В гражданскую, с Фрунзе
Великий Октябрь застал Карбышева на Юго-Западном фронте, в 8-й армии, на границе с Румынией. Без колебаний перешел он на сторону революционного народа и без сожаления расстался с царскими погонами, чинами и регалиями. Снял с парадного мундира все боевые ордена. Да и мундир, признаться, он давно недолюбливал, зная, что народ привык видеть в таких мундирах царских прислужников и сатрапов — тех, кто больше воевал с забастовщиками, чем с иноземным войском.
8-я армия еще до залпов «Авроры» была настроена по-большевистски и в феврале поддерживала не «учредилку» и не министров-капиталистов, а лозунг «Вся власть Советам!».
Но лучше всего предоставить слово самому Дмитрию Михайловичу. Вот что он писал в автобиографии:
«Почти всю первую мировую империалистическую войну мне пришлось работать в составе 8-й армии. Во вторую половину войны этой армией командовали такие зубры контрреволюции, как генералы Каледин и Корнилов. После Февральской революции, в июле 1917 г., армия была брошена Керенским в наступление под Станиславом, но вследствие прорыва русского фронта немцами под Тарнополем вынуждена была отступить.
Все это не преминуло сказаться на настроении солдатской массы, и 8-я армия быстро большевизировалась.
Осенью 1917 г. подходил срок выборов в Учредителькое собрание, и в районе 16-го и 33-го корпусов, занимавших участок фронта между Днестром и Прутом, на всех перекрестках были вывешены обращения к солдатам: „Голосуйте за большевиков!“.
Как только в Москве и Петрограде вспыхнула Великая Октябрьская социалистическая революция, в 8-й армии царское командование было сметено и армию возглавил Военно-революционный комитет. Одновременно на фронте началось братание с противником и стихийный уход солдат с фронта».
В марте 1917 года на Украине возникла контрреволюционная Центральная рада. Она предъявляла «претензии» к местным и армейским органам Советской власти, устраивала погромы, собирала вокруг себя всякое отребье и демагогически ратовала за «вiльность» украинцев.
«Генеральный войсковой секретарь» Петлюра рассылал телеграммы во все войсковые части о том, что Юго-Западный и Румынский фронты объявлены украинскими и поэтому войска этих фронтов должны повиноваться только ему — «голове» Центральной рады.
Военно-революционный комитет призвал личный состав 8-й армии не подчиняться Центральной раде, исполнять только волю рабоче-крестьянского правительства, во главе которого стоял Ленин.
Однако командующий Румынским фронтом белогвардейский генерал Щербачев, в подчинении которого было несколько армий и русские войсковые части, расположенные в Румынии, поддерживал Центральную раду. Не менее рьяно он продолжал проводить политику свергнутого Временного правительства, жаждал продолжения империалистической войны «до победного конца».
Временное перемирие с Германией он счел ошибкой. Тайно сговорился с реакционной кликой румынской военщины, с королем Фердинандом Гогенцоллерном и его союзницей — Центральной радой, вместе с ними старался сорвать мирные переговоры воюющих сторон в Бресте.
Старания Щербачева поддержал и генерал Каледин, поднявший контрреволюционный мятеж на Дону.
В армии появились «комиссары» рады. Посулами, угрозами, клеветой они разлагали солдат. Выборные солдатские организации — фронтовые и армейские комитеты, признавшие Советскую власть еще в первые дни Октября, — были разогнаны. Много солдат арестовано и брошено в тюрьмы, самые деятельные комитетчики-большевики расстреляны.
Ухудшалось положение русских войск на Румынском и Юго-Западном фронтах. Продовольственные грузы, посылаемые Советским правительством из России на фронт для снабжения наших армий, перехватывались Центральной радой, а солдаты голодали. Выдача скудного солдатского жалованья прекратилась.
На митингах и собраниях солдаты требовали от армейских комитетов взять всю власть на фронте в свои руки, арестовать генерала Щербачева.
