Глава 7
– Ищем, товарищ полковник, – докладывал Алексеев начальству через неделю после исчезновения вдовы Дворовой.
– Так оперативнее ищите! – шумел полковник.
Он был классным мужиком, правильным. И шумел скорее от злости на обстоятельства, на то, что ничего не клеится в этом расследовании. А не на них, на свою команду, которой гордился и которой доверял.
– Доложи, что ли, уж… – стих он через минуту. – Что есть вообще?
Алексеев доложил, что им стало известно за минувшую неделю.
Настя покинула дом самостоятельно. Никто ее не похищал. Она собрала что-то из вещей, поймала на своей улице такси. Доехала с ним до своего банка, там забрала что-то из ячейки, арендованной на ее же имя. Ни к одному из счетов не притронулась, хотя часть из них была ее. Потом таксист доставил ее на крохотную автостанцию, где она села в пригородный автобус, купив билет прямо у водителя.
– Водитель что?
– Водитель утверждает, что ничего не помнит…
Может, и не помнил. Он за день по этому маршруту мотается раза четыре, а расстояние в оба конца почти двести двадцать километров. И остановок тьма. И народу много возит. Девушку узнал, конечно. Но багажа у нее не помнит.
– Почему? – спросил его Алексеев.
– Потому что запоминают лишь то, что сдается в багажное отделение, – признался водитель. – Ручная кладь мне по барабану. Я за нее не отвечаю. Вот если бы она в багажное отделение свои вещи сложила, тогда да. Тогда я в ответе, чтобы никто другой ее вещей не забрал. Тут хочешь не хочешь – запоминай…
Где она вышла, он не помнит тоже. Народ входит и выходит не по одному. Станет он их по головам, что ли, пересчитывать? По лицам сличать? Ему оно надо?! Ему главное, чтобы на ступеньках никто не повис, в дверях не застрял.
– Ну, а билет-то она куда покупала? У вас же билеты разной стоимости, так?
– Так, – водитель отчаянно морщил лоб, было видно, что помочь-то хочет, но не выходило. – Ведь вдруг совру, начальник, тебе надо?
Пришлось посадить Вадика на тот маршрут с фотографией Насти. И каждый день, прежде чем тронуть транспортное средство с места, водитель громко объявлял:
– Товарищи, прошу посмотреть на фотографию, которую вам сейчас покажет сотрудник полиции. Эта девушка ехала этим маршрутом неделю назад. Может, кто-то видел ее или помнит, где она вышла…
И так далее и тому подобное. Каждый день по нескольку раз. Пока ничего не выходило. Пока пассажиры лишь отрицательно качали головами.
– Слышь, Игорь, а может, водила того… Врет? Может, это он ее того… Похитил? А говорит, что на автостанцию привез?
– Да нет, товарищ полковник. Не врет. На одной из записей с камеры видеонаблюдения мы обнаружили ее на посадочной платформе. Видимость, правда, плохая. Но Настю узнать оказалось возможным. Отсюда нашли и автобус, на который она села.
– А багаж? Багаж ее виден?
– Нет. Снято по плечи. Да и свидетель имеется, которого таксист потом с автостанции забирал. Он тоже Настю видел с двумя сумками. Но куда прошла, не успел заметить.
– Свидетель – это все хреновня, Игорек, – сокрушенно вздыхал полковник. – Запись – свидетельство стоящее. А свидетель твой… Он запросто может быть соучастником таксиста, который может оказаться убийцей и… Да кем угодно он может оказаться!
– Таксист он, товарищ полковник. Работает в этом районе уже больше года. Без нарушений, взысканий и замечаний. В выходные работает на себя. Начальство не против. Он хороший работник, за него держатся. А в выходные потому калымит, что, говорит, платят щедро. Ему деньги надо на родину отправлять жене. Так что… Таксист он, товарищ полковник. Просто таксист.
– Ладно… Пусть Вадим с рейса не сходит. Пусть еще покатается.
– Так точно, товарищ полковник.
– По тройному убийству есть что-то?
– Кое-что, но мало. Очень мало.
– И что же?
– Установлены личности погибших. Установлено, на кого один из них работал. То есть по чьему приказу вел наблюдение, но…
Прослушав его «но», полковник оживленно перебил:
– Да ну! И кто же насажал вокруг дома вдовы наблюдателей?
