Этот мужчина оказался тем здоровым негром, о котором я подумал, что он американец. Он был такого же роста, как я, но весил, должно быть, килограммов на двадцать больше меня. Сложен он был отлично: широкие плечи и узкие бедра. Подстригаясь перед поездкой сюда, он явно решил следовать местной моде, кроме того, его физиономию украшали усы и маленькая эспаньолка. Кстати, кожа его была настолько светлого оттенка, а черты лица так мало походили на негроидные, что я заподозрил, что он был не чистокровным негром, а квартероном.

На мой вопрос он ответил, что его зовут Вилфред Чака, родился в Кливленде, штат Огайо. Негр был профессиональным игроком в американский футбол, пока однажды не принял участия в попытке ограбить банк. Попытка оказалась неудачной, и он был схвачен полицией. Деньги были нужны для финансирования некой военизированной негритянской организации. Ему удалось как-то удрать из тюрьмы, и он ушел в подполье, спрятавшись в одной из ячеек этой организации, расположенной в Гарлеме. Калибану удалось заполучить его в свои руки, но вместо того, чтобы передать негра полиции, он отправил его в одну из частных клиник, которые входили в его центр перевоспитания закоренелых преступников. Хирургического перевоспитания.

Слова негра подтверждали то, что я услышал из уст двух стариков. У меня не было особо много времени, чтобы болтать попусту, но эта история меня сильно заинтересовала. Сам я врач по образованию, и хотя нигде не практиковал, кроме как у бандили, я старался следить за последними медицинскими публикациями.

— И в чем же состояла эта операция? — спросил я.

— Я об этом ничего не знаю, беложопый, — огрызнулся Вилфред. — Я был под эфиром, кумекаешь, и мне было трудно следить за тем, что он там выделывал.

— Значит он занимался нелегальной «самодеятельностью» на твоем мозге, а ты даже не знаешь что он там сделал. Ты хоть спрашивал его об этом?

— Спрашивал?! Еще как спрашивал, только после его ответов у меня башка стала квадратной, понял?.. Старина Док хотел, чтобы я хорошо усвоил, что все это конфиденциально между ним и мной и должно таким остаться на всю жизнь. Потому что есть люди без стыда и совести, готовые украсть этот секрет и использовать его же во вред нам! Например, коммунисты… Вот уже несколько лет как Дока стало лихорадить лишь при одном упоминании о красной опасности. Он просто уверен, что коммунистам осталось раз плюнуть чтобы захватить всю планету.

Служители Девяти редко осложняют себе жизнь рассуждениями подобного рода. Лояльность самим Девяти для них на первом месте, а форма существующего управления государства их мало волнует. С другой стороны, Девять не запрещают своим приверженцам иметь собственные политические взгляды. До того момента, пока они верны и послушны.

Вилфред прыснул от смеха и сказал:

— Вначале я думал, что он мне сделал фронтальную лоботомию. Но, как ты видишь, я не превратился в зомби. У нас тут есть два белых старика, Риверс и Симмонс, так вот, они говорят, что я ни черта не понял и только запутался во всем. Они считают, что великий беложопый мбвана установил в моей черепушке миниатюрный аппарат, который теперь контролирует все мои нервные импульсы. Нечто, вроде колокольчика. Как тебе нравится? Но…

— Калибан спустил на меня голодного льва, — прервал я его. — А до этого обезоружил меня. Не очень-то рыцарский поступок, как считаешь?

— Если Док говорит, что ты дьявол, так оно и есть! Извращенец первого сорта. Люцифер по сравнению с тобой так просто ангел, хоть и падший.

— Ты знаешь, кто я?

Вилфред улыбнулся, но улыбка получилась несколько кривой.

