— «Верую во Единаго Бога Отца Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым. И во единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единороднаго, Иже от Отца рожденнаго прежде всех век…»

Я не знаю, насколько прав, подталкивая Лизу к скорейшему крещению. Становясь православной, она поднимается ступенькой выше по всем показателям. Теперь нет смысла выдавать ее замуж за очередного немецкого или еще какого герцога. Проще было отказать в обряде. Но действительно ли имеет смысл рваться на трон в России?

— «Нас ради человек и нашего ради спасения сшедшаго с небес и воплотившагося от Духа Свята и Марии Девы и вочеловечшася. Распятаго же за ны при Понтийстем Пилате, и страдавша, и погребенна. И воскресшаго в третий день по Писанием. И возшедшаго на небеса, и седяща одесную Отца…»

Может, для нее лучше было бы жить тихой и спокойной жизнью где-то в дальнем углу Германии и никогда не встретить столь неподходящего для роли воспитателя, а реально я он и есть, пусть числюсь мелким секретарем. Это я вбивал ей в мозги про ответственность перед государством и народом, заботу о подданных, внушал начатки экономических наук, давал советы и рассказывал сказки.

— «И паки грядущаго со славою судити живым и мертвым, Его же Царствию не будет конца. И в Духа Святаго, Господа, Животворящаго, Иже от Отца исходящего, Иже со Отцем и Сыном спокланяема и сславима, глаголавшаго пророки».

К сожалению, из меня вряд ли вышел Макаренко. Как и Корчак или Песталоцци. Их работ не читал. То есть педагогических, а не литературных. К чему они призывали, неизвестно. Кажется, доктор Спок советовал считать всех детей гениями и ангелами, уступая им. Правда, в личной жизни своих держал в ежовых рукавицах и порол ремнем. Про Песталоцци я и того не слышал. Одно имя.

— «Во едину Святую, Соборную и Апостольскую Церковь. Исповедую едино крещение во оставление грехов. Чаю воскресения мертвых. И жизни будущаго века. Аминь».

На самом деле и не столь важно, что там писали эти еще не родившиеся и жившие в другое время авторитеты. Рецепт всегда один. Нужны любовь и терпение. И то и другое на дороге не валяются. Чужого ребенка обожать сложно, особенно если он капризничает или целенаправленно проверяет дозволенные границы. Тем более когда у нее в крови знание, что выше тебя по положению.

Я просто прикидывал на себя, обидит то или иное действие или высказывание или вызовет другую реакцию. К счастью, не настолько стар, чтобы окончательно забыть себя в таком возрасте. Ведь Лиза мне не в дочери, а всего лишь во младшие сестренки годится. И очень удобно мысленно числить ее именно таковой. Поэтому по пустяковому поводу можно и уступить, а к принципиальным вещам правильно относиться твердо, требуя их выполнения. И слава богу, что она оказалась достаточно взрослой, чтобы принять меня и доверять, когда не начал сюсюкать или становиться навытяжку.

— Аминь, — загудело в церкви.

Здесь собралась немалая толпа придворных и мечтающих хоть краем прикоснуться к царским заботам. Причем все выстроились по ранжиру. Каждый, включая женщин, которые имеют права, связанные с чином их отцов (до замужества) и мужей (в браке). Любой твердо знает свой ранг и место. Пусть книги местничества давно сожжены и Петр приказал знатность по годности считать, своего не упустят.

— И веруеши ли Ему? — гудит священник.

— Верую Ему, яко Царю и Богу, — отвечает Лиза заученно.

Мы столько раз все это проходили, повторяли и репетировали, что она и со сна не забудет. Какой смысл был продолжать тянуть? Или я все же не прав? Полез в очередной раз не в свое дело? Но я же обещал стоять на страже ее интересов, а девочка совсем извелась от неопределенности. Анна Иоанновна постоянно уклонялась от окончательного решения. Хуже этого не может быть ничего. Лучше знать четко, на что рассчитывать, чем заставлять нервничать и предпринимать резкие шаги.

— «Верую во Единаго Бога Отца Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым. И во единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единороднаго…»

Она бы не стала ломиться напролом без моего подзуживания. Не тот характер. Я сам много раз пытаюсь просчитать последствия, прежде чем действовать, однако иногда приходится и рисковать. Все учатся на своих ошибках, никто не принимает на веру чужих, и только будущее покажет — прорыв или, напротив, неудача ждет.

