Клубок семнадцатый
Марфа Борецкая и иже с ней

Борецкие были самой могущественной и богатой из боярских семей Новгорода. От нее зависели многие купцы, общины ремесленников. Ей принадлежали обширные вотчины. Угодья Борецких на Севере могли вместить несколько европейских государств. Кстати, им принадлежали и Соловецкие острова. Монахи-подвижники, строившие монастырь, приезжали в Новгород договариваться с землевладельцами. Но самих Борецких духовные подвиги не слишком интересовали, они были заняты земной политикой. Глава семейства, Исаак Борецкий, выступал главным сторонником перехода республики в состав Литвы. А когда он умер, пролитовскую партию возглавила его вдова Марфа с сыновьями Борисом и Федором.

Несколько раз казалось, что их планы близки к осуществлению, подписывались соответствующие соглашения с королем Казимиром, и он даже включил в свой титул добавку «государь новгородцев». Но и Москва не собиралась отдавать северо-западный край чужеземцам. А всерьез схватиться с ней у Литвы не получалось. Там бушевали собственные усобицы. А потом поляки и литовцы увязли в войне с Тевтонским орденом. Она оказалась тяжелой и затяжной, получила название Тринадцатилетней. Только в 1466 г. Казимир одолел крестоносцев. Отобрал у них значительные территории, урезанный Орден признал себя вассалом Польши.

У короля наконец-то освободились руки для борьбы за Новгород. Но долгая война с немцами истощила его казну, подорвала финансы. А кроме того, в полной мере выявила слабые стороны его державы – отвратительную дисциплину войск, своевольство панов. После победы среди литовцев поднималось возмущение, что выигрыш достался не им, а полякам. Против Казимира стала формироваться мощная оппозиция во главе с киевскими князьями Семеном и Михаилом Олельковичем. А Москва к этому времени преодолела свои междоусобицы, укреплялась власть Ивана III. Он успел сформировать многочисленную и сильную армию. Поэтому Казимир выражал готовность поддерживать мир. Но тайно принялся готовиться к столкновению. Направил послов в Сарай, к хану Большой Орды Ахмату, был заключен договор о дружбе и совместных действиях против русских.

Замыслам перехватить Новгород мешало еще одно серьезное препятствие, ведь Литва приняла унию. Великий князь и московская митрополия использовали это, разъясняли: переход к королю означает не только измену, но и вероотступничество. Бояре из партии Борецких не придавали значения подобной «молочи», вели переговоры с униатским митрополитом Григорием Болгарином. Но большинство священников, монахов, простонародье ни за что не пошли бы на такой шаг. Однако Казимир и католики придумали головокружительный финт. Григорий Болгарин вдруг объявил, что порывает отношения с Римом. Отправил письменное покаяние в Стамбул, в Константинопольскую патриархию – просился перейти под ее юрисдикцию.

Игра была шита белыми нитками. Кто помешает митрополиту после присоединения Новгорода перекинуться обратно? Неужели папа не отпустит грех? И неужели не папа благословил «отступничество»? Греческий патриарх Симеон проявил принципиальность и отказал. Но в 1470 г. он умер, его место занял карьерист и пройдоха Дионисий. Литовцы засыпали его подношениями. Он не только признал Григория митрополитом Литвы, а передал ему власть над остальными русскими епархиями! Патриарх отправил послов в Москву и Новгород. Требовал низложить митрополита всея Руси Филиппа и подчиниться переметчику.

При дворе Ивана III и среди русского духовенства это вызвало бурю негодования. Освященный собор постановил, что сам «турецкий» патриарх чужд Православию и его указания не имеют силы. Обратились к новгородцам, призывали их не поддаваться на увещевания из Литвы и Константинополя. Новгородский архиепископ Иона сохранил верность Московской митрополии и чужеземные интриги отверг. Но он был уже стар, расхворался…

А у Борецких методы конструирования беспорядков были хорошо отработаны. Подпоили «худых мужиков», подкупили бандитов, выпустили в толпу голосистых крикунов. Сторонников великого князя в городе насчитывалось больше, но противники были сорганизованы, заглушали их воплями, били. Дружно орали: «За короля хотим!». Вече приняло решение отдаться под защиту Казимира.