— Да. Док мне объяснил, что к чему. И тогда я ему сказал: «Док, я хорошо слышу все, что ты мне говоришь, но не могу врубиться, настолько это все не правдоподобно». Док на это ничего мне не сказал. Он никогда не возражает. Ему плевать с высокой колокольни, верю я ему или нет. Калибан не врет никогда. Из всех белых, которых я когда-либо знал, он единственный, который никогда не врет. Тем не менее, я все-таки не поверил ему. Я думал, он просто пошутил надо мной. А потом мы отправились в Африку, поймали этого здоровенного льва, настропалили его на твою задницу, и тут я увидел тебя в деле. Это зрелище было еще более невероятным, чем все, что он мне о тебе рассказал! Я видел, как ты свернул шею этой огромной киске, и не верил при этом своим собственным глазам. Я никак не мог заставить себя поверить, что ты реальное существо. Но после всего, что я увидел, что мне остается, как не признать этот невероятный факт. Ты действительно какой-то странный феномен!

— Тебе-то какая разница? — спросил я. — Скажи лучше, почему Калибан нанял тебя? Из-за мышц?

Негр потер запястье и сморщился от боли.

— И из-за этого тоже. Но главным образом из-за того, что я разбираюсь в электронике. И довольно неплохо, представь себе, беложопый.

— Но с твоей точки зрения, Калибан тоже всего лишь беложопый, как ты говоришь.

— Это единственный белый, которому я бы не рискнул сказать прямо в лицо, что он всего лишь белый засранец. По-моему, Док действительно является тем, что представлял себе Ницше, прежде чем у него окончательно поехала крыша, настоящим сверхчеловеком! К несчастью, он не родился черным!

Говоря, он прислонился спиной к задней части грузовика.

— Мне кажется, — сказал я, — у тебя вновь появилось желание попробовать на мне свою силу. Держи! — я протянул ему правую руку.

— Эй! Ты чего задумал?

— Возьми мою руку, — сказал я, — можешь делать с ней что хочешь.

Вместо этого он внезапно бросился на меня и попытался ударить в солнечное сплетение. Я перехватил его кулак, поймав в свою ладонь, и сжал его. Он вскрикнул и упал на колени.

— Это тебе послужит уроком, — сказал я.

Он стонал, нянча свою помертвевшую от боли руку другой рукой.

— Что бы ты сдох, белый засранец! Мать твою!..

Любуясь его черепом, я сожалел, что он проявил так мало тонкости в понимании ситуации. Однако я надеялся, что теперь ему стала ясна вся бессмысленность надежды добиться чего-либо, провоцируя меня.

Как и в случае с Забу, я попросту впустую потратил бы время, пытаясь объяснить ему, что не чувствую себя в какой бы то ни было степени задетым конфликтом между белой и черной расой. Я, безусловно, являюсь единственным белым в мире, который не придерживается никаких предрассудков, связанных с цветом кожи людей. Во всяком случае, даже если бы я мог надеяться убедить его в таком моем отношении ко всем людям, я все равно не стал бы этого делать. То, что он мог подумать обо мне, было мне глубоко безразлично.

— Сейчас ты покажешь мне все, что мне захочется увидеть, — сказал я. — Или я убью тебя.

Мы поднялись в прицеп. Он был под завязку напичкан всякого рода электронной аппаратурой. Вилфред нажал на кнопку. Едва слышно загудели моторы, и крыша прицепа стала подниматься вверх, распавшись по центру на две половины. Одновременно с пола поднялась установка, напоминающая собой базуку на лафете. Установка поднялась до уровня пола и замерла, в то время как ствол базуки стал телескопически вытягиваться вверх, к потолку. Одновременно с этим в полу открылся люк, в глубине которого виднелся небольших размеров снаряд, вернее ракета, точная копия той, которая сбила кенийский истребитель. Веретенообразной формы и покрытая серебристым металлом ракета не превышала в длину шестьдесят сантиметров. Она должна была весить килограммов двадцать.

Вилфред пробежался по кнопкам аппарата, снабженного экраном, тот внезапно осветился, и на нем появилось изображение части западного склона горы. Звук генераторов под полом прицепа стал более явственным.

Вилфред тронул один из верньеров, и принимающая антенна на крыше прицепа послушно стала разворачиваться к югу. Она остановилась, почти точно ориентированная на юг, когда на экране появилась часть кенийского лагеря. Изображение было настолько четким и ясным, будто я сам сидел в нескольких метрах от него, к тому же днем. Периодически освещенность экрана менялась, становясь то темнее, то светлее, и по нему пробегали светлые полосы.