Покосился на Сашу. В помещении душно, стоим давно. В ее положении совсем не полезно. Еще не хватает обморока. Моментально запишут в плохие приметы. Лучше бы не приезжала. Она, будто слыша мои мысли, улыбнулась краем рта. Александра Александровна имела железный стержень вместо характера.

Только малознакомые люди могли заподозрить в трусости или страхе перед трудностями. Или, к примеру, боязни высказать в лицо нечто неприятное. Если понадобится, с оружием в руках станет защищать свой дом. По некоторым вопросам с ней спорить категорически не рекомендуется. И к ним относятся столь представительные мероприятия. Не присутствовать в первых рядах — позор!

А на данном — втройне. Как моя жена, она специально представилась Лизе, произведя на ту исключительно хорошее впечатление. О чем они говорят наедине, я не знаю доподлинно, однако нетрудно догадаться. Помимо меня, есть еще одна волнительная тема — женская. Семья, одежда, побрякушки, управление домом и слугами.

Прочие фрейлины императрицы не особо спешат обсуждать подобные темы с малолеткой или невольно впадают в снисходительный тон, а Саша ведет себя абсолютно свободно. Я посоветовал и, похоже, правильно сделал. Иные вопросы с гувернанткой или учителем не станешь обсуждать. А принцесса наша остается девчонкой.

Веди себя Анна Иоанновна иначе — вокруг вечно толпились бы прихлебатели, сплетники и подлизы с лицемерами. Царица будто специально задвинула малый двор в некий чулан. Выделила содержание на ее нужды да на торжественные мероприятия приглашает, как и Елизавету Петровну. И все. Ни к чему серьезному не допускает и не готовит. Любого станут сомнения глодать по поводу дальнейшей судьбы племянницы.

Никто из должностных лиц и аристократических фамилий особо не стремится сближаться при таких условиях. Вот и остались мы, ограниченные немногими лицами. Варились бы в своем соку, не дай я Лизе предлога выйти на гвардейцев с благотворительностью и для посещений крестин и свадеб. Удачно вышло, пусть первоначально я пытался создать связи.

Могла бы просто-напросто замкнуться в своей скорлупе и сидеть на диване, почитывая книжки. Все-таки немного удалось расшевелить, и абсолютной затворницей не является. Тем не менее, пока еще не выросла, ей нужны опора и советник.

— Поздравляю вас, Анна Карловна, с новым качеством, — произнес, получив возможность подойти после бесконечного числа вельмож.

— Когда я слышу «Анна», невольно хочется обернуться и найти тетушку, — ответила она очень тихо.

— Зато никто не спутает с Елизаветой Петровной, — глядя на свою бывшую любовницу в изумительном атласном платье, обшитом жемчугом и со множеством драгоценных камней, пробормотал столь же негромко.

Ничуть не изменилась. Все та же модница, строящая глазки чуть не каждому встречному и любящая погулять и выпить. Не часто мы сталкиваемся, но в таких случаях никаких претензий не возникает. Нормально беседуем. Она девушка не злопамятная.

— Мне бы хотелось вести себя столь же свободно, — с завистью шепчет Лиза. То есть, конечно, Анна Карловна, но я и сам недостаточно привык и мысленно называю ее по-прежнему.

— Упаси вас бог. Она шагу не может ступить, чтобы господин Ушаков не зафиксировал и не доложил императрице. И в каждом слове, сказанном ею или в ее окружении, ищут злоумышление. Неприятно жить под нависшим топором. Бывает и хуже, да редко.

— А я разве не так существую? — очень трезво заметила Лиза. — Тоже стучат. — Она, сама того не замечая, переняла у меня некоторые словечки и выражения. Часть затем пошла дальше. Про стук-стук нынче говорят по всему Петербургу, когда не хотят прямо упоминать Тайную канцелярию. — Так хоть веселится, а не слушает про долг перед Отчизной.

Вот сейчас в голосе определенно прозвучало лукавство. Поддразнивает, не всерьез.

— Года через два сможете начать веселиться. А пока не стоит. Организм растет, с одного бокала развезет. Пить тоже надо уметь.

— А сколько она берет? — заинтересованно спросила.

— Это надо кого другого спрашивать, — смущенно ответил, заметив подобравшуюся Сашу. Она явно прислушивалась. — Разумовского али Мавру. Они в курсе.

