Педагог, ученый
Закончилась гражданская война. В жизни страны наступила пора мирного созидательного труда. Но молодая Республика Советов, единственное тогда государство, которое строило социализм, было далеко не в безопасности.
В. И. Ленин в те годы без устали напоминал о необходимости всемерного повышения оборонной мощи Отечества, о техническом совершенствовании Вооруженных Сил страны.
В марте 1923 года Дмитрия Михайловича Карбышева назначили председателем инженерного комитета Главного военно-инженерного управления Красной Армии. Со свойственной ему напористостью и энергией он принялся за выполнение доверенного ему дела. Под руководством Карбышева комитет провел огромную исследовательскую работу по развитию военно-инженерной техники, осуществляя ее в контакте с Военно-инженерной академией Красной Армии, носящей ныне имя В. В. Куйбышева.
В начале марта 1924 года Михаил Васильевич Фрунзе стал заместителем председателя Реввоенсовета СССР и народного комиссара по военным и морским делам всей страны. ЦК РКП(б) отозвал его с Украины в Москву. Еще на X съезде партии его избрали членом ЦК, позднее — кандидатом в члены Политбюро. Полководческий авторитет Михаила Васильевича в армии был огромен. Стойкий и верный ленинец, он твердо и настойчиво поднимал военную науку и искусство на уровень, достойный победившего пролетариата, первого в мире социалистического государства.
По указанию М. В. Фрунзе вместо инженерного комитета создается военно-технический комитет Главного военно-инженерного управления Красной Армии с очень широкой программой деятельности. Руководить этим комитетом, быть его председателем Михаил Васильевич предлагает Карбышеву, которого высоко ценит как ученого-новатора, тесно связанного с армейской практикой. Дмитрий Михайлович охотно и с присущей ему страстностью берется за работу.
Тем временем Фрунзе назначается по совместительству начальником штаба РККА. А буквально через несколько дней еще и начальником Военной академии. Фрунзе сразу привлек к работе Дмитрия Михайловича. Карбышев стал надежным помощником в осуществлении реформы военно-учебных заведений.
Обладая огромной трудоспособностью, Дмитрий Михайлович смог сочетать свою основную работу в военно-техническом комитете с преподавательской деятельностью на военно-академических курсах, в двух военных академиях и в дополнение ко всему являлся главным руководителем подготовки всех военных академий по военно-инженерному делу и также помощником инспектора инженеров Красной Армии.
Д. М. Карбышев был одним из видных ученых по вопросам фортификации. Опираясь на передовые идеи выдающихся русских фортификаторов А. З. Теляковского и К, И. Величко, он творчески развивал их в современных условиях ведения войны. В своей статье «Фортификационная диктатура» (1924 г.) он возражал против захвата фортификации исключительно техниками и применения ее в полном отрыве от условий боевых действий войск на полях сражений. Он упорно настаивал на полном взаимодействии фортификаторов с общевойсковыми командирами.
Говоря о фортификации, Карбышев сравнивал ее с телом без души. Тактическая душа в фортификации — это войска. И в подтверждение Карбышев говорил: «Проволока и бетон сами по себе не стреляют. Не они, а живая сила войск достигает победы, но достижению победы помогают и проволока, и бетон».
Особенную ценность представляют его многочисленные труды по строительству и оборудованию укрепленных районов для обороны границ СССР.
С ноября 1926 года Карбышев окончательно перешел на научную и преподавательскую работу в Военную академию имени М. В. Фрунзе, а в феврале 1934 года стал начальником военно-инженерной кафедры этой академии.
Основной базой, где проводились эксперименты, испытания новой инженерной техники, был полигон Главного военно-инженерного управления РККА. Постепенно полигон расширялся, приобретая все большее значение.
Дмитрий Михайлович много сделал для развития научно-исследовательской работы в инженерном деле.
Несмотря на то, что экспериментальная база инженерного полигона была недостаточной, на ней изучались почти все военно-инженерные новшества, конструировались электротехнические средства, передвижные зарядно-осветительные станции и многое другое.
Успехи социалистической индустрии в годы первых пятилеток дали возможность значительно шире развернуть техническое перевооружение инженерных войск.
Дмитрий Михайлович активно участвовал в создании современных средств военно-инженерной техники, находил новые приемы их боевого использования, внимательно изучал различного рода изобретательские и рационализаторские предложения, работал сам над созданием новых подрывных средств и принадлежностей взрывания. Он разработал и первые типы советских противотанковых мин.
Интересны воспоминания Героя Советского Союза генерал-лейтенанта инженерных войск И. П. Галицкого об этой стороне его деятельности:
«С 1933 года я был начальником научно-исследовательского инженерно-технического полигона РККА, и там состоялось мое более близкое знакомство с Дмитрием Михайловичем. Карбышев часто посещал наш полигон, интересуясь инженерной техникой, особенно такой новинкой, какой были в то время саперно-танковые средства — тралы, мостоукладчики, миноукладчики и т. д.
Карбышев неутомимо изобретал и сам. Он предложил оригинальное, легкое, малозаметное, складывающееся в пакеты противопехотное препятствие, изготовляемое из тонкой стальной проволоки и получившее потом название „тенёта Карбышева“. Положительное свойство этого вида препятствий состояло прежде всего в том, что их можно было быстро устанавливать.
Собственно они даже и не устанавливались, а просто набрасывались перед фронтом обороны на траву, на мелкий кустарник. Поскольку проволока становилась незаметной, действие ее оказывалось неожиданным для противника. Попробуй разрушить такое препятствие артиллерийским огнем! Это просто невозможно.