Но и Казимир был себе на уме. Он изобретал еще один хитроумный политический трюк, как одним выстрелом убить двух зайцев. А именно, разделаться с собственной оппозицией, с православными литовскими князьями. Придумал столкнуть их с Москвой! Пусть сцепятся, подорвут силы! А король выждет и вмешается попозже, с татарами. Киевский князь Семен Олелькович был слаб здоровьем, хворал. Главную опасность представлял его брат, Михаил Олелькович, и король неожиданно назначил его княжить в Новгород. Дескать, вы были недовольны, что лучшие пожалования достаются полякам? Берите, пользуйтесь!

Михаил Олелькович поддался на уловку, обрадовался. Брат будет сидеть в Киеве, он в Новгороде, прямо как властители Древней Руси! 8 ноября 1470 г. архиепископ Иона отошел в мир иной, а 11 ноября в Новгород въехал новый князь. Привел целый корпус воинов и слуг. Разыгрались и выборы нового архиепископа. Кандидатов было трое: ризничий Феофил, духовник покойного Ионы Варсонофий и его ключник Пимен – ставленник Борецких. Он помогал разжигать мятеж, проплачивал смутьянов и наемных агитаторов церковным серебром. Для собственной выборной кампании он опять запустил руку в казну архиепископа. Разумеется, ему помогали Борецкие.

Но духовенство очень не любило Пимена, а за процедурой жеребьевки внимательно наблюдало, не позволило подтасовать. Архиепископом стал Феофил, а он отнюдь не стремился отделяться от Москвы. Написал митрополиту и государю, просил разрешения приехать для поставления в сан. Иван III уже видел, как накаляется обстановка. Ответил подчеркнуто ласково. Хвалил Новгород, свою «отчину», что он обратился для рукоположения владыки в Москву, не нарушил порядок, установившийся «при всех великих князьях Московских, Володимирских и Новгорода Великого и всея Руси».

Однако партия Борецких использовала этот ответ для дальнейшего нагнетания страстей. Как государь посмел назвать их город «отчиной», посмел объединить в титуле Великий Новгород со «всей Русью»? Подзуживали, что за такие обиды надо воевать! Теперь их поведет в бой Михаил Олелькович, а дальше вмешаются Казимир, Ахмат. Князя Василия Гребенку Шуйского отправили на Двину – действовать против москвичей на севере.

Псков уговаривал новгородцев одуматься. Не тут-то было. Миротворцам не только отказали, а потребовали, чтобы псковичи тоже «против великого князя потягли». Зато крестоносцам Новгород предложил союз. В марте 1471 г. магистр Ливонского ордена фон Герзе огорошил Псков наглыми придирками, предъявил ультиматум: отдать несколько районов.

Архиепископа Феофила в Москву не пустили. Проигравший Пимен обвинял владыку в симпатиях к «врагу», домогался перевыборов и намеревался ехать на поставление не к Московскому митрополиту, а к Григорию Болгарину. По-прежнему швырял на подкуп церковные деньги, но люди Феофила как раз и поймали его на воровстве, взяли под стражу. Дело было не политическим, а чисто уголовным, Борецкие не смогли выгородить своего кандидата.

Но в это время реализовался другой коварный план Казимира. В Киеве скончался князь Семен Олелькович, а брат Михаил был далеко. Король попросту ликвидировал Киевский удел, назначил туда своего наместника, поляка Гаштольда. Киевляне не подчинились, возмущались, но их усмирили войсками и казнями. Михаил Олелькович наконец-то осознал, как его надули! Обратился к новгородским боярам, поддержит ли республика его борьбу за Киев? Но зачем Борецким был Киев и ссора с Казимиром? Князь и «золотые пояса» разругались. В марте 1471 г. Михаил уехал на родину, по дороге разграбил Старую Руссу и окрестные волости.