В эти бурные дни фронтовая газета «Воин-гражданин» призывала: «Товарищи солдаты! Создавайте боевые комиссии по полкам, дивизиям, корпусам. Выбирайте опытных боевых руководителей, устанавливайте связь между частями и в полном боевом порядке выходите из пределов Румынии.
С оружием в руках — в Россию!»
Во всех частях армии, в которой служил Д. М. Карбышев, митинги и собрания солдат обсуждали обращение газеты, вопросы о мире и земле.
Из письма писателя В. Г. Коновалова Елене Дмитриевне Карбышевой: «Лет 6–7 тому назад я собирал материалы о члене партии с 1905 года, пламенном пропагандисте из солдат Капралове (убит из-за угла в Одессе в феврале 1918 года). Тогда в моей записной книжке была сделана такая запись: „Капралов, который две недели разъезжал по Румынскому фронту, встретил на фронте одного старого царского офицера. Об этом офицере Капралов сообщил в Румчерод: Карбышев — царский офицер, беспартийный, но то, что он делает на фронте для нас, под силу десяти большевикам“.
Октябрь, его идеи захватили Карбышева. Он все время находился среди солдат, знал и разделял все их думы и стремления. За несколько дней до нового, 1918 года, по случаю его встречи и в связи с призывом „Воина-гражданина“ во многих частях 6-й и 8-й армий состоялись собрания солдат. Инженерная рота Сибирской дивизии не составляла исключения. Председателем собрания был избран Карбышев.
На повестке — доклад большевика Пономарева, вернувшегося с фронтового съезда, где обсуждались вопросы текущего момента.
После жарких выступлений 215 саперов единодушно приняли резолюцию:
„1. Приветствуем Советскую власть и поддерживаем ее всеми имеющимися у нас средствами.
2. Приветствуем фронтовой Исполнительный комитет левых фракций и требуем взять всю власть в свои руки на Румынском фронте.
3. Клеймим изменников революции, особенно сейчас, когда в России идет гражданская война и может быть сорвано дело мира, который так долго ожидается нами.
4. Требуем от фронтового Исполнительного комитета немедленно отдать приказ об аресте генерала Щербачева, командующего армией, как контрреволюционного элемента, отказавшегося подчиниться Советской власти.
5. Требуем немедленно вывести все русские войска с Румынского фронта со всем имеющимся при них оружием.
6. Требуем демобилизации солдат и увольнения их с оружием в руках.
7. Требуем от фронтового Исполнительного комитета отменить всякое насильственное выделение национальных боевых единиц.
Да здравствует Советская власть!
Да здравствует земля и воля!
Да здравствует Мир!
Да здравствует социализм!
Председатель ротного собрания Карбышев.
Секретарь Барухов“».
Эту резолюцию напечатала газета армейского комитета «Воин-гражданин» в № 5 от 6 января 1918 года.
В ответ генерал Щербачев немедленно отдал приказ разгромить обе — 6-ю и 8-ю — «взбунтовавшиеся» армии. Он двинул карательные отряды на Могилев-Подольский, где находился Военно-революционный комитет и полевой штаб 8-й армии.
О дальнейших событиях рассказал сам Д. М. Карбышев в автобиографии:
«Командующий Румынским фронтом генерал Щербачев организовал карательные отряды против революционных частей. Появился новый фронт — гражданской войны. В связи с этим в конце 1917 г. я был вызван Революционным советом 8-й армии с фронта в Могилев-Подольский, где находился штаб армии. В Могилеве-Подольском мне было поручено устройство укреплений вокруг города против наступавших частей генерала Щербачева и приведение в оборонительное состояние мостов через Днестр. В этот период было „выборное начало“, и моя кандидатура была выдвинута на должность начальника инженеров 8-й Революционной армии. Но события развивались быстро, и вскоре против наступающих карательных частей были сформированы красногвардейские отряды, возглавлявшиеся особым полевым штабом. Я был назначен отрядным инженером в одну из красногвардейских частей.
