Клубок шестнадцатый
Уния и униаты
Мы уже рассказывали, насколько пагубными стали для Византийской империи увлечения «западничеством». Она разрушала сама себя. Ради эфемерных политических выгод и европейского «престижа» цари склонялись даже пожертвовать Православием. И даже нашествие крестоносцев не образумило их. В 1274 г. Михаил Палеолог заключил Лионскую унию. «Уния» значит «объединение». Но речь-то шла не об объединении, а о подчинении греческой церкви Римскому папе. Результаты оказались совершенно катастрофическими. Уния обернулась для империи внутренним раздраем и смутами, поссорила ее с Болгарией, Сербией, Русью. А европейцы помогать грекам даже не думали.
Сын Михаила Андроник II пробовал исправить то, что натворил отец, расторг унию. Но империя продолжала скатываться в упадок. Ее сотрясали то вражеские вторжения, то гражданские войны. А земли, опустошенные самими же византийцами, начали постепенно заселять турки. Сперва осваивали восточные окраины, потом переправились через Дарданеллы, стали по-хозяйски устраиваться на Балканах. Громили и покоряли местные народы. Но у византийцев воевать с ними оказалась уже кишка тонка. Они согласились числиться вассалами султана, платить дань, без сопротивления уступали те или иные районы – и захудалый греческий городишко Адрианополь превратился в процветающую султанскую столицу Эдирне.
Нет, потомки граждан великой и славной империи отнюдь не смирились с нынешним незавидным положением. Но на собственные силы больше не рассчитывали. Вели переговоры о помощи в Риме, в западных королевствах. При этом неоднократно поднимался вопрос о передаче Православной церкви под эгиду папы. Хотя реальные последствия подобных связей получались плачевными. Сговаривались-то против турок! Они узнавали. Колотили западных рыцарей, лезших на Балканы. Но доставалось и византийцам. Их прижимали все крепче, отбирали последние клочки земель.
В 1422 г. султан Мурад очередной раз осаждал Константинополь. Все-таки согласился помиловать за увеличение дани. Однако императора Иоанна VIII обретенное спасение не удовлетворило. Сегодня помиловали, а завтра? Он покатил с дипломатическим турне по Европе. Посетил Венгрию, Рим, Венецию, Милан, призывал спасать Византию. Папа Мартин V и германский император Сигизмунд в принципе не возражали. Но выставили прежнее условие – унию. Подписали соглашение, что католики в ближайшем будущем подготовит собор, и Иоанн VIII передаст им Православную церковь.
По ряду причин такой собор удалось созвать только в 1431 г. в Базеле. Туда прибыла делегация от Константинопольской патриархии, особенно выделялся игумен Исидор. Он был ярым сторонником унии, умел преподнести себя и даже лично подружился с папой Евгением IV. Но в Базеле разгорелся нешуточный спор среди самих католических иерархов. Чья власть выше – собора или папы? Ватикан утверждал второе. Епископам, заседавшим на соборе, хотелось первого. Заседали два года, запутались в богословских и юридических доводах, так и не договорились.
А вдобавок ко всему Чехию раздирала война с еретиками-гуситами. Их умеренное крыло, чашники, соглашалось подчиниться Риму и императору, если им сохранят автономную церковь с некоторыми особенностями. Предложения чашников собор все же разобрал и удовлетворил, это было слишком срочно – перетянуть на свою сторону часть чехов. Но за всеми этими делами до греков руки не дошли. Вопрос об унии отложили до следующего собора. Его заранее объявили «вселенским», внесли в повестку дня принятие заблудших православных в лоно католической церкви.
В Константинопольской патриархии сторонники унии уже занимали все ключевые посты. Грядущий переход под латинян видели само собой разумеющимся. Отголоски этих настроений стали проявляться и на Руси. В 1431 г. преставился митрополит Фотий, и подсуетились литовцы. Решили протолкнуть собственного кандидата, смоленского епископа Герасима. Греки его оценили с собственной точки зрения, он соглашался признать унию. Поэтому в Константинополе его утвердили сразу же.
Но в Москву он ехать не рискнул, оставался в Литве. Да и сан митрополита носил совсем недолго. Среди литовцев разразилась крутая междоусобица. Одному из соперников, бездарному пьянице Свидригайле, в 1435 г. донесли, что Герасим сносится с его врагом Сигизмундом. Недолго думая Свидригайло объявил митрополита изменником и приказал сжечь. Правда, тем самым он подписал приговор самому себе. Казнь Герасима ужаснула православное население Литвы, Белоруссии, Смоленщины. От Свидригайлы сразу же отпало большинство городов и князей. Ему осталось только бежать в Валахию, там он окончательно спился и завершил карьеру, зарабатывая на жизнь пастухом.