А посольство Новгорода во главе с Дмитрием Борецким покатило к Казимиру. Теперь-то король полагал, что уничтожил очаг внутренней оппозиции, и действовал более смело. Заключил договор, что берет Новгород под свою непосредственную власть, обязуется защищать от москвичей. Обещал сохранить «свободы», боярские привилегии и вотчины. Новгородцы за это соглашались принять литовских наместников, платить дань. Хотя Марфа Борецкая вынашивала и собственные планы. Интересовалась, не пришлет ли король наместником неженатого князя или пана? Марфа выйдет за него замуж, и установится дружное «совместное» правление.

Изменники были уверены, что у них в распоряжении имеется солидный запас времени. Наступало лето, а москвичи ходили на Новгород только зимой. Попробуй-ка провести армию через болота и многочисленные реки! Русские войска в течение лета были заняты на южных границах, прикрывали их от татар. А до зимы Казимир успеет изготовиться, сорганизуется с Ордой и Орденом… Но и в Москве осознали, что время работает на врагов. Чтобы татары не отвлекли, не ударили в тыл, против них устроили диверсию. Помогли снарядиться удальцам из Вятки, флотилия их лодок двинулась по Волге, неожиданно налетела на Сарай, пограбила и сожгла его. Хан Ахмат в бешенстве ловил дерзких смельчаков, ему стало не до набегов на Русь.

А тем временем государевы полки двинулись на запад. Иван III и святитель Филипп послали в Новгород увещевательные грамоты, в последний раз предупреждали: еще не поздно предотвратить кровопролитие, возвратиться в подданство законному государю и в лоно Русской Церкви. Многие новгородцы не желали сражаться с великим князем. Борецкие и их клика развернули мобилизацию насильно. «Которым бо не хотети поити к бою, тех разграбляху и избиваху, а иных в реку Волхов метаху». За верность государю решили покарать и Псков. Боярские дружины ворвались на его земли, выжгли Невережскую губу. Но развивать успехи новгородцам не позволили. На их территорию тремя колоннами вступила армия Ивана III.

Авангард Данилы Холмского и Федора Хромого, 5 тыс. всадников, занял Старую Руссу, город сопротивления не оказал. Отсюда воеводы повернули к реке Шелони, на выручку к псковичам. Но разведка доложила: на озере Ильмень появились флотилии, везут новгородские рати. 9 июля им позволили высадиться, тут же смяли атаками и порубили. А основная новгородская армия составила 40 тыс. пехоты и конницы. Ею командовали посадник Василий Казимир и Дмитрий Борецкий. Они наметили сперва разбить псковичей, а потом повернуть на московское войско. Но к псковичам продолжал движение и корпус Холмского. Противники обнаружили друг друга на Шелони. Два войска были разделены рекой, новгородцев было в восемь раз больше, и они считали себя в безопасности.

Однако на рассвете 14 июля московская конница вдруг ринулась через реку, «колюще и секуще их». Новгородские командиры растерялись, их подчиненные опешили, заметались. Хлынули в панике прочь. Их гнали и избивали. Предводители попали в плен, с ними взяли еще 2 тыс. ратников, а 12 тыс. осталось лежать на поле битвы. Обычно в средневековых войнах высокопоставленные пленные отделывались легко, за них отдувалась чернь. Иван III поступил наоборот. Показал, что воюет вовсе не с народом. Рядовых ополченцев отпустил по домам. Зато знатных недругов заточил по тюрьмам, а четверых бояр, подписавших договор с польским королем – Дмитрия Борецкого, Василия Селезнева, Еремея Сухощека и Киприана Арзубьева, – приговорил к смерти. Их тут же обезглавили.