Предателем Советской страны Троцким были сорваны Брестские переговоры, в связи с чем германская армия перешла в наступление. Против немцев создавались новые отряды Щорса и других героев гражданской войны. Штаб 8-й Революционной армии должен был отойти, в частности, управление начальника инженеров армии отходило на Умань. Этому воспротивилась Украинская рада. После переговоров штаб армии и управление начальника инженеров армии были отправлены через Украину в Воронеж для ликвидации дел и расформирования».
В 1918 году началось создание Красной Армии. Карбышев вступил в нее в первые дни ее зарождения. Офицера, перешедшего на службу народу, вызвали в Москву, в Коллегию по обороне страны при Главном военно-инженерном управлении, председателем которого был генерал К. И. Величко. Коллегия была образована по указанию В. И. Ленина. Ей поручили составление плана инженерной подготовки обороны границ молодой Советской Республики.
В мае 1918 года Карбышева командировали в Тулу, оттуда — на границу с Украиной, оккупированной Германией, для проверки инженерных работ в пограничных отрядах и завесах — так назывались тогда войска прикрытия границ Советской Республики по всей демаркационной линии.
Когда Красная Армия двинулась против немецких оккупантов на Дону, Карбышева назначили заведовать отделом вновь сформированного Инженерного управления Северо-Кавказского военного округа с местопребыванием в городе Кизляре.
По дороге в Кизляр состав Инженерного управления задержали в Царицыне: тут с минуты на минуту ждали наступления белогвардейского генерала Краснова, и Дмитрию Михайловичу поручили руководить инженерными работами по укреплению города. Он делал это с саперами в условиях почти непрерывных боев. Возведенные им укрепления обеспечивали бойцов надежными укрытиями на различных участках фронта. Саперы успели на каждом рубеже отрыть несколько линий окопов нормального профиля и установили на переднем крае проволочные заграждения. Карбышев успевал, пренебрегая опасностью, подстерегавшей его на каждом шагу, бывать повсюду, где под его руководством велись фортификационные работы.
Белогвардейцев изгнали с Поволжья. Дмитрий Михайлович занялся выполнением неотложного задания советского командования — укреплением Симбирска.
Начало ноября 19,18 года. Изменилась обстановка на Восточном фронте, и Карбышева перебросили укреплять рубежи по берегу Волги. Они должны быть в полной боевой готовности. И Дмитрий Михайлович провел рекогносцировку берегов великой русской реки на протяжении 500 километров от местечка Тетюши до Сызрани.
В декабре автора этой книги, тогда молодого коммуниста, сормовича, добровольца Красной Армии, вызвали из Нижнего Новгорода в штаб Восточного фронта, в Арзамас.
…По телеграмме члена Реввоенсовета Восточного фронта С. И. Гусева я явился к нему в штаб. Гусев принял меня в кабинете командующего фронтом С. С. Каменева.
— Сергей Сергеевич, — обратился Гусев к командующему, — нашего полку прибыло, познакомься! Это товарищ Решин, о котором я тебе говорил. Он будет военным комиссаром шестого военно-полевого строительства. — И, обращаясь ко мне, Сергей Иванович продолжил: — Начальником туда назначен талантливый и энергичный военный инженер Карбышев, переведенный к нам из Симбирска, где он строил укрепленный район.
В штабе фронта меня ознакомил с предстоящими работами начальник инженеров Г. П. Вискунов.
— Волжский рубеж у Самары, — подчеркнул он, — признан наиболее важным участком. Вот почему и решено назначить сюда опытного фортификатора Карбышева.
Григорий Павлович достал из несгораемого шкафа синюю папку и, передавая ее мне, посоветовал:
— Вот почитайте, составлено Карбышевым.
На папке я прочитал: «Пояснительная записка по рекогносцировке берегов реки Волги от Тетюши (Казанской губ.) до Сызрани (Симбирской губ.) в оборонительном отношении».