Но смерть Герасима развязала руки Московскому правительству. Из русских иерархов в данное время выделялся рязанский епископ Иона – мудрый, честный, благочестивый. Василий II созвал Освященный собор, и Иону сочли лучшим из кандидатов, снарядили для рукоположения в Византию. Однако в Константинополе делегатов огорошили известием, что митрополита для Руси уже поставили – грека Исидора. Послы возмущались: между патриархией и Москвой действовало соглашение не ставить митрополитов без воли великого князя. Однако греки разводили руками и извинялись: дескать, так уж получилось, в следующий раз учтем.
Хотя «ошибка» была совсем не случайной. Исидор был тем самым борцом за унию, который выделился на Базельском соборе. А теперь в Ферраре готовился новый собор. Исидору предназначалась особая роль – сформировать русскую делегацию и выступить там от имени Руси! В Москву он прикатил в 1437 г. О своих взглядах умолчал, сообщил только, что ему предстоит ехать в Италию. В нашей стране знали о замыслах унии, и Василий II засомневался, целесообразно ли участвовать в таком соборе? Однако митрополит настаивал: это указание самого патриарха! В конце концов государь уступил, выделил средства на поездку. Но на прощание напутствовал: «Нового и чуждого не приноси нам, мы того не примем!». Исидор клятвенно заверил: для того и едут, чтобы защищать Православие.
Собор в Ферраре открылся в 1438 г. очень пышно. Папа Евгений IV расстарался, чтобы уния выглядела его персональной победой. Взял на себя все расходы. Прислал в Константинополь собственные корабли, они доставили в Италию императора Иоанна VIII, патриарха Иосифа и 700 греческих священнослужителей с сопровождающими лицами. Хотя византийский царь был озадачен. Папа наобещал ему, что на соборе будут все европейские короли, и Евгений тут же, не отходя от кассы, поднимет их в крестовый поход на турок. На самом деле же деле Иоанн оказался в Ферраре единственным светским властителем. Он мечтал председательствовать на соборе, как когда-то Константин Великий – нет, даже и такой чести ему не предоставили. Председателем стал папа, а императора усадили ниже.
Впрочем, и надежды католиков не сбылись. Они-то раскатали губы, что православные быстренько сдадутся. Ведь патриархия специально подтасовывала делегатов. Однако на собор, невзирая на препоны и интриги, попали стойкие защитники Православия, их возглавил архиепископ Марк Эфесский. Он и примкнувшие к нему священники твердо отстаивали принципиальные вопросы, обличали латинян в ереси. Споры затягивались, и тут уж заскучал папа: делегаты кормились из его кармана! Евгений намекнул, что пора заканчивать, урезал грекам содержание. Они возмутились, могли разъехаться.
В щекотливой ситуации Ватикан выручили флорентийские банкиры Медичи. Согласились финансировать собор, но предъявили условие – перенести его во Флоренцию. Тогда и на их долю выпадут изрядные дивиденды. Их город прославится, с собравшимися иерархами можно провернуть хорошие сделки. В результате собор сменил место заседаний. А Медичи, кроме денег, готовы были предложить Евгению IV и другие услуги: камеры в тюрьмах, стражу. На православных развернулось суровое давление.
Император Иоанн VIII соглашался, что православных надо сломить любой ценой. Задача представлялась ему политической и стратегической. Ведь Византию, по его мнению, могли спасти только западные державы. А для того, чтобы они выступили, требовалась уния. Значит, сдать Православие надо было ради спасения империи! Лучшими помощниками Иоанна в данном отношении выступали Виссарион Никейский и митрополит Исидор. Безоглядно принимали все, что им навязывали.
Впрочем, латиняне поддерживали видимость приличий. Кое в чем уступали. Если вам, православным, не нравится сидеть в храмах, пожалуйста, стойте. А мы посидим. Не нравится органная музыка? Ладно, пойте как умеете. Если вы привыкли служить на квасных просфорах, служите. А мы тоже будем служить, как привыкли, на пресных облатках. Вы молитесь по-гречески и по-славянски – что ж, и это позволим. Но как и за кого молиться, определять будем мы. По основным пунктам, которые являлись камнями преткновения, католики ни малейших уступок не допускали.