В Новгороде пролитовская партия еще не сдалась, призывала обороняться. Сожгли посады вокруг города, раздавали людям оставшиеся копья и мечи, поставили на стенах пушки. Но Иван Васильевич не спешил осаждать крепость. Новые жертвы и ожесточение были совершенно ни к чему. Государь встал в Коростыни, в 50 верстах от Новгорода, и выжидал. Обстановка склонялась в его пользу. Пришли донесения с севера: двиняне отказались воевать за изменников, и отряд Гребенки Шуйского был разбит. Торжок, Порхов и прочие «младшие» города Новгородской земли открывали ворота великому князю, даже присылали ополченцев, чтобы действовать на его стороне. Сторонников Ивана Васильевича хватало и в Новгороде. Некий Упадыш с товарищами забил железом пять орудий. Его поймали, казнили, но у него было немало единомышленников.

В ожидании осады в город набились массы людей из сожженных посадов, окружающих сел. Цены на продукты взвинтились. Голодные горожане проклинали бояр, втянувших их в войну. Да и среди бояр охотников передаться к Литве становилось все меньше. Где она, Литва? А великий князь – вот он. Настроения на вече менялись, и, наконец, архиепископа послали для переговоров. Иван III запросил не так уж много. Почти полностью повторил условия прежних договоров. Новгород платил большую контрибуцию, подтверждал, что является «отчиной» великого князя. Обязался не принимать его врагов, «не отдатися никоторою хитростью ни за какого короля или великого князя», не приглашать литовских князей, не обращаться к литовскому митрополиту, ставить архиепископов только «в дому Пречистые на Москве». Кроме того, новгородцы признавали Ивана Васильевича высшей судебной инстанцией.

Государь не был злопамятным. Чествовал пирами не только своих воевод, но и новгородских делегатов. Если они образумились и принесли повинную, они больше не были врагами. Великий князь милостиво выслушивал просьбы архиепископа Феофила, по его ходатайству выпустил из тюрем заключенных бояр. Ну а зарубежным врагам впору было кусать локти. Операция против Новгорода заняла всего два месяца! Литва, Орда и немцы попросту не успели вмешаться.

Тем не менее ситуация в боярской республике на Волхове оставалась крайне нестабильной и нездоровой. Крамольники оказались битыми, их права урезали, с надеждами перекинуться к литовцам пришлось распрощаться. Но те же крамольники сохранили в Новгороде господствующее положение! Теперь они принялись отыгрываться на сторонниках Москвы. Обирали, штрафовали, запугивали «изменников». Для Новгорода такие «свободы» были вполне нормальными и обычными. Законы определяли бояре, они же контролировали, неужели «худые» мужичишки осмелятся противостоять им?

Несколько бояр вздумали отомстить псковичам, послали на них своих ключников с отрядами. Они напали на волость Гостятино, разоряли и жгли деревни. Хотя псковичи накрыли их на месте преступления, 65 человек поймали и перевешали. А в самом Новгороде симпатиями к великому князю отличались Славкова и Микитина улицы. Степенный посадник Ананьин и группа столь же высокопоставленных вельмож решили показать, кто хозяева в городе. Налетели и пограбили эти улицы, «людей многих до смерти перебили». Впредь будут знать, как перечить власть имущим.

«Молодшие» люди отлично понимали, что искать правду в суде бесполезно, там заседали сами обидчики. Но они обратились в Москву. Ведь они признали себя подданными Ивана Васильевича, целовали крест на верность ему. А в Москве-то понятия о справедливости были совсем иными. Именно эти понятия так тревожили поборников «свобод»! Государь выступал защитником Правды. Отвечал за это перед Богом. Держал в строгой узде и знать, и бояр, и чиновников. В данном случае Иван III тем более не обманул ожиданий, ведь пакостили и творили преступления его враги. Он откликнулся сразу же, после трагедии Славковой и Микитиной улиц миновало меньше месяца. В октябре 1475 г. великий князь оповестил, что выезжает в Новгород «миром», судить в своей вотчине.

Ивана Васильевича сопровождала внушительная свита: дьяки, подьячие, приставы, воины. А навстречу, прослышав об этом, хлынули «жалобники». Подавали челобитные о насилиях, злоупотреблениях. Их набралось ох как много! Сообщали о недавних обидах, вспоминали старые, когда пожаловаться было некому. В Новгороде государю, как водится, устроили пышную встречу. По улицам и площадям выстроилось население, звучали приветствия. Бояре соревновались друг с другом, зазывая государя на пиры.

