9

Неприветливая внешность доктора Илана Портмана, его огромный рост, широкие плечи и недовольное выражение лица составляли странный контраст с приятным голосом и изящными манерами. Он тепло встретил Ноама и провел его к себе в кабинет – обшарпанное помещение с разномастной ветхой мебелью. Окно кабинета выходило в сад, где, как успел заметить Ноам, в траве или на скамьях сидели дети – одни или в сопровождении взрослых.

– Линетт Маркюс два года проработала со мной в этом институте, – сказал он. – Удивительная женщина.

– Психологом?

– Не совсем. Она попросила, чтобы я принял ее на общественных началах – изучать облегченную коммуникацию. Она собиралась проработать два месяца, но увлеклась нашими методами, да и детей полюбила. Кроме того, она попала под очарование города и решила углубленно изучать каббалу. Она обладает редкостной тягой к знаниям и бесконечной духовной любознательностью.

– Она сказала вам о цели моего визита?

– Нет. Да мне и не надо этого знать. Она только попросила меня познакомить вас с Сарой.

В этот миг к окну снаружи подошел маленький мальчик с темными кудрями и застыл. Ноаму показалось, что он наблюдает за ними. Илан Портман обернулся и помахал ему, но мальчик никак не отреагировал.

– Ему интересно, кто я такой?

– Возможно. Или он просто разглядывает в стекле свое отражение.

– А почему именно Сара? Я хочу сказать, почему Линетт Маркюс посоветовала мне встретиться именно с этим ребенком?

– Ребенком? – удивился директор. – Нет, Сара была ребенком, когда Линетт работала с нами, а теперь ей уже около шестнадцати. У Линетт и Сары были особые отношения. Они были очень близки и до сих пор поддерживают связь.

– Поддерживают связь? – удивился Ноам.

– Да, Линетт приезжает в институт два-три раза в год и проводит с ней много времени. Ну и по Интернету они тоже общаются.

– При помощи облегченной коммуникации?

– Именно.

– Мне говорили, что теперь консультации запрещены.

– И слава Богу! Это превратилось в сплошное безобразие. И нанесло большой вред нашей методике.

Мальчик за окном прижал ладонь к стеклу. Ноам не раздумывая сделал то же самое.

– У нас тяжелая работа, часто неблагодарная, – продолжал врач. – Иногда мы сомневаемся в том, что делаем. Но бывают и потрясающие моменты. Ну, пойдемте к Саре, она вас ждет.

Внешность Сары не позволяла определить ее возраст. Она сидела, ссутулившись, на кровати, и на первый взгляд могло показаться, что ее спина согнулась под тяжестью прожитых лет. Но лицо, хотя и совершенно безжизненное, выдавало ее молодость. Слегка раскачиваясь взад-вперед, она не отрывала взгляда от рисунков на противоположной стене.

– Здравствуй, Сара, – сказал Илан Портман. – Твой гость приехал.

Девушка не выказала ни малейшей реакции.

– Здравствуйте, – прошептал Ноам, внезапно разволновавшись.

– Я тебе уже говорил: его прислала твоя подруга – Линетт.

Девушка стала раскачиваться чуть быстрее.

– Я оставлю вас вдвоем, – сказал директор.

Ноаму было страшно оставаться с юной аутисткой один на один. Что он будет с ней делать? Что говорить? Как они будут общаться?

Доктор Портман заметил его смятение и поспешил его успокоить.

– Вы сами будете говорить, расскажете, зачем приехали. Через несколько минут к вам подойдет ассистентка, чтобы наладить между вами контакт. Не стесняйтесь, говорите так, как будто беседуете с другом. Она все слышит, все понимает.

И он вышел из комнаты. Какое-то время Ноам молчал, не зная, сесть ему или остаться стоять и с чего начать разговор. И какой тон выбрать? Уж точно не покровительственный.

Ноаму показалось, что в молчании Сары кроется какая-то напряженность. Или, вернее, ожидание. Тогда он схватил стул, сел напротив нее, прокашлялся и начал.

– Должен тебе признаться, что чувствую себя довольно неловко. Я позволил себе обратиться к тебе на ты, надеюсь, это не покажется тебе обидным… Я никогда еще не был в такой ситуации. И, если уж совсем откровенно, я не уверен, что ты сможешь мне помочь. Я довольно скептически настроен в отношении всего, что мне рассказали о… обо всем этом и о твоей способности давать советы. Но я не мог поступить иначе, я должен был приехать и все прояснить. Вот мне надо было все это сказать, чтобы между нами не было неясностей и мы могли спокойно начать наш… разговор.