Через несколько дней рано утром в номере гостиницы, где я остановился, раздался телефонный звонок. Карбышев извинился, что беспокоит меня в столь ранний час, и предложил повидаться с ним в штабе фронта.
В штабе меня встретил невысокого роста человек, с худощавым, чисто выбритым, чуть тронутым оспинами смуглым лицом. Он был в длинной шинели и в черных валенках. Запомнилась надетая немного набекрень серая каракулевая офицерская папаха с красноармейской звездочкой. В руках он держал объемистый, туго набитый портфель. Через плечо на ремне висела походная кожаная сумка.
Карбышев держал себя удивительно просто.
Я сказал ему, что заинтересовался проектом Волжского оборонительного рубежа.
— А вы слыхали что-нибудь о военном инженере Величко? — спросил меня Карбышев.
— Нет, не знаю такого. Ведь я сугубо штатский человек, на военной службе в Красной Армии всего лишь около полугода, а с военно-инженерными работами впервые столкнулся месяца четыре назад — при укреплении Нижнего Новгорода.
— Применение полевой фортификации в укреплениях кругового начертания для обороны крупных городов наряду с тыловыми оборонительными рубежами — это идеи Константина Ивановича Величко, разработанные в Коллегии по инженерной обороне страны, — сказал Карбышев. Затем он достал из полевой сумки карту Самарской и Симбирской губерний с нанесенными на нее проектируемыми позициями, развернул ее на столе.
— О том, как подготовить рубеж Волги к обороне, — доверительно сообщил Дмитрий Михайлович, — в штабе Восточного фронта было очень много разговоров и толков. Когда белочехи и белогвардейцы двинулись по этой реке и стали захватывать город за городом, штаб нашего фронта только организовался.
— А достаточно ли было красноармейских частей для отпора?
Увы, силы Красной Армии были здесь малы и слабы. Нуждаясь в подкреплениях, штаб обращался за помощью в центр. Но резервов не было. Главное командование неизменно рекомендовало проявлять стойкость и предписывало превратить ряд наиболее важных городов Поволжья в укрепленные районы, в неприступные крепости.
— Но крепость нуждается в артиллерии…
— Да, нам пообещали прислать орудия различных систем и калибров, включая крепостные. Мы не раз обсуждали у начальника инженеров Вискунова, с чего начать, что делать. В конце концов пришли к единодушному заключению, что задание Главного командования непосильно фронту.
— Какой же выход?
— Нашли выход. Решили создать полевые укрепленные районы, ничего общего не имеющие с крепостями.
И Дмитрий Михайлович, ведя карандашом по карте, подробно ознакомил меня со схемой обороны, которую он разработал.
— Главная задача, — заключил он, — успеть к весне будущего года так укрепить Волгу, чтобы она стала недоступным рубежом для врагов.
Вскоре мне стали известны некоторые примечательные подробности о том, как провел Карбышев в ноябре (т. е. за месяц до моего приезда) рекогносцировку волжских берегов. Столь огромную по масштабу работу Дмитрий Михайлович выполнил в необычайно короткий срок — всего за 8 дней. Он глубоко понимал полевую фортификацию и умел превосходно сочетать ее с тактикой и оперативным искусством войск. В его проекте было указано расположение всех батарей, их желательный калибр и точные места расположения, сделаны панорамные виды на важнейшие укрепления — как с неприятельского берега, так и с наших укреплений на неприятельский берег, написана обстоятельная объяснительная записка и даже краткая смета на производство работ…
Командующий Восточным фронтом С. С. Каменев специальным приказом выразил Д. М. Карбышеву благодарность и назвал проект образцом для подобного рода рекогносцировок. Размноженные карбышевские материалы были разосланы войскам, а позже, в 1922 году, Главное военно-инженерное управление издало их отдельной брошюрой.
Но вернемся к боевому восемнадцатому. Отборные войска Колчака перешли в наступление на Восточном фронте. Белогвардейцам удалось прорвать нашу линию обороны и занять Пермь. Колчак продолжал двигаться на запад.
