Глава 6

Войдя в то утро в жилище Меглина, Есеня улыбнулась: наведенный ею порядок все еще сохранялся. Из ванной доносился шум воды. Есеня зажгла плиту, поставила кофе.

И вдруг увидела, что на диване спит девушка. Из-под одеяла были видны длинные золотистые волосы.

В этот момент из ванной появился Меглин. Увидев Есеню, удивился:

– Ты как вошла?

После чего крикнул в сторону дивана:

– Я тебе сколько раз говорил: двери закрывай!

– Прости, не знала, что помешаю, – холодно сказала ему Есеня. – Я вам кофе сварила.

И повернулась, чтобы уйти. Однако Меглин рассмеялся и удержал ее.

– Да ты что, это же Серега!.. Серега! – снова крикнул он тому, кто лежал на диване.

Есеня недоуменно смотрела, как с дивана поднимается трансвестит в сбившемся парике.

– Кофе будешь? – спросил у него Меглин.

И, указав на девушку, пояснил:

– Есеня, мой стажер.

Ей он своего гостя представил так:

– Сергей. Немножко артист, немножко садист, хороший человек. Поссорился с мамой, приюта попросил.

Спустя несколько минут они втроем уже сидели за столом и пили кофе. Меглин рассказывал историю Сергея:

– У Сереги редкая мания: боится в нищете умереть. И когда другие в нищете умирают, тоже не любит. И стал он лет десять назад ходить по квартирам, где доживают свой век всякие заслуженные люди – директора заводов, артисты народные. А поскольку Серега и сам немного артист, приходил под видом девушки из собеса. Выяснил, что жизнь некоторые заслуженные люди влачат совершенно жалкую. Родственники ждут, когда квартира освободится, а потому баловать предков не торопятся. Не понял Сережа такую ситуацию. И как-то раз одну семейную пару, детей известного артиста, связал и подержал без еды. Чтоб на себе, значит, ощутили. Сколько ты их держал?

– Сорок один день, – с гордостью ответил Сергей.

– Потом он втянулся, на серию вышел, – продолжил свой рассказ Меглин. – Меня подключили, когда уже пятую пару неблагодарных потомков нашли при смерти. Я сразу понял: наш человек. Пришлось, правда, объяснить: в деле пропаганды любви к родителям голодная смерть – не наш метод. Вот так. А с мамой, Серег, ссориться плохо. Кто у тебя еще на свете есть, кроме нее?

Неожиданно для Меглина Сергей ответил на этот не требовавший ответа вопрос:

– Ты.

В этот момент зазвонил телефон: Меглина просили приехать в морг.

Спустя час Меглин и Есеня стояли возле трупа девушки, а патанатом Палыч давал пояснения.

– Изнасилования не было, – рассказывал. – Как и две предыдущих, повешена… живой.

– Так, а почему паузу делаешь? – спросил Меглин. – Что еще? Были живыми, но без сознания?

– Нет, не без сознания. Но и не в сознании, – ответил Палыч. В его голосе звучало торжество: он загадал загадку, которую даже знаменитый Меглин не мог разгадать.

А он и правда не мог.

– Не пугай меня, – попросил. – Это как?

– А вот так. Что я у них, у всех трех, в желудках нашел – никогда не догадаешься!

– Неужели заявление с именем убийцы?

– Нет. Торт бисквитный.

– Со снотворным?

– Если бы. Я такого еще не видел: в торте – алкалоиды тропанового ряда. Скополамин.

– А это что? – спросила Есеня.

– Сыворотка правды, – объяснил Меглин. – Военные на допросах применяют. Подавляет волю.

Палыч согласно кивнул:

– Жертва понимает все, что с ней происходит, но сопротивляться не может. Но самое интересное – скополамин в торте был не в препаратном виде, а в натуральном! А единственный его источник в природе – дурман индийский.

– Значит, дома у него – цветок? – Меглин не столько спросил, сколько утверждал.

Палыч согласно кивнул. Есеня взглянула на руки девушки. На коже были отчетливо видны следы веревки.

– Если они не могли сопротивляться, зачем он их связывал? – спросила она.

– На ногах то же самое, – сказал Палыч, полностью снимая покрывало с трупа. На лодыжках девушки виднелись красные полосы от веревки.

Из морга сыщики направились в Московский городской психолого-педагогический университет – место, где училась погибшая. У входа их встретил молодой энергичный блондин.

– Я следователь, – представился он. – Виктор Сучков. Идемте, мне тут отвели помещение… для бесед.

Пока они шли по коридорам вуза, заполненным в основном девушками – вуз по составу был явно женский, – Сучков рассказывал:

– В апреле пропала Маша Кривцова, в начале июня Света Горобец. Все три убитые учились на факультете экстремальной психологии.

– А что это? – спросила Есеня.

– Работа с пострадавшими от стихийных бедствий, катастроф, – объяснил следователь. – И с жертвами преступлений.