Сара оставалась бесстрастной.

– Я приехал, чтобы задать тебе один вопрос. Который покажется тебе очень странным. Хотя, если подумать, странным он тебе вовсе не покажется, потому что в свое время к тебе приходило множество таких же потерянных людей, как и я. Но прежде чем задать его тебе, я должен рассказать свою историю. Ну, не всю историю, конечно, а только те события, от которых я так растерялся и благодаря которым я познакомился с твоей подругой, Линетт Маркюс.

Он начал свой рассказ с того, что за последние годы постепенно привело его в это состояние полной безнадежности. О своем вечном душевном разладе, о преследовавших его мыслях о смерти, о словах Анны и старого проповедника, о своей неспособности думать о будущем.

– Ну, думаю, теперь ты знаешь все. Так вот мой вопрос: скажи, моя племянница сказала правду? И если это так… когда я умру?

Раскачивания Сары стали заметнее, она будто погрузилась в раздумье, о глубине которого по ее лицу ничего нельзя было понять.

Минута прошла в тяжелом молчании, а затем в комнату вошла женщина лет тридцати в джинсах и старой футболке с логотипом института.

– Ого! Как я вовремя! – воскликнула она, заметив волнение Сары.

Она раскрыла висевшую у нее на плече сумку, достала оттуда ноутбук и подключила его к монитору, стоявшему перед Ноамом.

– Здравствуйте, меня зовут Виржини, – сказала она и протянула ему руку, пока компьютер загружался. – Я работаю с доктором Портманом и в некотором роде служу Саре переводчиком.

Она поставила ноутбук перед девушкой, взяла ее руки в свои и положила их на клавиатуру.

– Вы знаете, как происходит такое общение? – спросила она Ноама.

– Да, мне рассказали.

– Прекрасно. Тогда я кладу свои руки на ее. И, прислушиваясь к импульсам, которые она мне сообщает, буду помогать ей писать. Ну, давай, дорогая, я тебя слушаю.

Виржини закрыла глаза, чтобы сосредоточиться. Указательные пальцы Сары принялись стучать по клавишам компьютера.

И Ноам увидел ее слова.

«Откуда она узнала его фамилию?» – всполошился было Ноам, но тут же взял себя в руки. Ей могли сообщить ее доктор Портман или даже Линетт Маркюс. Не надо так волноваться по пустякам.

Пальцы Виржини медленно перемещались над клавиатурой.

Ноам переводил взгляд с экрана на странную гидру о двух головах, выражавшую свои мысли напротив него. Ситуация была комичной, и на данный момент ничего из того, что знала Сара, особого интереса не представляло.

Что пыталась сказать Сара этими фразами, философское значение которых не больно-то интересовало Ноама?

Может, она почувствовала его разочарование? Во всяком случае, она начала раскачиваться еще сильнее. С губ ее сорвался тихий стон. Ноаму стало не по себе, более того, страшно, причем он не смог бы сказать, что было тому причиной: нечеловеческие стоны аутистки или странность самой ситуации.

Виржини открыла глаза и с тревогой взглянула на девушку.

– Сара, хочешь, мы прекратим это?

Девушка резко перестала стонать и замедлила движение.

– Ну хорошо, давай продолжим, – сказала Виржини, как будто Сара четко ответила на ее вопрос.

В течение долгой минуты ничего не происходило. Затем пальцы Виржини снова запорхали над клавиатурой, а на экране появились слова.

Эта фраза сразила Ноама, но он не показал этого. Так что же, этим все и кончится? Если так, каким дураком он будет себя чувствовать из-за того, что поверил, будто девочка-аутистка сможет дать ему ответ, и какое облегчение испытает, оттого что здравый смысл все-таки восторжествовал.

Но пальцы Сары снова принялись набирать слова.

Это был не вопрос, а утверждение. Как могла она знать то, что Ноам сам только что узнал? У него защемило сердце.

Сара остановилась. Ноам не знал, надо ли ему как-то реагировать, приводить какие-то доводы, настаивать на своей просьбе. Нет, она не пыталась завязать с ним разговор. Да и что он мог сказать?

Прочитав эту фразу, он содрогнулся. Сердце его бешено заколотилось, он сглотнул, чтобы ослабить узел, внезапно сжавший горло. Он не мог оторвать взгляд от экрана.

Что это значит? Пять человек… Те, о которых говорила Анна?