Требовали признать, что Святой Дух исходит не только от Бога-Отца, но и от Сына. Не только Христос, но и Дева Мария родилась от непорочного зачатия (а значит, без первородного греха, как бы и не нуждаясь в Спасителе). Надо было принять и положение о чистилище между раем и адом. То есть, что бы ни натворил человек, за гробом можно очиститься. Наследники уплатят церкви побольше, купят индульгенции, и душа отправится в рай. Попутно подменялось и понятие, кто же возглавляет Церковь. Не Христос, как считается у православных, а папа – «наместник Христа». Непогрешимый. Его надо слушаться, ему надо верить, как самому Богу. Ну а Христа требовалось всего лишь «любить» время от времени. По мнению католических богословов, достаточно было «возлюбить» Его раз в пять лет.
Православные ужасались. Русский епископ Авраамий не хотел быть причастным к вероотступничеству, и по просьбе Исидора его заточили в темницу. Потерзали, помучили и силой заставили подписывать документы. Тверской боярин Фома и суздальский священник Симеон сбежали. Исидор объявил розыск. Папа и Медичи помогли ему поймать Симеона и заковать в железо. Аналогичным образом ломали греков. Хотя св. Марк Эфесский бежал более удачно, чем русские, отплыл на родину. Евгений IV и Иоанн VIII были крайне раздосадованы: св. Марк испортил им картину добровольного и единодушного слияния церквей. Но унию подписали и без него. 6 июля 1439 г. с помпой закрывали собор, зачитывали «Хартию соединения», служили совместную обедню на латыни и греческом.
Как выяснилось, за проданную веру Иоанн VIII получил не так уж много. Папа очень издержался при проведении собора и дал ему всего пару тысяч флоринов, 300 воинов и 2 корабля для охраны Константинополя. Куда щедрее насыпал обещания крестового похода. Греки умолили его еще об одной милости, чтобы католических паломников, едущих в Палестину, направляли транзитом через Константинополь. Глядишь, какие-нибудь денежки оставят. Евгений IV пошел навстречу. Желаете развивать туристический бизнес – так и быть, поддержим.
А заслуги Исидора на соборе Ватикан отметил. Папа произвел его в сан кардинала и «апостольского легата всех северных стран». В новом качестве он двинулся на Русь. Из Венгрии написал грамоты в епархии, извещал, что католическая церковь стала для всех «общей матерью». В Литве ему устроили пышную встречу. Часть священнослужителей вполне искренне обрадовалась: исполнялись их надежды уравняться в правах с латинянами. А в марте 1441 г. легат-митрополит явился в Москву. Привез ласковое письмо Евгения IV великому князю. Ну а как же, Русь уже перешла под владычество Рима!
Исидор наметил застолбить перемены на первом же богослужении. В Успенский собор шествовала процессия, перед митрополитом несли латинский крест и три серебряных булавы – знак достоинства легата. Русские удивились, но ждали, когда им объяснят необычные детали. А на Литургии Исидор вознес молитвы за папу Евгения, после службы велел зачитать постановление Флорентийского собора. Люди были ошарашены, «вся князи умолчаша, и бояре и иные мнози». Не смолчал лишь Василий II. Он-то с младых лет впитал дух Православия, его наставником был покойный митрополит Фотий. Великий князь отлично представлял, в чем смысл разногласий с латинянами, какие угрозы несет в себе уния.
В наступившей тишине грянул его гневный голос. Исидора он заклеймил «ересным прелестником», «лютым волком», лжепастырем и губителем душ. Велел арестовать его и сообщников, посадить в Чудов монастырь. Созвал Освященный собор, он рассмотрел флорентийские хартии и признал их незаконными. Начала вскрываться правда о том, что происходило в Ферраре и Флоренции, становилось ясно, что унию протаскивают ложью и насилием. Но персонально насчет Исидора великий князь оказался в затруднении. Все-таки митрополит, законно поставленный. Держать его в заключении – как отреагирует патриарх?
Отправили в Византию боярина Полуэктова с письмом, объясняли, что отнюдь не порывают отношений с патриархией, но Исидор впал в ересь, и русское духовенство просит дозволения избрать ему преемника. Однако поступили сведения, что вероотступником стал не один Исидор, а вся патриархия вместе с императором. Государь возвратил Полуэктова с дороги. В тупиковой ситуации с митрополитом Василий II нашел приемлемый выход. Исидору и его помощникам, Григорию Болгарину и Афанасию, негласно устроили побег. Великий князь распорядился не посылать погоню. Пускай катятся куда глаза глядят.