– То есть специалисты по жертвам – сами жертвы?

– Выходит, что так. Все три девушки – брюнетки с длинными волосами.

– Ты бы ему понравилась, – заметил Меглин Есене.

– Мы проверили всю их группу – ничего, – продолжал Сучков.

– А преподавателей? – спросила девушка.

– Тоже. Но сегодня появились новые данные. Я сейчас приведу одного человека…

Он довел сыщиков до выделенной ему аудитории и ушел.

В кабинете на столах были разложены фотографии погибших. Все три девушки повешены на деревьях в лесу, раздетые, в одном нижнем белье. На груди у каждой – табличка с надписью «PARTISAN».

– Он опаивал их снотворным, – повторяла Есеня установленные данные. – Вывозил в лес в багажнике машины. И вешал. Такие таблички делали фашисты. Он фашист?

– Конечно. Все учителя немного фашисты, – философски заметил Меглин. – Учителя психологии – тем более, психологию даже придумали немцы. Не случайно же…

– Почему ты решил, что он преподаватель? Потому что они доверяли ему?

Сыщик покачал головой:

– Из-за торта. Молодой бы скополамин в вино подсыпал. Или в суши. А этот бывалый. Торт! А насчет доверяли… Есть тысяча способов сделать так, чтобы женщина сама в машину села. По своей воле.

– Например?

Меглин не ответил. Внезапно закрыл глаза, пошатнулся.

– Ты в порядке? – встревожилась Есеня.

– Да… Вода есть?

– Я принесу! – воскликнула девушка и побежала искать воду.

Едва за ней закрылась дверь, в кабинет вошел следователь Сучков. Он был не один: за ним шел преподаватель лет тридцати, который явно волновался.

– Вот, преподаватель этого вуза господин Цветков, – представил его следователь. – Расскажите, пожалуйста, еще раз то, что мне сказали.

– Не то чтобы я подозревал… – неуверенно заговорил вошедший. – Но… Я должен сообщить. У нас есть преподаватель дошкольной педагогики Андрей Иванович Жуков.

– Так-так… – подбодрил Меглин.

– Он… в общем, уделяет повышенное внимание студенткам. Я, конечно, давал ему понять, что это идет вразрез, но он… Может быть, я поступаю сейчас неправильно…

– Нет, правильно! – заверил сыщик. – Так и должен поступать педагог! Он сегодня работает?

…Преподавателя дошкольной педагогики решили караулить у входа. Пока сидели в машине, Есеня спросила:

– Почему ты думаешь, что он опять убьет? Не логичнее ему затаиться?

– Логичнее вообще не убивать, – ответил Меглин. – Нет, он во вкус вошел. Тут как в пословице – аппетит приходит во время еды.

Из университета вышел Жуков – мужчина примерно шестидесяти лет, явно молодящийся. Он был не один – с девушкой. Что-то рассказывал ей, она улыбалась. Пара проследовала к машине, уселась и уехала. Сыщики – за ними.

Как и ожидалось, Жуков привез спутницу к своему дому. Они вошли в подъезд. Меглин в машине с усмешкой покосился на Есеню:

– Что дальше, шеф? Штурмуем, или пончиков?

Есеня, не ответив на шутку, решительно вышла из машины, Меглин следом. Поднялись, Есеня позвонила. Из-за двери раздался раздраженный голос преподавателя, оторванного от общения с гостьей:

– Кто там?

– Здравствуйте! – самым милым тоном ответила Есеня. – Я из собеса.

Дверь открылась. Меглин резко шагнул вперед и нанес преподавателю удар двумя вытянутыми пальцами в основание шеи. Жуков, не издав ни звука, рухнул на пол. Меглин перешагнул через него и скомандовал Есене:

– Дверь закрой.

Ключи от двери он положил Есене в карман куртки. Затем достал из кармана оглушенного преподавателя мобильник, тоже отдал напарнице. Сказал:

– Еще городской.

Отсоединил от телефона шнур и связал им руки хозяину. Тот как раз начал приходить в себя, прохрипел:

– Пожалуйста…

– От «кто там?» до «пожалуйста!» – двадцать секунд, – наставительно заметил Меглин напарнице. – Учись!

Следователь направился в глубь квартиры, Есеня – за ним. В комнате они застали испуганную студентку, сжавшуюся в кресле, а на столе – бутылку вина, конфеты и… торт.

– Торт ела? – требовательно спросил Меглин.

– Ка… какой? – пролепетала девушка.

– Торт! Ела?!

– Нет!

Меглин взял бутылку, сделал глоток прямо из горлышка. Осуждающе покачал головой:

– Сладкое… Мы сухое предпочитаем…

Прошли на кухню. Внимание Есени привлекли магнитики на холодильнике. Половина из них была привезена из Таиланда.

– Частенько он там бывает… – заметил Меглин.

