– Что-нибудь случилось? – спросила я Андрея, едва только он переступил порог квартиры.

Андрей был явно не в своей тарелке. Выглядел он устало, губы плотно сжаты, волосы взъерошены, даже в костюме ощущалась какая-то небрежность, хотя на первый взгляд все было в порядке.

– А? – переспросил меня Андрей, думая о чем-то постороннем. В последние несколько дней, пока мы готовились к АКЦИИ, на него часто стала находить такая задумчивость.

Юноша боится, решила я. И это правильно. Не дрова собираемся колоть и не куропаток отстреливать.

– Я говорю, случилось что-нибудь? – повторила я, пододвигая Андрею стул. Мой соратник Николашин плюхнулся на стул со всего размаха. Старая мебель громко скрипнула.

– Нет, ничего, Лера, – сказал Андрей, изображая на лице улыбку. Получалось у него с трудом. – Это все мои личные проблемы…

Я понимающе кивнула. Сама я к сексу относилась отрицательно, считая это занятие досужим баловством. Но свою точку зрения своим соратникам по Дем.Альянсу никогда не навязывала. Революционер должен поддерживать форму любыми приемлемыми для себя способами. Если он любит отдыхать в чужой постели – ради Бога. Это его проблемы. Лера Старосельская в таких вопросах отнюдь не диктатор. Она вообще, доложу вам, не диктатор. Главное – не расслабляться перед ответственным делом, таково мое правило.

– Выпьешь чаю? – спросила я у Андрея.

Чай я заваривала сама. Если бы не политика, я могла бы неплохо зарабатывать в чайной на Малой Грузинской. Я там даже подрабатывала, в 90-м, когда с деньгами было совсем скверно. Меня потом вполне серьезно не хотели отпускать, предлагая очень приличное по тем временам жалованье. Но потом Горбачев дал приказ захватить литовскую телевышку, и я сказала в чайной «Адью». Потехе – час.

– Нет-нет, спасибо, – замахал руками Андрей, отказываясь. Кажется, он всерьез переживал эти свои личные дела.

Чувствительный, подумала я. Эмоциональный. Крови, наверное, боится. Если бы не все это, если бы не его личные дела, которым он посвящает до половины дня, мог бы стать приличным революционером. Когда-нибудь.

Я налила себе чаю и присела на соседний стул, глядя на Андрея. А может, он переживает из-за меня? Может быть, его гложет совесть, что я попадаю под прицел охраны, а он, дублер, остается в стороне? Но ведь мы уже давно, раз и навсегда решили, что номером первым должна идти я. Это вам не убийство из-за угла. Это политическая акция. Я должна это сделать, пока не произошло что-нибудь совсем плохое…

– В общем, так, – напряженно заговорил Андрей. – Вечером я беру отцовскую машину и довожу тебя до Большого. Войдем вместе… Я должен быть рядом до самой акции!

– Дурачок, – сказала я нежно. – Все будет совсем не так. В моем плане это не предусмотрено…

– Подожди-подожди. – Андрей уставился на меня, забыв о своих личных проблемах. – Ты хочешь сказать, что к Большому мы…

– Точно, – подтвердила я. – До Большого мы, разумеется, будем добираться самостоятельно и не приведи Бог нам встретиться. Ты должен быть дублером, а не моим телохранителем. Если со мной что-то произойдет, приведешь в действие план-два. Еще один пистолет ты достал?

Андрей пренебрежительно пожал плечами:

– Этого-то добра… Но послушай, как ты доберешься до Большого? Ты ведь не умеешь водить машину?

Андреева наивность меня позабавила. Должно быть, он полагал, что такой важной личности, как убийце Президента, нужен непременно автомобильный эскорт.

– Не нужна мне машина, – пояснила я. – Сделаю свой грим и спокойно доберусь на метро. Кстати, и меньше подозрений. Автостоянки у Большого наверняка под контролем соколов.

Мой соратник вскочил и встревоженно замахал руками.

– Постой, Лера! Мы ведь раньше решали по-другому…

– Я перерешила, – проговорила я медленно. – Вместе нас видеть не должны ни в коем случае. Или ты забыл мои уроки конспирации?

– Да не забыл я, – растерянно, как мне показалось, пробормотал Андрей. – Просто я думал… Мы собирались…

Я хлопнула ладонью по столу:

– Прения окончены. Я руковожу операцией, изволь слушаться. Или можешь выметаться к мамочке или к этой своей… из-за которой на тебе лица нет…

– Слушаюсь, – покорно сказал Андрей. – Но ведь ты подвергаешь операцию большому риску. Вдруг с тобой что-нибудь случится в пути?

– Со старушкой, которую я изображу? Ну, если только попадется какой-нибудь сокол-геронтофил. Как ты думаешь, много ли среди соколов геронтофилов?

Андрей первый раз за сегодняшний день нормально улыбнулся.

– Не думаю, – признал он. – Там скорее уж педофилы…

– Замечательно, – кивнула я. – Стало быть, мне ничего не грозит. Я ведь не собираюсь маскироваться под маленькую девочку, верно?

Николашин критически оглядел мои внушительные габариты.

– Боюсь, что это у тебя и не вышло бы.

Я засмеялась. Не то чтобы Андрей сказал что-нибудь особенно смешное, но в день АКЦИИ просто необходима была хорошая разрядка. Через несколько секунд смеялись мы вместе.

Потом Андрей наконец остановился.

– Ладно, – сказал он. – Дай-ка мне твой пистолет, проверю напоследок, что и как.

Я отдала ему мое боевое оружие и стала убирать со стола. Судя по щелчкам, доносившимся за моей спиной, Андрей вытащил обойму и проверял спуск. Наконец он вернул обойму на место.

– Порядок, – удовлетворенно сообщил он, кладя пистолет на стол. – Тогда я пошел… Увидимся? – Он странно поглядел на меня. С удивлением и какой-то тенью жалости.

– Обязательно увидимся… когда-нибудь, – соврала я и выпроводила моего верного помощника. На самом деле увидеться мы смогли бы только в одном месте и в одном случае. В подвалах Лубянки. И только если наше предприятие потерпит неудачу. В случае успеха Андрей был обязан уцелеть. Достаточно и одной жертвы – то есть меня. Выше головы достаточно. Я взглянула на часы.