Виржини, казалось, тоже была взволнована тем, что только что написала Сара. Ноам заметил на ее лице тревогу. Аутистка снова застонала, как будто от боли, и этот звук заставил его вдрогнуть. Ему казалось, что девушка борется с какими-то невидимыми, мешавшими ей силами. Внезапно она успокоилась и снова опустила руки на клавиатуру.

Услышав эти слова, Ноам почувствовал, как кровь прилила к его лицу. В голове помутилось, дыхание участилось. Вот оно – имя, конкретная и в то же время таинственная информация. Что это за человек? Что между ними общего?

Ноам сидел неподвижно, не сводя глаз с экрана. Затем монитор погас, и Ноам вышел из оцепенения. Виржини встала. Их взгляды встретились. Ноам надеялся, что переводчица улыбкой даст ему понять, что все это несерьезно, что ему вовсе не следует верить тому, что он только что прочел. Но он, напротив, почувствовал ее замешательство, даже нечто вроде сочувствия.

– Беседа окончена, – прошептала она, чтобы вернуть его к реальности. – Сара устала. Она много говорила, а это стоит ей неимоверных усилий.

Ноаму хотелось спрашивать еще и еще, но он словно онемел. От пережитого потрясения его знобило, по вискам и спине струился пот. Неужели он и правда только что слышал потусторонний голос?

– Оставьте мне ваш электронный адрес. Сара перешлет вам обещанную информацию, – пробудила его Виржини.

Он встал, порылся в кармане пиджака, достал визитную карточку и протянул переводчице. Он двигался механически, как будто под действием гипноза. Его разум тщетно пытался постичь значение сообщенных Сарой сведений. Помощница направилась к двери, приглашая Ноама следовать за собой. Перед тем как выйти из комнаты, тот обернулся к Саре. Девушка снова сидела абсолютно безучастно.

– Спасибо, Сара, – прошептал он. – До… до свидания.

Голос его дрожал.

Ави терпеливо ждал Ноама в кафе напротив института. При виде его изменившегося лица он нахмурился.

– Эксперимент не удался? Она сказала тебе что-то неприятное?

Неприятное? Вряд ли это можно так охарактеризовать. Так же, как нельзя сказать, что встреча не удалась. Что он может ответить, если сам не знает, зачем вообще явился в этот институт и как воспринимать то, что открыла ему Сара?

– Мне надо в Тель-Авив, – объявил он, не отвечая на вопрос Ави. – Ты можешь съездить со мной?

Ави в раздумье почесал затылок.

– Я вообще-то гид, а не таксист, ну да ладно, не могу отказать тебе в этом, – пошутил он. – У тебя такой опрокинутый вид. Да и Аврора мне не простит. Когда ты хочешь ехать?

– Завтра утром. Самолет у меня только вечером. Думаю, мы успеем. Если нет, я поменяю билет.

– А что мы будем делать в Тель-Авиве?

– Повидаемся с одним человеком.

– Ладно, судя по твоему состоянию, четкого ответа я от тебя не дождусь.

– Прости, Ави, мне необходимо подумать, побыть одному. Завтра по дороге я все тебе объясню.

– То есть продолжения экскурсии сегодня вечером не будет?

– Увы, не будет. Я не готов изображать беззаботного туриста.

– Ты меня пугаешь. Ты действительно не хочешь рассказать, что там произошло?

– Не принимай это на свой счет. Мне самому трудно понять, что произошло, а тем более – пересказывать это тебе.

– Я не настаиваю. Отвезти тебя в отель?

– Нет, я немного пройдусь. Это ведь недалеко?

– Видишь вон тот торговый центр? Он называется так же, как и твой отель. Дойдешь до него и пройдешь до конца.

– Могу я попросить тебя об одной услуге?

– Конечно.

– Найди, пожалуйста, в телефонной книге Тель-Авива Адама Вайнштейна. Он живет на улице Хатиква.

– Это с ним у тебя назначена встреча на завтра? – спросил Ави, записывая данные в смартфон.

– Встреча не назначена, я просто хочу его увидеть.

– Может, мне ему позвонить?

– Если можно, только не говори ему обо мне. Просто попытайся узнать, кто он такой. И запиши номер дома.

– Ладно, вот я уже и следователь. Все так таинственно, но мне даже нравится. До завтра, дружище.

Он задумчиво пошел к машине, но, прежде чем сесть в нее, окликнул Ноама:

– А ты знаешь, что «хатиква» означает «надежда»? Я же тебе говорил… в этой стране все имеет особый смысл.

