16. Правда или вымысел?
Смоленское ополчение возвращалось в город. Во главе ехал Ермоген, за ним Савелий, Лось с хоруговью и Велимир. Сани с трофейным оружием плелись чуть позади, за ними шло ополчение, возглавляемое Васькой Щукой, в серёдке колонны девять саней с ранеными во главе с Ишаей, в самом конце брели сорок пленных степняков. Оставшихся трофейных лошадок увёл Свиртил, присутствие недавних оккупантов в столице было не желательно. Егорка за три часа до прихода рати примчался в город и известил Евстафия, что одержана полная победа, и ополчение вот — вот войдёт в город. Герасим в это время находился в лавке купца, подмигнул приказчику и тихонечко ушёл к себе на колокольню, обдумывая по — пути просьбу последнего.
— Идут! Идут! — Кричали смоленские мальчишки, высыпая на улицы.
Егорка только успел забежать в терем Савелия, сказать матери, что все живы, да известить Елену, чтобы встречала мужа. Ну, ещё возле кузницы Данилы бронника проскользнул, так, на всякий случай. Откуда мальчишки узнали?
Войско шло через весь город в сторону детинца, как раз к церкви Михаила Архангела, где по идее Ермоген должен был провести молебен, не хватало только боя барабанов. Сотни горожан пристраивались к воинству и шли позади, мальчишки иногда кидали снежки в пленных, но кто-то из взрослых цыкнул, и баловство прекратилось. В этот момент на колокольни ударили в средние колокола, до вечерней службы было ещё пару часов, но город залил красный трезвон. Разнообразие ритмичных звуков говорили о каком-то торжественном и радостном событии.
Герасим превзошёл самого себя, казалось, что колокольная песня рассказывает о любви Русичей к своей Родине, тревожный набат больших колоколов вначале, томительный перезвон средних и торжественный гимн в завершении перелились в одно целое. Когда ополчение дошло до церковной площади, языки колоколов замерли. Ермоген поднялся на ступеньки церкви и обратился к народу.
— Благодать Господа нашего Иисуса Христа и милость Его да будут над всеми обитателями сего богоспасаемого града Смоленска! Они шли на поле брани, чтобы победить врага или умереть за други своя. — Ермоген обвёл крестом смоленское ополчение. — Их посылала мать родная — Земля Смоленская; их благословляла Святая Церковь. Шли они с Богом на предлежащий им подвиг бранный. Славно — победить врага; но славно и положить душу свою за веру, за землю родную. Первая слава — по победе — слава на земле; вторая слава — смерть за други своя — слава и на земле, и на небе. На земле почет победителям, как героям — богатырям; им — слава в княжестве; а на небе — слава вечная, среди мучеников и страдальцев, положивших души своя за Христа и за други своя; им слава — среди ликов небесных воинств. Дал Бог нам возвратиться со славою, как победителям!
Люди затихли, наиболее впечатлительный мальчишка похожий на Филимона, вдруг закричал: — Победа! Победа! Слава! Слава!
Горожане воодушевлённо поддержали отрока. Иерей поклонился ополчению, затем повернулся к двери церкви, перекрестился и склонился в глубоком поклоне. Народ повторил действие за священником.
На колокольне снова начался трезвон, символизируя начало праздника, по случаю победы над врагом.
— Всем идти на Подол, там будет угощение. — Степанида Щука пустила слух между своими подружками.
И тут стал вопрос, куда девать полон? Впервые смоленское ополчение, без участия княжеской дружины захватило столько полонённых врагов. В городской поруб — нельзя, при разделе добычи, то, что попадало к князю, можно было больше не увидеть. Отпускать бывших насильников и изуверов ни у кого не поднималась рука.
— Ведите на Подол, к корабельным сараям, пусть там посидят. — Васька Щука посмотрел на Савелия, тот кивнул головой.
В пустом сарае, где когда-то стояла баржа для перевозки скота, и разместили сорок степняков, затолкав их туда как капусту при засоле. Поставили бочку с водой и подпёрли дверь бревном, чтоб не сбежали. Ополчение стало разбредаться по домам, дабы, переодевшись в нарядные одежды поспешить на празднование вместе со своими семьями. Три дня гулянья по случаю победы. Сани с трофеями оставили на церковном подворье, тут никто не украдёт.
Евстафий доложился о победе по рации и высказал мысль, что неплохо бы было отметить праздник: — Только вот — нечем. Но ещё сутки назад у меня с цыганом состоялся разговор. Он, стечением обстоятельств, оказавшийся на Русской земле, который старался не показываться никому на глаза, не только раздобыл краску для сапог, но и, оказывается, выяснил дорогу до города, о чём поведал мне Яков. Не сидится им на месте, а посему я решил дать ему немного свободы действия. За последний месяц Евстафий удачно расторговался вином, и всё бы было хорошо, если бы этот напиток производили в самом Смоленске. Но не растёт тут виноград, и экономика княжества на спекуляции привозного товара не развивается. Выход же из этого положения был один, заменить исходный продукт местным аналогом и начать лить вино. Алкогольный напиток крепостью десять — восемнадцать объёмных процентов, полученный спиртовым брожением из сока свежих или сульфитированных плодов и ягод, конечно, не чета виноградному вину. Но за неимением гербовой…, а пока производство только зарождалось, я старался заранее завоевать для него нишу сбыта. Пусть купцы привыкают к новому местному товару, и Евстафий уже на шесть амфор виноградного вина продавал одну яблочного. Вот только остро стоял вопрос в сфере логистики, некого было задействовать, и цыган со своим свербением в одном месте оказался весьма кстати. Покрутившись возле возка, большой друг всех лошадей предложил вместо двух коней, запрячь троих и даже обсказал как это сделать. Мне же не составило большого труда обеспечить его необходимой упряжью. Благо, лошади у нас имелись в достатке, и ещё вчера цыган отбыл по направлению к столице, о чём я и сообщил Евстафию.