— И спрошу, — решительно заявила и направилась к своей сводной родственнице. Моя жена вынужденно последовала за ней, повинуясь жесту.

Кажется, сегодня будет весело, подумал я, невольно качая головой на тянущийся за ней шлейф фрейлин и придворных. Ведь специально Лиза творит. Провоцирует Анну Иоанновну. Обдумала все тщательно своим немецким упорядоченным разумом и нечто проверяет. А я оказался никуда не годен. Пропустил важный момент и заслужил выговор от императрицы. На этот раз она не станет изливать на меня милости и подарки. Дружба новоявленной Анны Карловны с Елизаветой Петровной ей категорически не понравится.

А, отмахнулся мысленно, выбрасывая из ума грядущие неприятности. Поздно. Чему быть, того не миновать. Будем веселиться и ухаживать за женой. Раньше утра все равно столь ответственное мероприятие не закончится, а сдергивать с него нельзя: слишком будет вызывающе. Разве Саша пожалуется на самочувствие. Хороший был бы предлог, но правильно сидеть и наблюдать. Кто с кем и о чем беседует и договаривается. Иногда из таких ерундовых сведений получаются важные выводы.

— Как ваши дела? — вежливо спросил Александр Александрович Меншиков, не погнушавшись пообщаться с мужем сестры.

Ну не по душе мне этот мальчишка. И собой хорош, и Саше родич, да и по жизни вроде не трус. А все же какой-то он безынициативный. Все ждет милостей от природы. И себя почему-то считает выше окружающих. Видать, помнит про кровь свою мещанскую и пытается заранее поставить на место.

По мне, не стесняться надо, а гордиться. Так подняться, как его отец, непросто. Даже очень непросто. На одном холуйстве при Петре Великом удержаться сложновато было. А он сумел. И на стены лазил, и учился не для форсу. Потом уже сильно много о себе подумал. Возмечтал с царским родом породниться.

— Слава богу, все идет удачно, — ответил ему степенно. — Уже заказов от военных на пару миль поджига.

Мы еще работать не стали толком, только процесс налаживаем, но практически в осаде. Уж больно понравился шнур для взрывов с точным отсчетом минут. Ничего, я Веревкину изложил идею конвейера, и теперь не надо полностью обучать набранных работников. Каждый знает свою операцию и соседей на подмену. Скорость производства заметно возросла. Тем более что я плачу, а от нерадивых в секунду избавляюсь. Конечно, удобнее и дешевле приспособить крепостных под процесс, но это надо тщательно обдумать.

Фактически это все же мало похоже на завод Форда в моем представлении, когда части автомобиля или чего еще движутся на роликах мимо рабочего с гаечным ключом. Я организовал нечто вроде мастерской Рубенса. Став знаменитым, художник нахапал кучу заказов и не успевал сдавать их в срок. Тогда, как умный человек, устроил разводку.

В его мастерской трудились десятки нанятых художников. Один специализировался на одежде, другой выписывал фон и так далее. Стоило заявиться заказчику, за мольбертом стоит один-единственный Рубенс и вдохновенно накладывает последний мазок. Неудивительно, что покупатели были в восторге от сроков и качества. Только поздний Рубенс крайне сомнителен по части авторства.

— Боюсь, тяжко будет вовремя успеть сдать продукцию. Расширяться придется, — и отметил хмурую физиономию.

Специально подколол. В его понимании благородный муж единственно войной может заниматься, а коммерция не по чину. Ну и ехал бы в гарнизон. Чего в гвардии возле царской особы ошиваться.

— Все-таки ея высочество поступили в том случае с вами крайне легкомысленно, — укоризненно произнес Постников, дождавшись, пока Меншиков, посчитав свой долг исполненным, удалится после обмена еще парой столь же никчемных замечаний. — Хорошо, что так удачно закончилась эта история.

— Зато имею лично ею подписанный диплом. Первый и единственный в мире.

До этого Лиза додумалась самостоятельно. Выписала старательно бумагу, где перечислила мои заслуги перед ней лично и Россией в частности и поставила печать и подпись.

Самая живая и явно от чистого сердца была фраза в заключение:

То есть я натурально давно имею на столе серебро, но смысл определенно не в том. Своего рода обещание. Приятно, пусть и не от нее зависит будущее. Лет через триста уникальный автограф на аукционе за пару миллионов продадут. А сегодня просто приятная безделка и останется во все разрастающемся архиве надолго.

