Глава 20
Саня сказал Лизе, что уезжает по делам.
– Каким делам? – сразу сощурила она подозрительно свои прелестные глазки. – Это что-то с Настей Дворовой связано?! Да? Ты же обещал, Саша! Ты же…
– Цыц! – прикрикнул он негромко.
И Лиза сразу замолчала. Она умненькая была его милая девочка. Всегда знала, когда следует умолкнуть. Видела рубеж дозволенности и не переступала его.
– Бутербродов сделать? – надув губы, спросила Лиза.
И, не дождавшись ответа, поспешила на кухню. Гремела ящиками столов, доставая разделочную доску, нож, упаковочную пленку. Потом шлепала дверцей холодильника. Саня услышал запах домашней буженины, которую Лиза отменно готовила.
Он вошел в кухню, встал у двери, глянул в ее напряженную спинку.
– Малыш, я насчет работы, – проговорил негромко. – Ушел я.
– Что?! – она выронила нож на пол, резко повернулась, округлила глазки. – Ты ушел от Дворова?!
– Да. – Саня насторожился, не зная, как она отреагирует. – Вчера ушел. Просто бросил его у Береговых, оставил машину у его ворот. Пересел на свою и…
– А где же ты был полдня? – удивленно воскликнула Лиза, машинально заворачивая хлеб с домашней бужениной в пищевую пленку.
– Работу искал, – соврал Саня.
На самом деле он искал заброшенный поселок и бревенчатую избу, в которой как-то под Новый год знатно покутил с покойным Львом Дмитриевичем и его другом Геной. Не нашел.
– А-аа-аа… – Лиза закусила губу, подобрала края пленки на свертке, залепила их, протянула Сане. – На, поешь, когда устанешь искать.
– Чего? – он перепугался, вдруг она догадалась, что именно он ищет.
– Работу, – беспечно дернула плечом Лиза и сладко потянулась. – Неужели бог услышал мои молитвы? Милый, это правда? Ты больше не работаешь на этого урода?
– Нет.
Он подошел к ней, обхватил за тонюсенькую талию, прижал к себе, сразу разомлев. Эта девочка совершенно лишала его воли. Попроси она его сейчас остаться, он останется. И не поедет по новому маршруту, который вчера вечером наметил, долго ворочав на коленках карту области.
– Я люблю тебя, милый! – шепнула она ему на ухо. – Очень люблю! Ты береги себя, ладно?
– В смысле? – он отодвинулся, заглянув в любимые глаза.
– Береги, когда станешь искать… работу, – фыркнула она и рассмеялась.
– Лиза… Я…
Он решил ей сознаться. Решил рассказать все-все-все без утайки. Но она приложила пальчик к его губам.
– Ты взрослый мальчик. Ты знаешь, что делаешь, – улыбнулась Лиза. – И еще ты сейчас должен меня предупредить, чтобы я никому не открывала двери. И чтобы внимательна была, переходя улицу. И чтобы не заговаривала со случайными людьми и…
– Чего это?
Он не понял, честно. Иногда она говорила загадками, смысл которых до него не сразу доходил. Тупил иногда, как любил фыркать Дворов. А Витек со Стасом ехидно ухмылялись.
– Я должна быть осторожной, разве нет?
Лиза схватила со стола неровно отрезанный кусок хлеба, который она забраковала и не вложила ему в сверток. Села с ним к столу, закинула ногу на ногу.
– Почему? Что ты имеешь в виду, Лизок?
У него, конечно, мелькали в мозгу неясные тревожные мысли, но он, честно, не хотел их собирать в единое целое. Получалось что-то страшное и гремучее. И он старательно гнал от себя это.
Лиза, как всегда, справилась самостоятельно. Откусив кусочек хлеба, она пожевала и произнесла со вздохом:
– Ты что же, всерьез полагаешь, что Дворов тебя отпустит просто так? Что не станет тебя преследовать, гадить тебе? Да это такое чудовище, Саня, что от него можно ждать все что угодно! Вот убей меня, но смерть Льва на его совести!
– Да прекрати! – неуверенно перебил он ее и зашагал в прихожую, чтобы она не стала развивать опасную тему дальше.
