Глава 15. Первые результаты
— Ты кем себя возомнил, отрок? — умудряясь нависать надо мной, даром что на голову ниже, зловеще прошипел ректор академии.
От того что он не орал, а разговаривал почти нормальным тоном только хуже звучало. Крикуны отходчивы и дальше розог не идут.
— Хочу посещаю лекции, не хочу пью в кабаке?
Не в первый раз приходится иметь дело с воспитанием со стороны старших по положению и возрасту. Причем в обеих моих ипостасях. И прежней, и нынешней. Лучше не начинать в таких случаях блеять, оправдываясь. Вызывает вместо снижения шторма усиливающуюся бурю. Ты якобы смеешь вести себя отвратительно и действуешь назло. Не осознал всей глубины проступка, а неправомочно считаешь себя правым. Проще помалкивать и слезу пускать. Хотя при моих нынешних габаритах и возрасте плохо смотреться станет. Ну повинюсь слегка. Потом. Когда устанет нудеть.
— Кто позволил отправляться в гошпиталь и вести там какие-то сомнительные исследования?
А вот это уже совсем обидное вранье. Не верю, что он совсем не в курсе подробностей. А те достаточно многообещающие. Впрочем, как и следовало ожидать. Маленькая язва на предплечье увеличилась не сильно. Три дня мне было натурально паршиво, но затем прошло. Язвочка потемнела, засохла, на двадцать первый исчезла полностью, оставив после себя на коже небольшой шрам. Неделю я прождал, зачем произошло нужное событие. Кто-то из работающих в госпитале обнаружил больного оспой. Уже не вдвоем, а в присутствии кучи свидетелей я повторил мало аппетитный опыт, на сей раз втирая рядом с прежним местом струпья оспы натуральной.
Приятного в процессе крайне мало. Совершено не хотелось превращаться в жуткое существо, все покрытое пузырями с гноем и струпьями, которое я обнаружил перед собой. Честное слово не брезгливый, да и невозможно жить в это время воротя нос при виде текущих по улицам помоев. Проще сразу повеситься. Как в Парижах из окон не выливают, но это похоже единственное отличие по части чистоты. На самом деле чуть ли не с Алексей Михайловича существует указ о вывозе всевозможного дерьма из города. Он как-то вышел из Кремля и плохо стало бедолаге от тяжелого запаха на улицах столичного града.
— Иметь после этого наглость заявиться и спрашивать о жалованье ученика. Ты когда в последний раз посещал занятия, скотина?
Только не особо выполняется любой приказ в России. Все норовят сжульничать, а то золотарю платить надо. Еще чего! Особо ушлые хозяева выкапывают яму во дворе и сливают туда, а затем как переполнится, закапывают. Весной вся это проседает и течет наружу из-под ворот. Человек способен ко всему притерпеться, но это ж зараза разносится по городу! Сами себе творят гадость. И не вразумить их никак, раз уж царские указы не действуют. Только бить, если не кулаком, так по мошне, однако не мне этим заниматься.
— А уж вовлекать в данное подозрительное действие посторонних людей! Уму не постижимо! Куда катится мир! От доктора Бидлоо я ничего хорошего и не ожидал. Он вечно норовит сманить учеников, но ты ж должен думать! Ведь приняли недавно и записали не в младший класс. Как отплатил паршивец?! Еще и товарища оторвал о занятий!
Ну допустим никого я не соблазнял и даже не собирался. Честно провалялся в полной изоляции в той каморке две недели. Температура слегка поднялась, но ожидаемых без особой радости стандартных болей в конечностях, головокружения и рвоты не последовало. Все прошло на удивление мягко. Ни сыпи, ни прочих гадостей. Для гарантии прождали еще две недели и вышел я из изолятора абсолютно здоровым по мнению Бидлоо.
Последовавшей неожиданно просьбы от Павла Иванова проделать с ним очередной опыт я сперва не понял. Он долго не раскалывался, но похоже предпочел бы сдохнуть от оспы, чем снова идти сражаться с преподавателями риторики и философии. Тем более латыни. Довели его современным образованием до точки, за которой следует петля. Я таких штук не понимаю, но депресняк страшное дело. Таблеток для излечения от боязни перед Порфирием еще не изобрели, зато мне оказался очень в жилу первый доброволец, готовый на все.
— Да за такие вещи и карцера мало. Гнать положено из академии немедленно!
