. Г-н Томпсон не поверил ему и удалился достаточно недовольный. Вслед за его уходом фотограф принялся за работу, и, когда снимал одну из готовых карточек со стекла, у него из рук выскользнул негатив, упал на землю и разбился на мелкие части. Тогда он поспешил написать письмо г-ну Томпсону, сообщая ему о случившемся. На следующее утро фотографа встретил пожилой господин, который рассказал ему, что г-н Томпсон скончался накануне вечером. В то же время этот господин не мог понять, каким образом г-н Томпсон мог быть у фотографа, когда последние минуты он провел в нескольких лье от Ньюкастля.

Фотография умершей[Переведено их Light г-ном Г. Пелетье (Initiation, Декабрь 1892 г.).]

«Однажды, когда я оканчивал свой утренний завтрак, передо мной вдруг предстала очень красивая дама, которая попросила снять ее, чтобы муж мог иметь несколько снимков. Я приступил к работе и заставил ее принимать различные позы, когда я покинул темную комнату, чтобы работать уже при свете, дама исчезла.

Я почувствовал себя немного взволнованным, боясь, что не получу вознаграждение за свой труд.

Однако я продолжал свою работу, надеясь, что дама вернется для уплаты денег.

Действительно, несколько дней спустя, дама снова появилась, когда я совсем оканчивал свою работу. Она не думала, что работа будет окончена так скоро, и была этим удивлена; карточки были немного темные. К концу своего посещения дама выбрала одну из них и сказала мне: «Напишите внизу Маргарита Арлингтон и выставьте ее на Вашей выставке». Я был поражен ее желанием, так как всем известно, что дамы вовсе не стремятся видеть свои фотографии на выставках при глазении публики. Я подумал, что имею дело с актрисой, повиновался ее воле, и она подала мне билет в 50 марок. Так как она должна была мне только половину этой суммы и я не имел при себе достаточно денег для сдачи, я поместил фотографии на выставке и быстро отправился к аптекарю, своему соседу, чтобы разменять деньги: «Можете ли Вы, – спросил я аптекаря, – разменять мне этот билет», и протянул ему руку с деньгами. «Сколько Вам надо?» – спросил он меня. «50 марок», – ответил я. «Где же они?» Я посмотрел на свою руку, она была пустая, она ничего не держала, я бросил сначала свой взгляд на прилавок, но ничего не нашел, тогда аптекарь и я начали искать по всем сторонам, нам помогал в розысках его старший сын. Билета нельзя было найти. Я возвратился к себе и старательно осмотрел этот небольшой путь, но напрасно, билет исчез, испарился в воздухе.

Дама, без сомнения, ожидает сдачу; я хотел рассказать ей о случившемся, может быть, она не отдала мне билета. «Мадам», – обратился я к ней, входя к себе… Но дама исчезла, оставив карточки на столе. Что обозначала эта тайна? Во всяком случае, я утешал себя мыслью, что эта актриса, а этому я верил совершенно чистосердечно, что она выкинула со мной такую шутку, чтобы заставить немного говорить о себе. Но все-таки я решил оставить карточку на выставке и это самое лучшее, что я мог, сделать. Почти все дни толпа, привлеченная фотографиями, говорила: «Портрет этой красивой блондинки замечательно удался» и т. д. Эта выставка принесла мне немало денег, и, правду говоря, я не имел никакой злобы против прекрасной незнакомки. Я был бы очень счастлив отдать ей остальные 5 снимков и, сверх того, поблагодарить за хорошую рекламу.

Я думал, что скоро опять услышу о ней и, действительно, я не ошибся в своем предположении. Год спустя ко мне в кабинет зашел господин в костюме путешественника. Он был бледен и безжизненен.

«Не имеете ли Вы в Вашей выставке фотографию красивой блондинки по имени Маргарита Арлингтон?»

«Да, m-r, это имя этой дамы».

«Вы ее знаете?», – продолжал он.

«Может быть, это одна из Ваших друзей?», – ответил я.

«Это моя жена, – ответил господин, – но я не знаю, что она снималась».

«Возможно ли? – воскликнул я, – эта дама сказала мне, что ее муж желал бы иметь ее портрет, потому что она уезжает от него на долгое время».

Господин стал еще бледнее.

«Сколько времени прошло, – спросил он меня очень взволнованно, – как Вы ее снимали?»

«Год», – сказал я ему.