Дмитрий Михайлович, конечно, учитывал, что через Самарскую луку лежит кратчайший водный путь к Москве, весьма важный в экономическом отношении. Захват противником любого пункта в этом районе неизбежно привел бы к нарушению судоходства по Волге, оборвалась бы доставка хлеба и нефти в центральные области.
Для обороны района Самарской луки и укрепления подступов к Самаре Карбышев создал «веер» позиций на Самарском, Красноярском и Томиловском участках. Он предусмотрел возможный прорыв колчаковцев к стратегически важному железнодорожному узлу Кинель и прикрыл его легкой позицией, а фланги — уступами, в которых были образованы плацдармы в виде более солидных Батракской, Ставропольской и Усинской позиций, связанных между собой.
Сызранский железнодорожный мост через Волгу получил боевой заслон в виде мощного укрепления, так называемого двойного тет-де-пона, расположенного у станций Обшаровка и Батраки. Таким образом, головные части моста были прикрыты от внезапного нападения противника с севера и юга.
«Веер» позиций, предложенный Карбышевым, давал возможность не только обороняться, но и активно действовать нашим войскам на левом берегу Волги. При необходимости можно было быстро навести плашкоутный мост у Ставрополя, в случае захвата противником части луки Волги — отойти на запасную позицию к востоку от линии Ставрополь — Сызрань. Эта позиция походила на своеобразный замок — он запирал Самарскую луку.
В конце декабря 1918 года Карбышев приехал в Самару и приступил к формированию Управления и линейного аппарата 6-го военно-полевого строительства Восточного фронта, которому поручили возвести Волжский оборонительный рубеж в районе Самарской луки. С первых же дней возникли большие препятствия. Фронт позиционных работ растянулся более чем на 200 километров. Предстояло вынуть и переместить горы земли, построить укрепления, много бараков и землянок для вольнонаемных, рабочих и саперных частей. Строительных землеройных механизмов тогда почти не было, а на фронте они и подавно отсутствовали.
Дмитрий Михайлович подсчитал: необходимо ежедневно до 30 тысяч рабочих и 3 тысячи конных подвод — иначе не выполнить задание в срок. Местные крестьяне не хотели работать за деньги. Они требовали сахар, табак, керосин, спички, мануфактуру, гвозди, железо, подковы, деготь — словом, все, в чем нуждались тогда в селах. Но ничего этого не было у строительства. Не видя иного выхода, Карбышев временно превратил в зарплату интендантские пайки. Но даже на строительстве тет-де-пона у Сызранского моста вместо 1500 работало лишь 100 строителей, хотя позиция создавалась в густо населенном районе, около крупных сел — Жигулей, Обшаровки, Батраков, Нижнепечорского.
Объявленная Самарским губвоенкомом трудовая повинность без натуральной оплаты не имела успеха. Враждебные кулацкие элементы грозили расправой тем, кто согласится помогать Советам.
На переброску армейских частей требовалось значительное количество крестьянских подвод. Стройка, в свою очередь, также нуждалась и в гужевом транспорте. А тут еще приближалась пахота, и крестьян отрывать от весенней полевой страды стало просто невозможно.
Тогда Д. М. Карбышев предложил командованию армии формировать в глубоком тылу на общих основаниях с красноармейскими частями рабочие дружины. Самарский губвоенком получил на это соответствующее распоряжение, но приступить к формированию дружин медлил. А время не ждало. Карбышев с разрешения начальника инженеров Восточного фронта взялся самостоятельно формировать рабочие дружины.
С транспортом дело обстояло еще хуже. Вместо необходимых 3000 подвод имелось 150. Дмитрий Михайлович поручил своим помощникам закупать лошадей, обозное имущество, снаряжение, заготовлять фураж. Обуза для фортификаторов, безусловно, большая и непривычная, но другого выхода не было. Задание Ленина превратить Волгу в неприступную крепость Карбышев считал для себя боевым приказом. И выполнял его, как подобает советскому командиру, — непреклонно, решительно.