Карбышев говорил:
— Пусть пехота только что перешла к обороне на голом месте и нет времени, нет условий хоть минимально оборудовать позицию в инженерном отношении. Но достаточно иметь фланкирующие пулеметы, а с наступлением темноты установить эти малозаметные препятствия — и мы получим весьма устойчивую оборону.
Ему возражали, доказывали, что лучше строить обычные проволочные заграждения на кольях или устанавливать рогатки. На это Дмитрий Михайлович довольно убедительно и горячо отвечал:
— Под огнем противника строить проволочные заграждения перед передним краем обороны невозможно. Ничего не достигнув, саперы и пехота, привлеченная к этим работам, будут уничтожены. Еще в какой-то степени можно было бы ставить ежи и рогатки, применявшиеся в первую мировую войну. Но установка их очень трудоемка и тоже требует времени, сопряжена с потерями. А малозаметное препятствие весом до пятидесяти килограммов несколько человек могут установить за пять — десять минут. Каждый такой пакет обеспечивает заграждение пяти — десяти метров по фронту.
Позже это препятствие под шифром МЗП (малозаметное препятствие) было принято на вооружение армии. При практическом применении выяснилось, что это не только противопехотное, но и противотанковое средство заграждения.
Потом Дмитрий Михайлович сделал еще одно изобретение — противопехотную мину в виде маленького пенала. Этот пенал наполнялся порошкообразным тротиловым зарядом массой до 30 граммов.
— Такие мины можно заготовлять в большом количестве и буквально посыпать ими землю перед фронтом атакующей пехоты противника, — говорил Карбышев.
Позже, как вариант этого предложения, появились противопехотные мины массой 50, 75 и 200 граммов. В Великую Отечественную войну они нашли большое применение. Их устанавливали сотнями, тысячами…».
Начальник опытных мастерских военно-инженерного полигона полковник Александр Иванович Куличихин, руководивший изготовлением «тенет» и противотанковой мины Карбышева, подробно рассказал об этой работе.
Тенёта представляли собой каркас из закаленной стальной проволоки диаметром около 1 миллиметра, который прекрасно складывался и раскладывался. В два яруса «тенета» создавали препятствие высотой около полутора метров. Их уже нелегко было преодолеть. К каркасу прикреплялись рыболовные крючки — они цеплялись за одежду, мешали солдату шагнуть вперед. Изготовление «тенет» было непростым делом. Места соединений проволочных нитей требовали предварительного обжига на паяльной лампе, иначе проволока ломалась. Тенёта с рыболовными крючками трудно растягивались в темноте, поэтому Дмитрий Михайлович не раз вносил изменения в свою конструкцию. Активно помогал ему в совершенствовании этого изобретения слесарь Чистяков.
Дмитрий Михайлович часто «размышлял вслух». Набрасывая эскиз изменения конструкции, Карбышев одновременно разъяснял, зачем он это делает, почему нужно добиться предельно малой массы, незаметного препятствия для противника и т. д.
Зная не только основные размеры конструкции, но и вложенную в нее идею, рабочие мастерских иногда решались на самостоятельное изменение каких-либо деталей в модели. Изобретатель охотно принимал помощь и не упускал случая похвалить инициатора.
Впоследствии в порядке модернизации тенёт появился «ковер-спотыкач» из более тонкой и нежесткой проволоки, а затем известное «малозаметное препятствие» — МЗП.
Усовершенствование тенёт продолжалось два года, участие в этом принял Г. Н. Тимонов.
Около двух десятков лет неустанной творческой деятельности на перечисленных и не упомянутых нами постах… Ученый и педагог, изобретатель, строитель, инспектор — Дмитрий Михайлович всегда оставался верен себе.
Но, по сути, стезей педагога и ученого он пошел гораздо раньше. Такие его фундаментальные труды, как «Влияние условий борьбы на формы и принципы фортификации» (1921 г.), «Выводы из опыта гражданской войны по полевому инженерному делу» (1922 г.) и очень многие другие стали учебниками и пособиями для нескольких поколений саперов и фортификаторов.
Круг его научной деятельности был необычайно многогранен и охватывал различные отрасли военно-инженерного искусства.
Карбышев пользовался авторитетом как крупный ученый не только в нашей стране, но далеко за ее пределами. Он автор более ста научных трудов, статей и учебных пособий. Многие из них публиковались и в зарубежной военной печати.
Капитальными произведениями Карбышева признаны его научные труды, статьи и пособия по вопросам теории инженерного обеспечения боя и операции, тактике инженерных войск, которые до Великой Отечественной войны являлись основными материалами и пособиями при подготовке командиров Красной Армии.
Отличительная черта научно-исследовательской деятельности Карбышева — умение сочетать практику с теорией. Он не был кабинетным работником, так как постоянно поддерживал живую связь с войсками. Карбышев пристально следил за развитием тактики и оперативного искусства, за постановкой обучения войск, делая из практики соответствующие выводы, доводя их до широких обобщений.
Было бы наивным полагать, что научно-педагогический стиль работы Дмитрия Михайловича, его подход к решению актуальных военных проблем, стремление теснейшим образом сочетать практику с теорией — все это находило дружную и всеобщую поддержку всех его коллег: армейских ученых, профессоров, педагогов, теоретиков военно-инженерного дела. Положение было далеко не столь радужным. Все новое рождается и пробивает себе дорогу в борьбе с утвердившимися канонами, традициями, устоявшимися, но устаревшими представлениями. Словом, в преодолении инерции прошлого, а оно — это прошлое, устаревшее — цепко, как «ежи» посреди пути, мешает движению вперед.
Отголоски борьбы Карбышева за свое новаторство слышатся в воспоминаниях многих его современников. Приведем здесь одно из них.
