ГЛАВА 17
Приют Путника
Клептомания — любимая болезнь землян:
чем больше воруешь, тем больше хочется.
Справочник молодого терапевта
Булыжник кое-как умостился в голове, перестал ворочаться и теперь давил затылок равномерной тупой болью. Стараясь не беспокоить его лишний раз, я присматривался к понемногу вырастающей в центре экрана планете Приют Путника.
Подошла Нэлька, тихо прижалась, уютно засопела в ухо.
— Твой дом.
— Да.
Как-то умудрялись до сих пор не вдаваться в дела и планы друг друга. С первой встречи стрелочка моего сердечного компаса всегда была направлена к Нэльке и всегда доносился ответный теплый сигнал через расстояния и время. Непрерывные теплые волны нежности.
— Все, перестала болеть, — Нэлька двумя руками взлохматила мне волосы, и я, все еще не веря, осторожно потер пальцем переносицу.
— Даешь, сестричка. Ты сама лекарство — можно к ранам прикладывать.
— И к душевным тоже, — с грустной серьезностью выговорила девочка.
— На чужое поле не влезай, — шутливо чиркнул по Нэлькиному носу пальцем. — Душевные раны моя епархия. Давай-ка рассказывай, какой ветер сорвал тебя с Земли ранее завершения разведывательно-шпионской миссии?
— Мог бы и раньше поинтересоваться, — засмеялась Нэлька, — а то уже казалось, что тебе не интересна моя судьба.
— Если «судьба», то имя ей любовь, и, не побоюсь предположить, взаимная.
— Откуда такая уверенность? — в стиле земных блондинок притворно скокетничала Нэлька. — Оттого что красивая?
— Умная, обаятельная… Не будешь возражать, если не буду оглашать весь список замечательных достоинств?
— Слабо поднапрячься? — Нэлька надула губы, но тут же прыснула смехом. — Его звать Никита. Большой, сильный, красивый, умный — ничего, если не оглашу весь список? Космолетчик.
— Не знаю среди пилотов большого Никиты.
— Он механик и оружейник… был. Потом его перевели в звездный десант и отправили на Землю-2.
— И пребывание в метрополии потеряло вкус, цвет и смысл?
— Люблю тебя, — Нэлька шутливо потерлась носом о мою шевелюру. — Ведь маленьким девочкам и младшим сестренкам позволяется легкомыслие?
— Кто бы возражал!
— Дрю, ты лучший.
— Знаю. Не хочешь остаться дома?
— Зачем? Я чувствую его всегда и, значит, дом со мной.
— И мне знакомо чувство дома: тебя год не видел, а отца — десять, но всегда знал, когда после подвигов и похождений, как блудный кот, избитый и голодный, вернусь домой, — ты погладишь меня по голове, почешешь за ухом, а папа нальет в блюдечко молока… и отзовусь утробным мурлыканьем, преисполненным нежной благодарности.
Нэлька засмеялась моей шутливой речи и прижалась плотнее:
— Приют Путника станет домом для всех.
— Увы, уверен, ребята захотят лететь дальше. Искать свой новый дом.
— Я член экипажа «Витязя».
— И моя сестричка, а наш путь может быть опасен.
— А до этого был устлан цветами?
— Из любовного романа фразу подцепила?
— Обижаешь! Вполне приличный блокбастер.
— И тебе возмечталось повторить сногсшибательные подвиги и невероятные приключения противоударных, водостойких и морозоустойчивых героев?
— Я хочу быть с тобой, — Нэлька потерлась щекой о мое плечо, — и с ребятами.
— Давай сначала повидаемся с твоим папой.
В разных галактиках, встречаются планеты с почти земными условиями, только бардака меньше. Планета Приют Путника в Бета-Туманности из таких, и единственная промежуточная остановка на пути к Эмпериусу. Мы нисколько не теряем во времени: четыре скорости света — это скорость движения в космосе Бета-Туманности. Плывем в русле звездной системы, пока «по пути» и можем «присесть» на любой из ее объектов, продолжая удаляться от Земли с гиперсветовой скоростью.
Климат на Приюте Путника близок земному, но сутки в два раза длиннее, и отсюда неторопливость и вдумчивость жителей, успевающих обдумать и сделать все, запланированное на день, и отлично отдыхающих долгой ночью. Путники живут в гармонии с природой: разводят рыбу, разнообразную животину, птицу, выращивают на грядках зелень и злаки. В качестве ездовых используются похожие на наших страусов, но очень не плохо летающие коны.
Население Приюта Путника, — любознательные, доброжелательные, гостеприимные люди. За столетнюю историю полетов земляне только однажды умудрились поссориться с аборигенами. Генерал, тогда еще майор Иванофф, задумал документально оформить планету в личную собственность. Пел соловьем, расписывая старшему вождю Нэелю, отцу Нэльки, выгоды добровольного рабства.