Но, вообще-то говоря, я не должен был видеть ничего, так как кенийцы располагались по другую сторону холма, километрах в двух от нас.

Вилфред объяснил мне, что антенна испускала луч, который, отразясь от горы, достигал лагеря кенийцев, поднимался вверх, вновь отражался от слоя ионосферы и возвращался к антенне. Густая растительность склона горы поглощала часть луча, а неровность вершин деревьев вызывала наблюдаемые нами помехи на экране.

Я заметил, что манера держаться Вилфреда едва заметно изменилась, стоило ему заняться работой с аппаратурой, о чем он сам, вероятно, и не подозревал. В его жестах и словах, обращенных ко мне, кроме вполне объяснимого страха, который я ему внушал, появились нотки истинного уважения. Он так увлекся собственными объяснениями по поводу предназначения всей этой аппаратуры, что полностью забыл, что я белый, которого ему надо было бы ненавидеть.

— Можешь верить или нет, но Док утверждает, что он изобрел этот аппарат еще в 1943 году, — сказал Вилфред. — Но нам бы не помешал другой передатчик!

Он полез в стенной шкаф. Я продолжал наблюдать за ним краем глаза, опасаясь, как бы ему не пришла в голову мысль поиграть со мной с помощью своих электронных игрушек. Вилфред вытащил из шкафа спавшийся резиновый баллон в форме сосиски, длиной в тридцать сантиметров, и прикрепил его к наконечнику трубки, идущей от баллона с газом. Шар наполнился газом и принял форму небольшого дирижабля, длиной немногим более метра. На «животе» дирижабля выступали четыре небольших «оконца». Негр привязал к ним какой-то маленький голубой предмет в форме сигары. После этого он выпустил шар из рук и тот быстро взлетел в воздух, увлекаемый ветром к востоку. Вилфред снова поиграл клавишами и кнопками панели управления полетом дирижабля, который все еще был хорошо виден в потоке света, вырывающегося наружу через открытую крышу прицепа.

Я взглянул на экран. На нем, будто освещенный ярким лунным светом, проплывал пейзаж, над которым в это время летел дирижабль.

Я спросил Вилфреда, каким образом Калибану удалось достичь такого четкого изображения в условиях слабого освещения.

— Я об этом ничего не знаю, — ответил негр, пожав плечами. — Может быть, аппарат использует тепловое излучение, но я действительно не понимаю, как луч такой высокой частоты может передавать тепловые изображения. Я в этом деле ничего не смыслю. Все, что я могу тебе сказать по этому поводу, это то, что наша разведка, русские и китайцы что-то пронюхали об этом, и Доку пришлось, в свое время, отбиваться от них всех. По какой-то причине он не хотел, чтобы его изобретением пользовались ни коммунисты, ни империалисты.

Судя по всему, Вилфред не подозревал о существовании Девяти.

Через несколько минут на экране четко и ясно обрисовался кенийский лагерь. Дирижабль пролетал точно над ним.

— Ты серьезно говорил, что убьешь меня, если я не покажу тебе, как действует наша ракетная установка? — спросил Вилфред.

Я ничего не ответил, и он вздохнул: «Значит, это было серьезно».

Он натянуто улыбнулся.

— Ну да ладно. Док, я думаю, ничего не будет иметь против, если мы немного пощекотим кенийцев. Он тоже считает, что они часто суют свой нос не туда, куда надо.

Вилфред подхватил ракету и поместил ее в казенную часть базуки. На место взятой ракеты из люка тотчас появилась новая.

Вилфред дал несколько корректирующих команд на пульте контроля, и труба пришла в движение, поднявшись, еще выше и отклонившись в сторону. На экране высветилась прицельная сетка. Белая точка в центре сетки пришла в движение, перемещаясь мелкими прерывистыми движениями, пока не замерла точно в центре перекрестья.

Вилфред выпрямился.

— Теперь все пойдет автоматически. Если ты продолжаешь настаивать на том, чтобы наша Мисс «Больше Ничего» приземлилась точно в центре кенийского лагеря, тебе остается лишь нажать на эту кнопку.