…1929-й год. Командир батареи артполка 51-й Перекопской имени Моссовета дивизии А. Д. Цирлин поступает на курсы при Доме Красной Армии. Программа курсов составлена специально для подготовки слушателей к сдаче вступительных экзаменов на артиллерийский факультет Военно-технической академии.
Цирлину повезло. Военно-инженерное дело преподавал знающий и умеющий передать свои знания другим педагог, его сослуживец — дивизионный инженер Михаил Сергеевич Крыльцов.
«В своих лекциях и на групповых занятиях М. С. Крыльцов рассказывал нам, молодым офицерам, о Дмитрии Михайловиче Карбышеве, виднейшем войсковом инженере, авторе ценных научных трудов по инженерному обеспечению боя и операции, а также инженерной подготовке войск.
Михаил Сергеевич настойчиво рекомендовал нам пользоваться карбышевским методом производства инженерных расчетов оборудования, позиций и устройства заграждений. Это как раз были главные вопросы военно-инженерного дела в программе вступительных экзаменов в академию.
Экзамены я выдержал. Вместе со мной в 1931 году попали в Академию имени Ф. Э. Дзержинского еще 8 командиров — артиллеристов с наших курсов.
Каково же было наше удивление и недоумение, когда в стенах этого военного вуза мы услышали в адрес Карбышева разные толки, в корне противоречившие тому, что знали от Крыльцова. Некоторые преподаватели и профессора отзывались о Дмитрии Михайловиче как о специалисте, который якобы „пашет не глубоко“, упрощает проблемы инженерного дела в армии. Упрекали его и за то, что он „чересчур много“ внимания уделяет полевой фортификации в ущерб „наиболее важной“ — долговременной.
В 1932 году, когда я был уже на втором курсе, на базе инженерного факультета нашей Военно-технической академии и Высшего инженерного строительного училища была создана в Москве Военно-инженерная академия. В ней мы получили возможность более основательно изучить труды Д. М. Карбышева и убедились, что попреки в его „неглубокой пахоте“ и прочем не верны. Дмитрий Михайлович выражал наиболее передовые взгляды в военно-инженерной науке, всемерно развивал и накрепко соединял ее с жизнью растущей и крепнущей Советской Армии».
И время подтвердило правоту Карбышева.
Значителен вклад Д. М. Карбышева в научную разработку вопросов форсирования рек и других водных преград и их инженерного обеспечения. Его многочисленные труды в большой мере способствовали созданию передовых взглядов на развитие этой отрасли военно-инженерного дела в войсках Красной Армии.
В этом плане примечательно еще одно свидетельство И. П. Галицкого:
«…Надо заметить, что тогда в целом ряде вопросов форсирования рек не было ясности, особенно по части взаимодействия инженерных подразделений с переправляющимися войсками. Очень слабо были разработаны организация пунктов переправы и управления переправой в наступлении. Все это теоретически исследовалось и экспериментировалось в войсках. Дмитрий Михайлович был главным инициатором в этом деле. Он непрерывно поддерживал живую связь с войсками. Не было такого учения, где бы не присутствовал, не принимал участие Карбышев.
Во второй половине 1938 года в районе Серпухова проводилось большое учение с форсированием Оки. Участвовало несколько стрелковых дивизий, артиллерия, танки, инженерные и понтонные части. На учении присутствовал нарком обороны Маршал Советского Союза К. Е. Ворошилов.
Карбышева интересовали пути выдвижения понтонных парков к реке, места наводки мостов, доступность берегов реки. Он беседовал с общевойсковыми командирами и бойцами, выясняя, насколько понимают они свои задачи.
Весь огромный район учений Дмитрий Михайлович исходил пешком, наотрез отказавшись от предложенного ему автомобиля.
— Не беспокойтесь, — говорил он. — Машина у меня есть, но, поверьте, из машины ничего не увидишь, многое просто проскочишь, не заметив. А вот когда пешком походишь, тогда все увидишь и рассмотришь. Где надо — остановишься, а главное — пройдешь там, где машина не пройдет. Нет уж, лучше пешком!»
Д. М. Карбышев является первым советским ученым, которому принадлежит наиболее полное исследование и разработка вопросов применения разрушений и заграждений. Его труд «Разрушения и заграждения» — первый классический и капитальный труд, где обобщено применение разрушений и заграждений в первой мировой войне 1914–1918 годов. Он также опубликовал много других работ, посвященных этому важному разделу военно-инженерного искусства.
Говоря о значении научных трудов Д. М. Карбышева, необходимо отметить, что они обогатили советскую военную науку. Они имеют высокую ценность, так как многие положения и рекомендации, заложенные в его трудах, оправдались и в значительной мере были использованы нашими войсками в ходе Великой Отечественной войны. Ряд предложений и теоретических обоснований, содержащихся в трудах Д. М. Карбышева, сохраняют свое актуальное значение и в настоящее время.
Как ученый-фортификатор Д. М. Карбышев получил признание во многих странах мира. Одна из его обстоятельных работ — «Влияние условий борьбы на формы и принципы фортификации» — посвящена опыту русско-японской, первой мировой и гражданской войн. Дмитрий Михайлович как военный инженер, практически решавший задачи устройства позиций, проанализировал влияние условий борьбы на формы и принципы фортификации и сделал выводы, не утратившие своего значения в современных условиях.
«Быть хотя бы в какой то мере похожим на Д. М. Карбышева в методах обучения и воспитания военных кадров — заветная мечта каждого офицера и генерала инженерных войск».
Это утверждение профессора, доктора военных наук, генерал-полковника инженерных войск А. Д. Цирлина основано на глубочайшем уважении видного ученого к талантливому педагогу. О высоком преподавательском мастерстве Карбышева, необычайной эффективности, доходчивости его лекций вспоминают многие бывшие его слушатели — ныне известные военачальники и теоретики военного искусства.