Трое униатов добрались до Твери, жаловались. Но… здешний князь Борис тоже чтил Православие. Беглецы из московской темницы угодили в тверскую. Хотя Борис получил на свою голову аналогичные заботы: что прикажете делать с узником митрополитом? Обратился в Москву, а оттуда ответили уклончиво. Это, мол, твои проблемы, сам и распутывайся. Наконец, Борис догадался. Устроил Исидору со спутниками еще один побег, они миновали литовскую границу. Католические паны и прелаты взяли их под опеку, помогли выехать в Рим. Лжепастырь и его ученики прибыли туда в ореоле мучеников, Исидора возвысили, он занял почетное место в кардинальском совете.
Ну а Русь семь лет прожила без митрополита. Очень непростых семь лет. Прокатились татарские нашествия, мятежи, усобицы. Был свергнут и ослеплен Василий II Темный. Только после возвращения на престол он сумел опять заняться церковными делами. Русской церкви надо было иметь полноценного предстоятеля. Номоканоном допускалось рукополагать митрополита без патриарха, по Апостольскому правилу, то есть собором епископов. Но Апостольское правило применяли в виде исключения. А традиция связывала Русь с Константинопольской патриархией. Ее привыкли считать высшей духовной инстанцией.
Сейчас предстояло перечеркнуть традицию. И все-таки отказаться от привычного было трудно. Духовенство, великий князь, его бояре и дьяки снова и снова изучали исторические хроники, труды отцов Церкви, правила, толкования. Мнения возникали разные. Даже весьма почитаемый игумен, св. Пафнутий Боровский, полагал, что без патриаршего поставления митрополит будет незаконным. Собор созвали только в конце 1448 г. Кандидат был единственным – Иона. Он уже зарекомендовал себя во главе Церкви, выступал незаменимым помощником государя.
Но собору пришлось подумать, как убедить священников и паству в необходимости преступить традицию. Вспомнили Апостольское правило, вспомнили и о том, что Иону уже посылали для поставления в Константинополь. Греки тогда сжульничали, навязали Исидора, но… пообещали считать Иону его преемником. Выходило, что патриархия хотя бы косвенно благословила его! Однако собор назвал и причину разрыва с Византией, обличил унию. 15 декабря святитель Иона был официально возведен в митрополичье достоинство.
Ну а для Византии уния не принесла ни малейших выгод. Крестовый поход, направленный для ее спасения, турки разгромили под Варной. Вероотступничество порвало связи Константинополя с русскими, его отвергли сербы, болгары, валахи, грузины. Антиохийский, Иерусалимский и Александрийский патриархи созвали в Иерусалиме собор, предали унию анафеме. Да и самих греков уния расколола. Подавляющее большинство священников и прихожан ее отвергали. Жители Константинополя перестали ходить в Софийский собор. В огромном пустом храме собирались лишь придворные и патриарший клир. А в других церквях флорентийским решениям не подчинились, служили по-прежнему.
После смерти Иоанна VIII престол унаследовал его брат, Константин XIII. Храбрый воин, но никудышный политик, он свято верил в помощь Запада. А торжества его коронации оказались испорченными. Греческое духовенство во главе с учениками св. Марка Эфесского Георгием Схоларием и Иоанном Евгеником потребовало от нового императора расторгнуть унию. Константин отказал. Тогда забурлили горожане. Хаяли вероотступников, угрожали униатскому патриарху Григорию Мелиссину. Патриарх перепугался и сбежал в Рим. А Константин не мог ни возвратить его, ни созвать собор для выборов преемника. Боялся, что столица восстанет, а собор вместо избрания главы церкви займется осуждением унии. На закате своих дней Византия осталась без патриарха.
А турок по-прежнему возмущали игры греков с западными державами. Когда султаном стал воинственный Мухаммед II, он решил: пора ликвидировать этот очаг постоянных интриг. В 1453 г. двинул свои полчища на Константинополь. Римский папа Николай V, сменивший Евгения IV, не оставлял попыток спасти греков. Точнее, спасал унию – она держалась только усилиями греческого царя. Но папа наскреб весьма скромную подмогу – 4 корабля и 900 наемников. Возглавил экспедицию неудавшийся митрополит всея Руси кардинал Исидор. В Константинополе он решился на то, на что не решался император. Отслужил в храме Св. Софии обедню вместе с католиками.