«Уже год, как моя жена умерла, – отвечал он, – может, Вы подумаете, что я ненормален, если скажу Вам, что этой ночью она мне приснилась и сказала: «Отправляйся в город, и ты найдешь там мой портрет». Сон меня так поразил, что я повиновался и нашел ее карточку у Вас».

Я рассказал господину, ничего не пропуская, все подробности, и мы оба пришли к убеждению, что дама, хотя уже и умерла, пришла сняться. Я ему подал 5 снимков, которые были наиболее удачны из всех вышедших когда-либо из моих рук. Он хотел заплатить мне, но я отказался, но, несмотря на это, он оставил билет в 50 марок и удалился.

Такова моя история с фантомом, со многими случались подобные, но они не хотят верить этому. Моя история, однако, точна и совершенно истинная».

Явление[Initiation, май 1893 г.]

«Пусть вспомнят столь интересный случай, происшедший несколько месяцев назад в Константинополе, – настолько известный, что о нем печаталось тогда во всех журналах, – когда дух дервиша, умершего три века назад, показался страже на кладбище; это явление предшествовало выкапыванию его останков.

Эти факты сближения между живыми и умершими гораздо более часты, чем можно было бы предположить на первый взгляд, и многочисленные свидетельства позволяют верить этому.

Вот рассказ аналогичного случая, произошедшего в 1879 г.; он полностью переведен из венгерского журнала «Egletertes» «Еврейскими архивами» 10 июля того же года на стр. 230».

«В 45 минутах ходьбы отсюда, в маленьком городке Dios, молодой человек Луи Аренштейн 3 недели назад проиграл в карты 20 крейцеров одному из своих соседей и остался его должником.

Спустя некоторое время заимодавец попросил его отдать свой проигрыш, но Аренштейн, наоборот, шутя, просил его прибавить другие 20 крейцеров, письменно обязуясь тогда отказаться в пользу заимодавца от своего вечного спасения (Chelek leolam habo). Сосед согласился, выдал деньги и взамен получил вышесказанное обязательство, написанное в установленной форме.

Через 2 дня Аренштейн внезапно умер, оставляя на земле в залог «свое вечное спасение». В следующую ночь за похоронами обезумевший заимодавец разбудил своими криками всех соседей, заявляя, что ему показалась душа Аренштейна, настойчиво требуя возвращения «своего вечного спасения». Это явление продолжалось подряд 3 ночи.

Чтобы прекратить эту неотступность, заимодавец обратился к раввину, оказавшемуся некомпетентным в этом деле. Наконец вчера в Szkelzo состоялся совет 6 раввинов, решивший, что могила покойного должна быть раскрыта и в погребальный саван должно быть положено письменное обязательство, не дававшее несчастному усопшему открыть дверь на небо».

Вальс мертвеца (элементер)[Initiation, май 1890 г.]

Такова история одной прекрасной покойницы. Эту историю я только перевел. Усопшая, чтобы выразить свою радость, что не будет более в этом мире, отдалась в слезах и ласках беспорядочному вальсу. Эта прекрасная покойница, которой было еще менее 20 лет, была безумной в танцах. Вечером, возвращаясь с бала у своих знакомых, она получила бронхит, который скоро перешел в чахотку; ее состояние, сначала довольно тяжелое, начало поправляться, но улучшение продолжалось не долго, так что ее положение скоро сделалось безнадежным. Родители, очень удрученные, написали старшему сыну, который изучал медицину в Мюнхене, в Баварии, и выразили ему свое огорчение. Молодой человек, обожавший свою сестру, быстро покинул Мюнхен и отправился домой. Он прибыл в родительский дом и торопливо позвонил у входа. «Тотчас же прибежал наш старый слуга, – я привожу подлинные слова молодого человека, – и впустил меня. Не говоря ему ни слова, я вбежал в зал и сбросил там свое пальто. Я зажег свечу, стоявшую на столе, и сделал несколько шагов. Каково же было мое удивление, когда я увидел больную, мою дорогую Жанну пред собой с любящей улыбкой на губах. Я раскрыл шире глаза, когда увидел, что она одета в белое газовое платье с венком из роз на голове; ее волосы шатенки буклями спадали на плечи, я был особенно изумлен, найдя ее живой и в хорошем состоянии, одетой в подобный костюм, когда ожидал увидеть ее на краю могилы. Однако она была немного бледна, румянец на лице, но глаза, казалось мне, сияли необыкновенным блеском. В них всегда обыкновенно проглядывала известная томность.

«Жанна, – воскликнул я, обнимая ее обеими руками, – ты, без сомнения, услыхала, как я вошел. Как я счастлив увидеть тебя здоровой. Я полагал, что ты очень больна».