Через четверть часа после нашего разговора по рации к воротам Смоленска на максимальной скорости несся возок с прицепом на стальных полозьях. Золотая серьга поблёскивала в покрасневшем ухе цыгана — награда за смекалку. Три лошадки, запряжённые в одни сани, развивали приличную скорость. Возничий в красных сапогах даже не думал нахлестывать четвероногих мохнатых созданий, только изредка покрикивал на странном языке, если скорость движения падала. Четыре бочки с плодово — выгодным вином (сленговое выражение плодово — ягодного вина) спешили в лавку к Евстафию, дабы тут же попасть на праздник.
Всеволд Мстиславович сидел в светлице, почёсывая бок, когда через открытое окно раздались звуки трезвона.
— Это в честь чего? — Поинтересовался князь у сидевшего на лавке Рысёнка.
Боярин выглянул в окно, посмотрел с высоты хором, ничего интересного не увидел, повернулся к князю и пожал плечами.
— Сейчас пошлю кого-нибудь, пусть разузнают.
Рысёнок выйдя за дверь встретил Торопа и, попросил удовлетворить любопытство князя. Спустя полчаса, стало известно, что вернулась смоленская рать, побившая степняков, с трофеями и полоном.
— Ермоген, весь из себя важный, с белым пузом и большим крестом на плече возглавляет шествие. — Тороп рассказывал, незаметно подтирая ногой лужицу, которая натекла от подтаявшего снега с его сапог в жарко натопленной светлице. Выходило плохо.
— Да что ж это такое? — Всеволод Мстиславович в бешенстве подскочил с лавки, промчался возле Торопа и наступил босой ногой в лужицу. Это окончательно вывело его из равновесия. — Кучка горожан лупцует степняков в хвост и гриву, а мы даже и ухом не ведём. Рысёнок! Что происходит в стольном граде? Я уже не говорю про всё княжество.
— Происходит то, что горожане прекрасно справляются без защиты княжеской дружины. — Рысёнок сделал единственно верный вывод.
— Это всё этот Рязанец воду мутит, как его, Си…, Свято…, — князь попытался вспомнить имя.
— Савелий. — Подсказал Тороп.
— Именно. Надо избавиться от него. — Всеволод Мстиславович посмотрел сначала на Рысёнка, но не найдя у того поддержки перевёл взгляд на Торопа.
— Меркурьевцы, под предводительством Савелия находятся под защитой церкви. Негоже княже, избавляться от героя, который любим народом. — Боярин Рысёнок попытался защитить рязанца.
— Да мне плевать с высокой колокольни, кого они любят. Меня они должны любить, и более никого. Ясно? — Проревел князь.
Поздно вечером Рысёнок навестил Савелия в его доме. Сделал это тайно, переодевшись в овчинный тулуп, натянувши заячью шапку на самые глаза, дабы никто не узнал.
— Савелий! К тебе горожанин какой-то, вот просил передать. — Велимир протянул сотнику свёрток. — Впускать, али как?
Рязанец развернул свёрток, при свете свечи заблестело серебро на боевом роге.
— Я сам встречу, посмотри внимательно, не следит ли кто за гостем. — Савелий побежал к воротам, возле которых стоял мужичок, переминаясь с ноги на ногу.
— Здравствуй сотник. — Рысёнок поприветствовал Рязанца и тут же был схвачен за руки и втянут во двор через открытые ворота.
— Здравствуй боярин, рад тебя видеть. Что привело тебя, на ночь глядя? — Савелий провожал гостя к двери, стараясь поскорее попасть в терем.
В светлице горели все свечи, Елена быстро застелила скатерть и собирала на стол, всё, что осталось после праздничного ужина. Мужчины уселись, выпили и обстоятельно поговорили о возникшей проблеме.
— Вот и думай Савелий, как тебе быть. Вселовод не оставит в покое, просто так посадить тебя в поруб не сможет, а вот убийцу подослать, вполне. Я супротив князя не пойду, роту ему давал, но кто знал, что такое влияние на него Ярослав окажет? Года не прошло, как он изменился. Тут как у иудеев, Каин Авеля убил потому, что до Бога дотянуться не мог. Понимаешь, о чём я? — Рысёнок пил подогретое по новой моде вино с корицей, делясь своими мыслями.
— Предлагаешь бежать из города? Тихо пересидеть? Он не посмеет тронуть Елену! — Возмутился Савелий.
— Двух князей в княжестве быть не может. Надеюсь, теперь ты меня понимаешь?
— Каких двух? В княжестве есть законный князь. — Сотник, не понимая боярина, уставился на него.
— Брось Савелий, я ещё помню покойного Давыда, пройдёт лет десять, и ты станешь его копией, посмотри на себя, в профиль вы вообще одно лицо. Старики тоже помнят и увидят сходство. Поверь мне. — Рысёнок указал рукой на зеркало, в котором отражался Рязанец, сидевший к стеклу боком.
— Да мало ли людей похожих на Давыда? — Савелий посмотрел на себя в зеркало, висевшее на стене, — сам знаешь, князю не отказывают.
— Может и много, да вот только такого, который смог собрать ополчение, которое не уступит княжьей дружине, разбить кочевников и быть столь любимым народом только один. — Боярин залпом допил вино, наколол ножиком кусочек копчёной рыбы и стал медленно прожёвывать.
— Дед уехал из Смоленска, чтобы не было соблазна, видимо и мне предстоит сделать то же. — Сотник поднялся из-за стола, намереваясь, иди за новым кувшином с хересом.
За стенкой светлицы сидела Елена, тихо роняя горькие слёзы. Правду говорила Степанида, рассказывая, что муж её не простой человек. Придётся снова собираться в дорогу, а ведь только осели, терем завели, дети скоро появятся.
* * *
Днём к крепости у камня приближалась тройка лошадей, запряжённая в сани, за ней следовали четверо всадников.
— Цыган наш возвращается, да ни один, похоже, Савелий с жёнкой едет. — Прокричал караульный вниз.