Это вызвало взрыв возмущения. Геннадий Схоларий выпустил воззвание: «Несчастные ромеи! Что вы смутились и удалились от Бога? Зачем понадеялись на франков?». Предрекал, что теперь-то Константинополь падет. Чернь разбушевалась. Горланила, что город спасут не чужеземцы, а сама Пресвятая Богородица, что Она никогда не оставляла Константинополь в беде. Но… греческие патриоты в XV в. были уже очень не похожими на своих предков. Стекались не каяться, не в храмы, а в кабаки. В честь Божьей Матери и Ее чудотворных икон поднимались… воодушевленные тосты. В винных парах ситуация казалась совсем не пропащей. Упивались под здравицы, что Заступница выручит.
Вооружаться тоже не спешили. Константин призвал в строй всех, способных носить оружие, даже монахов. В столице было 200 тыс. жителей и беженцев из окрестностей, но на пункты сбора явилось лишь 4973 человека. Услышав эту цифру, царь только застонал. К ополчению добавились тысяча наемников, отряды иностранных купцов со слугами – они намеревались защищать собственные дома и лавки. Для ополченцев не нашлось ни мечей, ни доспехов, им велели воевать копьями и камнями. Пушек было всего несколько штук, и их боялись ставить на стены, как бы укрепления не обвалились от сотрясений. Тем не менее защитники бились доблестно. Но они погибали, а заменить их было некем. 29 мая турки ворвались в византийскую столицу.
Кардинал Исидор переоделся рабом и сумел удрать, пробраться в генуэзскую Галату. А султан не стал разрушать захваченный город. Прекратил грабежи. Призвал уцелевших жителей возвращаться к мирному труду. В Константинополь он перенес свою столицу, принялся заново отстраивать ее. Султан повелел восстановить и патриархию. Разумеется, не из симпатий к Православию. Просто Мухаммед рассчитал, что патриархия поможет удерживать в повиновении христиан, отвратит их от влияний западных недругов. Султан созвал духовенство, сам назвал кандидата, Геннадия Схолария, и его избрали патриархом.
Катастрофа Константинополя наглядно подтвердила правоту Василия Темного, не поддавшегося на унию: пока Второй Рим держался Православия, Господь так или иначе оберегал его. Отступил от веры – все кончилось. Но что касается патриархии, то она стала подвластной уже не Византийской, а Османской империи. Патриарха фактически назначил Мухаммед. Можно ли было согласиться, чтобы Русская церковь зависела от султана? Василий II и русские иерархи пришли к выводу, что нельзя обращаться к такому патриарху за поставлением митрополита. Отправили туда посольство, просили утвердить право самим избирать предстоятеля церкви. Греки возмутились, они даже сейчас цеплялись за свою исключительность. Но и ссориться было не время: они ездили к русским выпрашивать милостыню. Патриархия попросту не ответила на запрос. Не осудила русскую автокефалию, но и не признала ее.
На Руси хватало и других проблем. После подавления мятежа Шемяки главной из них оставался Новгород. В период междоусобиц он совсем обнаглел. Василия Темного так и не признавал великим князем! Дани не платил, его наместников не принимал. Избрал на свое княжение Гребенку-Шуйского, потомка давнего предателя, нижегородского князя Кирдяпы (того самого, который помогал Тохтамышу захватить Москву). Не прекращались пересылки с литовским королем Казимиром.
В 1456 г. государь повелел собирать войско. В прежние времена этого бывало достаточно. Новгородцы обычно избегали большой войны. Сразу высылали делегации мириться. Но теперь покоряться не спешили. На вече постановили сражаться, вооружили 5 тыс. тяжелой конницы. Бахвалились, что всыплют москвичам, а там, глядишь, Казимир вмешается. Однако новгородское войско было рыхлым ополчением. А у государя служили профессионалы. Под Старой Руссой авангардный отряд Темного, всего 200 всадников под командой Стриги Оболенского и Федора Басенка столкнулись со всей новгородской армией. Принялись стрелять по лошадям, строй нарушился, сбился в кучу. Московский отряд отчаянно врубился в эту мешанину, и войско покатилось прочь. За ним гнались, секли саблями.
Полный разгром вогнал Новгород в шок. Охолонулись даже самые горячие головы. Отправили посольство к государю. Архиепископ Евфимий с боярами нашли его в селе Яжелбицы, и Темный продиктовал условия. Новгород отказался от «древних прав», подаренных Шемякой. Признавал себя наследственной «вотчиной» московских государей, обязался не сноситься без их ведома с иноземцами. Важнейшие документы отныне должны были скрепляться не новгородской, а великокняжеской печатью.