«Я чувствую себя очень хорошо», – ответила мне сестра.

И действительно, ни ее наружный вид, ни ее манера держать себя – ничто не указывало на болезнь; тем не менее голос был немного слаб, как будто она находилась на громадном расстоянии от меня, что я приписал зале, которая, будучи достаточно большой, могла уменьшать интенсивность звука. Одним словом, это была все та же молодая, веселая, насмешливая, очаровательная девушка, которую я знал перед отъездом в университет. Ее красота казалась еще сильнее благодаря контрасту ее волос темной шатенки с белизной костюма.

«Я едва осмеливаюсь верить своим глазам, – продолжал я, – я счастлив, что вижу тебя на ногах, я ожидал увидеть тебя лишенной всякого движения, а ты оказываешься одетой, как на бал».

Ж.анна улыбалась и, желая доказать мне, что легко может двигаться, она тотчас же стала принимать разные грациозные позы, и, завладев мною, заставила меня вальсировать с собой, как она это делала перед моим отъездом; она не слушала меня, что я не могу танцевать в дорожных тяжелых сапогах. Ее легкие ножки едва касались паркета. Тогда как мои тяжелые ботфорты заставляли дрожать весь зал. Наконец, я был так удивлен, что молил ее остановиться. Я вырвал свои руки и закрыл ими глаза, так как стены зала кружились вокруг меня с головокружительной быстротой. Когда я открыл глаза, Жанна уже исчезла, и я был в зале один. Я быстро открыл дверь, чтобы последовать за ней и вместо Жанны встретил сестру Альфонсину, монахиню из монастыря близ нашего дома, которая обыкновенно ухаживала за больными и читала над покойниками.

«Видели ли вы Жанну, – спросил я ее, – не знаете ли, где она?»

«Я пришла узнать, – ответила сестра Альфонсина, – причину ужасного шума, который раздавался над комнатой умершей».

«Какой умершей? – спросил я удивленно. – Жанна была только что здесь, она заставила меня танцевать с ней, чтобы доказать мне, что она совсем здорова. Где она теперь? Не встречали ли вы ее?»

Добрая сестра Альфонсина набожно перекрестилась и внимательно стала разглядывать меня, чтобы удостовериться, что я не пьян и не сошел моментально с ума; свое разглядывание она окончила восклицанием: «Господи Иисусе! Ваша сестра Жанна умерла вчера в 6 часов вечера, и я читала над ее телом всю ночь».

Не слушая больше никаких подробностей, я вбежал по лестнице через четыре ступени в комнату, расположенную непосредственно над большим залом, и увидел тело Жанны в гробу, она была одета в белый газ, с венком из белых роз на голове и с распущенными волосами. Ее лицо было бледно, руки сложены, как для молитвы, кроткая и нежная улыбка блуждала на ее устах. Берта, моя другая сестра, находившаяся тут же, подтвердила все, что ей сказала монахиня: Жанна умерла в 6 часов вечера после неоднократного желания видеть меня.

Из журнала «Autorite» (31 октября 1895 г.) мы выбрали следующее явление.

Это не сказка, хотя здесь главную роль играют мертвецы.

Один богатый французский финансист недавно нанял в Англии усадьбу «Clandon Hause», принадлежащую графу Онславу, чтобы провести в ней часть лета и воспользоваться охотой.

Нанявший скоро захотел уничтожить контракт, мотивируя тем, что замок сделался невозможным для жилья вследствие правильного появления фантомов.

Каждую ночь, около 3-х часов, перед рассветом прислуга «Clandon Hause» видела, как на лужайке, окружавшей замок, появлялась дама, одетая в длинное, кремовое атласное платье, имевшая на кожаном поясе охотничий нож. Огонь, направляемый заведующими охотой на эту даму, заставлял ее направляться в замок или через гранитные стены, или через массивные дубовые двери. Церковный служитель из окрестностей неоднократно ходил перед дамой «крем», потрясая бронзовым Распятием. Дама исчезала в воздухе, крест же не находился.

В другой раз дама была замечена одним из домашней прислуги в то время, когда она брала из библиотеки замка книгу, тогда она имела свой охотничий нож в руке и повелительным жестом отдала служителю приказание удалиться.

Более 20 свидетелей, большей частью достойных доверия, утверждали, что видели даму «крем» и что ее прогулкам в доме бесполезно сопротивляться. Богатый французский финансист, казалось, боялся и покинуть замок.