— А меня не обожжет, когда воспламенится запал ракеты? — спросил я.

Он широко улыбнулся. Сам он уже стоял в самом далеком от установки углу, там, где его наверняка не достанет пламя, вырывающееся из трубы во время взлета ракеты. Он наверняка рассчитывал, что я попадусь в эту нехитрую ловушку. Более того, Калибан относился к тому типу людей, которые вполне способны сделать ложную кнопку, снабдив ее крошечной иглой со смертельным ядом, которая тотчас же впилась бы в палец, надавивший на кнопку. Я подозревал, что здесь полно подобных ловушек и Вилфред сгорает от желания пустить какую-нибудь из них в ход.

Я взял кусачки с изолированными резиной ручками (следовало опасаться также и внезапного удара током) и нажал ими на кнопку. Снаряд воспламенился и ушел в небо с громким воющим звуком «во-о-о-у-ш-ш!». Грузовик даже не шелохнулся. Жар воспламенившегося запала опалил мне кожу, хотя я стоял рядом с Вилфредом. Если бы я не успел отпрыгнуть сюда, меня серьезно поджарило бы и он мог бы, пользуясь этим, броситься на меня.

Я глядел на экран, не выпуская из поля зрения негра. Поэтому увидел, как у того глаза полезли на лоб, когда он уставился на мой пенис, который тотчас же взмыл вверх, едва ракета оторвалась от земли.

Она описала большую дугу в небе, которую невозможно было бы заметить, если бы не пламя, вырывающееся из ее дюз, и пронеслась над вершиной холма. Я вновь повернулся к экрану. Ракета возникла внезапно, огненным метеором перечеркнув экран, чтобы сразу исчезнуть в ослепительно ярком взрыве. В небо метнулся огненно-черный клубящийся вихрь дыма и огня. В стороны летели части тел и оторванные конечности, грузовик, джип, обломки других машин, части каких-то механизмов.

Не отрывая глаз от экрана, я старался следить и за негром, дрожа и постанывая от экстаза, судорожно сжимая в руке мой нож. Вилфред отодвинулся от меня, продолжая неотрывно смотреть на мой член, который выбрасывал тоненькие струйки спермы.

— Ну и торчит он у тебя! — сказал он сквозь зубы. — Послушай, а ты, случаем, не сдвинулся?

— Перезаряжай! — приказал я ему.

Он повиновался, и в люке появился третий снаряд. Вилфред сжался в комок под трубой, и я ударил кулаком по кнопке. Третья ракета завершила полное уничтожение кенийского лагеря.

Трижды я «спускал». Меня трясло и колотило в непрекращающихся спазмах. Я едва мог держать свой нож у горла Вилфреда, предостерегая его от возможных глупых поступков. Он продолжал таращить на меня глаза. К концу третьей эякуляции, когда мой член стал понемногу опадать, он пробормотал, с потрясенным видом качая головой:

— Ну и тип! Ты что, можешь делать это безостановочно?

Я сделал шаг к нему. Он отступил, вытянув руки вперед, будто пытаясь защититься.

— Эй! Ты! Не думаешь же ты трахнуть меня этакой хреновиной! Не делай этого, парень! Ты там у меня разорвешь все к чертовой матери! Док забыл мне сказать, что ты ко всему еще и педик!

— Заткнись! — оборвал я его причитания. — Пройдись-ка лучше радаром по склону горы.

Склон он мог обследовать радаром напрямую, для этого ему не нужна была помощь дирижабля. Поэтому Вилфред, нажав на нужную кнопку, прервал контакт с баллоном, который крутясь сразу же устремился в темное небо. В ту же минуту издалека донесся низкий рокот, который, приблизившись, превратился в хорошо знакомое всем стрекотание вертолета. Шум мотора быстро приближался. Вилфред вновь включил наводящую систему и зарядил пусковую установку. По моему приказу он нажал на кнопку. На этот раз у меня не было никаких симптомов аберрации. Как видно, они проявляли себя только в тех случаях, когда я убивал сам, лично.

Кенийский вертолет исчез в огромном соцветии языков пламени, возникшем там, где он только что находился.