Спустя минуту эту новость донесли в сторону площадки, где мы с Пахомом Ильичом и его командой заканчивали играть в городки. Аналогом этого развлечения в Новгороде были куукки. Играли в них все, от мала до велика — и бояре, и купцы, и смерды с дружинниками и даже девушки. Если не вдаваться в подробности, смысл этой игры в удачном метании палки по поставленным в определённом порядке чуркам. Я предложил усложнить правила и рассказал о них. Партия в городки состоит из пятнадцати фигур: «Пушка», «Звезда», «Колодец», «Артиллерия», «Пулеметное гнездо», «Часовые», «Тир», «Вилка», «Стрела», «Коленчатый вал», «Ракета», «Рак», «Серп», «Самолет», «Письмо с маркой». В этой последовательности их необходимо выбить. Перед началом мы условились о правилах. Выбиваются фигуры с «кона», но, если из фигуры выбит, хотя бы один городок, остальные выбиваются с «полукона». «Письмо» выбивается только с «кона». Городок считается выбитым, если он полностью вышел за линии квадрата или усов. Чурки, выкатившиеся за переднюю линию квадрата или в пределы усов, считаются невыбитыми. «Марка» в «письме» считается выбитой, если ни она, ни бита не задели другие городки. Других изменений не было. Состязаются игроки между собой, или командами, как у и нас. Так же ведут счёт победам или поражениям и, как водится, закладываются на спор. Возле вышки мы расчертили две площадки, сажень на сажень. Определили расстояние от места бросков: «кон» двадцать восемь аршин, «полу кон» соответственно четырнадцать аршин. С предметами для игры вообще проблем не оказалось. Их несложно изготовить, если древесина под боком, но у нас уже были готовые. Я их купил как-то в Москве, в «Спорттоварах» ещё лет десять назад и длина рюх в пядь, а их диаметр в один вершок не вызвала ни кого нареканий, как и длина биты — аршин. Современные названия я заменил словами обозначавшие схожие предметы, так например: «Пушку» на «Самострел», а «Пулемётное гнездо» на «Арбалетчиков в башне», «Письмо с маркой» на «Пергамент с печатью». Ильич как раз и вышиб «Печать» из «Пергамента». Редкий по меткости бросок принёс Новгородцу одобрительные возгласы. Выбитая рюха практически означала победу, моя команда признала пораженье. Четверо человек, во главе со мной присели на корточки и три раза прокукарекали. Обиды не было, час назад, подобную процедуру совершал купец со своими спортсменами.
Гостей разместили, напоили и накормили. Особого застолья не наблюдалось, но и скромным стол не был. Выставленные блюда приманивали своими ароматами, тем не менее, проведшие почти сутки в дороге ели плохо. Причину отсутствия аппетита мне поведал Савелий уже в кабинете.
— Такие дела Алексий, Всеволод Мстиславович намекнул своим боярам, что желает от меня избавиться. Кабы не Рысёнок, боюсь даже подумать, что бы было с Еленой, на сносях она. — Савелий прижал правую руку к подбородку и задумался, напоминая известную скульптуру Огюста Родена.
— У нас говорят: не можешь противиться — возглавь. Если знать, кто будет убийца, то и действовать можно, по заранее приготовленному плану. Ты говоришь, что боярин Рысёнок опознал в Шоно своего родственника, значит вполне возможно, что его пленённый сын Батасухэ, тоже будет похож на своего отца. Представляешь, как кочевник удивится, когда увидит боярина?
— Ты хочешь, что бы Рысёнок представил Всеволоду убийцу, мотивируя желанием татя отомстить за отца? Коварно. Думаю, Мстиславович клюнет на это, как рассказывал боярин, он обожает подобные штучки. — Сотник улыбнулся, морщины на лбу разгладились. — Как кочевник выберется из поруба, побег?
— Думаю да. — Я хлопнул рязанца по плечу, мол, не горюй, всё будет хорошо. — Только побег должен быть очень реальным, с подкопом и трупом, пусть побегут двое. Батасухэ и ещё один кочевник. Надо будет со Свиртилом переговорить.
В деревню, где размещались литвины, ехать не пришлось, Свиртил с рассветом привёз китайца, которого пленные кочевники чуть не придушили. Есть мнение, что мысли материальны, так вот, Батасухэ, со слов лекаря готовил побег. Я принял китайца со всем почтением. Играя на контрасте злого литвина и доброго меня, стал вызнавать подробности.
— Землю роют, нож у них есть. Нож сломанный, конечно, но для их целей подходит. — Сообщил Пин Янг.
— А ты, почему с ними не остался? — Спросил у китайца, протягивая ему чайную коробку с Люань Гуапянем.
— Как я могу оставаться с этими варварами, которые даже не моются? Кто они мне? Такие же хозяева, как и вы. Так зачем иметь двух?
Пин отложил коробку в сторону, расстегнул воротник кофты, снял её, задрал рубаху и показал мне спину, которая была покрыта множеством багровых рубцов. Зрелище было ещё то. Судя по количеству заживших шрамов, китайца пороли не один раз. Вот только за что? Вскоре на спиртовке закипел чайник.
— Смоляне знакомы с Гун — Фу ча? — Осторожно переспросил китаец, нюхая содержимое коробки и рассматривая фарфоровые чайные пары.
— Не только знакомы с чайной церемонией, но ещё и кипятим родниковую воду только на открытом огне, а не кидаем в котелок раскалённые камни. — Соврал я. — Но ты не ответил на мой вопрос.
— Господин, вам я скажу правду. Я лекарь и людям моей профессии необходим покровитель. Не каждого больного можно излечить, кто-то умирает, а если он важный и уважаемый человек, всегда виноват тот, кто его лечил.
— То есть, если не станет меня, ты побежишь к тому, кто окажется сильнее?
— Да. Такова моя жизнь.
— Пин Янг, — сказал китайцу, заливая кипяток в заварник, — некоторое время ты поживёшь здесь, ну а потом… надо решишь, куда тебя пристроить. Лекари нужны везде. Думаю в Смоленске или даже в Новгороде, у Пахома Ильича найдётся для тебя место. По крайней мере, я прислушаюсь к твоему пожеланию.