С большой теплотой писал о педагогическом мастерстве Д. М. Карбышева его ученик и сослуживец Маршал Советского Союза И. X. Баграмян:
«Я познакомился с Д. М. Карбышевым на курсах усовершенствования высшего командного состава при Главном штабе Красной Армии, куда меня в 1930 году направили на учебу.
Там особенно выделялись два человека: Владимир Кирилович Триандафилов и Дмитрий Михайлович Карбышев.
Если первый из них был большим авторитетом в области оперативно-тактического искусства, то второй был для нас настоящим богом полевой фортификации.
Д. М. Карбышев обладал не только огромнейшим опытом инженерной подготовки войск, но и поразительной эрудицией во всех вопросах военной науки.
Огромное впечатление, которое произвел Д. М. Карбышев в период учебы на курсах, с каждым годом совместной службы лишь усиливалось, несмотря на то, что с каждым годом и наши знания заметно росли.
…С 1931 по 1934 год, в период моей учебы в Военной академии имени М. В. Фрунзе, самым популярным лектором и докладчиком в академии считался Дмитрий Михайлович Карбышев, руководивший кафедрой инженерной службы. Лекции он читал с таким знанием дела, так просто и ясно, что самостоятельная работа по его предмету занимала у слушателей наименьшее количество времени.
Интерес к его лекциям исключительно повышался благодаря богатейшему иллюстрационному историческому материалу, который Дмитрий Михайлович трудолюбиво отыскивал: здесь были и подлинные документы прошедших войн, и диапозитивы, и материалы о последних достижениях инженерной службы иностранных армий, и неисчерпаемый запас исторических примеров. Впервые Дмитрий Михайлович применил для иллюстраций своих лекций и докладов проекционный фонарь.
Очень любили слушатели посещать и консультации Дмитрия Михайловича, во время которых получали все необходимые данные для того, чтобы самостоятельно прийти к правильному решению задачи на предстоящих занятиях. При этом Дмитрий Михайлович отнюдь не натаскивал своих подопечных. Он всегда стремился развить у нас самостоятельность в мышлении, оградить от шаблона, схемы.
Дмитрий Михайлович не жалел времени на работу со слушателями. Он ни разу не сказал, что время истекло, и готов был, казалось, сидеть со слушателями до утра. Когда же запас вопросов иссякал, то он объявлял, где его можно будет найти, если еще возникнут вопросы. Квартира Карбышева находилась рядом с академией, и он просил нас не стесняться и, как он говорил, „топать“ прямо к нему домой хоть группой, хоть поодиночке, коль к тому возникнет надобность.
И не удивительно, что слушатели чрезвычайно его любили и уважали.
Дмитрий Михайлович Карбышев был энтузиаст по своей натуре. В любом деле он буквально горел. Дух соревнования был органически присущ ему. При решении любых задач он своим юношеским задором заражал нас, слушателей и молодых преподавателей. Он постоянно был готов вызвать каждого из нас на самое серьезное соревнование при решении любой задачи.
Мне вспоминается, что на занятиях в поле при решении учебных вопросов он всегда старался вызвать у нас, слушателей, стремление — кто быстрее. Даже в перемещения с одной точки местности на другую он умудрялся вносить спортивный азарт. „А ну, кто первым прибудет на следующую точку?“ — задорно спрашивал он и первым бросался вперед. Нам стыдно было отставать, и мы устремлялись за ним…
Именно таким, всегда устремленным вперед, остался в моей памяти Дмитрий Михайлович Карбышев».
Другой ученик Дмитрия Михайловича, доктор военных наук, профессор, генерал-полковник в отставке А. И. Гастилович пишет о нем:
«Он с первых же встреч поразил мое воображение огромной разносторонностью знаний, желанием и умением передать их другим в увлекательной, доходчивой форме, пронизанной добродушным юмором. Чем больше приходилось мне соприкасаться с Дмитрием Михайловичем, тем ярче вырисовывались его энергия и трудолюбие, любовь к людям и высокий патриотизм, соединенные с большой скромностью и оптимизмом.
Как многие тысячи генералов и офицеров наших Вооруженных Сил, я с гордостью могу назвать себя учеником Дмитрия Михайловича в буквальном понимании этого слова. Вспоминается, с каким удовольствием в 1928–1931 годах я и мои товарищи, обучавшиеся тогда в Военной академии имени М. В. Фрунзе, слушали лекции Д. М. Карбышева и участвовали в проводимых им занятиях.
Военно-инженерное дело, преподавание которого он вел, на первый взгляд может показаться довольно сухим предметом. Но не у такого мастера и знатока, каким был Дмитрий Михайлович! Широкое использование для военно-инженерных расчетов различных простых мнемонических правил, разработанных им самим и облеченных в полушутливую форму, умело вставленный веселый пример или острое словцо оживляли занятия и лекции Д. М. Карбышева и делали их просто увлекательными, а его мнемонические правила запоминались на всю жизнь.
…В 1938–1939 годах я работал вместе с Дмитрием Михайловичем на кафедре тактики высших соединений Академии Генерального штаба уже старшим преподавателем. В этот период мне особенно ярко раскрылись такие черты характера Д. М. Карбышева, как удивительное трудолюбие, скромность и желание помочь товарищу по работе.
Помню, с каким большим количеством недоуменных вопросов, особенно методического характера, мне, молодому преподавателю, пришлось столкнуться и как Дмитрий Михайлович, не жалея сил и времени, часто уже после окончания рабочего дня, терпеливо помогал в них разобраться. Самым важным при этом было то, что Дмитрий Михайлович не только разъяснял или рекомендовал те или иные методические приемы, но своим неиссякаемым оптимизмом и веселым остроумием вселял в молодого преподавателя уверенность в собственных силах».
