Глава 57
РЕДАКТОР МОРОЗОВ
Наверное, я все-таки интеллигент. Гнилой интеллигент. Почему я не могу, как простой нормальный человек, порадоваться готовой работе? Почему я начинаю рефлексировать вместо того, чтобы твердо и уверенно смотреть в будущее?
Я раздраженно отшвырнул сегодняшний номер моей газеты с прекрасной первой полосой. Сейчас она уже не казалась мне прекрасной. Она казалась мне грубой, вызывающей и самодовольной. Видимо, вчера я сотворил свой опус под влиянием светлых перспектив, нарисованных мне Олегом Митрофановым. Однако сегодня Митрофанов не позвонил, как обещал, и перспективы поблекли. Я неожиданно сообразил, что вчерашний треп Олега, по существу, ни к чему его не обязывал. Верно-верно, вчера было заключено джентльменское соглашение. Но кто вам сказал, что начальник секретной службы – джентльмен? Скорее, наоборот: джентльмен не удержался бы в кресле начальника спецслужбы. Ты знал, Витя, на что шел.
Правда, я и сам не джентльмен, подумал я поспешно. Так что вроде мы квиты. Чего хотели, то и поимели.
Я нервно забарабанил пальцами по крышке стола. Почему-то мои пальцы стали выстукивать, независимо от моего желания, что-то вроде та-а та-та-та-та та-та-та-та та-та-та. Похоронный марш. Очень здорово. Я накрыл разбушевавшуюся кисть руки другой ладонью. Это все нервы и стрессы, подумал я, хотя такое объяснение меня ничуть не успокоило. Похоже, пигалица Лаптева, которая ушла от нас вчера, кое в чем была права… Вот, уцепился я за эту мысль. Слава Богу, нашел! Никакой это у меня не комплекс интеллигента. Я нормальный человек. Просто я испугался, что продался рано, задешево и не тому.
Я искоса взглянул на телефонный аппарат, надеясь вдруг, что он сию секунду отзовется голосом Митрофанова и прервет мои страхи. Телефон и не думал звонить. Он вызывающе поблескивал на моем столе. Серебристый корпус отражал мое лицо. То же самое лицо отражало и стекло настольных часов-штурвала. И телефону, и часам моя физиономия определенно не нравилась, и они отражали ее кое-как, халтурно, с искажением пропорций. Мужественные линии моих скул расплылись куда-то в разные стороны. Греческий нос превратился в щепочку, зато очки на носу сделались похожими просто на темные круги под глазами, причем круги фантастических размеров, напоминающие бублики. Если, конечно, бывают черные бублики.
Я на всякий случай снял очки и снова взглянул на свои отражения. Круги исчезли, но лицо не стало лучше. Кажется, сообразил я, продался я не просто дешево, а отдался даром. С такой-то политической физиономией, горько подумал я, наивно требовать каких-то денег. Скажи спасибо, что жить дают…
Зазвонил телефон, и я схватил трубку, не дожидаясь, пока это сделает секретарь. Может быть, все еще не так плохо?
Звонил, однако, вовсе не Митрофанов. То есть совершенно не Митрофанов.
– Морозов… Морозов… – зашептали в трубке. – Ты дурак, Морозов – даром что Ноевич.
– Что? Что такое? – вскрикнул я. – Что вам нужно?
– Ты дурак, Морозов… Хоть ты Ноевич, а дурак, – с удовольствием повторил голос в трубке.
– Эй! Кто это говорит?!
– Все говорят, – хихикнул голос и отключился. Я со злостью швырнул трубку на рычаг и отер пот. Раз в день обязательно позвонит какой-нибудь псих. Но обычно их отлавливал секретарь, а в этот раз попался я сам. Звонок психа аккуратно пристегнулся к моим рассуждениям о дешевой продаже совести – словно бы специально подлец на другом конце провода подслушал мои мысли и выбрал наиболее подходящий момент для своей пакости.
– Ну что за пакость! – сердито сказал я вслух и тут вдруг с испугом заметил, что в кабинете я уже не один. В дверях стоял очкастый блондинчик в адидасовском костюме. – Простите… В чем дело? – осторожно спросил я. На мгновение я решил, что это посланец Олега Митрофанова.
– Вы Виктор Ноевич Морозов? – в упор спросил гость.
Нет, не похож он был на митрофановского конфидента. Скорее, на одного из возмущенных читателей, которые пытаются время от времени проникнуть ко мне на прием.
– Да, я Морозов, – строго сказал я. – А вы, извините, как сюда попали? И по какому поводу? Визитер раздвинул губы в легкой улыбке.
– Платить надо лучше вашим секретарям, – произнес он. – Или брать на эту должность пожилых бабусь, которым уже ничего не светит…
– В каком смысле? – подивился я.
– В самом прямом. Я им пока подкинул хороший журнальчик… Им как раз хватит пятнадцати минут, чтобы его перелистать. А то и всех двадцати – все зависит от темперамента.
– На что – двадцати? На что – пятнадцати? – с тревогой спросил я.
– О, ничего особенного, – сказал гость, подошел к моему стулу, размахнулся и сильно хлобыстнул ладонью по моей левой скуле. Почему-то я и не подумал сопротивляться, хотя был не слабее вошедшего. То ли звонок меня выбил из колеи, то ли интеллигентские размышления. Нет, определенно я гнилой интеллигент, думал я, держась за скулу. Меня бьют по морде, а я даже молчу.
– За что? – воскликнул я. – Вы что, с ума сошли? Гость сощурился.
– Догадайтесь, за что, – предложил он. – Три попытки.
Мне, само собой, хватило одной. Я мотнул головой в сторону материала на сегодняшней первой полосе.
– Правильно, – сказал гость. – Вы какой газетой себя считаете, лживой или правдивой?
– Но позвольте, – сказал я, пытаясь дотянуться до кнопки вызова секретаря. Гость перехватил мою руку.
– Наверное, правдивой. Точно?
Мне ничего не оставалось, как кивнуть. Отвечать на этот вопрос было нельзя, но и трусливо помалкивать – тоже стыдно.
– Очень хорошо, – сказал гость. – Вы тут пишете, что члены ДА все сплошь террористы и едва ли не готовят вооруженный мятеж. Я вот тоже член Дем.Альянса, хоть и бывший. Прочел утром вашу газету и понял, что надобно личным примером доказать вашу правоту.
С этими словами он вновь хлопнул меня по лицу. Совсем не больно, но крайне обидно.
– Примите от террориста, – произнес гость. – Пулемет, извините, дома оставил. Базуку тоже. Поэтому получите то, что есть. И впредь пишите только одну правду, хорошо?
Гость погрозил мне пальцем и пошел к выходу.
– Эй, – закричал я вслед, немного приходя в себя. – Да кто вы такой, черт возьми?!
Белобрысый очкастый террорист неторопливо повернулся.
– Если угодно, Минич, к вашим услугам. По профессии – спекулянт. Ответственность за этот теракт в виде пощечины беру на себя.
Входная дверь громко хлопнула, я остался один.