ГЛАВА 37
Надя. Выбор
С открытым, светлым, искренним человеком
расставаться тяжело и больно: врать нельзя,
а правда ранит. И не расставаться нельзя:
разные жизни, разные уровни, несоединимые судьбы
Загадки бытия
— Я не люблю Андрея, — слова вырвались сами собой, испугали и озадачили.
Светка прекратила перманентную подготовку к встрече с Федей Боцманом: перетряхивание гардероба из двух десятков разноцветных платьев, размером с купальники, перемежаемую балетными прыжками, от которых вздрагивало все двухэтажное здание гостиницы, по-бычьи тупо наклонила вперед голову и уставила на меня удивленные очи.
Я закрыла и отложила в сторону сборник поэтов «Серебряного века», который листала, готовясь к уроку литературы для наших «перековывающихся космических головорезов».
Бойцов, вместе с захваченными на «Мускулиносе», набралось до полусотни, и ученный народ, профессора и академики, выстраивались в очередь тряхнуть стариной и заполнить «девственные мозги», знавшие до того только воинский строй да устав, свежими знаниями о всемирной истории, культуре и основах точных наук.
Две учебные группы уже со второго дня начали мельчать и дробиться на факультативы по интересам, предпочтениям, способностям и базовой подготовке. Образовался и класс гуманитариев из двух человек: Никиты и Василия — моих старых знакомых. Василий во время занятий зевал, Никита — спорил, яростно рубил рукой воздух:
— Делить народонаселение на классы, роды и виды сложно и не нужно. Принимать каждого как целый мир.
Тема социального неравенства для землян в разряде вечных, актуальных и неразрешимых. Александр Блок и бродящая по улицам дюжина революционных бандитов оказались кстати. Василий честно пытался слушать и вникать, тараща слипающиеся глаза и сдерживая зевоту. Попытался даже высказаться по теме:
— Я про революционеров знаю. Ни злобными, ни алчными они сначала не были и бескорыстно хотели счастья для всех людей. Только революция затянулась, и революционеры захотели есть. — Василий, рассказывая, сумел немного разогнать сон и заговорил более энергично. — Точно. Мне дед рассказывал, а ему его дед. Некоторые хотели потерпеть, победим, мол, а там и хаванем от пуза, но другие терпеть не хотели и начали грабить и разбойничать сразу. Наелись на халяву, выпили крепко и совершили революцию. Только смотрят денег и свободы на всех не хватает и решили меж себя поделить. Вот.
После столь длинной речи Василий посчитал программу урока выполненной и уже не мешал своим глазам закрыться.
— Похоже на правду, — прокомментировала я «преданья старины глубокой». — Не исключено, что именно предки Василия и были теми революционными матросами, движущей силой революции.
— Бойцы не организуют переворотов, — горячо возразил Никита, — они — «пушечное мясо» бунта, которым руководит считающий себя обделенным вор-вождь-организатор-зачинщик. Но бойцы несут в себе «музыку революции» — фон из ярости и ненависти, насладившись которыми, беспощадные готовы довольствоваться бессмысленной победой.
Просто удивительно, откуда парень такого нахватался, неужели сам придумал. Мы спорили чуть ли не по каждой строчке, но выводы и предположения Никиты всегда оставляли поводы для сомнений и место для вопросов. Никита приводил примеры из реальной жизни, я «танцевала» от литературной ценности произведения, горячилась и «выдавала» развернутые периоды и аргументированные монологи, с радостным удивлением убеждаясь, что мои речи вызывают искренний интерес.
Остановились, когда Василий всхрапнул особенно громко и стукнулся лбом о стол.
— Фейс оф тейбл, — прокомментировал Никита, и мы расхохотались. Василий, потирая ладонью лоб, смущенно хихикал.
Ежедневное общение с Никитой окрыляло, и я летала в открывшемся новом мире, которым, оказывается, можно управлять, который можно изменять, улучшать и делать счастливым и радостным. Вся прежняя наша работа: перевозка грузов из пункта «а» в пункт «б», драки со встречными кораблями, — казались незначительной мелочью и возней.
— Я не люблю Андрея, то есть… не влюблена.
— А вчера, бесстыдно тиская командира перед ученым советом, даже я краснела, — Светка вышла из ступора и насмешливо сверкала голубизной глаз из-под красно-рыжей копны, — ты влюблена была? — Светка ткнула кнопку музыкального центра, и не громкая мелодия «Лебединого озера» наполнила комнату. — Или втихорца готовила уходящему на опасное задание герою развесистые рога?
— Не смейся, — на Светку всерьез обижаться у меня никогда не получалось. — Это Андрей меня тискал, а я чувствовала…
— Жаркое прикосновение крепких мужских рук.
— Я искренне как подруге. Кстати, до сих пор мучаюсь. Ты извини, что я тебя перед мужиками тогда заголила.
— Ой-ой ой! Девочка не целованная. Да, ты мне триумф подарила, за что я тебе по гроб благодарна, — Светка сделала вертикальный шпагат и любовно прижалась щекой к колену. — Покажи я свою красивую попку, — а красивее в моем теле только грудь, — просто так, и народ немедленно осудит за разврат и цинизм. А тут я, вроде, ни при чем, а народ насладился великолепным зрелищем. Федю пришлось от управления отстранить, лучшим в себе в штурвал упирался и сбивал корабль с курса.