То же самое утверждал ученик Карбышева, работавший много лет преподавателем Военной академии имени М. В. Фрунзе и начальником кафедры военно-инженерного дела и тактики инженерных войск, генерал-лейтенант инженерных войск в отставке Е. В. Леошеня:
«Карбышев обладал особым умением превращать самое сложное и неясное в простое и понятное. Это не было упрощенчеством, а глубоким, логическим и популярно-научным изложением сложного предмета. Всегда он наслаждался возможностью учить, объяснять, отдаваясь своему любимому педагогическому делу целиком с необыкновенной страстностью. Вел занятия Дмитрий Михайлович доходчиво, зачастую весьма популярно, не щеголял сложными расчетами и формулами и никогда не делал секрета из своих знаний. Мы считали его своеобразной открытой книгой, но с той лишь разницей, что книга обычно не может дать больше того, что в ней написано, а он казался нам неиссякаемым источником широких и разнообразных знаний во всех областях многогранного военно-инженерного искусства.
Обучение и воспитание Карбышев считал единой задачей, прививая своим слушателям любовь к советской социалистической Родине, а также высокие моральные качества — дисциплинированность, коллективизм, гуманность, честность и правдивость, которые он выработал прежде всего в самом себе».
Генерал-майор в отставке М. Ф. Липатов, учившийся у Карбышева в Военной академии имени М. В. Фрунзе и в Академии Генерального штаба, пишет:
«Весьма сильное впечатление на меня производили лекции Дмитрия Михайловича. Многие преподаватели преподносили инженерное дело сухо и скучно, сопровождая лекции громоздкими цифровыми материалами, нормативами. Казалось, что они задались целью оглушить нас шквалом цифр.
А вот как Дмитрий Михайлович талантливо, просто и весьма доходчиво преподносил нам нормы производительности при рытье окопов.
Однажды он вошел на лекцию с написанными мелом цифрами: на колене — единица, на поясе — двойка, на груди — четверка и на ладони вытянутой вверх руки — восьмерка. Мы, конечно, сразу не поняли значения этих цифр и недоумевали. Дмитрий Михайлович тут же рассеял наше недоумение: для стрельбы лежа окоп должен быть такой глубины, чтобы можно было укрыться до колена, на рытье одного метра такого окопа одному человеку требуется один час. Поэтому на колене и Написана единица. Для стрельбы с колена глубина окопа должна быть такой, чтобы можно было бойцу укрыться по пояс, на рытье такого окопа требуется два часа, и т. д. Карбышев впоследствии издал портативную таблицу, где были изложены упрощенные нормы, необходимые командирам всех родов войск и легко запоминаемые.
Чтобы лекция была интересной, Дмитрий Михайлович широко иллюстрировал ее схемами и рисунками, диафильмами. Часто лекция превращалась в беседу, изобиловала остротами, историческими примерами, которых Карбышев знал множество».
Генерал-майор инженерных войск М. Ф. Сочилов, ученик Карбышева в Академии Генерального штаба, а затем ее преподаватель и начальник военно-инженерной кафедры, много раз убеждался в том, какой большой любовью и популярностью пользовался Дмитрий Михайлович среди слушателей и преподавателей:
«Человек с широким военным кругозором, а не узкий кабинетный специалист, он понимал характер боя и операции и, зная нагрузку общевойскового командира, стремился к тому, чтобы облегчить ему руководство инженерными войсками и инженерным обеспечением боя и операции.
Д. М. Карбышев пользовался большой популярностью не только среди личного состава академии, но и далеко за ее пределами.
Без преувеличения можно сказать, что его знал весь высший и старший командный состав наших Вооруженных Сил».
Вплоть до 1936 года Д. М. Карбышев руководил подготовкой командных кадров Красной Армии, кафедрой военно-инженерного дела в Военной академии имени М. В. Фрунзе, затем пять лет был помощником начальника кафедры тактики высших соединений по инженерным войскам в Академии Генерального штаба, старшим преподавателем в этой же академии. Он являлся также членом Экспертной оперативно-тактической комиссии при Комитете высшей школы. Не раз председательствовал в Государственной комиссии по защите дипломных проектов в Военно-инженерной академии имени В. В. Куйбышева.
Об одном таком заседании имеются любопытные сведения.
Осень 1936 года. В просторной аудитории, специально приспособленной для защиты дипломных проектов, чуткая тишина, хотя скамьи все заполнены слушателями, приглашенными оппонентами. За двумя продолговатыми столами, застеленными зеленым сукном, сидят 18 членов комиссии — Соков, Стрелецкий, Кузьмицкий, Давыдов, начальник аэродромного факультета Зимин и другие профессора и педагоги академии. Среди них, на председательском месте, Дмитрий Михайлович Карбышев.
Абитуриент — капитан Афанасий Васильевич Мизиренков — только что закончил свой доклад по представленному им проекту на тему: «Строительство аэродрома для авиационной бригады». По лицам тех, кто «вершит суд» — оценивает его знания, накопленные за годы учебы на аэродромном факультете, понял, что доклад удачен, и с облегчением опустил к полу указку. В течение получаса она уверенно скользила по развешанным на двух досках чертежам.
Капитан не ограничился объяснениями тонкостей инженерной части проекта. Он указал даже, сколько понадобится рабочих рук и материалов в процессе строительства, сроки и последовательность развертываемых работ.
Кажется, все исчерпывающе ясно. И не менее ясно, что вопросы ему будут заданы, наверное, как он ожидал, о каких-либо уязвимых деталях в проекте. Но, нет. Председатель, известный фортификатор, спросил самое что ни на есть элементарное: как подсчитать проектное количество земли, которое придется при строительстве аэродрома вынуть и переместить?