Но отвлечь себя застольями и превратить свой визит в парадный он не позволил. На следующий день после приезда начал принимать просителей. Возле его резиденции толпились люди из Новгорода, из «пригородов», и картина вскрывалась совсем неприглядная: «Много зла в земле той, межи себе убийства и грабежи, и домов разорение от них напрасно, кой с которого сможаше». 25 ноября принесли жалобы жители Славковой и Микитиной улиц. Иван III заслушал обвиняемых, «проверил доказательства да жалобников оправил». Все подтверждалось: «и били, и грабили». Степенного посадника Ананьина, бояр Федора Борецкого, Богдана Осипова и Ивана Лошинского взяли под стражу и заковали в кандалы.

Безнаказанность «сильных» кончилась. Архиепископ Феофил и городская верхушка ходатайствовали о помиловании, но великий князь отказал. Ответил, что архиепископу хорошо известно, «колико от тех бояр и наперед сего лиха чинилось, а нынеча, что есть лиха в нашей отчине, то все от них чинится». Лиха и впрямь было немало. Осужденные были самыми активными деятелями пролитовской партии, крепко приложили руку к недавним смутам. Им простили политические преступления, но теперь они докатились до уголовных. Организаторов погрома отослали в московскую тюрьму. С рядовых соучастников и подручных государь взыскал штраф в 1,5 тыс. рублей и согласился отпустить на поруки архиепископа.

Но великий князь ни в коем случае не хотел, чтобы утверждение правды в Новгородской земле свелось к одноразовой поездке. Издал указ: отныне любой человек, не сумевший добиться справедливости у местных властей, может апеллировать в Москву, непосредственно к государю. Он назначил и срок для приема новгородцев – на Рождество Христово. Хотя этот шаг привел к новым серьезнейшим встряскам. Потому что теперь переполошилась даже та часть «золотых поясов», которая раньше была лояльной к Москве! Они-то полагали: в республике ничего особо не изменится. Иван Васильевич далеко, ему пошлют дань, он при случае окажет военную помощь. А в Новгороде всего лишь сменится руководство. Вместо партии Борецких высшие посты достанутся сторонникам великого князя, они будут ворочать делами так же бесконтрольно, как их конкуренты. Сейчас смекнули: государю не достаточно перестановок, он намерен положить конец засилью боярской касты.

Допускать такие перемены, разумеется, не хотелось. Городские тузы взялись исподволь ставить палки в колеса. Жалобщиков в Москву не пустили. Удерживали силой, угрожали. К Рождеству на суд государя не явился никто. Но ему доложили, что власти республики преднамеренно срывают указ, и Иван III послал в Новгород своих приставов взять просителей под защиту. Обиженных снова оказалось много. В феврале 1477 г. приставы доставили в столицу целый обоз челобитчиков и тех, кому предстояло отвечать. Остальных желающих новгородские бояре уже не смели останавливать. Несмотря на «вельми студеную зиму», к великому князю поехали «иные посадницы и житьи новгородцы, и поселяне, и черницы, и вдовы и вси преобижени». Это было небывалое паломничество! Паломничество за справедливостью. Впервые новгородские суды происходили не в родном городе, а в Москве, и жаждущие правды находили ее.

Ну а самые дальновидные из «золотых поясов» пришли к выводу: старый порядок рушится безвозвратно. Значит, надо было получше пристроиться в новой системе. Эта группа решила подольститься к Ивану III. Раньше во всех договорах, заключенных с Новгородом, великий князья выступали под титулом «господин». А весной архиепископ Феофил и примкнувшие к нему бояре прислали к Ивану Васильевичу Назара Подвойского и вечевого дьяка Захарию. Они представились послами от всего Новгорода и просили его именоваться «государем». Разница была существенной. По правовым нормам XV в. термин «государь» означал полную и безоговорочную власть. Как раз этого и добивался великий князь, шаг за шагом прижимая «свободы» республики.