Он, честно, не знал, кого подозревать в гибели Льва. Тем страшным днем Дмитрий отпустил его. И ребят отпустил тоже. И как он провел тот вечер, когда погиб его брат, не знал никто. Хотя в полиции все кивали, как болваны, что – да, мы были вместе. Дмитрий Дмитриевич не причастен. Саня не мог винить Дмитрия Дворова в убийстве Льва. Потому что не представлял, как так можно?! Он видел труп. И ужаснулся жестокости расправы. Мало того, что Льва пристрелили, так его еще и пытали перед смертью. Били, прострелили оба колена, локти…
Он вздрогнул, когда, обув ботинки и выпрямившись, увидел перед собой Лизу. В тонкой батистовой ночнушке, едва прикрывающей попку и сильно натянувшейся на полной груди, она показалась ему такой хрупкой. Такой маленькой и беззащитной, что он тут же захотел остаться.
– Может, мне никуда не ехать, Лизок? – пробормотал он неуверенно.
– Нет, милый, – качнула она головкой и грустно улыбнулась. – Ты поедешь!
– Уверена? – он наклонился, поцеловал ее плечи, потом щеки, потянулся к губам.
– Уверена, – она прикрыла его жадный рот ладошкой. – Найди, что ищешь. Уничтожь это чудовище…
Как вот интересно она обо всем узнает?! Как догадалась, что никакую работу он не ищет, а ищет что-то другое? Он же ни словом, ни вздохом не дал ей понять. И карту в дом не притащил из машины. И звонков никаких не сделал и не получил за минувшие сутки. Даже Дворов ему не позвонил, хотя наверняка был в бешенстве, когда вышел от Берегова и обнаружил, что его машины нет на месте. Снежанна тоже наверняка подсуетилась, выставила водителя в мерзком свете. Как орала, получив отказ! Как орала!
Словно услыхав его мысли, в кармане кожаной куртки завозился мобильник. Он уже в машине сидел и отъезжал от дома, когда поступил этот звонок. Первый за минувшие сутки.
– Здравствуй, Саня, – проговорил Дворов Дмитрий Дмитриевич опасным вкрадчивым голосом, которого боялись все, включая Саню. – Что же ты, брат, на работу сегодня не явился? Проспал? Заболел?
– Нет.
Голос сразу охрип, а колени налились странной тяжестью. Он – здоровый, сильный мужик, не трус и не слякоть, – дрейфил перед этим красавчиком! Слыша этот тихий, почти нежный голос, он покрывался потом, твою мать!
– А вчера что же ты меня кинул, падла? – все так же тихо, но уже жестко, спросил Дворов-младший. – Не понос ли приключился, а, Саня?
– Нет.
– А что же уехал?
– А меня это… Уволили меня, Дмитрий Дмитриевич, – спасительная мысль, как резиновый круг в половодье, вдруг выскочила откуда-то и предложила выход. – Прямо там и уволили.
– Да ну! И кто же такой смелый? – в тихом голосе отчетливо прозвучал интерес.
– Снежанна, ваша невеста. Она уволила меня. – Саня почти успокоился, выруливая на участок дороги, ведущий за город.
– Ух ты! – отвратительно, почти беззвучно рассмеялся Дворов. – И за что же, дружище, тебя уволила моя невеста?
– За то, что отказался стучать на вас. Она потребовала, чтобы я в дальнейшем все докладывал ей. О том, где вы и с кем встречаетесь. С кем выпиваете, о чем говорите. А я… Я отказался. Она кричала сильно. И сказала, что я уволен.
– Ага… – Дворов замешкался. Отчетливо прозвучал звонок еще одного мобильного. – Извини, брат, отвечу. Потом перезвоню. Поговорим. Обсудим…
И он отключился. Саня остановился на светофоре. Опустил стекло, впуская в салон поток сдобренного влагой, прохладного апрельского воздуха. Глубоко вдохнул, минуту глазел на городскую суету, показавшуюся ему вдруг приятной и веселой, и внезапно успокоился. Он же все объяснил! Дворов теперь не предъявит ему ничего. В его увольнении замешана баба, то есть будущая жена. Против нее не пойдешь, так ведь?