— Да ведь это должен знать каждый с первого курса! — не сдержавшись, воскликнул капитан.
— В том и суть, что вы это должны знать с первого курса, — мягко возразил Карбышев. — И не забывать на последнем, и после него в воинской части…
Простой вопрос председателя заставил Мизиренкова основательно «пошевелить мозгами», припомнить разные способы подсчета объема земляных работ.
Прежде всего пришел на ум способ подсчета с помощью прибора — планиметра — по синим и красным отметкам на чертежах. Одолел!
— А более просто? — настаивал председатель.
Капитан спохватывается. Можно и по квадратам, но это дольше. Метод надежен, но потребуется больше времени…
— А мы никуда не спешим.
Завершен и этот подсчет.
— А сколько понадобится машин: механических лопат, грейдеров, бульдозеров… Какое их сочетание всего экономичней?
И вслед за ответом абитуриента новый к нему вопрос:
— Ну а если нет механизмов?
— Тут мне поможет ваш опыт, — ответил Афанасий Васильевич.
— Какой же? — полюбопытствовал председатель.
— Брест-Литовский, на сооружении форта…
Капитан рассказал, как его, пятнадцатилетнего юношу, деревенского парня из-под Калуги, мобилизовали в царскую армию на возведение оборонительных рубежей. Определили в гидротехнический отряд военно-полевого строительства в полку. А полк прокладывал в Полесских болотах узкоколейку протяженностью в сорок километров по направлению к фронту.
Здесь Мизиренков и встретился с грабарями артели Маржутова. Артель возила в свое время и землю, и камень на форт, откуда отбыл Карбышев на фронт.
Маржутов научился у Дмитрия Михайловича быстро и точно подсчитывать объемы земляных работ, сколько для них потребуется грабарок, подсчитывать в уме, даже не прибегая к карандашу. И тому же научил Мизиренкова.
— Кроме грабарок, — заметил Карбышев, — у нас тогда все-таки в наличии имелось значительное количество механизмов. — И с одобрением: — Хорошо, капитан, что взяли «на вооружение» опыт прошлого. Пользуясь им при необходимости, неустанно внедряйте новую технику.
Дальнейшие вопросы председателя — о маскировке летного поля, размещении убежищ, о защите аэродрома при внезапном налете на него вражеской авиации — убедили абитуриента в том, что Дмитрий Михайлович не просто знаком, а глубоко изучает и знает сравнительно новую тогда область — инженерно-аэродромное дело.
Мысли и думы Карбышева не были «приземлены» к какому-либо одному роду войск. Ему вообще была присуща окрыленность.
Дмитрий Михайлович не только участвовал в приеме дипломных проектов, но и помогал их готовить.
«В начале 1936 года я приступил к дипломному проекту на тему „Инженерное обеспечение обороны дивизии“, — пишет А. Д. Цирлин в своих мемуарах. — Моим руководителем был общевойсковой командир — преподаватель тактики Павел Степанович Смирнов, впоследствии автор изданного в начале 1941 года капитального труда „Прорыв укрепленной полосы“. До преподавания в академии он был начальником штаба корпуса, обладал опытом первой мировой и гражданской войн, но не считал себя достаточно авторитетным в методике инженерных расчетов, связанных с механизацией.
Настаивая на том, чтобы в дипломе были применены укрупненные тактико-инженерные расчеты с учетом перспектив развития средств инженерного вооружения, Павел Семенович рекомендовал мне обратиться за помощью к Дмитрию Михайловичу Карбышеву.
И вот в один из январских дней, захватив с собой свои выкладки и расчеты и заранее созвонившись с Дмитрием Михайловичем, я поехал к нему в Академию имени М. В. Фрунзе.
Карбышев внимательно выслушал мои соображения о методике расчета, которым я был намерен пользоваться. Согласился и с моим желанием показать все новое, что дает современная техника для механизации инженерных работ. И предостерег от увлечения чрезмерным для дивизии количеством машин, механизмов.
— Сейчас реально наша промышленность, — убеждал меня Дмитрий Михайлович, — еще не может дать армии столько экскаваторов, окопокопателей, компрессорных установок и других машин, сколько требуется по вашим наметкам.
Он судил обо всем в государственном масштабе и предостерегал тех, кого учил, кому давал свои наставления и советы, от любого проявления волюнтаризма — от решений, которые входят в противоречие с реальной действительностью.
Встреча с Д. М. Карбышевым сыграла немаловажную роль не только в разработке дипломной темы, но и во всей моей армейской жизни. На протяжении всей Великой Отечественной войны я был начальником инженерных войск на разных фронтах.
Приходилось в ходе боев решать труднейшие задачи. Часто в их решении принимали участие такие полководцы, как Р. Я. Малиновский, И. С. Конев, М. В. Захаров, М. М. Попов. И всякий раз, когда в беседе с ними речь заходила о Д. М. Карбышеве, который учил их военно-инженерному делу, они с благодарностью отзывались об этих всегда полезных в бою уроках.
Откровенно признаюсь и в том, что иногда, особенно при моих первых докладах по инженерному обеспечению тех или иных боевых операций, мне указывали вышестоящие начальники, — а Карбышев учил проще и быстрее решать то же самое.
Мудрая карбышевская простота остается навсегда в арсенале Советских Вооруженных Сил».
В связи с 15-летним юбилеем Военной академии имени М. В. Фрунзе в 1933 году за отличную научно-педагогическую работу Карбышева наградили грамотой ВЦИК СССР и третьими золотыми часами. А через несколько лет, в октябре 1938 года, Карбышева утвердили в ученом звании профессора по кафедре тактики высших соединений.