Иван III согласился. Хотя он догадывался, что посланцы представляют отнюдь не весь Новгород. Направил туда своих уполномоченных – Федора Хромого, боярина Морозова и дьяка Долматова – «покрепити того, какова хотят государства», выработать условия договора, утвердить его на вече и привести новгородцев к присяге уже не «господину», а «государю». Однако визитом московской делегации воспользовалась другая часть бояр. Те, кто упрямо силился уберечь «свободы» и собственное особенное положение. Использовали старые отработанные методы. Выкатывали бочки с хмельным, в толпе появились подстрекатели.

Зашумели, что Назар Подвойский и Захария не имели никаких полномочий от веча, их заслали изменники, отдают Новгород в рабство. Народ взбудоражился, а боярские слуги и наемные убийцы были наготове, принесли на сходки топоры. Жертвы были намечены заранее. Их рубили, пластали на части даже трупы. Уцелевшие бояре, склонные подчиниться Москве, разбежались кто куда. Город очутился во власти непримиримых врагов Ивана Васильевича. На вече возражать им было некому. Московских послов не тронули, но передали им решение: великому князю отказывали в праве называться «государем» Новгорода, что-либо менять в устройстве республики и судить ее граждан в Москве. Боярское правительство соглашалось остаться в подданстве Ивана III, но за это требовало восстановить отношения «по старине». Намекало, что можно и поторговаться.

Впрочем, оно всего лишь тянуло время. Посланцы Марфы Борецкой и ее единомышленников мгновенно очутились при дворе Казимира. Били челом, что пора бы вступиться за Новгород во всеоружии. А союзник Казимира Ахмат как раз находился на вершине успехов – покорил Хорезм, Сибирское ханство. В Москву из Сарая явился посол Боючка, привез ультиматум: не только платить дань, но и самому Ивану III явиться «ко царю в Орду». Пускай поползает на коленях перед троном, тогда и будет по-настоящему уважать повелителя. В Новгороде узнали, что Ахмат откровенно придирается к великому князю. Окрылились надеждами, что враги навалятся на Москву с разных сторон.

В окружении Ивана Васильевича тоже осознавали, насколько опасен мятеж на Волхове. Но представляли и слабые стороны потенциальных противников. Были уверены, что Казимир далеко не сразу раскачается на войну. В Сарай снарядили делегацию, нагруженную подарками, чтобы отвлечь Ахмата переговорами. А другое посольство покатило в Крымское ханство предлагать союз против Литвы и Сарая. Государевы полки действовали по обычному летнему плану: каждый год они разворачивались на рубеже Оки и дежурили до поздней осени. Но в 1477 г., вместо того чтобы распустить по домам, им вдруг отдали другой приказ – выступать на Новгород.

Кроме собственных войск и отрядов удельных князей Иван III поднял ополчения городов. Не только для количества. Государь показывал изменникам: они бросили вызов всей Руси. Показывал и всей Руси: новгородцы предали ее, а не только великого князя. Это подействовало. От Новгорода сразу же отпали «младшие города», подвластные ему. Били челом Ивану III. А навстречу ему снова устремились потоки просителей. Но теперь к нему ехали не с жалобами и челобитными. Теперь потянулись люди, сбежавшие из Новгорода – бояре, купцы, ремесленники, просились служить государю.

Высылать рати для полевых сражений мятежники на этот раз не осмелились. Понимали: их войско сметут, а скорее всего, оно разбежится. Но упрямо цеплялись за последнюю соломинку, задумали садиться в осаду. Глядишь, москвичи измучаются торчать под стенами зимой. Померзнут, начнутся болезни, не выдержат и отступят. А дальше обозначатся какие-нибудь перемены, поможет Литва, выступит Орда. Однако Иван Васильевич бросил в стремительный рейд Передовой полк. Он не позволил новгородцам сжечь села и монастыри в окрестностях города, внезапным налетом захватил их.