Вернулся в комнату, открыл книжный шкаф. Большую часть полок занимала специальная литература: «Общая педагогика», «Дошкольная педагогика». Сыщик вытащил один том, открыл – на пол посыпались снимки полуобнаженных мальчиков азиатской внешности. Взял наугад вторую книгу, третью – то же самое. Меглин быстрыми шагами вернулся в прихожую. Там Жуков связанными за спиной руками пытался снять с крючка запасные ключи. Меглин стукнул его по голове «Общей педагогикой»:

– Не руками! Они ведь связаны. Зубами надо!

Дав преподавателю этот ценный урок, он подхватил его, втащил в комнату и бросил в кресло. Вытащил перочинный нож, разрезал шнур, которым были связаны руки Жукова. Увидев это, девушка почему-то залилась слезами.

– Уведи ее в ванную! – распорядился Меглин. – Умоет пусть глаза печальные.

Бросил на стол перед преподавателем пачку фотографий с мальчиками.

– Ты уж будь добр, – попросил следователь, – проясни ориентацию! Если к мальчикам азиатским душа лежит – зачем девушек русских портить?

– Я пытался… пытался… – пролепетал Жуков.

– Что ты пытался? – спросила вернувшаяся Есеня.

– Я думал, получится отвлечься… переключиться… – объяснил Жуков.

Он разрыдался. Меглин похлопал его по плечу, сказал:

– Ну это другое дело. Пытался – значит, наш человек. Значит, дружить будем, а? Ты как – за?

Преподаватель перестал рыдать, с надеждой посмотрел на Меглина, пожал протянутую им руку.

Меглин отрезал кусок торта. Объяснил:

– Мы друга нашего, Палыча, угостим. Ты не против?

…В прихожей сыщики обнаружили девушку, которая пыталась выбраться сквозь закрытую дверь. Есеня отперла замок, и девушка, прыгая через ступеньку, побежала вниз по лестнице.

– Ты куда? Вино ж не допито! – крикнул вслед Меглин…

…Саша Тихонов попросил прокурора Стеклова о встрече. Встретиться решили в кафе. Когда прокурор приехал и сел за столик, Саша заявил:

– Помните, вы говорили, что я не должен сдаваться? Я не буду. Я видел Есеню. Она изменилась. Если честно – я не думаю, что ей эта стажировка на пользу.

– К делу, Саша, – поторопил прокурор.

– Я знаю, как вернуть Есеню, – заявил Саша. – Но вы должны мне помочь. Мне нужен доступ к делу Ани Каменской. Нашей однокурсницы…

…Из дома потерявшего ориентацию препода сыщики заехали в морг – отдали торт на экспертизу – а затем вернулись на исходную позицию – в холл вуза. Сели на скамью и стали наблюдать за идущими мимо людьми. Сидели довольно долго. Наконец Есеня не выдержала:

– Третий час сидим. Зачем? Кого ты высматриваешь?

– Жуков сказал, что у них не только штатные преподы, – отвечал Меглин. – Есть еще приглашенные спецы. Мы среди них можем год искать. А времени нет.

– Думаешь, он просто мимо пройдет и ты его учуешь, да?

– Не его, – покачал головой Меглин.

В это время мимо прошла красивая девушка с длинными черными волосами. Сыщик напрягся, и Есеня это заметила.

– Волосы… Это жертва? – спросила.

– Как волки охотятся, знаешь? – вместо ответа тихо сказал Меглин.

– Как?

– Стаей.

Он встал и двинулся вслед за девушкой. Есеня – за ним. Так они дошли до буфета, где заняли столик неподалеку от черноволосой девушки и ее подруг. Есеня прислушивалась к разговору за соседним столом.

– Мама на работе сутками торчит, а я с мелкими сижу, – жаловалась на жизнь возможная жертва.

Меглин, слушая девушек, в то же время следил за другим соседним столиком. Его занял один из преподавателей. Обед у него был весьма аскетический – хлеб и яйца. А сам препод – пример аккуратности – прежде чем сесть, смахнул со стола все крошки.

– Слушай, и с мелкими сидеть, и сессию – трудно же, – выразила сочувствие брюнетке одна из подруг.

– Да нет, нормально, – пожала плечами та.

– Нет, трудно, – неожиданно подал голос Меглин.

Встал, прошел мимо соседнего стола, при этом подмигнул «жертве».

– Трудно быть старшей сестрой, – сказал, обращаясь напрямую к ней. – Зато мамой будет легко.

Когда он ушел, «жертва» заинтересованно спросила:

– Это кто? Я раньше не видела…

– Ничего так, прикольный, – заметила одна из подружек. – Можно в деканате телефон узнать…

– У него нет телефона, – обронила Есеня, уходя вслед за Меглиным.

В морге у Палыча уже были готовы результаты экспертизы.

– В вашем торте скополамина нет, – сообщил патанатом. – К тому же он фабричный. В случаях с девушками в тортах был высокий процент желтка.

