Глава семнадцатая
Я подъехала к пункту высадки, почти за несколько кварталов от места действия, полностью вне опасной зоны, и стала ждать, пока меня проинформируют. Мы с Брайсом стояли у багажника джипа и снаряжались, когда подбежал Хилл:
– Блейк, как только будешь готова, я тебя туда поведу.
– А меня? – спросил Брайс.
Хилл глянул на него – просто повел темными глазами.
– Блейк мы знаем, и знаем, что она умеет. Для нее есть место. Тебя не знаем.
В иных обстоятельствах Хилл повел бы себя более дружелюбно, но не при таком напряге. Сейчас времени не было.
– Не переживай, Брайс, ей всегда достаются все симпатичные мальчики, – встрял Зебровски.
Брайс скривился, но промолчал.
– Информируй, – сказала я, приладив жилет и проверив, что он достаточно затянут и что оружие и боеприпасы именно там, куда я их вставила или привязала, ни дюйма в сторону.
– Кит Борс, в момент смерти тридцатилетний, с тех пор прошло два года. Захватил в заложники бывшую жену и родственников. Говорит, что убьет ее. Говорит, что на него выписан ордер на ликвидацию, так что терять ему нечего. Это правда?
– Это правда, – ответила я. – Заложники?
– Эмили Борс, двадцать шесть лет, беременна на шестом месяце. Ее врач говорит, что от шока, от потрясения, ударов или падения на пол она может потерять ребенка.
– Блин, – буркнула я, продолжая прилаживать снаряжение. В такие моменты иногда кажется, что у меня слишком много стволов, избыток боеприпасов, лишние ножи, но потом это может понадобиться все.
– Ребенок от Борса? – спросил Брайс.
Мы оба глянули на него, я продолжала прилаживать предметы на места. Хилл ответил мне:
– Не имеет значения.
– Если ребенок его, есть вероятность, что он будет обращаться с ней бережней, – настаивал Брайс.
– Ребенок от второго мужа. И это все равно не имеет значения.
– Но…
– Брайс, заткнись.
Надо отдать ему должное – послушался.
– Мальчик семи лет, девочка четырех лет, небольшая собака. Все на кухне в глубине дома. Он заставил жену закрыть шторы.
– Так что вы слепы, если не считать инфракрасных приборов, – сказала я.
– Да, а он некормленый, так что на них его плохо видно.
– И я вам нужна, чтобы его засечь?
– Да, – ответил Хилл.
– Каким образом? Как у Блейк получается видеть лучше инфракрасного прибора? – спросил Брайс.
– Объяснения после, – сказала я Брайсу. И спросила у Хилла: – Он захватил заложников с помощью вампирских ментальных фокусов?
– Не похоже. Мы слышали плач и тихие вскрики жены и детей. Они вроде бы все понимают и очень испуганы.
– Хорошо, что они не на его стороне и не будут с нами драться, но пристрелить его на глазах у жены и детей – это может быть для них травматично. Она может потерять ребенка, а дети пострадать психически.
– Это последний способ.
– Почему он их не подчинит взглядом и ментально? – спросил Брайс.
Да, я уже просила его заткнуться, но это не было самым дипломатическим высказыванием, и потому я дала ответ, затягивая последние лямки.
– Это не делается автоматически, и крайнее эмоциональное напряжение объекта может помешать применению вампирских штучек. Вероятно, она его боится и ненавидит. Он еще маленький вампир, ситуацию контролировать не умеет.
– Но…
– Хватит. – И Хиллу: – Я готова, пошли работать.
Хилл не стал приставать с вопросами. Он верил мне, что я собрала все, что мне будет нужно, и кое во что еще он тоже верил. Мы двинулись легкой рысцой вдоль улицы. Я легко держала с ним один темп. Снаряжение у каждого из нас весит от двадцати пяти до пятидесяти фунтов – зависит от вида операции, от необходимой скорости перемещения и еще дюжины переменных.
Хилл обернулся ко мне, улыбнулся и перешел на бег. Вот почему за мной послали его. Все они в отличной форме, но Хилл – в исключительной, и бегает он не ради упражнения, а на выносливость. Будь я человеком, просто человеком, женщиной небольшого роста, вряд ли я бы за ним угналась, в какой бы ни была форме, но я не человек. Я монстр, а мои партнеры по бегу – оборотни. Хилл в отличной форме, но он всего лишь человек. Пульс и сердцебиение у меня остались ровными, чуть ускорились, но только чуть. Мы вдвоем бежали по освещенной улице, и мне пришлось участить шаги только потому, что у него ноги на несколько дюймов длиннее моих.
Хилл завел меня в первый двор. Я просто повернула одновременно с ним, отслеживая его любые движения. Так следит лев за газелью на равнинах, так боец знает, когда летит ему в голову очередной удар: видишь микродвижения, и они говорят тебе, какое крупное движение будет следующим. Бежать по траве было труднее, чем по дороге, но я прибавила и удержала темп. Во дворе был свет, но в других дворах было больше тени, чем света. Хилл перепрыгнул через первый забор, опершись одной рукой. Мне пришлось воспользоваться двумя, и дыхания хватило сказать:
– Хвастун.
Он засмеялся низко и тихо, почти рыкнул. Это не зверь просыпался, а тестостерон. Он мужчина, у него прилив адреналина, и наконец-то можно дать физическую нагрузку телу и потратить часть затаившейся энергии. Есть иные вещи, кроме ликантропии и секса, от которых у мужчины понижается голос.
Он добежал до изгороди в другом конце двора, мы ее перемахнули, и пошли дальше перемахивать другие. Свет остался позади, мы бежали и перелезали в темноте предместья. Я верила ему, что это действительно лучший путь, что он знает все препятствия и что с любыми неожиданностями мы справимся. Я верила, что тут все сделали свою работу до моего приезда, и мне нужно только сделать мою.