Загорелся зеленый, и он поехал. Сначала по городу, потом за город, строго по навигатору, в который еще вчера забил маршрут, высмотренный по карте. Ехал долго, часа два. Мелькали населенные пункты, чахлые лесополосы, потом какое-то убогое бетонное строение. Заброшенный завод, кажется. И он его вспомнил. Они ехали мимо него тогда со Львом и его другом. Дальше должен быть густой ельник, необходимо в плотном ряду вечнозеленых деревьев не просмотреть грунтовую дорогу, свернуть. А там…
Точно! И ельник на месте, и грунтовка обнаружилась. Неглубокая колея была вполне проходима. Машинка, резво нырнув в нее колесами, побежала по прошлогодней траве. Через полчаса Саня выехал на бугор и увидал чуть левее ельника, внизу, заброшенную деревню. И не деревня даже, хутор из пяти домов, заколоченных и угрюмых, с крышами в прорехах, поваленными изгородями и поросшими сорняком огородами. Тот дом, в котором они устроили себе предновогодний мальчишник, он нашел без труда. Единственный из всех, он был с хорошей крышей, добротной загородкой, все окна, плотно занавешенные шторами, были целы. Ни единого разбитого стекла. Либо хозяин следил, либо сюда никто чужой не наведывался.
Саня остановился возле калитки, вылез из машины, минуту осматривался. Тихо, как в могиле. Даже птиц не слышно. Подумав, он достал из багажника травматический пистолет, запер машину и, шагнув, толкнул ногой калитку. Та послушно, без скрипа, распахнулась. Он ступил на чужую территорию, замер, ощупывая глазами каждый метр земли. Много прошлогодней листвы, никто не сгребал. Никаких грядок. Три одиноких дерева по краям участка. За домом просматривается угол баньки, в которой они на мужской вечеринке парились. Держа «травматику» наготове, Саня обошел весь участок, заглянул поочередно в каждое окно домика в надежде рассмотреть в щель между шторами хоть что-нибудь, потом почти бегом влетел в баньку. Никого. Он еще раз прошелся вдоль забора. Следов не видно. Кажется, хозяин здесь давно не был. Нарочно громко топая, взошел по ступенькам, стукнул для порядка кулаком в дверь.
– Эй, есть кто-нибудь?
Никто не ответил. Он дернул дверь на себя. Не заперто. Осторожно сунул голову внутрь, позвал:
– Гена! Ты здесь?
Тихо. Из дома потянуло застарелым печным запахом, прелым луком и мышами. Видимо, с той зимы здесь больше никто не появлялся, решил Саня. Если бы Гена здесь бывал, он хоть что-то себе готовил бы, правильно? Какую-то еду. Пахло бы сто процентов чем-то съестным. Гена ловко тогда орудовал у плиты, что-то жарил, переворачивал, помешивал. На стол потом накрывал, резал, накладывал. И в доме было уютно, тепло, пахло едой и мужским парфюмом. Лев любил обливать себя мужскими духами. Сейчас дом казался необитаемым.
Саня сунул пистолет за ремень брюк и пошел, уже не остерегаясь. Быстро осмотрел комнаты. Тихо, пустынно, ни следа человеческого присутствия. Койка за старинной ширмой заправлена старым толстым пледом. Саня провел по нему ладонью. На ней остался пыльный след. Не было здесь хозяина, давно не было, решил он. Снова прошелся по дому. Ощупал шторы, понюхал плотную ткань. Пахло пылью. Осмотрел обеденный стол. Ни единой крошки, даже застарелой. И снова пыль. На столе пыль. Чего тогда ему не нравилось? А что-то же не нравилось! Что-то не давало покоя. Не мог понять что.
Он вышел в сенцы, перестроенные под вполне современный коридор. Залез в огромный старинный шкаф напротив входной двери. Мешочки с сахаром, солью, крупами, плотно завязанные и так же, как и все, покрывшиеся пылью. Он закрыл шкаф, снова глянул по сторонам. Длинная скамейка, густо выкрашенная охрой. На такой у его бабки в деревне всегда стояли ведра с водой. Три ведра, накрытые деревянными кружкáми, чтобы вода не затухала, говорила бабка. На скамейке ведра, под ней железный тазик с ушастыми ручками. Здесь тоже такой был. А вот ведер – ведер не было и…
– Стой, Саша, спокойно, – попросил его мужской голос как раз в тот момент, когда Саня что-то такое заподозрил. – И руки в гору, Саша. Не заставляй меня делать тебе больно.
Но ему стало так обидно, что он бездарно попался и просмотрел очевидное: раз нет ведер для воды, возможно, хозяин как раз за ней и ушел. Так сделалось обидно, что он – здоровый, сильный, ловкий, и попался, как щенок. И он сделал попытку повернуться. И тут же получил сильный удар по затылку и отключился.