– То есть он их сам делал? – догадался Меглин. – Еще и кулинар…

В это время в дверь заглянул следователь:

– Там родители девушки приехали, на опознание, – сообщил он. – Сейчас с ними психолог поработает, и через пять минут я их запущу.

– Хорошо, – кивнул Палыч, выкатывая каталку с телом убитой.

А Меглин окликнул:

– Сучок! То есть лейтенант!

– Капитан! – зло поправил его дважды оскорбленный следователь.

– Ты дверь в комнате у психолога не закрывай до конца…

Следующие пять минут сыщики провели, стоя в коридоре рядом с приоткрытой дверью. Психолог уговаривала родителей погибшей девушки, которую звали Лизой, думать не о смерти, а о жизни, жить ради детей – двоих маленьких сыновей, которые у них остались. Когда консультация закончилась и родители ушли на опознание, Меглин повернулся к Есене:

– Звони Сучку. Узнай, сколько братьев и сестер было у первых жертв.

Пока они возвращались к зданию вуза, пришел ответ от следователя. Выслушав сообщение Сучкова и выругав его за недогадливость, Есеня сообщила:

– У всех многодетные семьи. Но ты это знал, да? Как ты это понял?

– Правильно задавай вопрос, – наставительно заметил Меглин. – Главное не то, как я понял, а что из этого следует.

Есеня обдумала сказанное, затем предположила:

– Маньяк воспроизводит обстоятельства детства? Он сам из многодетной семьи?

Однако Меглин покачал головой:

– Если бы Сучок так сказал, я бы еще понял, но ты! Думай дальше. Многодетная семья – это дисциплина, это насилие. Способ общения с миром, который родители передают детям.

– Хочешь сказать… этот кошмар передается по наследству?

– Про сына Чикатило слышала? В твоих жилах течет кровь родителей, ты воспринимаешь их модели поведения. Ответ на твой вопрос: да, этот кошмар бывает наследственным, но сейчас не об этом. Насилие – это игра для двоих, для насильника и жертвы!

– Старшие сестры в многодетных семьях – всегда жертвы… – задумчиво проговорила Есеня.

– Готовые, – кивнул Меглин. – Он не рискует.

Возле актового зала университета их ждала высокая красивая брюнетка в длинном черном плаще и сапогах на высоком каблуке. Меглин распахнул ей объятия:

– Наташка! Сто лет тебя не видел!

– Ну, я бы тебя еще столько же с радостью не встречала, – усмехнулась Наташа.

Взглянула на Есеню, спросила:

– Новая твоя? Ничего так…

Они вошли в зал, где уже собрались преподаватели и студенты вуза. Меглин с Наташей проследовали на сцену, где сели за стол президиума в компании со строгой женщиной – заместителем ректора. Есеня выбрала место в глубине зала. Заместитель ректора взяла микрофон:

– Все вы, к сожалению, знаете, что три студентки нашего вуза стали жертвами маньяка. Сегодня наши гости из компетентных органов проведут для вас инструктаж по обеспечению личной безопасности.

Она передала микрофон Меглину. Он вышел к краю сцены, обвел зал грозным взглядом и сказал:

– Я хочу, чтобы стало тихо.

В зале установилась гробовая тишина.

– Тема нашего занятия, – продолжал сыщик, – как не стать жертвой маньяка. Я прошу поднять руку тех, кто считает себя жертвой.

Все в зале стали оглядываться. Не видно было ни одной поднятой руки.

– Нет жертв, – заключил Меглин. – Но человек, который охотится на вас, считает по-другому. Он видит, кто из вас жертва. Он не нападает случайно.

Сыщик сделал паузу, все так же угрожающе глядя в зал, затем продолжил:

– Чтобы не стать жертвой, нужно знать две вещи об охотнике: чего он хочет и чего боится. Иногда они совпадают. Моя ассистентка поможет мне показать это наглядно. Он хочет – этого!

Он обернулся к «ассистентке». Наталья встала, не спеша вышла к краю сцены, сбросила плащ… и осталась в одних сапогах!

Несколько секунд в зале еще стояла тишина, а затем раздался взрыв хохота. Поднялись руки с телефонами – люди снимали происходящее. Часть преподавателей в возмущении поспешила покинуть зал. Заместитель ректора не могла поверить своим глазам.

– Прекратите! – закричала она. – Что вы тут устроили?!

Однако Меглин ее не слышал. Все внимание он обратил на преподавателей – кто из них первым выйдет из зала, кого сильнее возмутит «обнаженка».

Из вуза они уходили, не попрощавшись с руководством. Впереди шла с гордо поднятой головой Наталья. Выразительно посмотрев в ее сторону, Есеня спросила:

– Тоже из ваших?

– Из наших, а как же, – кивнул Меглин.

– Эксгибиционистка?

– Слово уродливое, – скривился Меглин. – А Наташа красивая.

– Тебе точно нравится, – заметила Есеня.