– В доме сидел Русаков, я уже докладывал…
– Помню, помню. Чей он?
– Некто Симонов его туда посадил. Симонов Геннадий Степанович, давний конкурент Дворова-старшего. Говорил с исполнителем не часто, но говорил. Удалось получить распечатки их разговоров. Отболтаться не получится. Это человек Симонова.
– Что он говорит по этому поводу?
– Да ничего особенного. Утверждает, что охранял бедную девочку. И, как оказалось, совсем не зря. Вон что случилось!
– Н-да… – полковник снова протяжно вздохнул. – За это не судят.
Это точно! Предъявить Симонову обвинение за лишнюю опеку над бедной вдовой было невозможно. К тому же, как понял Алексеев, тот сильно нервничал из-за того, что Настя сбежала. И он нервничал, и охранница его – странная женщина, похожая на худощавого некрасивого юношу.
– А те, что в машине?
– Те – сто процентов – люди Дворова-младшего. Но тут без доказательств. Просто кто-то что-то заметил. Кто-то что-то говорил. Его это люди.
– И что же?
– А ничего. Никто не согласился говорить под протокол. Дворов как бы ни при чем.
– Н-да… – продолжил сокрушаться полковник. – Но он тоже в пострадавших. Сначала его брат погиб. Потом его людей убрали. Тоже особо схватить не за что. И девчонка пропала! Как думаешь, почему?
– У меня две версии, товарищ полковник.
– Первая – испугалась? Испугалась, что она будет следующей?
– Так точно. Вторая…
Вторую версию озвучивать Алексееву было сложно, потому что не мог представить себе невероятно прекрасную Анастасию в роли заказчицы таких страшных преступлений. Ведь если начать ее подозревать в убийстве следивших за ней людей, то тогда можно ее заподозрить и в убийстве собственного мужа!
Она наняла киллера и… унаследовала бизнес. А когда алчные родственники и конкуренты обложили ее кольцом наблюдателей, она их просто-напросто устранила. Не сама, конечно, не сама. Снова работал тот же киллер. Потом, забрав из депозитной ячейки что-то – предположительно, деньги, – она сбегает.
– Логично. Стройно, капитан, – неожиданно похвалил полковник. – Эта версия – единственная, которая способна прижиться. А чего, скажи, она ночью-то не удрала? Сразу, как наблюдателей убили?
– Надо было показать нам, что она как бы не при делах, – нехотя озвучил Алексеев не дающие ему покоя нехорошие мысли в адрес Насти. – Была дома, спала, ничего не знаю. Ничего не видела. Кстати, в пользу этого свидетельствует и последняя запись с камеры видеонаблюдения. Она осталась включенной в соседнем доме. Это откуда за ней наблюдали.
– Если твоя версия справедлива, то тогда, капитан, мы имеем дело с матерой хладнокровной преступницей. Узнал бы ты о ней побольше, капитан, а? Может, в городок ее смотаешься, откуда она родом? Или пошлешь кого? С соседями поговорил бы, с учителями…
Так вот Анастасия Сергеевна Дворова, овдовевшая в неполные двадцать семь лет и сделавшаяся наследницей громадной финансовой империи, из пострадавших перекочевала в разряд подозреваемых.
Дома, в одиночестве, вытащив с полки не начатую упаковку кофе, Алексеев долго нянчил ее в ладонях и все вспоминал и вспоминал момент их знакомства, все последующие встречи. Задавался вопросом, а что он в ней просмотрел? Почему она при каждой их встрече казалась ему уязвимой и ранимой? Слабой и беззащитной? С чего он решил, что она неспособна…
Что?! Убить?! Заказать убийство горячо любимого мужа?! Приказать убрать людей, которые ей мешали?! Или…
Или противостоять злу?!
В чем смысл ее бегства?
Он долго мучился, пытаясь аккуратно распаковать кофейный брикет. Ни черта не вышло. Край яркой упаковки надорвался не там, где надо, и пополз кривой линией, кофе усыпал стол.
– Черт! – выругался Алексеев, сгребая кофе в ладонь и отправляя его в турку с горячей водой.
Потом подумал, досыпал еще одну ложку. Пусть будет горьким, крепким, горячим. Он должен понять, что находит в этом прекрасного Анастасия Дворова. Он должен влезть в ее мозги, распознать ее мысли, угадать желания.