Но едва удалось утрясти политические неурядицы, как снова напомнили о себе религиозные. В Риме вдруг появился второй «патриарх Константинопольский». Этот титул получил не кто иной, как Исидор! К нему догадался обратиться король Казимир, он давно мечтал иметь собственную митрополию, отдельную от Москвы. Исидор отреагировал без промедления, выделил своего ученика Григория Болгарина – одного из тех, кто сидел с ним в московской и тверской тюрьмах. Папа Пий II рукоположил его в митрополиты Киевские и всея Руси. В 1458 г. униат прибыл в Литву. Король распорядился встретить его с максимальной помпой, православным епископам перейти под его начало. А в адрес святителя Ионы Пий II прислал грубейшую буллу, обзывал его «злочестивым сыном, отступником», ну и, конечно, самозванцем. Русская Церковь и великий князь в долгу не остались. Созвали Освященный собор и предали Григория Болгарина анафеме.
Хотя сразу же обнаружилось, насколько опасна игра, затеянная Казимиром. Новгородский архиепископ Евфимий и тверской епископ Моисей под разными предлогами уклонились от участия в соборе. Оставили за собой возможность сменить ориентацию. За Моисеем стоял Борис Тверской, под его покровительством епископ чувствовал себя в безопасности. А Евфимий вместе с Борецкими возглавлял пролитовскую партию. Создание новой митрополии они восприняли как знак: Казимир их не бросит! Договор с великим князем они сразу нарушили. Евфимий начал переписываться с Григорием Болгарином, а посадник Иван Щока поехал в Литву, и король прислал в Новгород своего князя Юрия Семеновича. Вечевики на радостях отдали ему под управление Ладогу, Копорье, Ям, Орешек, Старую Руссу.
Правда, Евфимий умер. На пост новгородского архиепископа Василий Темный и митрополит Иона сумели протолкнуть сторонника Москвы, его тоже звали Ионой. С его помощью литовского князя кое-как спровадили. А государь решил подтвердить свою власть вполне мирным образом – в 1460 г. приехал в Новгород на богомолье. Однако среди ночи были спровоцированы столкновения, горожан подняли вечевым колоколом: «москвичи наших бьют». Возбужденная толпа хлынула к резиденции Темного, подстрекатели призывали «великого князя убити с детьми». Архиепископ Иона с большим трудом остановил и образумил людей. Но виновных не нашли, провокацию свалили на разбойников.
А изменники были не только в Новгороде. Они обнаруживались в ближайшем окружении государя. Одним из них стал князь Иван Можайский – хронический подлец, соратник Шемяки, соучастник ослепления государя. Василий Темный искренне желал примирения, не только простил его, а даже увеличил удел. Нет, князь не образумился! Ведь после смерти Шемяки он оказался ближайшим родственником государя. Если бы вдруг каким-то образом не стало Василия II и его детей, законным претендентом на престол становился именно он! Ставка была слишком заманчивой, и Иван азартно начал новую игру. Его доверенный боярин Дубенский повел закулисные переговоры среди знати и попался. При допросах он сумел сбежать. А Иван Можайский, когда к нему направились государевы дружины, удрал в Литву.
Он явился к Казимиру, выставил себя ни больше ни меньше, как претендентом на московский престол. Предложил договор: если ему помогут сесть в Москве, он отступится от Новгорода и отдаст все спорные территории. Королю подобный вариант показался интересным. Сражаться с русскими он пока не мог, Польша и Литва увязли в войне с Тевтонским орденом. Но на будущее Можайский мог очень пригодиться. Тайное соглашение подписали, Казимир дал эмигранту большой и богатый удел – Брянщину. В Литву подался и сын Шемяки Иван. Его тоже не обидели. Определили в удел Новгород-Северский.
Одним из самых верных родственников Темного считался его шурин Василий Боровский. Когда государя свергли и ослепили, он уехал в Литву. Собирал в эмиграции недовольных Шемякой, а потом вернулся с отрядами, помогал Темному возвратить престол. Но за границей князь подцепил какую-то ересь. Впоследствии св. Иосиф Волоцкий называл его как одного из предшественников жидовствующих. В частности, он невзлюбил монастыри и монахов, начал притеснять их. В 1444 г. преподобный Пафнутий Боровский даже вынужден был уйти из обители. Основал новый монастырь в Суходоле, за пределами владений Василия. Но князь разгневался и послал слуг, чтобы сожгли этот монастырь.