— Вы только, Тарас Петрович, никому не говорите, — сообщаю еле слышным шепотом, — она еще натуральный ребенок.

Он невольно хмыкнул.

— Эмоциональный и искренне верящий в мою гениальность.

— А вы себя таковым не считаете?

— Не из великой скромности. Все мои успехи и триумфы — дело вдохновения и практического наблюдения. Я лишь продолжил развитие неких чужих идей и методов.

Как иногда приятно говорить правду. А ведь он реально думает, умаляю достоинства из смирения и почтения перед образованными.

— Другие не сумели.

— И все же… Мне представляется, гений — это человек, помимо создания неких шедевров, еще и не вполне психически адекватный. Дав ему огромный творческий потенциал, Бог одновременно лишил его некой человеческой составляющей. В обычной жизни он крайне неприятный тип, забывающей о семье. Не умеющий поддерживать нормальные отношения с людьми. Хотите примеры?

— Спасибо, я догадываюсь. Сократ, Паскаль, Савонарола…

— Кто? — Про последнего не слышал.

— Иногда я забываю, — сказал он после паузы, — что ваши познания достаточно бессистемны и отрывочны. Тем больше уважения вызывают достижения.

— Ну чтобы создать самовар, я ведь не обязан слышать о древних философах? А вот практические соображения важны. Больше того, я не умею лудить оловом и отливать из чугуна заготовки. Потому нельзя серьезно продвинуться, выполняя всю работу собственными руками. Надо приглашать для консультации профессионалов, использовать подмастерьев. Ведь куда проще заказать на специализирующемся на железе заводе, чем своими руками делать.

Тарас Петрович задумчиво кивнул.

— Вот здесь, — я похлопал по голове, — есть масса мыслей, и некоторые из них на первый взгляд замечательны. Но любые идеи нуждаются в реализации. Без практического воплощения и заметной пользы они в лучшем случае не ко времени. Если бы вы знали, как иногда наломаешься, прежде чем получишь желаемое. Иной раз проще купить, как термометр. Кому он сдался, помимо ученых?

— И все же мне кажется удачной идея брать за основу температуру кипения и замерзания воды.

— Это не гениальность. Просто некоторые идеи созрели, и для них подготовлен наукой фундамент. Надо только посмотреть трезвым взором на мир. Я не скромный! — сказал с досадой. — Совсем нет. Я честен в личном разговоре с вами. А при общении с иными болванами бывает полезно надувать щеки и изображать Аристотеля. Вы в курсе, как меня дипломированные врачи принялись в последнее время полоскать за якобы нашептывание в ухо Санхецу? — Это реально так и есть, но он, к счастью, в вопросе мытья рук и кипячения инструментов, хоть и с задержкой, признал пользу, убедившись в уменьшении количества помирающих от горячки своими глазами. В отличие от множества закончивших университет, способен забыть о предвзятости и смотреть на факты.

Тарас Петрович вновь кивнул, подтверждая. Разговоры носились в воздухе, а Петербург город маленький. Тем более образованный и дворянский. Эти два понятия не равнозначны.

Непрошибаемая тупость в сочетании с уверенностью, что ничто хорошее не может выйти из России, опротивела до безобразия. Раз в университетах не преподают и Европа не одобрила, санитария не нужна и плевать на статистику. Не будь за спиной у Санхеца лично Анны Иоанновны, затравили бы непременно. И должность не помогла бы.

— Вот против таких я и стану с удовольствием всеми силами поддерживать ореол гениальности. А сам так не думаю. Только не говорите никому, умоляю.

— А вы ведь тоже мальчишка по поведению, — усмехнулся Постников.

— Вот это я с удовольствием признаю. Не чувствую себя взрослым вопреки наличию семьи и прочим обязанностям. Надеюсь, пока в душе молод и старость не скоро нагрянет.

Ответно приветствовал очередного расфуфыренного вельможу. Любопытно, как меня внезапно стали опять замечать и приветливо раскланиваться. Думаю, точный показатель правильного поведения. Никому не нравится унижаться, однако я опять сыграл удачно с Бироном. Приехал во дворец и не поперся в палату, где знатные особы ждут при выходе нашего замечательного временщика. Отправился в другую, где малоимущие и простонародье собирается.

