Книга: Поединок с манипулятором. Защита от чужого влияния
Назад: Вектор 3. Усыпление разума и провокация логических ошибок
Дальше: Глава 3. Манипуляция как целостный прием

Вектор 4. Эксплуатация предсказуемых поведенческих реакций

Муж с женой и молоденькая девушка заходят в лифт. Двери закрываются. Между третьим и четвертым этажами девушка взвизгивает, разворачивается и отвешивает мужчине пощечину:
– Надеюсь, это отучит вас щипать молоденьких девушек!
Двери открываются, и она выходит. Муж оборачивается к жене:
– Да не трогал я ее!..
– Я знаю! Это я ее ущипнула…
Предсказуемые поведенческие реакции – это конкретное поведение жертвы, которое обычно наступает в ответ на воздействие некоего внешнего стимула, причем эта связь (между стимулом и реакцией) настолько прочна, что поведение жертвы в той или иной ситуации может быть с легкостью предсказано.
Векторы, которые оказались в поле нашего внимания ранее, касались манипулятивных воздействий, направленных в первую очередь на стимуляцию реакций эмоционального и интеллектуального плана. Здесь речь идет о целенаправленном и сознательном использовании манипулятором поведенческих реакций. А поведенческие реакции удобно использовать, когда они могут быть спрогнозированы, предсказаны с высокой долей вероятности. Известно, что людьми, поведение и реакции которых трудно спрогнозировать, манипулировать очень сложно (если возможно в принципе).
Люди очень сильно отличаются друг от друга по степени предсказуемости. Есть мужчины и женщины, которые предпочитают раз и навсегда заведенный порядок вещей, имеют устоявшиеся (может быть, годами) привычки. Встречаются и те, от которых просто каждый раз не знаешь, что ожидать. Вместе с тем длительный опыт общения манипулятора с его жертвой, проживание под одной крышей, а иногда и просто обычная наблюдательность дают манипулятору козырь в руки – он получает возможность узнать жертву настолько, чтобы с большей или меньшей непринужденностью предсказывать ее реакции.
Существует достаточно много факторов, которые позволяют прогнозировать поведение потенциальной жертвы манипуляции: ее установки, усвоенные социальные нормы, пристрастия и привычки. Рассмотрим их.
Установка – это готовность, предрасположенность человека к действиям в определенном направлении.
У субъекта может иметь место установка по отношению к какому-либо явлению, событию, человеку, социальной (возрастной, этнической, профессиональной и др.) группе (они называются объектом установки). Обычно установка базируется на определенных представлениях и эмоциях по отношению к объекту установки.
В качестве примеров можно привести широко распространенные установки по отношению, например, к сиротам («Сиротам надо помогать»), цыганам («От цыган держись подальше – обворуют»). Одна моя знакомая сформировала у своей девятилетней дочери установку: если к ней на улице подходит незнакомый взрослый и пытается вовлечь в разговор, это очень опасная ситуация. В этом случае необходимо истошно закричать на всю улицу: «Этот мужчина (эта женщина) ко мне пристает!!! Я его (ее) не знаю!!!»
Манипулятор может: а) использовать уже существующие у потенциальной жертвы установки, о которых он знает (см. предыдущий пример), или б) целенаправленно создавать, а затем использовать установки, которых первоначально у жертвы не было.
Создание установки прекрасно иллюстрируется маленькой игрой-розыгрышем, которая используется обычно для развлечения. Партнеру в быстром темпе задаются вопросы, на которые надо так же оперативно давать ответ.
Игрок: «Какого цвета снег?»
Партнер: «Белый».
Игрок: «Какого цвета ландыши?»
Партнер: «Белые».
Игрок: «Какого цвета сахар?»
Партнер: «Белый».
Игрок: «Что пьет корова?»
Партнер: «Молоко».
(Ответ «молоко», явно ошибочный, выдают 90 % тех, кто играет в эту игру. Его появление есть результат сформированной установки на «белое».)