На его землях располагался и Троице-Сергиев монастырь. С ним князь тоже ссорился, «не почиташа игумена и старцев». Настоятель, преподобный Мартиниан Белозерский, предпочел от этих дрязг уйти в северные леса, в Ферапонтов монастырь. Но его преемник, Вассиан Рыло, был слеплен из другого теста. Смиряться не стал, поднял скандал. Представил жалобы митрополиту и государю, просил заступиться. Летом 1456 г. боровского князя вызвали в Москву для объяснений и суда с монахами. Но при разбирательстве вскрылись иные факты – переписка с изменниками, еретические взгляды. Факты были настолько вопиющие, что Темный «монастырь взял в свое государство», а шурина взял под стражу и сослал в Углич. Но сын Иван и жена Боровского, услышав об аресте главы семьи, успели сбежать в Литву.
А весной 1461 г. расхворался митрополит Иона. Последнее благословение он послал государю «со всем православным христианством великой его державы». Перед Пасхой святитель преставился. И выяснилось, что в Литве и Риме уже ожидали этого! Готовили далеко идущую операцию. В Москву резво примчалось посольство Казимира. Король проявлял трогательную заботу о православных и уговаривал Темного ликвидировать раскол в церкви. Дескать, митрополит уже имеется, Григорий Болгарин, пускай он займет место Ионы. Русская церковь воссоединится, а общая митрополия будет способствовать союзу с Литвой.
Нет, государь на королевскую «любезность» не поддался. Святитель Иона сам выбрал преемника – архиепископа Ростовского Феодосия. Нового митрополита поставили так же, как Иону, без Константинополя и Рима, русским Освященным собором. Ох, какие же крепкие слова сотрясали воздух в Кракове, Вильно, Риме! Диверсия не удалась. Василий II очередной раз встал на пути латинян. Но после этого враги Православия пришли к выводу: надо устранить это препятствие. Избавиться от Темного.
Казимир и католическая церковь предпочли остаться в тени. Только вложили деньги, предоставили хороших специалистов. Один центр заговора имелся почти готовый – Новгород. Второй центр, за границей, возглавил Иван Боровский. Его отец Василий Ярославич по-прежнему находился в Угличе, содержали его хорошо. Но бояре и дети боярские из Боровского удела перешли на службу в Москву, сохранились и другие знакомства. Иван наводил с ними контакты, напоминал о верности «своим» князьям, сыпал щедрыми обещаниями. Он стал двигателем заговора, хотя подлинные режиссеры указали, что первенство ему придется уступить более знатному лицу – Ивану Можайскому. Соглашение об уступке земель Казимиру заключил он.
Впрочем, эмигранты между собой нашли общий язык. Разработали план. Их сторонники на Руси соберут отряд в Угличе, «некой хитростью» освободят Василия Ярославича. Новгород предоставит ему убежище, тем самым будет поднято знамя войны. Можайский и Боровский Иваны получат предлог выступить на помощь родственнику. Конечно, государь без особого труда раздавил бы их, но… Темного заведомо сбрасывали со счетов! Все проекты строились таким образом, будто государь и его наследники в нужный момент исчезнут. Для этого должно было сработать еще одно звено заговора, в Москве.
Сообщники закрепили письменным договором взаимные обязательства. Престол великого князя предназначался Ивану Можайскому. Спасенному Василию Боровскому возвращались прежние владения, к ним добавлялись Бежецк, Звенигород и Суходол. Для Ивана Боровского создавался новый удел, Суздаль и Дмитров. Расписали все до мелочей, как поделить великокняжескую казну, села, даже пленников, которые будут взяты в предстоящей усобице. Оговорили и грядущую политическую систему: отныне уделы должны были стать неприкосновенными, великий князь лишался права отбирать их и вмешиваться в дела удельных князей. Не оставались в накладе и покровители. Казимиру доставались Новгород и ряд приграничных городов. А Русская Церковь переходила к митрополиту Григорию…
Но большинство русских людей успели по достоинству оценить правление Василия II. Нашлись верные подданные, узнав о зреющей крамоле, сразу доложили о ней. Нескольких соучастников взяли. На допросах открылось, что гнездо измены существует в Новгороде. Темный обеспокоился, в январе 1462 г. отправил туда бояр Челядню, Белеутова и дьяка Степана Бородатого. Уличал новгородцев: они преступили крестное целование. Требовал объясниться, наказать виновных и подтвердить договор с Москвой.
Однако в Новгороде литовская партия уже ожидала скорого мятежа. Приезд государевых уполномоченных подтолкнул ее к открытому выступлению. «Золотые пояса» принялись подпаивать и поднимать горожан на бунт. Шумели, что Василий II покушается на их «вольности». В столкновениях пошли в ход камни и колья, смутьяны взяли верх. Постановили на вече: послать в Москву архиепископа Иону и предъявить ультиматум – если Темный желает, чтобы Новгород удержался под его властью, пусть возвратит «древние» права. Не берет дань, не вмешивается во внешние и внутренние дела. Архиепископ отказался от неблагодарной миссии, но и Новгород разорвал отношения с государем.