А затем спросила о главном:

– И что? Теперь ты знаешь, кто он?

– А ты? – спросил сыщик.

Внезапно он остановился. Лицо его резко изменилось, сделалось каким-то безучастным, пустым. Губы зашевелились, он тихо произнес:

– Оля… Оля…

Есеня смотрела на него с улыбкой, но быстро стала серьезной: она поняла, что Меглин не дурачится, не разыгрывает ее, с ним происходит что-то нехорошее.

– Оля. Оля. Оля. Оля. Оля, – повторял он, как заведенный.

– Что с тобой?! – закричала Есеня.

Руки сыщика сжались в кулаки – так, что костяшки побелели. Он начал переминаться с ноги на ногу, все быстрее, быстрее, пока это не стало походить на жуткую пародию бега на месте. И все кричал: «Оля, Оля!»

Вдруг он упал. Тело выгнулось, зрачки расширились. Есеня бросилась к нему, шарила по карманам в поисках таблеток.

Тело Меглина начало биться в конвульсиях, и Есене пришлось прекратить поиски; теперь она старалась удержать голову Родиона, чтобы он не разбил ее об асфальт.

Вокруг собралась толпа. Несколько мужчин пришли девушке на помощь. Пока они держали сыщику голову, Есеня опрометью кинулась к машине, достала из бардачка шприц. Вернулась к Меглину, закатала рукав рубашки, собираясь сделать укол, – но так и не решилась.

Внезапно кто-то отодвинул ее в сторону. Это был парень из прохожих, видимо, врач. Он заглянул в зрачки сыщика, схватился за телефон и начал звонить в «скорую».

…Есеня сидела в больнице, в кабинете врача. Тот заполнял историю болезни.

– Что с ним? – спросила девушка.

– Онейроидный синдром, – последовал ответ.

– Что это?

– Острый психоз. Я оформлю перевод в психиатрическую, там им займутся специалисты.

– Он пришел в себя?

– Относительно.

– Могу я его увидеть?

– Сейчас нет, – покачал головой врач. – Это не только для него может быть опасно, но и для вас. Полный покой и изоляция, хотя бы на несколько дней.

Из больницы она отправилась в морг, к Палычу. Протянула ему шприц, взятый в бардачке у Меглина, и попросила сделать анализ содержимого.

– А почему он сам не пришел? – спросил эксперт.

– Занят, – объяснила Есеня. – У нас в деле момент сейчас напряженный.

Она кивнула на шприц:

– Посмотрите. Он сказал, вам это будет интересно.

Подозрительность у Палыча сразу исчезла, он взял шприц и вышел из кабинета. Минут через двадцать вернулся хмурый.

– Не знаю, что интересного он тут нашел, – пробурчал. – Обычный гидрохлорид морфина.

– Морфий? Так это не лекарство, а наркотик?

– В таком количестве – ни то ни другое, – объяснил Палыч. – Это орудие убийства. Здесь десять смертельных доз.

Вечер Есеня провела в помещении заброшенного завода – том самом, где начиналась ее стажировка у Меглина. Разложив на столе фотографии жертв и другие материалы следствия, она старалась связать все данные воедино.

От этого занятия ее отвлекла эсэмэска. Жени Осмыловского: «Выгляни в окно». Она выглянула и с удивлением увидела во дворе машину однокурсника и его самого, стоящего рядом. Есеня вышла из ангара, подошла ближе, спросила:

– Ты что здесь делаешь?

– Привет! – улыбнулся ей Женя. – Я тоже соскучился.

– Откуда ты знаешь про это место?

– Оттуда, что я вообще-то следак, и не самый плохой, надеюсь.

Тут Женя сделал шаг к девушке и доверительным тоном спросил:

– В управлении сказали, у Меглина инсульт, правда?

– Нет, – ответила Есеня. – Просто… неважно.

– Я подумал, раз так… у тебя вроде выходной, – объяснил Женя свой визит. – Депрессия. Проведем ночь в дыму и пьяном угаре! Я твой дилер счастья на сегодня. Зачем еще нужны друзья? Садись!

Есеня усмехнулась:

– Нет, Жень. Спасибо за дружескую заботу, но мне работать надо.

И, дружески улыбнувшись, ушла в дом. Женя улыбался ей в ответ, пока девушка не скрылась. Затем сел в машину и резко рванул с места…

С утра она снова была в университете, где совершались убийства. Посидела в холле, потом пошла в буфет. Вспомнила, где сидел Меглин, на что смотрел. Повернула голову: за столиком, как и в тот раз, сидел молодой преподаватель Цветков. Тот самый, что обратил внимание сыщиков на подозрительное поведение своего коллеги Жукова. Вновь перед Цветковым был аскетический обед: кофе, яйцо, два кусочка хлеба. И тут Есеня вспомнила: Цветков первым покинул зал, когда Меглин проводил свой эксперимент и на сцене раздевалась Наталья.