Сама суть создания установки заключается в том, что у человека формируется готовность к выдаче той или иной эмоциональной, поведенческой, вербальной реакции в ответ на появление определенного стимула, преднастроенность на определенные действия при появлении определенных людей или в определенных обстоятельствах.
Зная о существовании у жертвы тех или иных привычных моделей поведения, основанных на усвоенных социальных нормах, манипулятор может легко использовать их для достижения собственных целей.
У некоторых кавказских народов ранее существовал такой обычай: то, что хвалит в доме гость, надо подарить ему – таковы правила приличия. Рассказывают, что некогда русские, узнав об этом обычае, стали им беззастенчиво пользоваться. Приходя в гости к местным жителям, они принимались нахваливать все мало-мальски ценные вещи, которые попадались им на глаза. Не в силах противиться нормам обычая, хозяева с тяжелым сердцем отдавали свое добро. Пока наконец ими не было принято следующее решение: «До тех пор, пока они находятся у нас дома, они наши гости, и мы должны отдавать им то, что они хвалят у нас. Но, когда они покидают кров нашего дома, они уже не наши гости, и никто не может помешать нам вернуть себе то, что нам принадлежит».
Устойчивые модели поведения очень часто возникают благодаря воздействию социальных норм, принятых обществом, в котором вырос человек. Это нормы и правила, которые человек впитывал с молоком матери и которые воспринимаются им как правильные и должные, нарушение которых воспринимается субъективно очень болезненно.
Человек – герой этой небольшой истории – оказался в непростом положении. Он родился и вырос в одной из деревень российской глубинки. В той местности, где он жил восемнадцать лет после рождения (до того, как ушел на службу в армию), были приняты очень тесные отношения между родственниками, доходящие до того, что в психологии принято называть «размытые границы между семьями». Например, семья, которая жила (неважно, по каким причинам) чуть богаче, чем остальные, была обязана совершенно безвозмездно «помогать» всем своим родственникам вне зависимости от их возраста и степени трудоспособности. Дети из одной семьи могли годами жить в семье родственников, если это по каким-либо причинам им было удобно (например, подросток, который учился в ПТУ, жил в течение двух лет у своих родственников в областном городе. Мальчик не стал устраиваться в общежитие, а поселился у родных, хотя их жилищное положение было бедственным – семья из трех человек ютилась в 12-метровой комнате общежития. Никакой материальной поддержки семье, приютившей подростка, его родители не оказывали).
Герой этой истории (назовем его Михаил) прожил в деревне восемнадцать лет, а затем ушел в армию, потом поступил в институт. Его судьба сложилась таким образом, что к сорока пяти годам он достиг финансового и социального успеха, жил в небольшой квартире в Петербурге с женой и взрослым сыном, являлся известным и уважаемым специалистом в своей области.
Все эти годы, несмотря на частые финансовые трудности, Михаил старался помогать своим родственникам в деревне, поддерживать престарелую мать и семью брата, которая бедствовала в провинции. Со временем ему удалось найти работу для брата в Петербурге, который работал там вахтовым методом.
Брат был доволен оказываемой ему поддержкой и помощью, однако со временем привык к ней, и его аппетиты стали быстро расти. Он стал полностью полагаться на помощь Михаила и воспринимал ее как нечто само собой разумеющееся.
Его собственная жизнь складывалась далеко не так удачно. И без того нерадостная перспектива финансово трудной жизни в городе, где он жил, осложнялась пассивностью, склонностью во всем обвинять правительство, обстоятельства, родственников, которые «не помогают», претензиями к окружающим и озлобленностью. Его сын, окончив институт в областном городе, стал настойчиво требовать от отца, чтобы он «нашел ему хорошую работу». А где такую работу найдешь? Значит, это должен сделать Михаил.