— Я не против, мне здесь нравится. — Пин улыбаясь, приподнял высокую чашку, накрытую широким блюдцем, поднёс к носу и стал медленно дышать, наслаждаясь ароматом, прикрыв глаза.
Китайца подселили в подсобку летней кухни, где обитал наш повар, который на первых порах должен был присматривать за новичком. В помещении стояла печка, так что ночью замёрзнуть было невозможно. Хазарин поворчал немного для вида и потеснился.
Через два дня после этих событий, боярин Рысёнок согласился посетить деревню, где размещался отряд литвинов. Во время визита, как бы невзначай, пленных вывели на прогулку. Стоя на крыльце, Рысёнок рассматривал шестопёр, преподнесённый ему в качестве подарка, и, незаметно подмигнул Батасухэ. Степняк чуть не споткнулся, а через минуту предстал перед боярином, с помутнением в голове от явного сходства русского с покойным отцом.
«Как, же так, отец, ни разу не обмолвился, что род наш отсюда. Может, кто из наших приехал сюда и получилось такое совпадение? Всё может быть», — размышлял степняк, отмечая каждую черту лица, но до конца в своём подозрении он ещё не был уверен.
— Слушай меня внимательно, родственничек. Я понимаю, что ты сомневаешься, поэтому принёс с собой два рога. Один из них принадлежал моему деду, а второй твоему прадеду. Два брата были ближними боярами у Давыда, но после того, как побили половцев на Сальнице, твой прадед разругался с князем из-за красавицы половчанки и ушёл на восток. Вот так и разделился род, как эти два рога. — Боярин оставил один рог Батасухэ.
— К чему ты мне это рассказал, урусут? — Пленному стало любопытно.
— К тому, что тебя скоро освободят, но не просто так. В обмен на свободу с тебя потребуют жизнь одного человека. Того самого, который в честном поединке одолел твоего отца. — Рысёнок сделал паузу, наблюдая за реакцией родственника.
— Я убью его, даже если мне и не пообещают свободы. — Батасухэ сверкнул глазами, пальцы руки хрустнули, сжимая рог.
— Ты и пальцем его не тронешь. Поединок это суд богов, но человеку, который тебе это предложит, ответь точно также. Я ещё навещу тебя, жди. — Боярин Рысёнок развернулся и зашагал в сторону, где стояла его лошадь.
Вечером того же дня Тороп выслушал предложение от подвыпившего Рысёнка, как можно избавиться от Савелия, не навредив при этом репутации князя. К концу застольной беседы, был разработан целый план, каким образом вытащить сына умерщвлённого предводителя степняков. И если умудрённый жизненным опытом боярин настаивал на выкупе, то Тороп предлагал авантюру с побегом. Утром Рысёнка вызвали к князю и отправили в Можайск, инспектировать укрепления. Хотя окромя детинца никаких фортификационных сооружений в городке не было, боярин сразу смекнул, откуда подул ветер. Его отсылали подальше, на то время, пока будут делаться тёмные делишки.
Трое всадников, минуя лесную просеку, выехали на открытую местность. Дороги, ведущей к деревушке, которая раньше принадлежала дружку Торопа — Гвидону визуально видно не было. Лишь глубокий след на снегу от полозьев говорил, что тут живут люди.
— Стоять! Кто такие?
Мужичок на лыжах с изготовленным к стрельбе луком вынырнул, словно из ниоткуда. Смолянин, на которого была нацелена стрела, готов был побожиться, что ещё секунду назад, возле пяти берёзок и голого малинника никого не было.
— Я боярин Смоленского князя Тороп, Меркурьевцев ищу. — Наездник в дорогой шубе ответил за всех. Дерзить, находясь под прицелом стрелка, было глупо.
— Через сто шагов на запад, указатель. Езжайте строго по стрелке, спросите Свиртила.
Охотник с луком исчез также внезапно, как и появился. Немудрено было не заметить человека в накидке, раскрашенной под расцветку «Куст». Минуты через две смоляне обнаружили чёрно — белый полосатый столб, с прибитой дощечкой в виде стрелы. Заострённый кончик показывал направление параллельно следам оставленных полозьями санок.
— Бред какой-то. — Проворчал Тороп.
«Удобно-то как». — Подумали сопровождающие, направляя лошадок строго по указателю.
Вскоре показался острог, с красным флажком на большой избе. Частокол был невысок, однако с наскока, такое препятствие не преодолеть. По обе стороны от крепостицы стояли одноэтажные домишки смердов, из выходных отверстий крыш которых струился дымок. С крайнего к дороге дома, грозно залаял пёс, через мгновенье его лай подхватили все деревенские собаки. Сквозь этот шум Тороп уловил лязг железа и отрывистые команды, раздающиеся со стороны реки. Литвины тренировались.
— Свиртил, тут боярин к тебе из Смоленска. Но не тот, что в прошлый раз с Савелием приезжал. — Славка, самый младший литвин из поредевшей после боя в Долгомостье сотни, ходил с перевязанным запястьем. Стрела, ранившая воина, была вымазана какой-то гадостью, и если б не чудесный порошок и мази из крепости, то остался бы литвин инвалидом.
— Зови, посмотрим, та ли рыбка попала в сети. — Свиртил привстал с лавки, подошёл к сундуку, достал нарядную меховую безрукавку вышитую речным жемчугом, накинул на себя и стал дожидаться гостя.
Тороп зашёл в избу и был немного удивлён, пол вымощен окрашенными досками, на второй этаж вела лестница с перилами. В светлице, где его ждали, огромные застеклённые окна, на стенах немного потёртые ковры восточной работы, скрещенные секиры с копьями и самое главное, очень тепло. Свои хоромы в Смоленске показались боярину жалкой лачугой.
— Кхе… мне бы с воеводой переговорить. — Тороп обратился к Свиртилу, как к единственно присутствующему.
— Я за него. — Литвин пригласил гостя присесть за стол.