Вот другая версия:

Мы сказали, что фантом женщины, одетой в ткань цвета крем, осмеливался смущать покой графа Онслова, бывшего губернатора Новой Зеландии.

Он появлялся около «Guilford`а» в «Clandon Park`е», которым владел этот вельможа и который он нанял одному жителю города.

Лорд Онслов возвратился назад со знаменитым исследователем Георгием Леви, чтобы проверить странные слухи, которые ходили по этому поводу, если возможно, доказать их нелепость нанявшему, который просил уничтожить контракт. Каково же было удивление графа и его поверенного, когда было констатировано, что слухи основательны.

Он увидел своими собственными глазами даму «крем», вооруженную охотничьим ножом, которая выходила на свежий воздух ровно в полночь в аллеи парка, посыпанные песком, на котором, однако, не было никакого следа от ее ноги. Еще хуже то, что граф заметил 2 фантома, еще не открытых: первый – молодой девушки, одетой в траур, и второй – бородатого старика; они казались знакомыми, кланялись, объяснялись знаками, не заботились об огне, который направляли на них.

Вчера в Лондоне стало известно, что лорд Онслов согласен на уничтожение договора и что он отправляется в столицу просить некоторых ученых отправиться в «Clandon Park» расследовать там вместе с ним о посетителях «Boderland'а».

«Нечистый» дом на улице «Condik». Независимая группа эзотерических знаний поручила исследование этих явлений г-ну Г. Гаминаду, который опубликовал свой отчет в «Volle d`Isis» (№ 16), сопровождая его объяснительными рисунками, которые были предложены читателям Initiation (февраль, 1892 год) и подтверждены другим очерком, взятым из замечательной статьи г-на Деобо, появившейся в то же время в «Monde Illustre».

Одно из наиболее сомнительных действий, которое могут производить элементеры, это, без сомнения, если верить известным традициям, ужасающие явления вампиризма. Наш друг Седир охотно согласился перевести по нашему выбору следующие интересные страницы.

Мы переводим следующую страницу с иностранного труда, совершенно неизвестного во Франции «Eulis», принадлежащего перу знаменитого Р. Б. Рандольфа, мистика Креста-Розы.

«Имя этого существа (вампира), известного всем, обозначает, во-первых, чудовищного кровопийцу, который живет в тропических водах, питаясь всеми, кто обладает сознательной жизнью, и никогда не оставляет свою жертву раньше, чем не высосет из нее последнюю каплю крови, чтобы оставить ее в объятиях смерти. Во-вторых, то же имя приписывается огромной летучей мыши, живущей в мрачных пещерах Востока и других странах. Темнота – ее жилище; и когда человек или животное отдыхают в них, эта посланница гадов приближается и издает свистание, которое погружает ее жертву в глубокий сон, столь глубокий, что она не чувствует, что ее вены открыты, и кровь с жадностью высасывается.

Когда наступает пробуждение, глаза открываются в другом мире, если жертва – человек.

Наконец, то же имя дается восточными и германскими легендами известным фантастическим существам, наполовину человеческим, наполовину демоническим. Эти существа выходят из мира мрака среди ночи, они отрывают свежие могилы, съедают мясо трупов и исчезают, когда насытятся этим ужасным пиршеством. Но легенда говорит, что тел новопогребенных недостаточно, чтобы утолить их голод и в то же время они должны жить; тогда они проникают в дома и высасывают кровь из всех, кого бы ни встретили там: эти гарпии подвержены смерти, но если вы убьете одну из них, сожгите ее на глубине 5 шагов под землей и пронзите ей грудь колом, вооруженным крестом, и проделайте все это на перекрестке 4 дорог. Если вы пренебрежете этими предосторожностями, жизнь возвратится к вампиру и, наверное, как только возрастающая Геката осветит его, он продолжит свои ужасные опустошения. Все эти существа, выходящие из Мрака Природы или из образов искаженного воображения, истинные или легендарные, действительны; отвернемся от них с омерзением; какие бы они ужасные ни были, никакое из них, ни даже все они не могут сравниться со страшной действительностью, с уверенностью существования человеческих существ, вампирических и ненасытных, которые гуляют по улицам наших городов, которые живут среди нас, которые вдыхают наш воздух, единственная постоянная мысль которых состоит в желании удовлетворить свои болезненные страсти. Девушки и жены наших друзей становятся добычей этих вампиров, дважды гнусных, против которых ни одна бы мера не была слишком сурова, сознание которых исчезло и которым благодарность не известна; они порождаются браками без любви. Отец человек эгоистичный и материальный, тяжелый и равнодушный. Мать, вероятно, противоположная ему – только знает эгоистическую страсть, отрицает истинную любовь и, следовательно, ребенок, которого она введет в свет, не узнает ее никогда и будет вечно искать ее. Когда же он встретит ее дополнения, очаг любви, он привяжется к ним с упорством смерти; он посеет опустошение и отчаяние на своей дороге, совсем оскверненный кровью разорванных им сердец».