Приехав очередной раз в Петербург, он позвонил брату по мобильному телефону и без обиняков спросил: «Когда ты устроишь моего сына в Петербург на хорошую работу? Жить он мог бы у вас, а вот с работой ты должен что-нибудь придумать».
Михаил был в шоке: он вообще в первый раз слышал о необходимости пристраивать племянника в Петербурге. Его поразил и тон просьбы (скорее, требования) – безапелляционный, неприязненный, и то, как это было сказано (не «устроишь ли», а «когда устроишь», как будто вопрос об устройстве уже решен, а он все тянет и тянет со временем, нарушая взятые на себя обязательства). Он хорошо понимал, что его жена, дама, выросшая в большом городе, далека от социальных норм, принятых в сельской местности, и не потерпит незваных гостей. Вместе с тем прямо отказать брату он не мог.
Установки, привитые ему с самого рождения, диктовали четко: родственникам надо помогать, если ты хоть в чем-то благополучнее их, и они имеют полное право и на твои средства, и на твое имущество, и на твое внимание. Отказать родственнику, тем более – брату, неприемлемо. Так поступают только очень дурные люди.
Об этих установках прекрасно знал его брат, знал и использовал в своих целях: я твой бедный брат, помоги мне! А если откажешь – ты дурной человек. Вся родня узнает об этом.
Моральные муки Михаила достигли апогея, когда он решил вопреки собственному желанию (как он рассказывал позже, «скрипя зубами») найти для племянника работу в Петербурге и снять для него квартиру (пополам с братом). Жене – ничего не говорить, а чтобы хватило денег на съем квартиры, найти дополнительный источник заработка (о котором жена тоже ничего не должна знать).
Дальнейшие события носили детективный характер. Брат отказался оплачивать даже половину квартиры («откуда у меня такие деньги? Это у вас в Питере зарплаты царские, а у меня таких денег и на себя нет»). Племянника пришлось уговаривать, чтобы он держал факт своего пребывания в Петербурге в строжайшей тайне от жены Михаила. Через два месяца жена тем не менее заподозрила неладное. Она решила, что муж завел себе любовницу (на работе пропадает допоздна, работает в выходные, часто уезжает непонятно куда, ходит с виноватым лицом, все время молчит, очень нервничает, когда звонит телефон), и стала устраивать ему тяжкие сцены ревности. Михаил почувствовал, что «пространство между молотом и наковальней сужается». Неожиданная развязка истории наступила через три с половиной месяца, когда троюродная сестра Михаила позвонила ему домой и заявила жене, что раз он устроил в Петербурге одного своего племянника, то устроит и второго (ее сына). Неужели он любит свою сестру меньше брата? Родственникам надо помогать!!!
Таким образом, социальные нормы, разделяемые жертвой в описанном примере, были использованы против нее самой, давая манипулятору возможность легко достигать своей цели.
Устоявшиеся модели поведения, привычки, определенные поведенческие реакции также являются предпосылкой манипулятивного воздействия в рамках рассматриваемого вектора. Привычные модели поведения удобны в использовании для манипулятора, потому что они относятся к области предсказуемого поведения. Манипулятору легко просчитать возможные реакции и воспользоваться ими в собственных целях.
Работая над этой книгой, я с удовольствием обсуждала ее материалы с друзьями и приятелями. Один мой знакомый, которому я рассказала о четырех векторах манипулятивного воздействия, скептически скривил губы.
– Ну как можно эксплуатировать привычки? Вот как бы ты смогла эксплуатировать, например, мои привычки, если бы захотелось тебе мной манипулировать?
Я задумалась. Привычки моего знакомого я знала довольно плохо. Если не считать одной… И тут найденный ответ мгновенно возник в моей голове.
– У тебя есть четкая связь: когда ты поешь, тебе всегда надо покурить, ты так привык. Что ты чувствуешь, если не покуришь?