— Прослышали мы, что в полоне у тебя, томится сын предводителя степняков. — Начал разговор боярин, угощаясь подогретым вином.
— Батасухэ что ли? Есть такой, в порубе сейчас сидит. Выкупить хочешь? — Свиртил не стал ходить вокруг да около, а сразу перешёл к делу.
— Да почто этот бес мне нужен? Не хватало ещё нехристей из полона выкупать. А вот поглазеть на него, уж очень любопытно. — Смолянин оглянулся по сторонам, обозрел икону в красном углу и перекрестился.
— Ну, раз не нужен, то и говорить не о чем. Хотя, впрочем, посмотреть ты на него сможешь. Славка! Проводи гостя до поруба, покажешь полонянина. И смотри, что б никаких разговоров с ним. — Свиртил с недоверием посмотрел на боярина. — Семьдесят гривен серебра за сыночка хана, если вдруг надумаешь.
В крохотном срубе на соломе сидело четверо кочевников, кадка с нечистотами да бочонок с ковшиком для питья. Узкое окошко в потолке, по которому можно узнавать день на дворе или ночь, вот и вся обстановка. Тороп по более — менее приличной одежде опознал нужного ему степняка и как бы невзначай протянул Славке кусочек серебра, по весу, не более двух резан.
— Мне б переговорить с глазу на глаз. — Прошептал боярин.
— Нельзя, сотник чуть руку не отрубил, — Славка показал перевязанное запястье, — Когда в прошлый раз полон смотреть приезжали.
«Каков гадёныш», — подумал про себя Тороп, и протянул ещё один серебряный кусочек — побольше.
Молоденький литвин взял хабар и вышел за дверь, еле сдерживаясь от смеха. По сценарию, он должен был согласиться оставить боярина в порубе всего за три резаны, а тут, целая куна.
— Хочешь отомстить Савелию? — Боярин на ухо шептал пленному.
— Никакой Савелый не знать. — Батасухэ прикинулся простачком, не понимающим, о чём идёт речь.
— Знаешь, знаешь. Это тот, кто твоему родителю секир — башка сделал.
— Где он? — Степняк резко вскочил и схватил боярина за грудки.
— Тише, чёрт не русский, будет тебе твой кровник. Завтра в ночь, у частокола, что ближе к реке, тебя будут ждать два моих верных человечка. — Тороп распахнул шубу и достал широкий тесак. — Частокол в той стороне. Не забудь, завтра в ночь.
Смоляне уезжали из деревеньки, ища место, где можно надёжно припрятать лошадок для бегства. Ближайшая роща находилась в четверть версты от острога. Сделав отметины на деревьях и рассчитав маршрут, довольный собой Тороп поспешил к заимке, которую они обнаружили с утра.
— Ройте землю. Каждый из вас получит шубу из соболя. — Батасухэ протянул низкорослому барабанщику нож.
Кочевник отодвинул в сторону половичок, сплетённый из соломы, и вонзил лезвие в промёрзшую землю. Через четверть часа его сменил другой степняк. К условленному сроку лаз был прорыт, чтобы пролезть по нему, необходимо было снять всю верхнюю одежду, но всё равно, проход был слишком узок.
— Норжон, ты полезешь первым, я за тобой, потом ты, Уен замыкающий.
Батасухэ снял тулуп и остался в одной рубахе. Из узкого окошка мерцали звёзды, ночное небо его будущей Родины, обратно в степь он не поедет. Гибель отца, затем бесславное поражение и плен. Наверно, сто раз прав Рысёнок, когда говорил об особом пути воина через лишения и утраты. Если бы тогда он знал всю историю своего рода? Если бы знал отец? Если бы? Снег провалился внутрь лаза, Норжон высунул голову и застрял. Все попытки прокрутиться не приводили к успеху. Наблюдая за этим безобразием, Свиртил даже захотел помочь степняку, но это уже было бы перебором. Наконец-то кто-то сообразительный подтолкнул Норжона, и тот продвинулся на десяток сантиметров, затем ещё чуть — чуть. Батасухэ выползал из поруба точно таким же способом. Как только он выбрался, Норжон присел у частокола, давая возможность командиру вскарабкаться на него и перемахнуть через забор.
— Стреляй, — тихо сказал Свиртил литвину с луком, как только Батасухэ оказался по ту сторону ограждения.
Стрела прошила шею кочевника, пришпилив того к брёвнам частокола словно жука. Оставшиеся степняки даже не смогли выбраться, голова одного из них торчала из снега, когда Уена тащили назад за ноги караульные литвины.
— Тревога! — Проорал Славка после знака поданного Свиртилом.
Несколько стрел вонзились рядом с людьми Торопа, те занервничали и были готовы дать дёру, но тут перед ними показался беглец. Над частоколом вспыхнули факелы, освещая бывшего узника бегущего к своим «спасителям».
— Быстрее, прыгай на лошадь! — Успел прокричать один из них и сам свалился под копыта своего коня. Стрела с затупленным наконечником ударила точно в шлем. Убить не убила, но оглушило воина весьма знатно.
Тороп услышал крики со стороны острога. Неужели его хитроумный план рухнул? Пора спасать свою шкуру, не дай Бог меркурьевцы начнут прочёсывать местность и тогда уже самому не избежать вонючего поруба. Боярин собирался уже разворачивать коня, как на него вылетели двое всадников.
— А где Андрейка? — Только и смог вымолвить Тороп.
— Там остался. Обстреляли нас. Поспешай боярин. — Трое всадников рванули в сторону просеки, подальше от острога, где уже раскрывались ворота для преследователей.
Погони, как таковой не было, скорее всего, если бы смоляне заплутали в ночном лесу, то им бы даже помогли. Но этого не случилось, лошадки запомнили дорогу. Желая поскорее избавиться от надоедливых наездников, которые почему-то предпочитают ночные прогулки — дневным, они неслись в сторону тёплого стойла, со скоростью, которая позволяла развить заснеженная тропинка. Витовт проследил беглецов вплоть до одиноко стоящего сруба, в котором останавливались охотники, промышляющие в окрестных лесах, и натоптал от просеки в сторону реки, имитируя преследование. На рассвете, троица покинула место отдыха и отправилась прямиком в Смоленск, где на подворье боярина Торопа их ожидала натопленная баня.