Очнуться ему помогли. На лицо полилась вода, он попытался ее смахнуть, увернуться – и не смог. Он был крепко связан. Приоткрыв глаза, Саня обнаружил себя сидящим на полу возле печки, облицованной нарядной бело-голубой плиткой. Руки были связаны сзади, ноги прочно спеленуты изолентой в коленях и щиколотках.
– Зачем? – прохрипел он в спину мужику, застывшему у окна. – Зачем связал?
Мужская спина в черной рубашке вздрогнула. Мужик повернулся. Глянул на него со злостью, процедил сквозь зубы:
– А я тебя не звал.
Гена. Это был он.
– Я же по-хорошему хотел, – прохрипел Саня и поморщился, в затылке сильно болело. – Я же с миром.
– А на тебе не написано, с чем ты, – фыркнул Гена, присаживаясь перед ним на корточки. – С миром или нет, но ствол я у тебя в руках точно видел.
– Это так, на всякий случай, – виновато засопел Саня. – Может, развяжешь? Чего спеленал? Я же с миром.
– Ага, ага. Знаем мы таких миротворцев, – хозяин покачал головой. – И как же ты нашел меня? Пьяный ведь был тогда в хлам. Никто ведь об этом месте не знает. Лев знал и я. Тебя вот зачем-то сюда притащили. Куда же мне теперь бежать, Сашок?.. Мне же некуда бежать. Слишком много народу меня ищет. Нет, надо было тогда тебя тут прикопать. Но, думаю, еще не поздно, так? Не кормить же тебя, пока мои документы будут готовиться! Твоя девка орать начнет, искать тебя. Станут записи с камер просматривать, они ловкачи на это дело. Где-нибудь да засветился. В этом направлении, я точно знаю, две штуки на эстакадах висят. Н-да… Сашок, задал ты мне задачу… Ладно, ты сиди тут пока, а я пойду яму рыть.
– К-какую яму?! – язык перестал слушаться, низ живота сковало холодом.
– Большую, Сашок! О-очень большую! Ты вон какой огромный. Тебе могилка нужна глубокая. Чтобы собаки не разрыли и зверь не сожрал. Машину опять же твою надо спрятать. И машина не махонькая. Ох, Саня, Саня, и зачем ты только сюда приехал? Зачем ты послушал своего хозяина?
– Не слушал я никого. Ушел я! – крикнул он в спину, обтянутую черной рубашкой, которая замаячила в дверном проеме, намереваясь скрыться. – Ушел я от Дворова!
– Да ладно! – Гена остановился, повернулся, привалился плечом к притолоке. – Чего это ушел с такого хлебного места?
– Достало все. Дворов достал, делишки его достали.
– О каких делишках речь? – заинтересованно откликнулся Гена, помолчав минуту. – Что тебе известно?
– В смысле?
Саня зажмурился от боли. Нет, все же этот оборотень оставил у него в затылке что-то. Воткнул какую-то хрень, обездвижив, и оставил. Так болит, что шея не ворочается.
– Что тебе известно о делишках Дворова-младшего? – Гена скрестил руки на груди, черная ткань плотно натянулась на мощной мускулатуре. – Ты принимал участие в его делах? Или тебя он тоже кинул?
– В смысле? – повторил Саня, ничего не понимая, то ли от боли в затылке, то ли от загадок, которыми Гена говорить был мастер.
– Ты чего тупишь, а?! – он подлетел и больно ударил его носком армейского ботинка по щиколотке. – Ты работал у него много лет! Ты дни и ночи проводил с ним вместе и ничего такого не замечал?! Никаких его поручений особого характера не выполнял?!
– Чего орешь-то? – удивленно моргал Саня.
Он даже боли не почувствовал, потому что ни черта не понимал, о чем этот малый говорит. И боль в затылке, видимо, тут была ни при чем.
– Выполнял, конечно, всякие поручения. И морды били. И угрожали. И даже пару раз под замком кое-кого держали, в интересах дела, – начал он вспоминать отвратительные дела, за которые Лиза его точно никогда не простила бы.
– В интересах какого дела, говоришь? – Гена вернулся, схватил старый венский стул, оседлал его, уложил подбородок на спинку. – Вспоминай, старина, вспоминай. Это в твоих интересах. Чем лучше у тебя окажется память, тем длиннее у тебя окажется жизнь. Ну…
И Саня начал перечислять. И чем больше перечислял, тем мрачнее становился Гена.