Еще не приняв никакого решения, Есеня поднесла к уху отключенный телефон и заговорила:

– Да, мама, покормила я мелких, не переживай! И Никиту, и Лешку. Да, блин, и Катьку, ну куда без нее! Нет, не тошнило, а почему ее тошнить должно? Да нормально все, мам! Пока!

Она «закончила разговор» как раз в тот момент, когда Цветков, завершивший свой завтрак, проходил мимо нее с подносом в руках. Неожиданно он замедлил шаг и сказал девушке:

– Умница!

Есеня глянула на него вопросительно.

– Цветков Леонид Сергеевич, – представился препод. – Преподаю психологию семьи. Практику вы только что сдали. Увидимся на лекции по теории.

И ушел. Есеня в волнении смотрела ему вслед…

На лекцию по теории она не пошла. Вместо этого узнала адрес Цветкова и стала наблюдать за домом. Спустя несколько часов преподаватель вышел, сел в машину и куда-то уехал. Тогда Есеня отправилась за слесарем. Ведь ключа от двери квартиры у нее не было, отмычек тоже – зато была наготове нехитрая легенда о «потерянном ключе». Слесарь с готовностью принял на веру жалостную историю юной красавицы, щедро сдобренную финансовой смазкой, и легко отпер «неоткрываемый» зарубежный замок.

Наконец Есеня переступила порог квартиры Цветкова. И в первую очередь направилась на кухню. Здесь царили идеальная чистота и порядок. Девушка открыла холодильник. Там на отдельной полке стоял торт – явно домашнего изготовления.

Есеня подняла голову, огляделась. На подоконнике в горшке рос фиолетовый цветок – в равной мере великолепный и зловещий…

– Дурман… – раздался за ее спиной знакомый голос.

Есеня резко обернулась, выставила вперед руку. В ней девушка держала нож – перочинный нож Меглина, предусмотрительно заранее раскрытый…

– Чтобы научиться этим хотя бы защищаться, нужны годы, – сказал Меглин, делая шаг в кухню. – У нас меньше времени. Спасибо, что не потеряла.

– Как ты вошел?

– Сколько раз просил – дверь закрывай, – объяснил сыщик.

Он протянул руку, и Есеня с готовностью отдала нож.

– Почему ты не в больнице? – спросила она.

– А что там делать? Полежал, подумал – а вдруг ты поймешь, кто он. К нему придешь. А он тебя тортом угостит, и плакал мой ножик. А у меня с ним столько воспоминаний связано…

Есеня улыбнулась – она только теперь поняла, как рада возвращению Меглина. Хотела что-то сказать, но сыщик ее опередил.

– Ну да, я тоже скучал, – произнес он будничным тоном.

Чтобы скрыть смущение, Есеня отвернулась к подоконнику и сообщила:

– Я прочитала, что в древности этот цветок называли «Труба ангела».

– Какого ангела, не уточняли?

– Ангела смерти.

Меглин наклонился к цветку, сказал:

– Смотри.

Есеня вгляделась. На стебле виднелись темные точки – следы проколов.

– Здесь он вводил шприц, – пояснил Меглин. – В малых дозах сок парализует волю. В средних следует потеря сознания. Интересно, а в больших что будет?

– Шаманы, – стала пересказывать прочитанное Есеня, – если хотели не просто убить, а навести на врага ужас, использовали сок дурмана. Считалось, что человек перед смертью видел такие кошмары, испытывал такие муки, что даже боги не в силах выдержать.

– Интересно, что за муки такие, – заметил Меглин. – Надо будет попробовать.

Достал из кармана шприц, ввел иглу в ствол растения и набрал почти полный шприц сока.

– Палычу обещал, он любит редкие яды, – объяснил он, пряча шприц во внутренний карман пиджака.

– Зачем тебе в машине морфий? – спросила Есеня. – Ты плюс ко всему еще и наркоман?

– Плюс к чему это – «ко всему»? – рассмеялся Меглин. – И когда ты моей мамой стала, что за допрос?

Сейчас он был совсем не похож на того больного человека, которого она видела и вчера, и много раз до этого.

Меглин вышел из кухни и двинулся по коридору, Есеня – за ним. Сыщик толкнул первую дверь. Здесь, как и на кухне, царил идеальный порядок. На креслах и диване аккуратно натянуты покрывала, на трюмо с духами и косметикой – ни пылинки. На стене висел календарь трехлетней давности.

– Что видишь? – требовательно спросил Меглин.

– Это комната его матери, – ответила Есеня. – Она умерла три года назад. Здесь все, как было при ней.

Она сделала несколько шагов по комнате. На столе стопкой лежали тетради, очки в футляре; над столом висели школьные фотографии – красивая женщина в окружении детей. Здесь же размещались и семейные фото: мать с маленьким мальчиком.

– Она была школьной учительницей, – заключила Есеня. – Он вырос без отца.