Андрейка очнулся, когда ему уже вязали ноги, пробовал было дёрнуться, да куда там. Тело накрепко было примотано к толстой жердине.
— Жить хочешь? — Спросил лежащего на снегу Тороповского холопа воин. — Тогда не брыкайся.
Смолянина отнесли в дом, где и оставили связанным до утра. С первыми петухами Андрейку разбудили, дали испить горячего сбитня, отвязали от жерди, и повели на допрос. Специальное помещение размещалось в подвале и отличалось от подобных своей эпохи только деталями интерьера. Тут не было дыбы и жаровни, клещей и крючьев. Был только специальный стул с зажимами и стол с кольцом, через которое проходила цепочка кандалов, да широкая лавка напротив. Но эта видимая простота давала воображению такую богатую почву, что оказавшемуся здесь пленнику весьма неуютно. Свиртил прохаживался возле Андрейки, пока тот ёрзал на неудобном сидении, и говорил:
— Времени у нас мало. Твой боярин Тороп и ты выкрали важного полонянина.
— Я холоп. Что скажут, то и делаю. — Оправдывал своё участие в побеге пленный.
Свиртил склонился над пленным.
— При других бы обстоятельствах, Торопа можно было бы понять, но он задумал с помощью бежавшего степняка расправиться с Савелием. Знаешь такого? — Глядя в глаза Андрейки, спросил литвин.
— Кто ж Савелия не знает, — улыбнулся Андрей, — град в голод накормил, от набега оборонил. Я ж с Подола.
Свиртил молчал, пристально смотря на пленника, словно давал время осмыслить сказанное. Андрейка сопоставил своего боярина и Савелия. Выходило, что в то время, когда пришлый человек старался для жителей города, Тороп прохлаждался у себя на заимке, попивая медовуху и тиская девок.
— Согласишься помочь — будишь жить. Нет — нырнёшь в реку, под лёд. — Свиртил присел напротив холопа на лавку.
— Предавать своего боярина не буду, топите. — Собравшись с силами, выпалил Андрейка.
— Никого предавать и не придётся. — В допросную вошёл Савелий.
— Здрав будь сотник. — Свиртил поприветствовал кивком головы своего командира.
Андрейка обомлел, тот самый, о котором так много говорили смоляне, стоял и разговаривал с ним. Одет, правда, немного странно, необычно, но так на то и герой.
— Надо будет сообщить точное время, когда Тороп пошлёт убийцу. Согласен? — Савелий положил на стол перед пленником деревянную пластинку со шнурком.
Андрейка посмотрел на ладанку и вмиг погрустнел. Просто так ли ему показали недавний подарок своей сестре? Точно такую, в церкви Михаила Архангела он недавно купил младшенькой на счастье и сейчас, она лежит на столе, как бы напоминая о возможностях допрашивающих его людей. Одного он не знал, что таких одинаковых ладанок в церкви было под сотню.
— А кому сказать-то? — Чуть слышным голосом прошептал пленный.
— Вот ей. — Рязанец достал из внутреннего кармана кителя фотографию Степаниды. Ключница Елены была одета в полушубок, на голове изумрудный платок, а у ног стояла плетёная корзина, по — видимому, с пирожками. — Найти её сможешь в моём тереме, рядом с детинцем.
«Как живая», — подумал Андрейка, уткнувшись носом в фотографию.
Тороповского холопа вновь одели, привязали за ноги к лошади и прокатили по заснеженному льду шагов триста, после чего слегка потрёпанного усадили на его коня, сопроводив почти до самого Смоленска. Версия чудесного спасения была следующая: лошадка Андрейки поскакала вслед за удирающими по реке. После того как всадники шмыгнули в сторону леса, умное животное остановилось. Когда потерявший сознание от удара смолянин с застрявшей ногой в стремени пришёл в себя, то вокруг уже никого не было. А так как бросать в беде боевых товарищей нехорошо, то Андрейка отправился в Смоленск, высказать по этому поводу свои соображения. Шлем с вмятиной от стрелы и потрёпанный тулуп говорили в пользу этой версии.
* * *
Группа программистов, плотно сотрудничавшая с Ялтинскими киношниками, работала над необычным заказом. Во — первых, лица актёров были совершенно неизвестны, но, без всякого сомнения, весьма колоритны. Во — вторых, предоставленное видео с декорациями говорило о очень серьёзном масштабе съёмок. Просьбу смонтировать пятиминутный ролик, напоминающий по сюжету «Всадника без головы» расценили как манну небесную. Кино на Украине практически не снимали, только то, что касалась национальных проектов, про голодомор и доблестных бандеровцев, сменивших нацисткую форму на отутюженные костюмчики.
— Вася, как думаешь, очередной блокбастер будет? — Дмитрий затушил сигарету в пепельнице, просматривая готовый сюжет.
— Знаешь Дим, декорации уж больно настоящие. Это не графика. Посмотри на деревянную стену, видишь, из каких брёвен она сделана? — Василий нажал на паузу и показал пальцем на монитор.
Дмитрий Иванович развернулся в кресле к экрану помощника, внимательно посмотрел и не найдя ничего любопытного для глаз, ответил:
— Из толстых.
— Это настоящий морёный дуб, подобного сейчас и не делают, в таких объёмах, по крайней мере. Я позвонил приятелю на Мосфильм, а тот по своим знакомым, так вот, — Вася прокрутил запись немного вперёд, потом назад, — никаких проектов связанных со средневековьем на данный момент нет.
— Если это прихоть помешанного на старине миллионера, то флаг ему в руки. Хоть зарплату вовремя выплатят. — Дмитрий уставился на сюжет, где на заднем плане, женщина, воровато озираясь по сторонам, отошла в сторону от утоптанной дорожки в снегу и справила малую нужду.