А вот это уже неприятно. Не так сильно, как первоначально, когда не знал куда податься и все-таки ломает планы. Я сумел в госпитале зацепиться и не выгонят, но совершено не ко времени останусь без денег. Становится в прямое подчинение и Бидлоо и терпеть еще и его дурной характер не тянуло. Да и не чувствовал в себе столь нужного для ковыряния в трупах интереса к внутренностям человека. Медицинский факультет не по мне. Ну не ощущаю призвания к заучиванию частей скелета и симптомов болезней. Моментально обнаруживаешь у себя все законспектированные болезни.
К сожалению выбора особого нет. Или Славяно-греко-латинская академия еще год-другой, или полностью переключиться на оспу и иные инфекции. Пастер врачом точно не был и ничего, умудрился стать великим, продолжая смирено выслушивать бушующий ураган, спокойно размышлял. Неприятно зависать между двух стульев. Упрекнуть себя, тем не менее, не в чем. Я сделал правильный ход. Сразу трех зайцев убил. Устроил прорыв для людей, создал имя лично себе и убедился в полном отсутствии контроля со стороны забросивших сюда.
Других вариантов с многообещающим будущим у меня по-прежнему не имелось. Больше всего занимал статус при изгнании из палат знаний. Я оказывался подвешенным в воздухе. Не крестьянин, не мещанин, не дворянин. Подозрительный бродяга. А такого могли и в солдаты забрать запросто. Вот уж куда не рвался, всю оставшуюся жизнь ходить по команде. Кроме того смертность на войне жуткая и в операционной отсутствует простейшая антисептика и гигиена. Страшно представить, что произойдет, заболи зуб.
— Если в течение месяца не сдашь все пропущенное, — сказал, наконец, успокоившись ректор, — выгоню! Ступай сей же час в класс!
Он как-то подзабыл, что занятия скоро закончатся. Еще четверть часа поорет и я свободен на сегодня. Все разбегутся. Хм, а ведь мысль…
— Я не мог прийти на учебу при опасении разнести заразу среди людей, — набычившись в ожидании продолжения разноса, говорю. — Неужели заболей по настоящему, вы потребовали бы продолжать посещать занятия, не взирая на инфекцию? И нельзя сейчас оставить Иванова без внимания. Заходить к нему могут лишь переболевшие.
— Упрям и нагл, — с легким сожалением в голосе, констатировал отец Герман. — Исправлять придется поркой. Усиленной.
Тут больше было угрозы, чем практики. Сам он не часто отправлял воспитанников на экзекуцию. Для того существовали другие.
— Токмо из-за твоей одаренности и терплю урода, — и он швырнул мне в лицо какие-то печатные листки.
Я поймал парочку и заглянув в текст обнаружил знакомый кусок: «теперь можно считать доказанным, если в организм человека ввести ослабленных микробов, то в нем выработаются сопротивительные силы, позволяющие организму перебороть болезнь с минимальными затратами». Это все я писал самостоятельно, однако под редактурой Бидлоо. Вопреки предложению поставить свое имя под публикацией он гордо отказался, заявив о моем честном приоритете на данном направлении и высокой самоотверженности какой подвергся нелегкому испытанию. Мне аж неудобно стало.
Я все равно не поленился в начале статьи вписать искреннюю благодарность доктору, за огромную помощь в столь важных и полезных для народа и государства Российского опытах. А заодно и лично ректору Славяно-греко-латинской академии отцу Герману Копцевичу за полученные знания и личное участие в моей судьбе.
Лишний прогиб перед начальством не беспокоит, а польза могла выйти весома. И судя по происходящему — сработало. Конечно куда правильней было бы упомянуть Тараса Петровича Посникова, да вряд ли ему бы это понравилось. Он действительно не имел права сводить меня с доктором без разрешения. Могли и для него последовать неприятные действия со стороны ректора. Мне легче принять негодование, а ему деваться некуда.
— Большое спасибо, — бормочу, — отец Герман.
Приложение к Санкт-Петербургским Ведомостям! Теперь я наверняка попал в историю и уже не вырубишь моего участия в первых прививках от оспы. Надеялся, но не рассчитывал так скоро увидеть напечатанной статью. Хм, еще и с комментариями Бидлоо. Очень приятно отозвался о методе и поступке, когда лично на себе испытал. Приятно, черт побери, пусть и в душе знаю, не мое открытие. Все ж труд приложил и рисковал. Мало ли что там статейки из Интернета говорят. Подробности они не приводят. А что от вакцинации и в 21 веке умирали, так в том сомнений нет ни малейших. Без удачи и в луже утонешь.