К 20-летию Рабоче-Крестьянской Красной Армии правительство наградило Дмитрия Михайловича орденом Красной Звезды и юбилейной медалью «XX лет РККА». Тогда же ему было присвоено звание комдива.
Большая военно-научная я педагогическая деятельность не мешала Карбышеву уделять много времени и внимания общественно-политической работе.
Он принимал активное участие в работе Осоавиахима, был членом его Центрального совета, часто выступал с докладами по путевкам Общества перед рабочими, солдатами, студентами. Дмитрий Михайлович любил бывать на стрельбищах и в тирах, учил молодежь своему умению метко стрелять из пистолета, винтовки и пулемета.
За активное участие в работе Осоавиахима Карбышеву вручались грамоты Центрального и местных советов Общества.
Много времени Дмитрий Михайлович уделял чтению популярных публичных лекций на различные темы — главным образом по проблемам военно-инженерного искусства. Аудитории, в которых он выступал, всегда были переполнены. Среди слушателей можно было встретить рабочих, инженеров, студентов, офицеров и генералов. Карбышев как лектор пользовался большой популярностью.
А начались его публичные выступления так.
Однажды МГК ВКП(б) предложил Карбышеву прочитать лекцию для партийного актива. Дмитрий Михайлович рассказал коммунистам столицы о линии Мажино и позиции Зигфрида. Слушатели не только наградили лектора бурными аплодисментами, но тут же высказали пожелание встречаться с ним регулярно.
Однажды его пригласила выступить в лектории университета имени Ломоносова. Лекция была назначена на 6 часов вечера. Дмитрий Михайлович с присущей ему аккуратностью и точностью всегда являлся в аудиторию раньше положенного времени, чтобы должным образом подготовиться, развесить диаграммы, схемы, таблицы. Для доставки необходимых наглядных пособий Карбышеву заблаговременно подавали автомашину.
Приближалось время начала лекции, а машины не было. Карбышев начал волноваться. Он позвонил в лекторий. Ему ответили, что автомашины нет и поэтому лекция переносится на другой день.
Через некоторое время Дмитрию Михайловичу позвонили из лектория и сообщили, что лекцию отменить не удалось: зал переполнен, люди не расходятся.
Не прошло и 20 минут, как к дому по Смоленскому бульвару № 15, в котором жил Карбышев, подкатил автомобиль, и вскоре Дмитрий Михайлович был в лектории.
Ожидавшие с большим нетерпением студенты встретили его шумными аплодисментами. Карбышев тотчас же приступил к чтению лекции, и она, как всегда, прошла с большим успехом.
1936–1941 годы — период особенного расцвета творческих сил и таланта Д. М. Карбышева. В сороковом ему присвоили звание генерал-лейтенанта инженерных войск.
Незадолго перед войной Академия Генерального штаба дала Дмитрию Михайловичу такую лестную аттестацию:
«Своей безупречной службой в РККА с ноября 1917 года, своей до предела исправной работой он показал преданность партии Ленина и социалистической Родине. Политически развит хорошо. Политически и морально устойчив. Крупный научный работник, он к изучению марксистско-ленинской теории всегда подходит углубленно, работает над собой много и с большим интересом. В 1939 году принят в кандидаты партии.
Трудолюбив, упорный в своих исканиях т. Карбышев требователен к себе, настойчив, обладает крепкой волей и, несмотря на большой возраст, энергичен, подвижен, не боится трудностей полевой и походной жизни…».
И далее читаем:
«Высокообразованный командир и специалист своего дела, желание и умение передать свои знания обучаемым известны по существу всей Красной Армии и во всяком случае той когорте слушателей академии, которые прошли через руки Карбышева.
Богатая эрудиция по всем вопросам военного дела, большие знания в области оперативно-тактической делают т. Карбышева не узким специалистом, а общевойсковым и генштабистом. Ведет большую научно-исследовательскую работу и любит это дело».
Летом 1932 года Дмитрий Михайлович был на крупных военных учениях в Киевском военном округе. Оттуда он пишет семье, как напряженно протекает у него время на учениях.
Вот отдельные выдержки из его писем.
7 июля 1932 года:
«Работаю много, сплю мало, 4–5 часов…».
16 июля 1932 года:
«Только что вернулся, три дня и три ночи сидел в поле, завтра утром снова уеду на три дня».
Еще несколько подробностей к его удивительному портрету. О них рассказал военный журналист А. Ю. Кривицкий, который встречался с Д. М. Карбышевым в не совсем привычной для инженера-фортификатора обстановке — не в штабе, не на маневрах или полигоне, не на занятиях в академии, а в редакции газеты.
Генштабистский черно-бархатный воротник генеральского мундира Дмитрия Михайловича часто мелькал в коридорах газеты «Красная звезда». Нередко он приходил в редакцию вместе со своими близкими друзьями двумя «Арсеньевичами» — генералами-историками Левицким и Меликовым. Втроем они бывали и на редакционном «огоньке»: Карбышев часто выступал на страницах «Красной звезды» со своими статьями и рецензиями на книги советских и иностранных авторов по проблемам фортификации. Выступления в газете известного ученого всегда пользовались неизменным успехом у военных читателей, да и не только у них.
Рецензентом и советчиком молодых авторов он стал давно, что, в частности, подтверждает и полковник И. Г. Старинов:
«…Глубокая осень 1928 года. Я еду на учебу в Центральный институт труда. Но есть у меня в Москве и другое дело.
Прошедшей весной я написал для журнала „Война и техника“ две статьи. Одну — о приспособлении для надежного применения пенькового фитиля при подрывных работах с зажигательными трубками в ненастную погоду, другую — о поточном способе подрывания рельсов.