Вкратце. – Масса людей обоего пола упражняется в ужасном притяжении своих ближних; притяжении, которое похоже на любовь, но которая не есть любовь. Это, наоборот, чудовищная и ужасная страсть, из которой часто напрасно стараются вырваться попавшие в нее. Такие люди-вампиры, которые алчут любви, но, не владея этим принципом, ищут его и привлекают, очаровывая тех, кто владеет им. Вампир – эгоист никогда не удовлетворенный, хотя в своем насыщении, доставляемом его жертвой, он исчерпывает из нее все, без ее ведома. Оттолкните на мгновение, будьте неумолимы и не предоставляйте ему ваших рук, помните, что вампир продолжает свое существование за счет вашего. Хотя женщины обращаются с подобными людьми по большей части с совершенным безразличием…

Вампир вносит холодность, раздражительность, ненависть и отвращение между душами, до тех пор дорогими одна другой[Переведено П. Седиром.].

К этим страницам мы добавим только одно явление, относящееся к элементеру вампиру.

D`Acebe в Humanite posthume[Д-р Паскаль «Семь принципов», Париж» 1898 г.] предлагает несколько явлений, явлений, заимствованных у дона Кадме, скептического бенедиктинца последнего века: так как все они одинаковы, мы приведем только следующее: «После 1718 г. часть Сербии и Валахии была подчинена Австрии. Австрийское управление получило несколько донесений, доставленных ему командирами расквартированных по всей стране войск. В них говорилось, что среди народа ходит общее убеждение, что умершие лица, но живущие еще в могиле, при известных условиях выходят из них, чтобы высасывать кровь из живых и жить таким образом под землей в добром здоровии.

Уже в 1720 г. в донесении сообщили, что в деревне Кисалове, расположенной в Нижней Венгрии, известный Петр Плоговиц, приблизительно через 10 дней после своего погребения, показался ночью нескольким жителям и так посжимал им горла, что они умерли через 24 часа: таким же образом в продолжение восьми дней умерли той же смертью 9 человек, молодые и старые. Его вдова была также обеспокоена им и поэтому покинула деревушку; жители просили коменданта выкопать труп и сжечь его. Комендант отказал: тогда они заявили, что все покинут деревню, если он не согласится на их просьбу.

Комендант отправился тогда в деревню со священником Гродиска; они вскрыли гроб Петра и нашли его тело неповрежденным, исключая конца носа, который немного высох; но он не издавал никакого скверного запаха и был похож скорей на человека уснувшего, чем мертвого. Его волосы и борода были свежи, взамен старых ногтей выросли новые. Под верхней кожей, которая казалась блеклой и мертвой, была открыта другая – живая: руки и ноги казались такими же, как и у здорового человека. Так как у него во рту нашли еще совсем свежую кровь, народ решил, что именно она причина смерти недавно усопших и что необходимо пробить труп слегка заостренным колом. Тогда изо рта и носа хлынула масса крови. Крестьяне бросили тело в костер и сожгли его.

Эти примеры показывают гораздо лучше запутанных теорий различные виды проявления элементеров. Для окончания этого вопроса нам остается указать на действие элементеров на медиума или субъекта. Д-р Жибье, знаменитый ученый, которого мы имеем удовольствие считать между своими друзьями, снабдил нас странным, но правдивым рассказом, который вы сейчас прочтете и который уже известен многим нашим читателям. Перед этим рассказом мы добавим только несколько слов: большая часть случаев сумасшествия не имеет другой причины, как только – продолжительное воплощение элементера, жаждущего существования[По этому вопросу см. «После смерти» Ж. Лермина в Initiation.].

Следующий рассказ мы заимствуем из «Analise des choses» д-ра Жибье.

«В последние месяцы 1886 г. я проводил почти каждый день и, главным образом, вечером опыты над анемической силой.

Два сеанса были особенно разнообразны. Эти сеансы производились в лаборатории старых зданий старинной коллегии «Bollin», преобразованной в это время в практическую школу медицинского факультета.