Если когда-то я сознательно пришел чуть ли не в армяке, стремясь обратить на себя внимание, то во второй раз умышленно затесался в толпу мужиков, нарядившись в импортные тряпки. Выглядел наверняка на манер попугая в стае ворон, и взор любого моментально прилипал. Естественно, и его светлость, выглянув на минутку, не мог не удивиться. Весь из себя смиренный и унылый, только не плачущий, Бирон натурально заинтересовался и захотел узнать, с какого чебураха тут стою, а не согласно ранжиру с гордым дворянством.

Дальше оказалось проще. Заинтересовал — значит, подвел к нужному разговору. Покорность оценена, гнев снят, а когда еще и кобылу с арабской кровью принялся впаривать от всей широкой души, тут он действительно обрадовался. Страстный лошадник Бирон старательно набивал личные конюшни породистыми скакунами. Причем мог от уже имеющегося коня легко отказаться, заменив его на нового и перспективного. За подходящий экземпляр много чего удавалось иной раз выпросить. Я зря, что ли, специально Гену погнал на юг?

Он и доставил три подходящих кобылы. Туркменских, арабских кровей и чем-то с его точки зрения замечательную от башкир. Я в таких случаях с умным видом киваю и не пытаюсь указывать. В машинах и то не особо разбирался. Чисто по марке и внешнему виду судил. А уж ветеринар из меня аховый. Подсунут запаленную — я и не пойму. Но Гене верить можно, убедился наглядно. Он попытался честно отдать часть непотраченных денег обратно. А сумма немаленькая. На приличный дом в Петербурге хватило бы.

Оказывается, тряхнул прежними связями, и ему пригнали ворованных. Благо не у русских, а где-то в Поволжье. Чуть не у главного казахского хана угнали. Не удивлюсь, если и Ибрагим поучаствовал в афере. Я дикому казаку со вкусом прочитал мораль на тему правильного поведения. А поймали бы на воровстве — кто в ответе, я? На что бывший Керим с апломбом ответил, что его сроду на конокрадстве не ловили. И вообще он только попросил. Остальное и без участия организовали. А пяток трупов — тьфу. В степи иначе не бывает. Там угнать скот — абсолютно нормальное поведение. Образ жизни такой у кочевых народов. Причем так и сказал. Где слов таких набрался, не имею понятия. Как бы не у меня одолжил.

В каком-то смысле он прав. Искать нужное у нас бессмысленно. В России подходящих лошадей днем с огнем не сыщешь. Военное ведомство, да и обычные покупатели приобретали лошадей у степняков Прикаспия и Поволжья. Даже специальные ярмарки организовывали. А вот нормального выращивания с конскими заводами и селекцией практически не существовало. Разве где богатые помещики могли позволить себе этим заниматься, и то в основном под личные нужды. Низкорослые и непрезентабельные с виду русские лошади.

Кстати, не мешает взять себе на заметку и выяснить подробности разведения лошадей. Дело немаловажное, и в перспективе возможна серьезная прибыль. Хотя количество столь же многообещающих дел все растет на полочке в голове, а капитала моего уже на существующее хватает в обрез. Казалось бы вон, ходят дамы в украшениях от моего Лехтонена. Золото должен грести лопатой. Так это мечты. Сам материал немало обходится, а многие еще норовят задержать оплату или требовать (!), не просить в долг. В результате сплошной убыток на выходе.

Ну, конечно, не совсем так. Кое-что в целом приходит, однако не несметные тысячи. А сотни на сегодняшний день при моих расходах уже не спасают. Честно говоря, рассчитывал на большее, подсовывая его изделия во дворец. Правда, чухонец в своем репертуаре: раньше с бриллиантами почти не работал и теперь набивает руку на мелочовке. А прибыль — для него дело второстепенное. Красота важнее.

Тем более что идеи мои насчет модернового вида ювелирных цацек здорово переварил. Еще и от себя добавил. Всевозможная флора и фауна из драгоценных материалов выходит из его мастерской уже без моих рисунков. Вот на той даме букетик на корсаже из драгоценных камней — его рук. А я в первый раз вижу. Симпатично и оригинально. Его, не чужие перепевы, как первоначально мои изображения. Все же настоящий мастер. Освоит бриллианты — и окончательно войдет в конкуренцию с придворным ювелиром Граверо. Наши родные мастера ничуть не паршивее французских. Я лично убедился неоднократно.