— Я могу оставить себе?
— Бери и убирайся, — махнул он без особой злости. — В гошпитале отныне работать станешь токмо после занятий. Усвоил?
Он кинул на стол два рубля. Обалдеть. Уже и не рассчитывал на столь огромную щедрость. Рассуждая логически отсутствовал на занятиях, нечего претензии предъявлять. И где-то на заднем плане забавная мыслишка, а не получает ли ректор дополнительный доход с каждого выбывшего или сачкующего? По спискам они числятся, казна платит, а он в карман кладет. Тогда вдвойне хороший человек.
— Спасибо, — повторяю с радостью.
Фактически мне дан зеленый свет на дальнейшие опыты и попутно никто изгонять из стен сего заведения не собирается. Значит я могу рассчитывать на выплату жалованья, что в моих стесненных обстоятельствах не последнее дело и в дальнейшем. Он понимает, пинок под зад не изменит уже ничего, зато я могу уйти на довольствие к Бидлоо. А результаты учебы… Поглядим по ходу. А то в последнее время совсем запустил занятия.
— И не рассчитывай на доброе отношение в дальнейшем! — просвистело уже в спину.
Я шел по коридору и на меня оглядывались, почтительно здороваясь. Эге, а слухи распространяются с немалой скоростью. Я похоже со своей деятельностью попал в разряд уважаемых. Завтра с утра, подумал с тоской, раскланиваясь с Крайским, этот на моей заднице попробует отыграться.
Ишь как зырит гад. Сразу видно мечтает грязным сапогом в душу влезть. И все с подковырками, а не просто. Неприятно, но не поротых в классе в принципе не бывает. Другие времена, другие нравы. Приходится терпеть. Вежливо попрощался, благо правильно рассчитал про окончание занятий и отправился по хорошо известному адресу.
— Михаил Васильевич пришел! — завопила малявка, возившаяся в огороде, обнаружив меня у калитки.
Так и не вспомнил, как ее зовут. Все три жутко похожи друг на друга белобрысые, с косичками и вечно возятся по хозяйству. Я в их возрасте беззаботно играл на компе. Даже неудобно. Обращаюсь без имени, когда приходится. Андрюха на остальную компанию совсем не похож. Я бы заподозрил происхождение от другого отца, но скорее всего просто потому что пацан и старше.
Почти сразу из дома появились две остальные, а сзади следовала мать. Все дружненько поклонились чуть не в пояс. Первое время все хотелось сказать не придуривайтесь, но я научился вовремя прикусывать язык. Уважение оказывают, а не издеваются. Акулина Ивановна числила меня чуть ли не благодетелем своего семейства о чем громогласно заявляла при каждом удобном случае. В каком-то смысле так и было. Андрей у меня состоял на побегушках, за что я его кормил, поил, воспитывал, пытаясь учить уму-разуму.
— Все ли в порядке у вас? — спрашивает очень серьезно.
— Спасибо господу нашему, — отвечаю автоматически.
— А здоровье ваше? — про мои опыты не могла не слышать от сына. Он в курсе всего. Да и не скрываю.
— Лучше не бывает!
На самом деле это он меня просвещал в разных тонкостях городской жизни и давал советы. С мальчишкой проще. Он все несуразности и оговорки списывал на мое деревенское происхождение и явную гениальность. Как выяснилось достаточно быстро, у здешних аборигенов она числилась где-то по соседству с юродством. Слово достаточно многосмысловое и вовсе не сумасшедшего означает. Правильнее обладающего неким божьим даром. И совсем не обязательно ползать при этом в лохмотьях у церкви и завывать.
Еще чухонца ей на квартиру подсунул. И опять же сам фактически платил за него. Но главное, почему Акулина Ивановна меня возлюбила, так за случайно сорвавшееся в очередной раз откровение. Возле базара торговали всякой снедью за малые деньги и никаким гамбургерам здесь не светило. Только помимо отсутствия картошки много чего не имелось. Помидоры фиг с ними, тоже из Америки вместе с кукурузой. Но почему семечек не вижу? Или масло подсолнечное? Вечно все на жире жарят, да еще экономят и на старом, отчего изжога.