– Сильный дискомфорт. Неприятно очень. Не могу ни о чем думать. Не успокоюсь, пока не покурю.
– Вот! Если кто-нибудь будет вести с тобой переговоры, он может этим воспользоваться. Он даст тебе возможность поесть, но не даст возможности покурить, просто так спланирует ситуацию… И начнет с тобой обсуждение серьезного делового вопроса именно тогда, когда ты будешь в дерганом, дискомфортном состоянии. Когда ты не сможешь ни нормально думать, ни четко подбирать формулировки…
Кроме того, что зная привычку, манипулятор просчитывает поле нашего предсказуемого поведения, он имеет на руках еще один козырь. Козырь, который называется инерцией привычки.
Дело в том, что привычка создает для нас определенную область комфорта. Отказываться от своих привычек нередко неприятно (бросали ли вы когда-нибудь курить, читатель? Пробовали ли привыкать вставать по утрам на час раньше и делать зарядку? А изменять пищевые привычки – не есть мучного и сладкого?) и трудно (кто-то сказал, что человеку проще отказаться от какой-либо идеи, в которую он верит, чем изменить сложившуюся у него привычную манеру чистки зубов). То, что заставляет нас помимо нашей воли менять свои привычки, вызывает негативную эмоциональную реакцию. И этим манипулятор может пользоваться.
Еще одна манипулятивная стратегия в рамках вектора эксплуатации привычных моделей поведения – использование пристрастий. Пристрастий, от которых мы не можем отказаться, привязанностей к каким-либо занятиям, вещам, пище или напиткам, химическим веществам.
Когда-то давно я прочитала в одном журнале (или газете, уже не помню) письмо женщины, которая тяжко раскаивалась в совершенном когда-то убийстве. Ее мать и отчим были алкоголиками, жизнь с ними в одной квартире превращалась в настоящий ад, а сама женщина, будучи тогда молоденькой девушкой лет девятнадцати, не видела никакого способа изменить ситуацию. Отчаявшись, она решила прибегнуть к средству, в действенности которого не сомневалась: купила спиртное – водку, очень много водки, привезла ее домой и сложила на кухне. А после этого собралась и уехала на неделю – кажется, к подруге на дачу.
Девушка знала, что мать и отчим, будучи запойными алкоголиками, даже не будут долго задаваться вопросом, откуда появилось спиртное, они станут пить, пить и не смогут остановиться…
Так оно и случилось. Вернувшись домой, она нашла два трупа.
Этот ужасный пример иллюстрирует использование пристрастий: поведение алкоголика действительно носит предсказуемый характер, и это очень хорошо знают люди, вынужденные жить с ними под одной крышей…
Еще один пример, который приведен ниже, взят из романа Арчибалда Кронина «Замок Броуди». Мама (мать семейства Броуди) ищет способ удалить на все утро из дома свекровь – бабушку, отличающуюся злобным нравом и подозрительностью.
В понедельник утром… она вздохнула с облегчением, когда сначала Несси, а за ней Броуди ушли из дому. Теперь оставалось только как-нибудь удалить бабушку… Мама с неожиданной для нее хитростью приготовилась сыграть на слабой струнке свекрови. В половине десятого, принеся в ее комнату на подносе обычный завтрак – кашу и молоко, – она не ушла сразу, как делала всегда, а присела на постель и посмотрела на лежащую в ней старую женщину с притворным и преувеличенным участием.
– Бабушка, – начала она, – вы совсем не выходите из дому в последние дни и очень осунулись. Почему бы вам сегодня утром не погулять немного?
Старуха, зажав ложку в желтой лапе, подозрительно посмотрела на невестку из-под белой оборки своего ночного чепца.
– Какое же гулянье, когда зима на дворе? – спросила она недоверчиво. – Ты надеешься, что я схвачу воспаление легких и ты от меня избавишься?
Мама заставила себя весело засмеяться, как ни тяжело ей было это притворство.