— Это из разряда «есть что вспомнить — нечего внукам рассказать». Перестань прыгать, приличную девушку скачки не красят.
— Приличную девушку не красит злость и занудство, а мне так лучше думается; я артистка. Мне зрители нужны, как воздух, — Светка завершила очередное фуэтэ и, положив правую ногу на стол, начала крутить корпусом, отчего шары грудей едва не выскакивали из лифчика. — Я это в неполные тринадцать усвоила накрепко. Тогда я смотрелась лучше, — Светка скептически покосилась на меня, — иных двадцатилетних. Крупная фактура, плюс танцевальные упражнения, но… У меня было ранимое, тонко чувствующее каждое неосторожное прикосновение сердце и, конечно, я была безнадежно и безответно влюблена в старшего мальчика из балетной группы, — Светка приостановилась, глубоко вздохнула и смахнула несуществующую слезу ногтем мизинца. — Эх, любовь школьная, потаенная, светлая, никому не высказанная. Она потом по всей жизни светом, ты уж поверь. — Бросив в мою сторону растроганный взгляд, вновь завертела корпусом.
— У тебя любовь была, а у других любви не было. Да я в тринадцать лет…
— Сейчас угадаю, — засмеялась Светка. — Влюбилась в учителя литературы, как девяносто девять целых и девять десятых процента учениц вашей школы. Слушай и молчи. Мальчик меня игнорировал, гад, даже не замечал, подлец, и я пошла ва-банк. Решила покорить и поразить в самое сердце крутейшей мини-юбкой.
Светка присела в кресло и подперла кулачком подбородок, снисходительно улыбаясь своим воспоминаниям:
— Глупая и смешная. Гладила юбчонку, пылинки сдувала, молнию туда-сюда двигала, аккуратненько на спинку кровати повесила и еще несколько раз подходила поправлять. Утром в раздевалке удача — мальчик мой стоит и с приятелями что-то обсуждает. Сняла плащик и грациозно проплыла мимо к выходу. Вот только юбка… осталась висеть на спинке кровати.
— Я бы сквозь землю от стыда провалилась. Представить страшно. Ты, наверное, и школу бросила?
— Позволила бы маманя бросить. Переживала, но и качество в себе новое открыла. Почти год перед тем дебилом прыгала, но реакции не дождалась, а тут полсотни парней на мои ножки-ноженьки восторженно пялились, дар речи потеряв. Поняла разом, что главная роль у меня в этом спектакле жизни, и никогда больше перед мужиками не прыгала, а только выбирала.
— И мальчика выбрала?
— Нет, неинтересен стал. Другими глазами стала на мир смотреть, и мир ответил ответил цветами и подарками от влюбленных в меня мужчин. — Она широко улыбнулась. — Твоя очередь, малолетка, идти к исповеди перед опытной женщиной. Вчера ты чувствовала, будто в последний раз?
— Кое-кого жизненный опыт только портит, — беззлобно парировала я «малолетку». — С Андреем меня свела детская влюбленность в учителя, но по сути нас ничего не объединяло. Мы вечно то прикалывались, то пикировались.
— То любовью занимались, — съехидничала Светка.
— В основном ей и занимались, но людей не может связывать только секс?
— Совсем не мало для гармонии, — Светка потянулась всей громадной стройной фигурой и стала похожа на выходящую из пены Венеру. — В сексе и радость, и игра, и счастье.
— Каждому свое, но вчера я еще не понимала, что переросла Андрея…
— И он стал понятен и неинтересен, как старые колготки, — обыденным тоном договорила Светка, возобновив повороты. — А «понятен и интересен» ясноглазый спортсмено-интеллектуало-богатырь Никита? Тогда с какого переляку ты отправила рыцаря в опасную даль да еще с Андреем?
— С «переляку» и отправила: испугалась чувства. И Андрея жалко, на предательство похоже. Хотя… его невозможно предать: он всех насквозь видит, и все наперед знает. В женщине должна быть загадка, а я себя, как под рентгеном, чувствовала.
— Уморила чувствами. Я, например, всегда «знаю», — Светка прекратила размахивать «самой красивой частью своего тела» и начала наклоны к ноге. — Мужиков нужно брать, а не сдаваться. Моя любимая добыча, Федя Боцман, объективно лучший на ближайшую сотню световых лет.
— Да, Никита…
— Молод, горяч, неотесан, — перебила Светка. — В хороших руках… — Закончив наклоны, прислушалась к музыке. — «И вдруг — прыжок, и вдруг — летит. Летит, как пух от уст Эола. То стан совьет, то разовьет, и быстрой ножкой ножку бьет.» — Закрутила фуэтэ и прыгнула, распластав ноги в шпагате. Здание в очередной раз вздрогнуло, но устояло. — Кстати, заметила: «первая красавица села», «девушка с туманным взором», заправщица Ирина, ходит с большим животом, и народ поговаривает, что Андрей здесь при чем.
— Ну, это уж точно сплетни! Повторяешь ерунду.
— Маленькая ты еще, Надюха, чувствами живешь.
— А ты живешь мозгами и готова променять Федора на лучшего?
— А вот это не трожь! — Светка вдруг оказалась рядом и осветилась мягкой кошачьей улыбкой. — Мои чувства в симбиозе с разумом. Федор — это судьба.