— Я тоже заметил, что они не носят нижнего белья, странно, не правда ли?
— Да. Дело тёмное. Давай по пивку.
* * *
Через несколько дней после «бегства» Андрейки, мы с Савелием и Пахомом Ильичом устанавливали дымовую завесу, которая должна была исполнять роль экрана. Проектор, установленный на санках, должен был посылать изображение на стену дыма, создавалось впечатление объёмного кино. В тёмное время суток эффект от увиденного был впечатляющим, Савелий выглядел как живой.
— Вот бы домашним моим посмотреть. — Замечтал Пахом Ильич.
— Ильич, а предложение посетить Новгород ещё в силе? — Спросил у купца.
— А как же, Лексей. Как лёд сойдёт, так и отправимся. Савелий, айда с нами. — Новгородец воспрял духом, показать домашним своих друзей была тайная мечта Пахома.
— Мне ещё здесь, кое с кем разобраться надо. А там видно будет. — Савелий пошёл в сторону крепостной стены, где в доме его ждала Елена.
С тех пор прошла неделя. Горожане жили своей жизнью, испытывая радость и горе, в общем, как везде, когда в погожий день в ворота боярина Торопа постучал Велимир. Воин сидел на коне, и заезжать во двор не собирался. Увидев нужного холопа, он произнёс:
— Сотник Савелий приглашает вашего боярина на охоту.
— Ты это, обожди. Я сейчас боярину доложу. — Проговорил Андрейка.
Тороп выслушал своего холопа и мысленно аж руки потёр от радости. Несчастный случай на ловитах, что можно придумать лучше? Поразмыслив где-то с минуту больше для вида и, дал согласие, отправив Андрея с посыльным, выяснить все нюансы предстоящей охоты, напутствуя словами:
— Как узнаешь, где будет охота, сразу дуй сюда. Дело у меня для тебя есть.
Мероприятие, назначенное на среду, должно было происходить в лесу чуть южнее Смоленска, и фактически было ангажировано церковью Михаила Архангела, как основным владельцем данной территории. Даже в воскресной проповеди, Ермоген, пока ещё не епископ, но уже исполняющий его обязанности намекнул на необходимость полезного начинания, сообщив точную дату.
— Волков развелось — жуть. — Примерно так высказался иерей на своей проповеди.
Приглашение для участия в охоте на серых пушистых разбойников получили все бояре, находившиеся в Смоленске. Началась подготовка, и во всём городе было не сыскать такого места, где бы хотя бы вскользь не упоминалось о готовящемся мероприятии. Хотя, за день до начала было несколько мест, где предстоящая охота не вызывала радостных эмоций. Княжеский детинец оказался одним из них. Всеволда Мстиславовича мучили несколько другие проблемы, связанные с пищеварением. И пока лекари всю ночь отпаивали его разнообразными отварами, рядом с детинцем тоже не спали. Андрейка прибежал в терем сотника затемно. Отыскал Степаниду и рассказал про план покушения. Так же поведал и о роли, которая предназначалась ему. Ключница проводила холопа к Савелию, после чего Андрей с саблей Шоно убежал обратно.
Рано утром, наиболее активная часть горожан, а именно бывшее ополчение с Подола, выдвинулась к лесу, окружая периметр загона, потрясая трещотками и иногда стуча в бубен. Слева или справа от лесочка раздавались звуки рога, сообщая загонщикам, с какой стороны нужно ускорить шаг. Волков гнали в сторону поляны, по фронту, в котором в ста шагах друг от друга расположились бояре со своими стрелками, тешась надеждой подстрелить более мясистую живность — лося или оленя, на худой конец кабана. По правилам, любая добыча шла в общий котёл, но существовал негласный личный зачёт, по которому насчитывалось что-то вроде очков. На основании этих баллов и определялся самый ценный охотник, а это сулило не только славу и уважение, но и гарантированный «проездной» на следующую охоту. Для высокородных бояр ценность такого билета сложно оценить, а вот для всех прочих это был неплохой шанс приблизиться к верхушке власти. Занимая высокое положение при дворе князя, Тороп получил от главного ловчего место в первом ряду, рядом с одним из устроителей охоты, но к нему пока не подъехал, оставаясь чуть в стороне, беседуя с соседом. Вместо него там стояли два человека: Батасухэ и Андрейка. Один из них внимательно слушал другого, периодически поглаживая ножны своей сабли.
— После того, как ты срубишь голову рязанцу, я должен тебя подстрелить из лука и оставить волкам на поживу. Такой был план боярина.
— Я догадывался. Что просили передать те, кто затеял всё это?
— Как только Савелия повезут на санках, ты должен спешить к Свиртилу, там тебя укроют. И ещё, сотник предложил тебе на выбор: — либо Новгород, либо в крепости у камня.
— Новгород. — Сухо ответил Батасухэ. — Здесь мне жизни не будет.
Через два года, вконец обрусевший Батасухэ будет возглавлять отряд лёгкой конницы, помогая сыну Ярослава громить на льду немецких рыцарей, отдавая долги своей Родине. Но это будет потом, а сейчас…
Лай пёсиков приближался, уже отчётливо было слышно рычание доминирующей самки волчьей стаи. Рязанец слез с лошади, сейчас должно произойти то, к чему его друзья готовились несколько недель.
Хрум, хрум. — Послышался хруст снега за спиной.
Сотник развернулся на звук, одновременно вытаскивая свой меч. Батасухэ стоял в трёх шагах с обнажённой саблей.
— Будет ли прощенье моему роду, за то, что я и мой отец, подобно стае волков, пришли на свою Родину? Не знаю и наверно, никогда не узнаю. Нет таким как мы прощенья. Рысёнок предложил отправиться в монастырь, замаливать сей грех, возможно, так и надо поступить. Но не сейчас, пока я воин, буду выпрашивать прощенье у своей земли с мечом в руке. Прощай Савелий. Спасибо за отцовскую саблю, но знай, я помню как она попала к тебе. — Батасухе приподнял клинок к уровню глаз, затем вздёрнул руку к небу и прокричал боевой клич: — Урргах!