– Сегодня чудесная погода! – воскликнула она. – И знаете, что я сделаю? Я дам вам флорин, чтобы вы пошли и купили себе «колечек» и «чудаков».
Бабушка посмотрела на нее недоверчиво, сразу почуяв, что за этим скрываются какие-то тайные соображения. Но ее соблазняла перспектива необычайно роскошного угощения. По своей старческой жадности она особенно любила рассыпчатое печенье, носившее название «колечек», а большие, плоские, круглые конфеты, которые так несуразно именовались «чудаками», просто обожала. У нее всегда имелся в спальне запас тех и других… но сейчас, как было хорошо известно ее невестке, запасы эти истощились. Да, предложение было заманчивое!
– А где же деньги? – спросила она дипломатически.
Мама, не говоря ни слова, показала зажатый в ее ладони блестящий флорин.
Старуха замигала тусклыми глазами, быстро сосчитала в уме, что этого хватит и на печенье, и на «чудаков», а пожалуй, и еще на что-нибудь.
– Что ж, пойду, пожалуй, – пробормотала она медленно, с притворным зевком, который должен был показать равнодушие.
– Вот и отлично, бабушка. Я вам помогу одеться, – поощрила ее мама и, трепеща от радости, которую боялась выдать, помогла старухе встать с постели…

Манипулятивные операции, основанные на эксплуатации предсказуемых поведенческих реакций

Механизм манипулятивного воздействия в рамках вектора эксплуатации предсказуемых поведенческих реакций заключается в создании условий для появлений нужной манипулятору реакции. Эти условия могут быть обеспечены за счет следующих манипулятивных операций.
Обеспечение появления стимула, вызывающего появление необходимой манипулятору реакции. В этом случае, чтобы манипуляция осуществилась, должна быть связь, хорошо работающая, отношение между неким внешним воздействием и поведенческой реакцией со стороны жертвы.
Например, каждый раз, когда мальчик Вася видит собаку, он с громким криком «Помогите!» убегает. Здесь четкая связь между наличием в поле видимости ребенка живой собаки и реакцией отступления с криком.
Манипулятор должен видеть наличие подобной связи – или хотя бы уверенно ее прогнозировать, – тогда ему удобно строить свое воздействие: человек уподобляется в его сознании автомату с кнопками – нажмешь на нужную кнопку и получишь нужную тебе поведенческую реакцию. Однако это возможно только в том случае, если поведение жертвы имеет прогнозируемый, предсказуемый характер и его можно достаточно точно предугадывать.
Если связь между определенным стимулом поведенческой реакции на момент манипуляции у жертвы уже есть, то манипулятор выстраивает ситуацию таким образом, чтобы в нужный ему момент обеспечить появление стимула, вызывающего реакцию. Например, если известно, что человек, попав в магазин одежды или обуви, тратит всю имеющуюся наличность до копейки (есть такая зависимость – от шопинга), а манипулятору зачем-то необходимо, чтобы этот человек к определенному моменту остался без денег, – он как бы невзначай просит жертву сопровождать его в такой магазин.
Если манипулятор знает, что его коллега падок на спиртное, он легко воспользуется этим для того, чтобы вывести его из строя в преддверии завтрашнего доклада на ответственном совещании.