А монастыри окружали Новгород кольцом. Осаждающие смогли устроиться в тепле, с относительными удобствами. Борецкая и ее сподвижники растерялись. На вече перессорились и пришли к традиционному решению. Поручили архиепископу Феофилу извиняться, торговаться об условиях мира. Для начала выработали «пакет» предложений: Новгород соглашается на титул «государя», соглашается числиться «отчиной» и платить дань. Но пускай и государь кое в чем уступит: освободит заключенных бояр и впредь не судит новгородцев в Москве. Когда об этих требованиях доложили Ивану III, он вообще отказался принять делегатов. Велел передать: Новгород сам навлек на себя войну, а для примирения необходимы совсем иные условия. Какие – пояснять не стал. Предоставил мятежникам подумать самим.

Между тем к Новгороду подтягивались полк за полком, размещались по монастырям. Перевес сил был подавляющим. Иван Васильевич вполне мог бы штурмовать. Но приступ обошелся бы немалой кровью, город сильно пострадал бы. Великий князь предпочел обойтись без спешки и без потерь. Половину ратников отправил собирать продовольствие и фураж, остальные закреплялись на позициях. Тем не менее новгородцы упорствовали. Правители взвинчивали их лозунгами «умереть за Святую Софию», «за старину», «за волю». Князь Василий Гребенка Шуйский организовывал оборону, через Волхов построили деревянную стену, чтобы осаждающие не ворвались по льду.

7 декабря вторично явились послы, предложили увеличить дань. Иван III снова ответил: он ждет совершенно иного. Делегаты просили указать, конкретно чего? Великий князь растолковал: он должен быть в Новгороде таким же государем, как у себя в Москве и в «Низовской земле». «Золотые пояса» ошалели, пробовали увильнуть, дескать, они не знают «низовских» порядков. Ну что ж, тогда Иван Васильевич продиктовал им: вечу не быть, вечевому колоколу не быть, посадникам не быть, распространить на территорию Новгорода московскую систему управления, а часть земельных владений должна отойти в казну. Он соглашался учесть некоторые пожелания: не переселять людей из Новгорода, сохранить вотчины их хозяевам. Но учитывал именно как просьбы, а не свою обязанность. Отныне все решения передавались в волю государя. Счел нужным – пошел навстречу. Не счел – вправе поступить иначе.

Подобные разъяснения вызвали в Новгороде взрыв споров. Почесав в головах, «золотые пояса» придумали очередную уловку. Объявили, что принимают почти все пункты. Однако настаивали: договор должен был заключен на равных. Новгород принесет присягу великому князю, а великий князь принесет присягу Новгороду. Это была западная практика, именно так строились отношения европейских королей с феодалами и городами. А потом можно было найти юридическую придирку, что государь нарушил какие-то обязательства, значит, и присяга ему недействительна. Но Иван Васильевич без труда раскусил подвох и отверг предложение. Еще раз подчеркнул: власть должна быть не договорной, а полной. Государь отвечает за свои дела только перед Богом, а не перед подданными.

Нет, именно такой вариант не устраивал зачинщиков смуты. Они снова взывали к народу. Взвинчивали до конца держаться за «свободу» против «рабства». Но в городе кончалось продовольствие, беднота голодала. Среди горожан и беженцев, замкнутых в пространстве стен, открылась какая-то эпидемия, косила людей. А когда установились зимние дороги, к государевым войскам подвезли отставшую артиллерию. Иван III решил подтолкнуть упрямцев. На крепость полетели ядра, сеяли панику. Защитники заметались, «иные хотящи битися с великим князем, а инии за великого князя хотяще задати. А тех болше, которые задатися хотят за великого князя». Уже и самые воинственные понимали: сопротивляться бессмысленно. 28 декабря новгородский командующий Гребенка Шуйский объявил: он складывает с себя крестное целование служить республике. Выехал из города и попросился на службу к Ивану III.