Оставшись один, Ноам пошел к отелю. Он попытался вспомнить каждый миг встречи с Сарой и отыскать в ее речах логику, которая могла бы успокоить его смятение. Однако ему не давал покоя один вопрос: прав ли он был, поверив тому, что наговорила ему юная аутистка? В сущности, история была совершенно безумная. Будь рядом Сами, он своими шуточками быстро вернул бы его на землю. Но может ли он прекратить эту историю? Отказаться от встречи с этим человеком, с которым, по утверждению Сары, его связывают роковые узы?

Он быстро дошел до Яффских ворот и на минуту остановился, чтобы рассмотреть их. Стены Старого города четко вырисовывались на фоне ярко-голубого неба. У ворот бродячие торговцы окликали прохожих, предлагая им хлеб, фрукты, напитки. Ноаму подумалось, что в его легковерности виноват в какой-то мере и этот город со своей магией и неслыханной красотой. Здесь поверишь во что угодно. Даже в полное безумие. Но он тут же отбросил эту мысль: чары, жертвой которых он стал, гораздо старше.

Он спустился к торговому центру «Мамила». И хотя камни здесь были такими же, как те, из которых построен исторический центр, – правило, соблюдавшееся во всем городе, – он шел теперь по современной улице с красивыми магазинами и толпами туристов. Внезапно он почувствовал себя увереннее, словно вернулся к нормальной жизни с ее легкомыслием и культом потребления.

Он понимал, что это глупо, но ему стало легче.

Ноам пил кофе в ресторане отеля, когда в зале появился Ави.

– Ничего не скажешь, отель просто супер! – весело воскликнул он.

– Хочешь чего-нибудь выпить или съесть? – предложил Ноам.

– Это будет зависеть от того, что ты мне скажешь, когда узнаешь, что никакого Адама Вайнштейна в телефонной книге я не нашел. Даже фамилии такой нет. Может, он не зарегистрирован или пользуется только мобильным телефоном. Ты все равно хочешь ехать в Тель-Авив?

– Да. Надо все же попытаться.

– Что ж, тем хуже. Видно, не попробовать мне здешнего волшебного завтрака, – вздохнул Ави. – Нам придется пройти всю улицу Хатиква, а это может занять немало времени.

Он грустно оглядел буфет, где были искусно расставлены всевозможные яства: круассаны и булочки с шоколадом, восточные сладости, пончики, омлеты, сыры, копченая селедка, хумус, греческий и тунисский салат, французский и арабский хлеб разных сортов.

– Видишь, израильский завтрак похож на нашу культуру и нашу политику: нам никак не выбрать что-то одно, поэтому у нас перемешаны совершенно противоположные вещи. На вид все очень красиво и богато, но не вздумай смешивать одно с другим: получишь несварение желудка!

Ави рассмеялся собственной шутке и встал. Прежде чем выйти, он схватил круассан и откусил от него добрую половину.

– Вкус Франции, – сказал он. – Но скажи, что это за встреча такая, если ты не знаешь даже адреса этого человека? Тебе не кажется, что пора посвятить меня в детали?

– Да, конечно. Человек, с которым я вчера встречался в институте, открыл мне, что моя судьба связана с судьбой Адама Вайнштейна. И назвал мне эту улицу.

Ави собирался уже сесть в машину, но застыл как вкопанный.

– Вот черт! Так ты по уши увяз в этой истории! Тебе нашептывают какое-то имя, говорят две-три загадочные фразы, и ты сломя голову несешься черт знает куда!

– Ну… было бы глупо не проверить, правда? Я в Израиле, а этот тип живет в часе езды от Иерусалима.

– Разумеется. Я лично так и поступил бы. Но слышать такое от… существа рационального… – съязвил он. – Ладно, а теперь скажи: каким образом вы связаны?

Ноам помедлил с ответом, но потом рассудил, что Ави, как переводчику, следует знать цель встречи.

– Мы умрем в один и тот же день.

Гид в изумлении воззрился на клиента, стараясь понять, шутит тот или нет.

– Ну вот, типично иерусалимская история! – с восторгом воскликнул он.

Они прошли вдоль всей улицы Хатиква, заходя в каждый подъезд. Оставалось заглянуть еще в несколько домов.

– Ты точно все фамилии прочитал? – окончательно пав духом, спросил Ноам.

– Точно, – сокрушенно ответил Ави, нацелившись на новое скопление почтовых ящиков.

Ноам, хоть и не умел читать на иврите, заходил вместе с Ави в каждый дом.

– «А. Вайнштейн»! – вдруг воскликнул Ави. – Нашли! Наверно, он недавно тут живет: видишь, фамилия написана на бумажке. Ну, не будем терять времени, пойдем посмотрим на твоего товарища по несчастью.