Глуп майор, даже более, чем жаден: не учел умение местных жителей читать мысли собеседника. Бесхитростные деликатные аборигены тщетно пытались помочь Иваноффу «сохранить лицо». Уклонялись от льющегося сладкого вранья, незаметно стряхивали с ушей развешиваемую «лапшу» и всячески намекали расходившемуся аферисту о необходимости скорейшего отъезда.
Увы, доброжелательность майор воспринимал по-земному — признаком слабости и готовностью уступить. Ему казалось, еще одно усилие, и доверенность на управление планетой украситься заветной подписью. «Дожимая», начал угрожать, расчехлил пушку корабля, дал команду стрелять и заставил-таки жителей взяться за оружие. Путники оседлали своих двуногих крылатых скакунов и лавиной пошли вперед, осыпая транспорт и команду стрелами.
Генерала, тогда еще майора Иваноффа, спасла врожденная подлость: схватил в охапку дочь вождя Нэльку и, укрываясь ею, как щитом, добрался до корабля, взбежал по трапу и нажал кнопку запуска двигателей, оставив команду в плену аборигенов.
Имена оставленного экипажа выгравировали на Стеле Космической Славы, родственникам выплатили компенсацию, а корыстолюбивого мерзавца начальство чествовало как героя. Иногда мне кажется, что Земля управляется роботами, — без морали, без совести, без чести.
Мне пришлось потратить немало нервных клеток, убеждая Путников в адекватности и лояльности землян. Очень помогло присутствие оставленного экипажа. Парни, которым путь на Родину был закрыт в связи со «смертью» быстро обжились, подружились, взяли жен из местных красавиц, счастливо проводили время на уютной планете и пользовались доверием аборигенов. Я бы сказал «излишним».
«Компьютерный бог» оставленного экипажа, — пару лет тому я пинком вышвырнул бездельника из своей команды, а Иванофф приютил родственную душу, — оказался вегетарианцем, с хорошо подвешенным языком, — настоящее идеологическое оружие. Полгода назад, в свой последний приезд, я заметил явственные следы политического брожения среди нормального, прежде, населения.
— Алексей, — «боевое» обращение мгновенно мобилизует команду. — Связь с «Надеждой», Александр, готовимся к посадке.
На экране высветилась рубка «девчачьего» транспорта. Девушки переоделись в камуфляж, демонстрируя готовность к возможным опасностям. Никогда не знаешь, что ждет после высадки: на планетах меняются правительства, государственный строй, иногда и климат.
Военная форма придает женщинам шарм скрытой полу запретной сексуальности, и мой брутальный экипаж разом подтянул животы и напрягся, как охотничий пес перед дичью.
— Наша Надя — лучшая, — хихикнула в ухо Нэлька.
— Нэля, — я постарался подавить улыбку строгостью, — где твой боевой пост?
— Ой, — сестренка испуганно прикрыла пальчиками губы и помчалась в машинное отделение.
Серега наконец-то соизволил появиться в рубке с намерением занять кресло второго пилота. Подчиняясь какому-то внутреннему протесту, я предупреждающе поднял руку:
— Готовься к высадке. Проверь оружие.
— А в корабле, кто останется?
— Федор.
Пока не понял, откуда появилась настороженность ко второму пилоту, но интуиция до сих пор не подводила, и я привык ей доверять.
— Надя, посадка с ходу. Без команды люк не открывать, быть готовыми к взлету. Три, два, раз, поехали.
Корпус «Надежды», который мы уже привыкли видеть неподвижным, чуть дрогнул и пошел вниз. Пока девчата будут садиться, мы совершим виток по орбите и осмотримся.
— Алексей, иди сюда, — вид планеты вызывал недоумение: леса, раньше зеленые, выглядели серо-черными, а голубые, прежде, реки, наоборот, ядовито зеленели. — Тебе не кажется, что картинка за последние полгода здорово изменилась?
— Может быть, свет так падает?
— Нездоровый цвет, — пробасил Федор. — Если бы я был врачом, сказал бы, «пациент болен».
— Приготовиться к посадке. Поставим диагноз на месте.
На каменистой равнине ветер относил в сторону дым от сигарообразного корпуса «Надежды», и я постарался посадить свой транспорт на минимально допустимом расстоянии — пятьсот-шестьсот метров.
Постепенно стих гул двигателей, и особенно любимая послеполетная тишина установилась в рубке, прилегла на усталые плечи и руки, освободила от долгого напряжения мозг.
— Федор, никому не открывать, никого не пускать, связь не терять.
— Есть, капитан.
— Шеф, по инструкции, в корабле должен оставаться второй пилот, — Серега волновался и оттого краснел больше обычного.
— Серега, — очень мне не понравилось его стремление остаться в корабле. — Инструкции осмысленно нарушает человек с характером победителя… или анархист, я как раз из таких, а твои крепкие руки нам могут пригодиться в рукопашной схватке.