Вот я и спросил, почему собственно пирогами торгуют, а пельменями нет. Их же варят, да ничем не хуже. А если правильно подойти к делу не обязательно мясо в качестве начинки. Что угодно. Женщина заинтересовалась и стала выяснять, что такое пельмени. Она в первый раз слово услышала.
Поскольку за мной до сих пор каратели из будущего не заявились я забил болт на все опасения насчет убийства бабушки и вмешательства в прошлое. Объяснил как мог о чем речь. Это ж не про физику с химией рассказывать. Элементарные вещи. Что добавлять в тесто, чтоб оно вышло тонким неизвестно, зато форму изобразил, как лепить, используя стакан и защипывать. Стеклянный в хозяйстве отсутствовал, обошлись глиняным. А про тесто она и так все знала.
— А у вас как? Дети здоровы?
— Вашей милостью сыты.
Сготовила и на продажу пошла. Ни лицензий, ни налоговой инспекции, если места постоянного не имеешь. Широко живут люди в России. Как при том такие бедные все я так и не разобрался. Деньги на каждом шагу валяются, подбирай и карманы набивай. Одна беда, чтоб то же мясо для начинки приобрести бабки нужны. Пусть и не с президентами, а по тутошним понятиям все одно немалые.
Опять одолжил, оставшись ни с чем. В одном месте беру, в другом сам даю. Что я не человек что ли. Ну честное слово неприятно, будто не девочка, а скелет ходячий. Всем помогать и не собираюсь, но знакомым готов. Потом правда честь по чести все вернуть хотела, ну да я не взял. Типа в долю вошел. Теперь могу бесплатно в углу ночевать в любое время. Заодно и обстирают. Ну и не важно. Помог людям и хорошо. Миллионов на том не сделаешь, но хоть перестали с репы на капусту перебиваться.
— Лехтонен дома? — не дожидаясь новой порции вопросов, поспешно осведомляюсь. Ей-ей про погоду и виды а урожай не интересно и свое хозяйство не завел, а про тятю не слышал давно, так что любопытство неуместно. Всего одно письмо и пришло. Да и куда больше, мы не в 21 веке. Неспешно существуем.
— Осип Турович работают, — степенно доложила.
Каким образом Йоэль превратился в Осипа мне неведомо. Вот с отчеством проще. Папа у него имел странное для моего уха имя Туре. Отсюда уже недалеко и до нынешнего прозвания.
— Да Акулина Ивановна? — вежливо спрашиваю, уловив, что с дороги она отодвигаться не собирается. — Вы что-то хотели?
— Ну-ка девочки, — подталкивая сестер, приказным тоном сказала, — помогите Таньке.
Это оказывается и есть та первая, потому что они послушно направились копаться в грязи. И ведь не лупит, а слушаются.
— Правда, — сказала женщина негромко, — что мой Андрюха гуторит?
— Это в смысле о чем? — с опаской переспрашиваю. Ежели про большие средства, то фиг ей.
— Будто вы Михаил Васильевич лекарство от оспы придумали? Немцы не смогли, а вы да?
— А! Ну не совсем так. Не лекарство. Если заболеешь не поможет. До надо. Заранее. Тогда не произойдет болезни.
Она неожиданно рухнула на колени, хватая меня за руку и норовя поцеловать.
— Вы чего? — отдергивая машинально и в натуре испугавшись, бормочу. Сбрендила что ли? — Встаньте, дети смотрят!
— Спасите, — ползая на коленях, всхлипывала она. — Умоляю! Что угодно для вас сделаю.
— Да кого я спасть должен?
— Детей моих. У меня все родные от этой напасти представились, одна я жива осталась. Девчонка еще была. Не переживу, если снова приключится. Не откажите в просьбе, — и слезами заливается.
Ну прямо стану я отталкивать такой удачный случай. Двое не достаточно. Нужно больше привитых. И дети хорошо. Общая картина течения болезни может разнится. Но проверять на оспу я уже не стану. Нет.
— Хватит, — погладив ее по голове, говорю, — перестань. Почему я должен отказать? Завтра после полудня приходите во флигель в госпитале. Все вместе, ага?
Она быстро-быстро закивала, по-прежнему норовя поцеловать руки.
— Я сделаю все, только несколько дней они должны лежать под присмотром. Вы ж болели раньше?
— Да-да!