Стимул для вызывания нужной манипулятору реакции обычно имеет вид именно какого-то внешнего стимула (например, собака в поле видимости, обильно накрытый стол со спиртными напитками, одежный магазин и т. д.). Однако хорошо известно, что стимул действует даже тогда, когда он находится не во внешней среде, а только появляется в сознании человека – например, когда он вспоминает о чем-то, связанном с этим стимулом, или ему рассказывают. Например, если обрисовать любителю выпить со всеми красочными подробностями ожидающий его стол – с запотевшими графинами с хорошими сортами водки, с хрустящими солеными огурцами на закуску, – то он, конечно, вряд ли будет сопротивляться заманчивому приглашению. Женщине, которая сидит на диете, следит за фигурой, иной раз достаточно услышать красочные описания тех или иных блюд, чтобы забыть о необходимых ограничениях в пище («А у меня сегодня ножки куриные на обед с жареной картошкой: рассыпчатая, с корочкой, аромат божественный, я еще перчику добавила, как ты любишь, ножки куриные туда положила, чтобы картошечка запахом мясным пропиталась… У курочки шкурка прижаренная, просто объеденье» – не знаю, читатель, как у вас, а у меня уже слюнки текут). Аналогичный механизм имеет явление, которое называется у наркозависимых «нахлобучкой» – когда кто-либо в их присутствии «вкусно» рассказывает о чем-либо, связанном с непосредственным употреблением наркотика, в особенности об ощущениях, возникающих при этом, слушатели испытывают острейшее желание – немедленно, немедленно…
Лишение жертвы привычного стимула, приводящее к появлению нужной манипулятору реакции. Необходимая, входящая в расчет манипулятора реакция может наступить и тогда, когда жертва лишена привычного стимула. Например, жена за время супружеской жизни обеспечивает мужу устроенный, комфортный быт, вкусную еду, чистоту, супруг воспринимает как должное, что у него всегда есть чистая и выглаженая одежда и т. п. Однако если жена хочет дать мужу почувствовать свою значимость ему или просто создать супругу острое дискомфортное состояние – она может лишить его всего того, к чему он уже так привык.
Обеспечение дополнительных условий, приводящих к появлению нужной манипулятору реакции жертвы. Здесь речь идет о том, что манипулятор не только обеспечивает непосредственное появление стимула, но и создает некие условия, в которых повышается вероятность появления ожидаемой поведенческой реакции. Какие это могут быть условия? Их достаточно много, например:
– Акцентирование социально-психологических, ролевых элементов ситуации. Является особенно актуальным, когда требуемая реакция основана на установках в отношении какой-либо социальной группы.
При появлении преподавателя студенты встают – таково правило внутреннего распорядка одного из столичных вузов. Преподаватель случайно входит в аудиторию в перерыве между парами. Студенты мирно разговаривают друг с другом, кто-то играет, не обращая внимания ни на что, кроме собственного мобильного телефона.
– Перед вами преподаватель! – с чувством изрекает вошедший.
Студенты нестройно встают. Выражение их лиц изменилось – акцентированы ролевые элементы ситуации.
– Упрощение, схематизация происходящего в сознании жертвы, в том числе, например, за счет информационной блокады.
Предсказуемая поведенческая реакция на то и предсказуемая, что над ней человек особенно не задумывается, такие реакции выдаются, что называется, на автомате. Попытки задуматься над происходящим и осмыслить его чреваты – они могут поставить реакцию под угрозу срыва (помните, как в фильме «Джентльмены удачи» говорил Василий Алибабаевич: «Что это я все ворую да ворую?»). Поэтому манипулятору невыгодно, чтобы его жертва задумывалась над ситуацией и осмысливала собственные намерения и поступки. Поэтому манипулятор старается представить ситуацию в сознании жертвы таким образом, что она проста, однозначна и думать-то тут нечего и не над чем.
Когда в Москве прошла волна террористических актов (кажется, это был 2004 год), в газетах появились статьи о том, как могут выглядеть террористы-смертники, например, в метро. Описания внешнего облика я не помню, но мое внимание привлекло то, что террористки-смертницы, как писал автор статьи, стараются не поднимать глаз и не рассматривать пассажиров – так их специально инструктируют, посылая для выполнения задания. В сознание такой женщины вложена идея о том, что все пассажиры, которые едут с ней в одном вагоне метро, люди, которые живут в Москве, – представители враждебного, чуждого мира, которые должны быть уничтожены, нелюди. Но если она поднимет глаза и начнет рассматривать мужчин, женщин и детей, которые едут с ней, она может внезапно начать мыслить и понимать, что рядом с ней, напротив – такие же люди, как она, способные испытывать такие же чувства, как и она, как любой человек, люди, которые хотят жить, люди, у которых есть родные. Все это может привести к срыву всей программы, вложенной ей в мозг, в сознание, к провалу тщательно спланированного и подготовленного теракта.