Кофе был готов через пару минут. Он перелил его в чашку, насыпал щедро сахара. Совсем без него он пока не мог. Требовалась привычка. Глотнул раз, второй, подержал во рту глоток, и вдруг понравилось.
Остро! Крепко! Приятно!
И неожиданно вспомнилось то, о чем он все хотел спросить Ирину Глебовну, горничную Насти, да так и не спросил. Их все время что-то отвлекало.
Он позвонил ей.
– Да, Игорь Николаевич… Настя? Она нашлась? – сразу, не дождавшись его ответа, женщина принялась всхлипывать.
– Пока нет, Ирина Глебовна. Я вот что хотел у вас спросить… В тот вечер, когда я приехал к вам, то есть к вашей хозяйке в дом, в мусорном ведре не было мусора.
– Да?
– Да, Ирина Глебовна, я лично осматривал кухню.
Да, он лично осматривал кухню. И не нашел там ничего странного. Посуда на своих местах. Кофе она пила утром. Потом пообедала. Уже после ухода горничной. Посуду не помыла. И успела уйти из дома к моменту ее прихода в пятнадцать ноль-ноль.
– В ведре не было мусора. Вы когда его выносите?
– Дважды в день, – проговорила она задумчиво. – После утренней уборки. И вечером в шесть.
– В тот день утром после моего ухода вы вынесли мусор?
– Да, как положено.
– А к вечеру мусор успевал за день скопиться? Хозяйка же ничего не делала по дому и…
– Ой, ну почему же сразу ничего не делала по дому! Она могла кофе себе варить сама. Могла салат сделать. И завтраки… Завтраки она часто готовила Льву Дмитриевичу сама. Это уже после моего ухода. И, простите, некоторые использованные предметы личной гигиены Анастасия Сергеевна туда выбрасывала. Элементарно – ушные палочки!
– Понятно… То есть к вашему приходу к трем часам дня что-то скапливалось?
– Ну да. И в тот день, когда убили этих несчастных… Когда я уходила, хозяйка снова принялась варить себе кофе. А гущу мы всегда выбрасываем в ведро. Таков уговор. Чтобы не засорять канализацию. И еще… Она собиралась немного оттенить волосы после обеда. Я видела приготовленные флакончики в ванной. А вечером их уже не было.
– Их не было и в мусорном ведре, Ирина Глебовна. И кофейной гущи не было.
– Да… Странно… – эхом отозвалась горничная. – Я тоже вспомнила. Ведро было абсолютно пустым с новым мешком для мусора. Странно…
– Она сама не выносила мусор?
– Никогда! – заявила Ирина Глебовна.
А в тот день вынесла. Что хотела от них спрятать?! Какой след уничтожить?!
– Мусор вывозится когда?
– Вывозится раз в день. Вечером. В девять.
– Вы относите?
– В контейнеры метрах в двадцати от дома. Лев Дмитриевич был категорически против мусорных баков возле его участка. Категорически!
Идиот! Тупой идиот! Он бы еще успел тем вечером найти тот злополучный пакет, который выбросила Настя. Что же она хотела спрятать?..
– Считаете, что хозяйка пошла по улице с дорожной сумкой и мусорным пакетом?! – ужаснулась Ирина Глебовна ему в ухо.
– Возможно, – ответил он уклончиво и попрощался.
Итак… Настя что-то выбросила перед своим бегством. Посуду, главное, не помыла, а мусор выбросила. И еще… Таксист сказал, что подхватил ее, когда она шла по улице. С красной сумкой. А мусорный пакет? Успела выбросить? В каком месте он посадил ее в машину? До того или после? Если до того, то почему не упомянул о мусорном пакете? Не счел нужным, забыл? Или… Или он с ней в сговоре? И не было никакой случайности в том, что она села именно к нему в машину?
Мудрено, конечно. Очень! Но хоть что-то же! Хоть какая-то крохотная ниточка. А то ведь совершенно бесполезное топтание на одном месте.
Кстати!
Алексеев аж гущи хлебнул, так разволновался, когда вспомнил, что незадолго до своей гибели, часа за три, Лев Дмитриевич Дворов уехал из своего офиса именно на такси. Машину и водителя так и не нашли.
А надо поискать. Надо…