– А куда же отец делся?

– Умер… или ушел.

– Точнее!

Есеня пожала плечами.

Сыщик шагнул в угол, где стояло кресло-кровать.

– Что это?

– Кресло-кровать…

– Давала ему редко и с таким скрипом, что он перестал с ней спать, – объяснил Меглин. – Купил кресло-кровать, а потом совсем ушел.

– Она осталась с сыном… – продолжала размышлять вслух Есеня.

Посмотрела на фотографию женщины со строгим лицом, в глухом платье.

– Она и при сыне была такой. Все, что касается секса, – под запретом. Все его жертвы раздеты, но не изнасилованы. Это из-за того, что мать была застегнутой на все пуговицы. Он импотент? Нагота для него и есть секс? Если он видит голое женское тело, он сразу…

Меглин кивнул.

– Его первая девушка, думаю, от души посмеялась. Второй и всем прочим он давал выпить, чтоб не помнили. Так он делал, пока не узнал, что есть на свете наука ботаника…

Есеня подошла к книжным полкам, взяла одну из книг. С обложки на нее взглянул портрет Зои Космодемьянской. Девушка перевернула книгу, и оттуда выпало несколько фотографий. На всех была изображена казненная Зоя.

– Он только так представлял себе женщину, – утвердительно произнес Меглин.

– Он пошел учиться на психолога, чтобы разобраться в себе… – предположила Есеня.

– И разобрался, – кивнул Меглин. – Только не в себе, а в психологии жертв. Выбирал только тех девушек, кто был готов к этому.

– Как он их заманивал?

– Во вторую комнату не хочешь заглянуть? – сказал Меглин вместо ответа. – Думаю, там тоже интересно.

Остановившись перед дверью второй комнаты, стал объяснять:

– Девочки из многодетных семей привыкли жертвовать собой ради младших братьев и сестер. Быть жертвой – тоже привычка. Он их не заманивал – он просил помочь.

– Помочь в чем?

– В том, что они умеют. Присмотреть за детьми.

– У него нет детей, я проверила!

Меглин открыл дверь. Есеня со страхом заглянула в комнату. Здесь тоже царил порядок: игрушки тщательно сложены, в трех кроватках спят укрытые одеялами дети…

– Ш-ш-ш… Не разбуди, – прошептал Меглин.

И тут же шагнул вперед и сдернул одеяло с одной из кроватей. Под ним оказался сделанный из тряпок сверток. То же самое – на двух других кроватях.

– Ну что, пока спят, может, чаю с тортиком? – предложил сыщик.

Пазл сложился.

Спустя несколько часов они сидели в машине у подъезда того же дома и ругались.

– Так нельзя! – зло говорила Есеня. – Мы всё знаем, мы должны его взять!

И, видя, что сыщик отмалчивается, добавила:

– Ты что, садист? Получаешь удовольствие от пыток?

– А ты как думала? – отвечал Меглин. – А вот и они!

Из подъезда вышел Цветков. Он был не один – с той самой девушкой, которая в буфете рассказывала, как ухаживает за младшими братьями. Только теперь она сама на себя не была похожа: движения механические, лицо застывшее. Преподаватель усадил жертву в салон, и машина тронулась с места. За ней на некотором расстоянии следовал автомобиль Меглина.

Выехали из города. Перед поворотом в лес Цветков сбросил скорость. Неподалеку на обочине стояли два «КамАЗа», водители курили поблизости, присев на корточки.

В лесу преподаватель остановил машину. Достал из бардачка табличку с надписью «PARTISAN», веревку. Вывел девушку и повел ее к заранее выбранному дереву. И тут на краю поляны появились фигуры сыщиков…

…Водители все так же мирно курили, когда из глубины леса донеслись крики о помощи. Мужики переглянулись и кинулись на звук. На поляне они застали такую картину: одна девушка (это была Есеня) развязывала руки другой, стоящей в одном белье. Меглин тем временем избивал валявшегося на земле Цветкова.

– Отвечай! – яростно орал сыщик. – Или я тебя до смерти забью!

– Не надо! – вопил преподаватель. – Спасите!

– Мужик, ты чего? А ну, прекрати! – угрожающе воскликнул один из водителей.

Меглин обернулся к ним.

– Сейчас все поймете… – пообещал он.

Рассказ не занял много времени. Водители не только все поняли, но и полностью согласились с наказанием, которое сыщик предложил для маньяка. Спустя несколько минут все участники событий переместились к стоявшим на шоссе «КамАЗам».

Против нового замысла Меглина была одна Есеня.

– Прекрати! – кричала она сыщику. – Я прошу тебя! Прекрати!

Прекратить она хотела вот что: водители, которым Меглин рассказал об «увлечениях» преподавателя психологии, привязали Цветкова за руки и ноги к передним бамперам обеих машин, так что он повис между кабинами. Один из водил при этом приговаривал:

– У меня у самого дочка! Ах ты, животное!