Это замечание очень показательно. Если бы люди чаще задумывались над своими поступками – неважно, привычными для них или из ряда вон выходящими, – я думаю, что таким обществом было бы гораздо сложнее манипулировать. Именно поэтому манипулятор старается представить ситуацию простой и схематичной в глазах жертвы: «Чего там думать, иноверец есть иноверец, вор есть вор, спиртное на то спиртное, чтобы его пить („имею право!“)…».
Создание предсказуемых поведенческих реакций. Выше приводились примеры того, как манипулятор может использовать уже имеющиеся у жертвы предсказуемые поведенческие реакции. В случае необходимости манипулятор может не только использовать реакции, которые на момент манипуляции уже имеются, но и создавать новые, а затем их использовать. Так, у жертвы могут быть предварительно сформированы, а затем использованы установки, привычки или пристрастия. В описанном выше примере мама Женечки Елена сформировала у дочери установку на определенную реакцию, которая запускалась при появлении перед ребенком мужчины, делающего попытку с нею заговорить.
Механизм создания предсказуемых поведенческих реакций хорошо иллюстрируется в работе Ф. Зимбардо и М. Ляйппе «Социальное влияние»:
Эффективность положительного закрепления самым неожиданным способом помогла «проблемным» ученикам одной из средних школ Калифорнии… вместо того, чтобы пытаться воздействовать на поведение делинквентных подростков напрямую, поощряя правильные действия, психолог и специалист-дефектолог попытались научить детей формировать поведение учителей.
Исследователи встали на сторону проблемных детей для того, чтобы научить их изменять поведение учителей, создававших пресловутые проблемы на основании того, что большая часть детей обладала слабыми социальными навыками и прилепленным ярлыком «неисправимых». Оба этих фактора, как представлялось исследователям, приводили к некоторой предвзятости в учительском поведении, а в дальнейшем и к ощутимой тенденции без раздумий исключать учеников из школы и в целом отказываться от работы с ними. Итак, из числа «неисправимых» были отобраны семеро детей в возрасте от 12 до 15 лет. Они стали участниками тренинга по изменению поведения. Ученики получили представление о «различных закреплениях, которые можно использовать при формировании учительского поведения». Среди поощрений, допустимых в поведении с учителями, были улыбки, вхождение в визуальный контакт и спокойное поведение на своем месте. Кроме того, ученики получили возможность попрактиковаться в одобрении учителя: «Мне нравится работать в классе, когда учитель хорошо относится к детям». Также они учились пресекать негативное поведение учителя с помощью, например, такой фразы: «Мне очень трудно выполнять задание, когда вы на меня сердитесь»… Эти приемы, несмотря на их сложность, были в конечном итоге освоены, и дети, вооруженные каждый своим арсеналом поощрений, были «выпущены» на учителей.
Согласно показаниям как детей, так и независимых наблюдателей, количество позитивных контактов «учитель – ученик» резко возросло, тогда как количество негативных контактов снизилось. В течение недели перед началом детской «контратаки» состоялось в среднем 8 позитивных и 18 негативных контактов на одного ученика. Всего лишь через пять недель применения нового поведения количество позитивных контактов возросло до 32, тогда как негативные моменты были практически сведены к нулю.
Вероятно, самым важным, с точки зрения педагогов, является тот факт, что юные специалисты по изменению поведения обрели чувство уверенности в собственной способности управлять школьной средой…
Назад: Вектор 3. Усыпление разума и провокация логических ошибок
Дальше: Глава 3. Манипуляция как целостный прием