Рязанец отсалютовал своим мечом, вложил его в ножны, снял перевязь и бросил оружие в снег. Из кустов тут же выкатились сани, которыми управлял Ратибор. Два трупа были завёрнуты в свежие коровьи шкуры. Норжон, со стрелой в шее был переодет в одежду Батасухэ. Второй труп, облачённый в одежды Савелия, принадлежал скончавшемуся от ран литвину, героически прикрывшему своим телом Ермогена в битве у Долгомостья. Голова у него была заранее отсечена. Оставив лошадок, трое воинов сели на сани и укатили в сторону леса, где их уже поджидал Васька Щука.
Стая волков выскочила на западную часть опушки. Самка остановилась, за ней замерла вся стая. В ноздри ударил сладковатый запах свежей крови и мяса, погоня приближалась, но волки не ели уже несколько дней, а тут, совсем рядом и так много. Два тела, обмазанные жиром, были растерзаны в клочья. Опознать их можно было лишь по отдельным фрагментам одежды, да по оружию, которое валялось рядом. Как только работа волков была выполнена, стрелы вонзились в бока серых чудовищ.
Андрейка, находившийся рядом, натянул лук. Самка волков, видя, как погибает её стая, чудом увернулась от коротких деревяшек, несущих железную смерть на конце. Впереди стоял заклятый враг её стаи — человек.
— Один на один. — Возможно, прорычала волчица и бросилась вперёд.
Стрела пробила грудь, но жизненных сил ещё хватило на один укус. Лук хрустнул под мощными зубами, не выдержал и развалился. Когти правой лапы волчицы успели прочертить кровавые бороздки на лице стрелка. Это последнее, что успела сделать хищница в своей жизни, прижимаясь всем своим телом к падающему на снег Андрейке.
Тороп нахлёстывал лошадку, стремясь поскорее приблизиться к тому месту, где должно было лежать тело Савелия. Куча побитых волков, залитый кровью снег и два изуродованных тела — всё, что можно было обозреть на полянке. Егорка, командовавший горожанами, участвующих в загоне трубил в рог, возвещая о несчастном случае. Бояре стали съезжаться на звук, некоторых от увиденного вытошнило, и тут раздался стон. Андрейка выбирался из кустов, таща за собой убитую волчицу. Лицо залито кровью, шапка потеряна.
— Что тут произошло? — Заверещал Тороп.
— Тать вон тот, назвал себя Батасухэ, сыном Шоно, которого Меркурьевец убил у ворот. Так вот, сказал и выхватил меч, а тут как раз волки напали. — Андрейка бросил волчицу на снег и вытер кровь с лица.
— Дальше, дальше что было? — Заволновались бояре.
— В общем, он ему голову снёс, а я его из лука в шею, а потом волки, вот. — Холоп продемонстрировал огрызок своего лука.
— Ммда… поохотились. — Высказался за всех один из бояр.
Растерзанные куски погрузили на санки и повезли в город. Горожане, встречая скорбный поезд, узнавая о случившемся, плакали. Вскоре возле церкви собралось несколько тысяч людей. Ермоген вышел на площадь и склонился над санками. К нему подбежал Герасим, упал на колени, показал рукой на труп в одежде Савелия.
— Поплачь сын мой, поплачь. Не уберегли мы защитника нашего. — Ермоген погладил рукой звонаря по голове и перекрестил.
— Как же так, отче? — Взвыл Герасим.
— Да вот так… — иерей остолбенел. Немой заговорил.
— Чудо! Наш епископ сотворил чудо! — Заорал во весь голос Егорка. — Звонарь заговорил!
— Слава Иисусу! Слава епископу Ермогену! — Закричали с разных концов толпы.
Хиротония возведения в сан епископа Ермогена осуществилась де — факто. Уверовавши в силу исцеления епископа, к нему хлынули люди. Если бы не сани, то, наверное, задавили бы. Священник стал крестить людей, к некоторым прикладывал руку, давал поцеловать крест. Многие потом утверждали, что излечились от недугов, дедок с рогулькой стал свободно ходить на двух ногах, некоторые женщины сумели забеременеть, а один из мужичков вдруг потрогал низ живота и заулыбался.
Вечером следующего дня к Ермогену подошёл пономарь Печорского монастыря.
— Видение во сне мне было. Уснул я давеча в келье, как вдруг, словно покров Богородицы на меня опустился. Я вздохнуть, а в нос запах такой приятный, не иначе как в раю, и голос женский прозвучал: «Сегодня в ночь, у Молоховских ворот, явится нам наш Меркурьевец». — Пономарь склонил голову, ожидая, что скажет епископ.
— Будь рядом, собери всех, мне надо возблагодарить Господа. — Священник подошёл к иконе, опустился на колени и стал молиться, отбивая поклоны.
Плотный туман стоял за стеной, такое состояние погоды, вообще несовместимо с морозом при низкой влажности, но зрители, ни сколько не сомневались в Божественном участии.
— Смотрите! Смотрите! — Вдруг закричал караульный на башне.
На фоне тумана показался всадник, держащий на ладони левой руки голову, от которой шло сферическое свечение.
— Это он, из видения. — Прошептал пономарь Георгий.
Дым стало уносить поднявшимся ветром, но изображение от выключенного проектора никуда не делось. Я протёр глаза — не может быть! Всадник оставался на месте.
«Галлюцинация», — пронеслось в моей голове.
Зажмурившись на несколько секунд, с опаской приоткрыл глаза. Изображение исчезло. Шло двадцать четвёртое ноября.
Тело для похорон облачили в стальные доспехи и выставили в церкви, но предать земле не смогли. Смолянам требовался некий символ, который навеки останется в памяти поколений, и воин Меркурий стал им. Не просто как человек, сумевший сплотить смолян и поставить железный щит на пути непобедимых завоевателей, а как столп славянских ценностей.