А тем временем в Москве всплыла на следствии страшная улика. Свой договор о разделе Руси эмигранты вздумали согласовать со ссыльным Василием Ярославичем. Отправили копию в Углич, но слуги великого князя уже были настороже и документ перехватили. Перед Василием II открылась полная картина предательства. Заговорщики кромсали страну на куски, жертвовали Православием! Нет, Темный не считал себя вправе прощать столь страшное преступление. Наоборот, решил показательно покарать злоумышленников. В феврале грянули казни. Крамольников били кнутом, отрубали руки и ноги, волокли по льду, привязав с лошадям, а потом обезглавливали. Священникам не велено было исповедовать и причащать их, ведь они предавали Отечество и веру. Князя Василия Ярославича перевели из Углича подальше, в Вологду, ужесточили режим заключения…
Но переловили не всех. У изменников имелись сообщники во дворце. Сразу после расправы великий князь свалился больным. Судя по всему, его отравили. Василий II не догадывался об этом. Вместе с придворными лекарями он поставил себе диагноз «сухотная болезнь», а для лечения применил одно из средств тогдашней медицины – прижигание спины горящим трутом. Вышло еще хуже, ожоги загноились. Очевидно, и яд делал свое дело. Вскоре государь почувствовал: ему не выздороветь. Он многое успел в своей жизни. Спас Православную Церковь. Спас страну, вытащил ее из хаоса.
27 марта 1462 г. нелегкая жизнь Василия Темного оборвалась. Государем стал Иван III. Он не устраивал никаких торжеств. Отец провозгласил его великим князем еще в 1448 г., и Иван рассудил, что давней церемонии достаточно. Был великим князем и остался великим князем, только уже без отца, один. В общем-то, было и не до торжеств. Он принял власть в очень напряженной обстановке, почти как в бою. Отец погиб, и сын брал командование на себя.
Грандиозный заговор еще не был раскрыт до конца, соучастники таились где-то рядом. Сохранились свидетельства этого, в богослужебной книге подмосковного Воскресенского монастыря возле записи о кончине Василия II какой-то злопыхатель приписал: «Июда душегубец, рок твой пришел». А для новгородских изменников смерть Темного послужила сигналом к действию. Их послы помчались к Казимиру, к Ивану Можайскому, Ивану Боровскому и Ивану Шемячичу, «золотые пояса» звали их «побороться» за Новгород. Эмигранты заверили, что готовы побороться.
Казалось, что страна разваливается. Взбунтовалась Вятка, ринулась грабить земли Устюга. Взбунтовался Псков, выгнал за злоупотребления наместника Владимира Ростовского. Оживились и татары, хлынули на Русь. А с запада полезли ливонские рыцари. Причем полезли на тот же Псков! Он позвал на помощь новгородцев, но куда там! В это же время Новгород сговаривался с Ливонским Орденом воевать против Москвы! Псковичам пришлось обращаться к великому князю, а новгородцы даже не пропускали посольство к нему. Однако вестники все-таки добрались к нему, били челом, каялись.
Иван III повел себя мудро. Попенял за бунт, но наместника сменил – назначил такого, какого просили сами псковичи. А на помощь к ним выслал свои полки. Немцы приняли к сведению: нет, Русь не развалилась. Поскорее убрались и возобновили мирный договор. Это остудило и новгородцев. В Москве переворота не случилось, новый государь был не слабее старого, и армия, колотившая их, никуда не делась. Прогнав немцев, стояла рядышком. «Золотые пояса» покряхтели и тоже отправили посольство к Ивану Васильевичу. Просить прощения, мириться.
Что ж, отец не напрасно готовил Ивана к роли государя. Те из бояр, кто понадеялся вольготно разойтись при нем, а то и прибрать его под контроль, крепко ошиблись. Он никому не позволил перехватить власть или отбиться от рук. Следствие о заговоре он возобновил, выявил еще нескольких крамольников. Самым заметным из них оказался Федор Басенок, один из лучших воевод отца. Увы, в те времена талантливые далеко не всегда были верными. Басенок был дружен с боровскими князьями, вот и соблазнился. Приговор был суровым. Воеводу ослепили и постригли в монахи. А тем самым Иван III недвусмысленно предупредил остальных бояр: щадить изменников он не собирается.