– Ну что, мужики, потрудимся? – воскликнул Меглин, обращаясь к водителям. – Давай! Потихоньку, сразу не порвите, а то неинтересно!

Водители уселись по кабинам, взревели двигатели, и машины начали тихонько разъезжаться, натягивая веревки. А Меглин прокричал Есене:

– Ты не видела, как они каются! Как они жить хотят!

Он повернулся к Цветкову:

– Ну, расскажи ей, как ты жить хочешь! Она тебя пожалеет, она добрая!

– Пожалуйста! – взвыл преподаватель. – Умоляю, поверьте мне! Я искуплю! Всю жизнь искупать буду!

– Слышала? – вскричал Меглин. – Искупать он будет! А отпустишь его – он смеяться будет над тобой! Один раз, давно, отпустил я одного такого. До того красиво плакал! «Не убивай, – говорил. – От смерти моей толку мало. Я до конца дней женам и детям жертв своих помогать буду, служить им буду вместо собаки. Всю жизнь искупать буду!» Я поверил, отпустил. А он за неделю еще двоих убил! С тех пор я только одно искупление признаю: кровью, прямо на месте!

И, обращаясь к водителям, скомандовал:

– Давай!!

Обе машины одновременно сдали назад, веревка растянулась в струну. Цветков непрерывно вопил от боли и ужаса. Есеня прижала к себе рыдающую девушку, несостоявшуюся жертву, и закричала:

– Нет!!

– Давай! – требовал Меглин.

Но один из «КамАЗов» вдруг остановился, и водитель выпрыгнул из кабины.

– Не могу грех на душу взять! – признался он.

– Не твоя ведь душа – моя! – ответил Меглин. – На меня вали, когда Бога увидишь!

Подошел к рыдающему Цветкову, сказал:

– Буду рвать тебя, пока не ответишь. Вопросов два. Вот первый. Ты ведь и сам ел с ними торт, чтобы ничего не заподозрили. Как?

– Я понемногу! – с готовностью ответил Цветков. – Два года! С едой…

– Молодец, – похвалил Меглин. – Иммунитет вырабатывал к яду. Хорошо, теперь вопрос второй. Почему ты умереть не хотел? Почему руки на себя не наложил?

Цветков молчал, потом снова начал рыдать.

– Давай! – вновь бешено вскричал Меглин.

Но в эту минуту послышалось завывание сирен: к месту казни подъезжали вызванные Есеней полицейские.

…Когда Цветкова, освобожденного от веревок, в наручниках, тащили в автозак, полицейские провели его в нескольких шагах от девушки – несостоявшейся жертвы. Преподаватель на миг поймал ее взгляд – и вдруг с улыбкой подмигнул. Есеня заметила эту улыбку, и ее передернуло.

Тут к арестованному подошел Меглин.

– Повезло тебе, – сказал он преподавателю, – добрые люди нашлись. Ладно, живи.

И, прощаясь, разок шлепнул задержанного по шее – несильно, почти ласково. Полицейские тут же повели Цветкова дальше. Вдруг его лицо исказил неописуемый ужас… глаза выпучились и застыли. Цветков медленно повалился на землю. Из носа и ушей хлынула кровь. К нему бросились врачи…

А Есеня пораженно смотрела на то, как Меглин прячет в карман пустой шприц.

Меглин не признавал передышек. В тот же день, когда был разоблачен Цветков, он сообщил Есене, что узнал место, где скрывается Максим Огнарев – оперативник, из пистолета которого была убита ее мать. Они отправились в путь и вскоре подходили к заброшенному заводскому корпусу.

– Спасибо тебе, – сказала Есеня, когда они вышли из машины.

– Чему ты радуешься? – спросил сыщик.

– Я искала его во всех базах – ничего. Пропал Огнарев, будто не было никогда. Как ты его нашел?

– Так же, как тебя.

– По-моему, это я тебя нашла, – возразила Есеня.

– Тебе показалось.

Когда они подошли ближе к дому, изнутри отчетливо послышался звук взведенного курка и из форточки высунулся ствол охотничьего ружья. За грязным стеклом мелькнул Огнарев. Сейчас он нисколько не походил на оперативника. Грязный, обросший пегой клочковатой бородой, с безумным взглядом, он выглядел как бомж.

– Стой! – хрипло приказал он.

– Мы поговорить пришли, – сказал Меглин.

– Так же, как с ними? – непонятно ответил Огнарев. – Поговорить? Нет! Я не дамся!

– Убери ружье, – сказал Меглин. – А то пальнешь невзначай. Мы зайдем, спросим и уйдем.

– Нет! – прокричал человек за стеклом.

Меглин, подняв руки в знак того, что у него нет оружия, шагнул вперед. И тут же раздался выстрел!

– Родион! – крикнула Есеня, кидаясь к сыщику.

За окном мелькнул силуэт бегущего человека. Огнарев снова скрылся…