Место, которое я занимал и которое служило мне лабораторией, было рядом с амфитеатром факультета, где в этот момент находилось множество «субъектов». В одной из комнат этой же самой лаборатории я держал несколько времени до этого труп одного человека, который служил мне для изучения оперативной медицины.

Медиум, помогавший мне в исследованиях, был американец, М. С., у которого было достаточно анемической силы, чтобы производить материализацию и перенесение предметов на расстоянии без контакта.

В указанный день в лаборатории собрались: г-н Л., д-ра Б. и А., которые занимались практикой в Париже, медиум и я, а также мальчик при лаборатории.

Сначала явления происходили очень скверно; едва мы вошли в усадьбу школы, в момент, когда мы проходили один из анатомических амфитеатров, мы вдруг услышали свист, сопровождающийся быстрым перелетом какого-то предмета по направлению к соседней деревянной перегородке. Этим предметом оказался маленький пустой флакон, один из тех, которые служат для сохранения анатомических частиц, он подлетел к одному из нас и упал не разбившись.

Никто не мог спрятаться в том месте, где мы были, и к тому же ночь не была очень темной. Боясь каких-нибудь аналогичных неприятностей, когда мы входили в вестибюль, дверь которого открывалась на лестницу, ведущую в лабораторию, расположенную во втором этаже, и так как на лестнице забыли зажечь газ, и потому там была почти полная темнота, я крикнул мальчику при лаборатории посветить нам. Едва мы дошли до первого этажа (медиум был впереди, я шел сзади всех), как послышался новый свист, за которым последовал шум брошенного с силой флакона, разбившегося в куски на ступеньках, по которым мы поднимались. Когда зажгли газ, нашли осколки стекла от флакона, аналогичного первому.

Мы хорошо убедились, что на лестнице никого не было.

Однажды в лаборатории, которая была хорошо освещена, все повторилось в то же время, что и в последний раз, только медиум становился все более и более беспокойным. Приготовив гипс, мы собрались вокруг стола (четырехугольный стол, совсем простой, заказанный мною случайно); я громко заявил полусерьезным, полушутливым тоном, по-французски, чтобы не было понятно медиуму, говорившему по-английски, что в том месте, где мы находились, было бы неудивительным, если бы какой-нибудь злой дух, тело которого было рассечено, употребил все свои усилия, чтобы воспрепятствовать нам довести наши исследования до благоприятного окончания.

Едва я кончил говорить, как медиум был передернут конвульсивным движением, которое прошло через все его тело, и впал в транс. Что тогда произошло, было по истине ужасно: он выпрямился, глаза расширились чрезмерно, и, казалось, вышли из орбит, сделал несколько отрывистых шагов по комнате, и каждый, чувствуя, что сейчас что-то произойдет, встал и держался настороже.

С. повернулся и схватил одну из дубовых скамеек, на которых мы сидели; этой скамейкой он сделал ужасный взмах, мои друзья убежали, а я, так как сидел как раз около стены, остался один с этим американским дьяволом со сложением Геркулеса; он, казалось, обратил на меня особенное внимание, я был отделен от него только четырехугольным столом, вокруг которого еще минуту назад мы спокойно сидели. Его лицо в этот момент было ужасно. Левой рукой, вытянув указательный палец, он указывал на меня, а правой размахивал тяжелой скамейкой над своей головой.

Мои друзья, напуганные происходившим, держались в стороне, никто не проронил ни слова, только один медиум испускал гортанное хрипение. Не имея возможности убежать с того места, где я находился, между стеной и столом с одной стороны, подзеркальником и печкой с другой, я внимательно следил за малейшим жестом того, кто, казалось, рассердился на меня. Он еще приблизился ко мне, почти на расстояние своей руки и направил прямо на мою голову страшный удар скамейки.

Я сохранил по возможности все свое хладнокровие и, как это понятно, держался настороже, когда я увидел движение этой брошенной прямо на меня массы, я схватил за обе ножки стол, быстро поднял его и направил против своего противника, закрываясь им как щитом. Удар был ужасный, скамейка ударила по столу, подобно выстрелу катапульты, раздался треск, и я должен был отступить до стены, стол был разбит надвое. Продолжая защищаться, я прикрывался им и направил его к С., который опустил скамейку и упал назад на стул, передергиваясь конвульсиями. Мы заторопились поддержать его, но это было бесполезно. Вскоре он пришел в себя, ничего не помня, и, чтобы не напугать его, мы снова уселись вокруг стола, скрывая свое смущение.