Первую статью приняли, а вторую редакция возвратила мне с замечаниями Д. М. Карбышева.
Рецензия была блестяще аргументирована. Возражать против доводов Д. М. Карбышева я не мог. Он справедливо писал о необходимости дополнительной проверки массового поточного подрыва рельсов двухсотграммовыми толовыми шашками, о необходимости тщательно обеспечить безопасность не только подрывных команд, но и войск, находящихся вблизи разрушаемой железной дороги. Да и о многом другом.
Я не успел доработать статью. И теперь, приближаясь к Москве, думаю о встрече со своим рецензентом. Хочу посоветоваться с ним…
И вот я в редакции.
Сотрудник журнала „Война и техника“ встает, увидев входящего в комнату сухощавого человека лет сорока пяти. Тщательно причесанные редкие волосы его чуть тронуты сединой. С узкого лица строго смотрят карие, кажущиеся холодными глаза. В петлицах хорошо сшитой шинели два ромба.
— Карбышев, — пожимая мою руку, говорит он.
Садимся. Карбышев и сидя не теряет осанки. Чувствуется, что постоянная подтянутость привычна ему.
По просьбе Дмитрия Михайловича рассказываю об опытах массового подрыва рельсов поточным способом.
Этот способ вдвое сокращает расход взрывчатых веществ и почти в пять раз увеличивает производительность подрывных команд по сравнению со способом, описанным в Наставлении к подрывному делу.
Поточный способ подрыва — мое детище. Естественно, что я увлекаюсь и немного горячусь.
Карбышев слушает внимательно, не перебивая.
Умолкаю. Нетерпеливо жду его ответа.
Дмитрий Михайлович вскидывает брови.
— Все делали правильно, — говорит он. — Но ваш опыт подрыва, хотя и значителен, остается опытом мирного времени. А в мирное время допускается много условностей, которых не будет на войне. Следовательно, поправки придется вносить на ходу? Так?
— Мы стремились приблизиться к условиям военного времени…
— Понимаю. Но работали вы в основном с модельными шашками. Стало быть, каков будет эффект от массовых взрывов снарядов, от разлета осколков рельсов, вы сказать не можете. А знать это надо. Могу посоветовать лишь одно: дополните свои опыты, проводите тренировки и ночью, надежно обеспечив безопасность, взрывая боевые заряды. Если проверка подтвердит вашу правоту — можно будет рекомендовать поточный способ войскам. Но проверка должна быть тщательной!
Забегая вперед, скажу, что в 1934 году, будучи в Москве на учебе, я без предупреждения зашел на работу к Дмитрию Михайловичу Карбышеву. Он принял меня как старого доброго знакомого.
Выслушав мои соображения об инженерных минах различного назначения, в особенности о минах замедленного действия, Карбышев заинтересовался ими.
— Вам надо написать на эту тему диссертацию! — горячо убеждал он.
В годы моей учебы Карбышев присутствовал на наших полевых занятиях. Вставал он одним из первых и, хотя ему часто нездоровилось (ведь уже тогда было за пятьдесят), ни разу не ушел с занятий, оставался с нами до конца, даже в самую ненастную погоду. Делая заметки, хронометрировал, охотно помогал, если к нему обращались за советом.
Никогда не забуду такой случай. При отходе от минированного объекта, где были воспламенены зажигательные трубки, один из красноармейцев споткнулся и упал. Прежде чем мы успели что-то сообразить, Карбышев подбежал к бойцу. Отходили они уже вместе…».
Свое шестидесятилетие Дмитрий Михайлович отмечал в узком кругу родных и друзей.
Скромная квартира на Смоленском бульваре, в доме № 15, где когда-то помещалось Главное военно-инженерное управление. Небольшая столовая. Собралось много гостей. Среди них и давние сослуживцы, профессора и преподаватели военных академий — ученики Карбышева.
Тепло и радушно встречали гостей Дмитрий Михайлович и его жена Лидия Васильевна.
«Старики» рассаживались по одну сторону стола, молодежь образовала отдельную компанию.
Дмитрий Михайлович вошел в столовую последним, и так получилось, что в углу, среди молодежи, пустовал один стул — быть может, нарочно оставленный молодыми для него. Усаживаясь, он сказал:
— Ну вот и хорошо, я в своей тарелке, среди молодежи!
Кто-то из гостей пошутил:
— Ты что это, старик, вздумал изменить нам и затесался в младое племя?
Зная, что хозяин дома не лишен юмора, гости притихли, ожидая ответа. Но Дмитрий Михайлович спокойным тоном спросил:
— Разве я старик?
И попросил у гостей несколько минут внимания. Выйдя из-за стола он подошел к двери, ведущей в его кабинет, и, ловко подпрыгнув, схватился за гимнастические кольца, ввернутые в верхней перекладине дверной рамы.
Легко, почти грациозно, он сделал несколько сальто-мортале, которым мог бы позавидовать самый заправский гимнаст, и мягко спрыгнул на пол.
Весь сияющий, с юношеской улыбкой на лице, он радостно воскликнул:
— Вот какой я старик!
Гости дружно провозгласили тост за его здоровье и счастье.
— 26 октября 1940 года в связи с 60-летием Дмитрий Михайлович Карбышев был награжден орденом Красного Знамени.
Дочери своей, Елене, он писал в Ленинград: «Столько людей меня поздравили с шестидесятилетием, что от рукопожатий правая моя рука стала на 10 сантиметров длиннее левой».
Он чувствовал себя душевно и физически молодым и шутливо сетовал в том же письме к дочери: «Зачем о моем юбилее объявили по радио? Теперь все знают, что мне уже 60 лет…»
В канун войны, в феврале 1941 года, профессору Карбышеву была присвоена ученая степень доктора военных наук.