– Погоди, – остановил его Ноам. – Надо подумать, что мы скажем. Не можем же мы вот так заявиться к нему и сказать, что я узнал от аутистки, что мы с ним умрем в один день!

– А у меня уже есть план. Я скажу ему, что ты француз, что ты тоже Вайнштейн и что мы искали адрес одного друга, как вдруг увидели на почтовом ящике его фамилию. Тут ты вспомнил, что у тебя есть дальний родственник Адам Вайнштейн и что он живет в этом городе. И ты решил проверить, с ним или не с ним свел тебя случай.

– Ты считаешь, что это правдоподобно?

– Да – по трем причинам. Во-первых, потому что все евреи имеют дальних родственников, которых они потеряли из виду и жаждут отыскать. Во-вторых, потому что еврей верит в судьбу по определению. И в-третьих, я прекрасный актер, что немаловажно.

Они поднялись на этаж, где находилась указанная на почтовом ящике квартира. Ави позвонил, и Ноам почувствовал, как у него бешено заколотилось сердце. Что ждет его за этой дверью?

Дверь открыл мужчина лет тридцати.

– Шалом, – широко улыбаясь, сказал Ави.

– Шалом, – с непроницаемым видом ответил незнакомец, ожидая объяснений.

– Адам Вайнштейн?

Мужчина удивился.

– Нет, Алан Вайнштейн, – настороженно возразил он.

Ави извинился и рассказал заготовленную заранее историю.

Лицо мужчины смягчилось, и, когда Ави закончил, он рассмеялся. Услышав его ответ, Ави тоже прыснул со смеху, после чего обратился к Ноаму.

– Адам Вайнштейн – его сын.

– Сын?

– Да, это мой сын, – весело улыбаясь, сказал Алан Вайнштейн по-английски.

Тут послышался женский голос. Мужчина со смехом пояснил, что происходит.

Появилась женщина с грудным ребенком на руках.

– Вот Адам Вайнштейн, – объявил отец, показывая на младенца.

Глядя на изменившееся лицо Ноама, супруги рассмеялись.

– Хамуд! – воскликнул Ави, целуя младенца в макушку.

Родители с гордостью демонстрировали свое дитя.

– Не стой столбом, – процедил Ави Ноаму, – они почуют неладное. Скажи, что их сынок – прелесть. Ну говори: «Хамуд».

Ноам, не в силах произнести ни слова, изобразил улыбку.

– Расстроился: он так надеялся найти своего родственника, – поспешил объяснить Ави.

– Попробуй узнать, как его здоровье, – шепнул Ноам.

– Шутишь? Как, по-твоему, я это у них спрошу?

– Как-нибудь, постарайся. Ты же прекрасный актер, как я знаю.

– Ладно, попробую.

Притворившись, что его крайне интересует малыш, Ави принялся задавать все новые и новые вопросы, на которые родители с удовольствием отвечали.

Ноам не мог не любоваться молодыми супругами – красивыми, счастливыми, гордыми своим ребенком. Впереди у них была вся жизнь, которая представлялась им безмятежной и милостивой к их сыну. Но их ожидало страшное горе… если то, что сказала Сара, – правда.

Супруги предложили гостям пройти в квартиру и выпить чего-нибудь освежающего, однако Ави вежливо отказался и извинился за причиненное беспокойство. Уходя, Ноам помахал им рукой.

– Младенцу четыре недели, – сказал Ави, когда они спускались по лестнице. – Роды прошли хорошо. Я сказал, что он выглядит очень живым для своего возраста, она ответила, что он и правда шустрый. Когда я удивился, что он такой большой, она сказала, что он сосет со страшной силой и что материнское молоко идет ему впрок. Не мог же я еще попросить у них его медицинскую карту, хотя все говорит о том, что этот сосунок прекрасно себя чувствует. В противном случае его родители, думаю, так не сияли бы.

– Да, верно, – пробормотал задумчиво Ноам.

– Так ведь это прекрасная новость! В конце концов, это означает, что ты доживешь до старости.

– Можно и так понять. Однако для маленького Адама эта новость совсем не обязательно хороша. Если откровения Сары верны, это означает, что он умрет молодым.

– Черт… я об этом не подумал! – воскликнул Ави, помрачнев.

– Представим себе, что я умру лет в семьдесят-восемьдесят, значит, ему будет не больше тридцати-сорока.

– Тогда будем надеяться, что ты доживешь до ста лет.