Этот раз я поместил уже около стены, предосторожность не оказалась лишней, так как он снова вошел в транс не менее ужасный первого. Он выпрямился еще прежде овладевших им конвульсий, но затем успокоился, лицо его сократилось вследствие открытого рта, глаза как бы вышли из орбит. Он встал, мы сделали это раньше; я оставался так, что между мною и им находилась печка, но он оттолкнул стол, и, схватив стул, приблизился ко мне. Я со своей стороны поймал скамейку, которую он бросил в меня, но взял ее не как орудие наступательное, но единственно, чтобы парировать удары, которые он мог мне наносить стулом.

Прошел еще один момент томительного ожидания для каждого из присутствующих, как мы очутились один перед другим со странными орудиями в руках в этой фантастической борьбе.

Он подходил ко мне, все время, размахивая стулом, и я приготовился принимать его удары на свою скамейку, как вдруг мне пришло в голову, не знаю под влиянием какой силы, произвести один опыт, употребив безошибочное средство, указанное мне человеком очень компетентным в подобных вопросах: я отбросил в сторону предмет, который держал и стал двигаться вперед, вытянув все десять пальцев по направлению к так несчастно попавшему в транс медиуму, сильно желая, чтобы он сделался неподвижным. Я передавал ему в некотором роде свою волю, сопровождая это усилие энергичным жестом. Действие было мгновенно, и я был приятно изумлен: вместо того, чтобы быть брошенным в меня, стул упал назад и, хотя был очень крепок, разбился в куски. С С. произошла как бы пляска святого Витта, его тело подергивалось и тяжело придвинулось к стене на 3 или 4 метра от места, где он находился. Все его члены сворачивались, он клубком катался по полу около двери, и мы слышали хруст его суставов.

Несколько магнетических пассов помогли ему прийти в себя и, как только было можно, мы покинули это место, так мало благосклонное к нашим психологическим исследованиям, мы решили не возвращаться больше сюда для этой цели: снабдив себя фонарями, мы отправились к каретам, ожидавшим нас на улице.

Накануне этого дня медиум во время сна жаловался, что ему не по себе, он говорил, что чувствовал вокруг себя скверные течения и с трудом сопротивлялся им, чтобы не впасть в транс,

Я никогда не забуду, хотя бы прожил тысячу лет, громадной опасности, которой подвергаются при этих опытах, если они не будут старательно изучены в желательных условиях, от которых никогда не следует отказываться. Я должен прибавить, что в это время я непринужденно занимался психическими исследованиями, действуя на субъект. Но уже давно я научился, что надо было действовать иначе и употреблять известные формы, без которых неопытный экспериментатор может впасть в большую ошибку.

Экспериментальные психические исследования подвергают известному риску тех, которые им отдались, и поэтому известным лицам преступно делать из них игру.

Некоторые феномены, приписываемые элементерам, могут быть произведены астралом колдуна, желающего испугать или нанести вред какому-нибудь индивидууму. Достаточно обратиться к нашему параграфу, посвященному этому вопросу, чтобы отыскать известные явления этого рода (между прочим, сообщения Элифаса Леви, Станислава де-Гюайто и г-на де-Роша); чтобы припомнить общий вид, мы приводим еще следующий рассказ, известный нашим читателям.

Мы приведем только существенные черты явления, подробный же отчет можно найти в апрельском номере от 1893 г. в Initiation или в моей «Практической магии»[Fraite de Magie pratigue – Papus.].

«Я раздевался (я был в мундире), приставив свою кавалерийскую саблю к стулу, служившему мне ночным столиком. Я прилег в постель и потушил свечу.

Как только погас свет, я услыхал очень сильное царапанье в дверь первой комнаты. Это был шум тождественный тому, который производит собака, желая войти или выйти. Только царапанье, которое я услыхал, было очень сильно, как если бы собака хотела прогрызть дверь.

После первой минуты изумления я подумал, что наша собака осталась в доме; однако царапанье слышалось мне как будто из внутренней стороны двери первой комнаты, а не со стороны коридора. Я несколько раз позвал собаку ее именем «Сокол», но в ответ было только увеличение шума.

Как я уже указывал раньше, я оставил дверь между обеими комнатами открытой. Эту дверь, упиравшуюся в конец моей постели я мог достать ногами. Порывистым движением правой ноги я быстро толкнул ее, она с грохотом затворилась. В то же мгновение царапание достигло крайнего напряжения уже у этой двери, со стороны первой комнаты.