— Ну значит вам и не страшно. А кто за детками лучше поухаживает. Э… может лучше с Андрюхи начнем?
— Всех, — страстно воскликнула, — и его тоже! Сделай Михаил Васильевич и я, и они до смерти за тебя молиться станут.
Вот больше всего мне не хватает ваших молитв.
— Завтра. И вставай, — поспешно смываясь в дом, приказал.
Мой личный чухонец почтительно поднялся, приветствуя. Даже оставил на краткий срок очередную резную ручку. Извинился и отвалил к своим вещам, позволяя внимательно изучить. Все ж он настоящий мастер. Простенькая вещь, а смотрится изящно и оригинально. Вся в завитушках и с инициалами.
— Под заказ делаю, — признался Йоэль. — И оплата соответствующая.
Он был явно горд собой и выкладывая зазвеневшее серебро на верстак аж напыжился. Я тщательно пересчитал, раскладывая кучками и мысленно определяя куда девать.
— Здесь и мой возврат на харчи и за материал, — предупреждает.
Понимающе киваю, продолжая увлекательный процесс определения дохода. Кажется много, а после возврата долгов останется на все про все цельных рубль и семнадцать копеек. Это меньше, чем я сегодня выцыганил у ректора. Папаша бы долго и весело смеялся с такого бизнеса. Он за гешефты приносящие меньше пятидесяти процентов даже не брался. А я считай в убыток работал, если б Герман неожиданно не расщедрился. Лесть все ж великое дело. Нельзя забывать начальников, а то они припомнят. Настучат молотком по голове без промедления.
— Мне нужен помощник, — сказал чухонец серьезно. — Один уже не справляюсь. Три заказа сегодня и нельзя упустить. Деньги хорошие сулят.
— А твой новый подмастерье того, не уйдет научившись ладить перья самостоятельно?
— Рано или поздно скопируют подражатели, — сказал с непробиваемой уверенностью, то что я и сам догадывался. — Выходит надо суметь снять навар первыми.
— Андрюху приспособь.
— Нет, у него терпение отсутствует. Здесь другой характер нужен.
— Кто-то на примете?
— Есть хороший парнишка.
— И платить станешь со своей доли!
— Чего вдруг?
— Так работа твоя, — хмыкаю, — деньги на первый случай и идея моя. Доход пополам. Мы ж договаривались.
Он постоял, хмуря лоб и скривился.
— Несправедливо будет. Мы, — сказано с нажимом, — нанимаем работника. Так?
— Ну да.
— Я его учу, а ты что делаешь?
— А я работу тебе дал, — говорю со смешком. — Накормил, напоил, спать уложил, да еще пятки почесал на ночь.
— Насмешничаешь Михаил, — обижено бурчит.
— Так плакать все время грустно жить. Ладно, хоть и не принято подмастерьям жалованье выдавать, но мы с тобой будем справедливы. Тот же алтын и пополам от обоих. Ты нашел, сам за него и отвечать станешь.
— Конечно.
— И если в следующем месяце моя доля меньше трех рублей будет, с тебя спрошу.
— Договорились, — протягивая руку, согласился Йоэль. — Сделаю. И свыше тоже. А, — задерживая ладонь в своей, просительно сказал, что ты там обещал насчет других идей?
— Уже заскучал? Ладно, — соглашаюсь. — Смотри. И быстренько нарисовал на извлеченном из кармана обрывке бумаги безопасную иголку. В закрытом и открытом виде. — Размер может быть самый отличающийся, — объяснил. От самых маленьких, до огромных. — Главное пораниться невозможно. Скрепляет вместе вещи или держит незашитую ткань. Должны портнихи оценить, нет? Проволока нужна подходящая. Чтоб гибкая была и не ломалась.
Он смотрел застывшим взором, изучая простенький чертеж. Потом хрипло сказал ни к кому не обращаясь:
— Испокон веков самое сложное сделать нечто простое и каждому нужное. Потом смотрят и удивляются, как догадался? — повернулся ко мне и с ощутимой обидой, — почему ты первый, ведь совсем ерунда! Замечательная придумка, только это не ювелирная работа. С совсем другими мастерами говорить стоит. И я знаю к кому обратиться.
— Доход пополам?
— Ай, не обижу, — рассмеялся чухонец. — Правильно провернуть и голодать никогда не будем. Ты мне здорово помог, а Лехтонены добро помнят.