Это был конец. Дальнейшие переговоры пошли только о том, какие именно земли заберет государь. Излишних запросов он не предъявлял, постарался не задевать частных владельцев. В Новгороде роль государственных земель играли архиепископские, ведь и сам архиепископ выступал главой республики. Очень крупными землевладельцами были некоторые монастыри, «золотые пояса» за века надарили им такие угодья, что могли позавидовать иные князья. Иван III как раз и выбрал самое безболезненное решение, взял в казну половину владычных и монастырских волостей.

13 января 1478 г. новгородцы открыли ворота. Вечевой колокол сняли. Население принесло присягу на верность государю. Его чиновники прочистили архивы, изъяли договоры боярского правительства с польско-литовскими королями. Почти всех участников мятежа государь простил. Арестовал лишь главных организаторов – посадницу Марфу Борецкую, старосту Памфильева, Арбузьева и еще пятерых бояр. Их под стражей отправили в Москву по темницам. Вместо прежних органов власти были назначены наместники. Новгородская республика сливалась с Русской державой.

И все-таки… даже теперь покончить с крамолой не удалось. Едва государь покинул Новгород, среди местной знати возобновилось брожение. По тюрьмам упрятали всего восемь человек, остальные вышли сухими из воды. Выводы делали по-своему: они всего лишь поспешили! Надо было дождаться поддержки от короля. Перешептывались и злословили не только прощенные изменники. Многие из тех, кто держал сторону великого князя, тоже чувствовали себя обманутыми. Они-то рассчитывали самим дорваться до руководства в Новгороде, а вместо этого получили московскую власть. Архиепископу Феофилу обида вообще застила глаза. Всегда был лояльным к Ивану III, а у него отписали половину земель! Жалко было земель-то, жалко доходов. Дошел до того, что перенес свои обиды на политический уровень, «не хотяще… чтобы Новгород был за великим князем, но за королем или иным государем». Вокруг Феофила стал складываться новый заговор.

А с другой стороны, крушение Новгородской республики потрясло соседние государства. Казимир спохватился: упустил такой огромный и лакомый кусок! Озадачился хан Ахмат: Русь на глазах росла и усиливалась. Если не окоротить ее сейчас, как бы поздно не было. Начал складываться союз Польши с Литвой, Сарайской Орды, Казанского ханства и Ливонского ордена. Русь очутилась в окружении. Назревало решающее столкновение. Оно произойдет чуть позже, в 1480 г. Но к нему готовились все стороны. Готовились противники нашей страны, готовилась Русь. Готовились и изменники.

Группировка архиепископа Феофила в Новгороде втягивала в заговор все новых сообщников. Собирались по домам, обсуждали, как лучше действовать. Но далеко не всем среди новгородцев хотелось передаваться под владычество чужеземцев. Кто-то сообщил, слуги великого князя взялись присматривать, собирать факты. Осенью 1479 г. Ивану Васильевичу доложили, что в Новгороде зреет заговор, представили список участников, подробные сведения об их замыслах. И это накануне войны! Государь отреагировал без промедления. Он сам «миром» отправился в Новгород. Как оказалось, вовремя. В городе уже действовала многочисленная организация, в нее входили влиятельные лица. Узнав о визите великого князя, они догадались: едет по их души. Переполошили народ, запугивали, что всем грозит расправа. Раздули беспорядки и перед Иваном III затворили ворота.

Вместо визита «миром» пришлось остановиться на дороге и вызывать войско. Правда, обошлось без сражений. Одно лишь появление московских полков отрезвило новгородцев. Прошлая осада была слишком свежей в памяти, город предпочел впустить государя. Феофила и его сообщников арестовали «по росписи», кого брать, уже было известно. На этот раз государь обошелся с ними круто. Миловали неоднократно, и чем все оборачивалось? Ложью, нарушенными клятвами, многочисленными жертвами. Ну а коли так, гнездо измены надо было выкорчевать раз и навсегда. Архиепископа за «коромолу» заточили в Чудов монастырь, около 100 изобличенных заговорщиков были казнены.