Я должен сказать, что, позвав бесполезно собаку и услыхав, что странный шум еще больше увеличился, я на мгновение испугался и это заставило меня толкнуть дверь. Но в момент, когда этот шум раздался у моей двери, чувство страха совершенно исчезло. Я собрался зажечь свечу. Прежде чем я ее зажег, царапание прекратилось.

Я сошел с постели, надел панталоны и отправился осмотреть первую комнату.

Я все время думал о собаке, вопреки всякой материальной возможности ее присутствия. В комнате не было ничего.

Я пошел в коридор, спустился по лестнице, осмотрел первый этаж, звал собаку, но не было никого и ничего.

Я не мог ничего сделать другого, как возвратиться в свою комнату; ничего не понимая, и улегся в постель, потушив свечу.

Едва я лег, как шум возобновился с наибольшей силой и снова с наружной стороны двери, соединявшей обе комнаты, которую в этот раз я запер после себя.

Тогда я почувствовал раздражение, гнев, возбужденный, не давая себе времени зажечь свечу, я вскочил с постели, схватил саблю, выхватив ее из ножен, и бросился в первую комнату. Открывая дверь, я почувствовал сопротивление и в темноте заметил мерцание, светящееся облако, если могу так выразиться, неопределенно обрисовывавшееся над входной дверью первой комнаты.

Не размышляя, я сделал прыжок вперед и нанес саблей страшный удар по направлению к двери.

Из двери брызнул сноп искр, как если бы я коснулся саблей гвоздя вбитого в филенку. И острие сабли проникло в дерево так, что я с трудом вытащил его оттуда. Я поспешил вернуться в свою комнату, чтобы зажечь свечу; зажегши ее, я отправился осмотреть дверь.

Филенка была разрублена сверху до низу. Я стал искать гвоздь, который, как думал, я затронул, но ничего не нашел, острие сабли также указывало на встречу с железом.

Я снова сошел в первый этаж, осмотрел там все, но не нашел ничего ненормального.

Я возвратился к себе в комнату: было без четверти 12.

Я начал размышлять о происшедшем, но моим размышлениям не представилось никакого объяснения, я испытывал чувство успокоения после возбуждения и очень хорошо помню, что почти непроизвольно ласкал клинок своей сабли; когда снова лег в постель, я положил ее около себя под одеяло.

Заснул я без всяких приключений и проснулся только к 8 часам утра.

При свете дня происшедшее ночью вместе со сломанной дверью казалось мне еще более странным.

Наконец, я покинул свою комнату и отправился в дом, где уже все собрались для завтрака и ожидали меня. Естественно, что я рассказал свое ночное похождение, которое показалось неправдоподобным молодым людям, зашедшим к нам, что же касается моих родителей, и также г-на Н., они были очень удивлены.

Завтрак окончился: было около 10 часов, все захотели посмотреть разломанную дверь, и мои родители, и молодые люди, и г-н Н. отправились к домику.

На половине дороги мы встретили деревенскую женщину, которая сказала, что шла к нам просить г-на Н. осмотреть больную женщину Б. Другая женщина, которая раньше искала Б. для какого-то дела, нашла ее в постели без сознания и истекающей кровью.

Мы ускорили шаги, я особенно был взволнован почему-то словами рассказчицы.

Придя к Б., мы увидели ужасное зрелище.

Женщина в бреду лежала на своей постели, почти вся ее фигура была покрыта запекшейся кровью, глаза были закрыты и склеены ею, она еще медленно вытекала из смертельной раны на лбу. Рана, нанесенная режущим оружием, начиналась на два сантиметра ниже волос и продолжалась по прямой линии до начала носа, в общем в 7 1/2 сантиметров длины. Череп был буквально рассечен и мозг выступил из трещины.

Г-н Н. и я побежали домой – он, чтобы взять необходимые принадлежности для перевязки раны, я – чтобы приказать запрячь экипаж, чтобы отправить его за доктором в маленький соседний городок.

Экипаж уехал, я возвратился к Б., которая была предварительно перевязана г-ном Н. Хижина между тем наполнялась всеми жителями деревушки, включая сюда и хозяйку гостиницы.

Никто не понимал, как это могло произойти с Б. Раненая, всегда наводившая страх на жителей, вызывала только чувство любопытства в присутствующих, исключая хозяйку гостиницы, которая, казалось, пришла не только ради любопытства, но ясно было удовлетворена и громко сказала: «Наконец-то Б. получила то, что заслуживала».