– Это все дерьмо, что ты тут рассказал мне, – изрек он, когда Саня говорить закончил. – За это тебе даже полиции особо предъявить нечего, не то что мне! Слушай меня внимательно… Я сейчас задам тебе один, последний, вопрос… Если ты на него ответишь верно, то живешь. Если соврешь, то… Уж извини!
И Саня тут же понял, что этот малый, игравший роль улыбчивого таксиста и непонятно какую роль игравший при живом Льве Дворове, не шутит. Он убьет его. И зароет за банькой. И никто никогда не найдет его прах.
И Лиза…
Бедная, милая, славная девочка будет ждать его долгие, долгие годы. Лить слезы и ждать. И в каждом похожем лице, мелькнувшем в толпе, будет видеть и узнавать его. И еще, чего доброго, подумает, что он ее просто бросил. Кинул! И счастлив где-то с другой.
– Господи… – выдохнул Саня и зажмурился. – Говори!
– Кто такой Сомов Александр Сергеевич? – жестко спросил Гена. И глянул холодно и равнодушно. – Хорошо подумай прежде, чем соврать!
– Я и не собираюсь врать! – он почувствовал такое облегчение, что чуть не обмочился. – Это студенческий друг Дмитрия. Он его еще Пушкиным называл время от времени. Я сам его встречал на вокзале, когда он в город приехал. С одной сумочкой, налегке.
– Когда приехал? Когда встречал?
– Прилично уже… Года два-три назад.
– Дальше что?
– Я не знаю. Я встретил, в гостинице поселил, и все. Потом несколько раз возил их ужинать. Потом Сомов снова уехал в свой город… Кстати, он еще утверждал, что они с Настей земляки.
– Дальше! – перебил его Гена. – Уехал и что? Не вернулся больше?
– Вернулся, на машине. Я его на блокпосту встречал. Провожал до гостиницы.
– Он все время в гостинице жил?
– Я не знаю. – Саня таращил на Гену честные глаза, боясь, что тот ему не поверит. – Мое дело было встретить, проводить, отвезти на ужин.
– Чем занимался этот Сомов? Зачем он был нужен твоему хозяину? – задал вопрос Гена.
И по тому, как он на него смотрел, Саня понял, что ответ ему известен.
– Я не вникал, – твердо выдержал он его взгляд. – Они при мне редко виделись. Когда возил на ужин, ждал в машине. Но пару раз видел Сомова с ворохом бумаг. Слышь… Если учесть, что Дмитрий Дмитриевич заканчивал химико-технологический университет, то несложно предположить, что Сомов – химик.
– Логично.
Так ласково улыбнулся Гена, что Сане тут же снова захотелось в сортир.
– А зачем твоему хозяину, строившему вместе с братом банковскую империю, занимающемуся инвестициями, нужен был химик? А? Нет никаких мыслишек, Сашок?
И он сказал единственное, что мог сказать. Он сказал правду:
– Есть…
Потом Гена еще час допрашивал его, сверял детали, иногда сердился, иногда оставался доволен его ответами. И вдруг присел перед ним с ножом, не кухонным – нет, охотничьим. Ножом для убийства. Ножом, которым…
– Это ты тех наблюдателей снял, да?! – прохрипел Саня, наблюдая за острым стальным краем, мелькающим у него перед глазами.
– Дурак, что ли! – фыркнул Гена и вдруг начал перерезать изоленту на его запястьях и щиколотках. – Предупреждаю: захочешь кулаком взмахнуть, чтобы отомстить мне, вырублю сразу. У нас с тобой сейчас много общих дел. Очень много, Саня. Нам надо уничтожить твоего бывшего хозяина. Нам надо спасти девчонок. Ох-ох-ох…
– Девчонок?! Каких девчонок?!
Он не понял. Кровь прилила к онемевшим ладоням и ступням, он принялся их разминать. Морщился, постанывал.
– Нам надо найти Настю. И… – он полез в задний карман армейских черных штанов, вытащил Санин мобильник. – Пока ты был в отключке, тебе трижды звонил Дворов. Я не рискнул ответить. И тогда он прислал сообщение и фото. Твоя Лиза… Она у него. Он хочет обменять ее на Настю…