В декабре 1918 года командующим 4-й армией Восточного фронта был назначен Михаил Васильевич Фрунзе. Его кипучая энергия проявлялась во всем. 6-е военно-полевое строительство сразу же ощутило заботу и внимание командарма. К концу февраля Фрунзе заслушал доклад Дмитрия Михайловича в присутствии председателя Самарского губисполкома Валериана Владимировича Куйбышева, помощника командующего Ф. Ф. Новицкого, начальника штаба В. С. Лазаревича, комиссара штаба П. И. Баранова, начальника разведки М. О. Полетаева.
Открывая совещание, Фрунзе сказал:
— Предлагаю заслушать доклад начальника шестого военно-полевого строительства военного инженера Карбышева о состоянии оборонительных работ по укреплению Волжского рубежа.
Куйбышев добавил:
— И содоклад военного комиссара товарища Решина.
Михаил Васильевич согласно кивнул головой.
Дмитрий Михайлович раскрыл суть основных положений проекта. К весне должна быть создана система укреплений, которая превратит Волгу в неприступный для противника рубеж. Общий тип позиций активного характера — оборонительные узлы на важнейших направлениях с более слабыми промежуточными узлами из трех линий окопов. Блиндажи на весь гарнизон — тяжелые, каждый на 20–25 бойцов. Сеть пулеметных и пушечных капониров.
Карбышев отметил, что наиболее опасным в оперативном отношении является среднее течение реки — отсюда открывается кратчайший путь к центру республики. Важны и железнодорожные мосты через Волгу и у станций Батраки и Симбирск — эти пункты должны быть защищены возможно лучше и соответственно оборудованы. В Ставрополе, удобном для активных действий на симбирском направлении, он наметил постройку переправы с прикрытием ее от огня артиллерии легкой предмостной позицией. Что касается Самары, то сам по себе город не имеет особого стратегического значения. Однако он важен противнику для переправы на правый берег благодаря сильно выгнутой в сторону жигулевской излучины Волги. Здесь и железная дорога подходит вплотную к реке, и сам город с речным портом имеет достаточно материалов для наведения переправ.
Карбышев охарактеризовал укрепления на излучине Волги: Красноярское и Томиловское. Последнее, кстати, прикроет и Томиловский артиллерийский завод, и склады у железнодорожной станции. Для перехода на Обшаровскую предмостную позицию Карбышев наметил уступчатую Безенчукскую, а для прикрытия узловой станции Кинель — особую. Не были забыты Тетюши и Сенгилей (к ним подходит ряд больших дорог, облегчающих противнику действия на симбирском направлении), село Увары, особенно уязвимое зимой.
— А каковы сроки? — спросил Фрунзе.
— К весне выполним скелет позиций, — ответил Дмитрий Михайлович, — окопы с проволочными заграждениями, фланкирующие тяжелые капониры и половину убежищ. Зимой займемся постройкой групп, прикрывающих железные дороги.
— А очередность? — поинтересовался командарм.
— В первую очередь построим позиции Батракскую, Самарскую, Кинельскую, во вторую — Томиловскую и Красноярскую, а в третью — Ставропольскую, и Усинскую.
Комиссар говорил о том, что очень мало коммунистов, Необходимо политическое воспитание красноармейцев и рабочих в ходе стройки. Сказал он и о школах ликбеза, посетовал на нехватку учителей.
— Учителей везде не хватает, — заметил Куйбышев, — народ рвется к свету из темноты и невежества. Но для вас учителей подыщем, — добавил он, одобряя намерения комиссара превратить временную стройку в своеобразный ликбез. — И коммунистов дадим — наших, самарских, с заводов.
Фрунзе еще долго не отпускал Карбышева. Расспрашивал, какова готовность позиций, достаточно ли надежно то, что уже сооружено, попросил осветить подробнее оборудование Красноярской позиции — ведь она предназначалась для пресечения возможного наступления противника с востока, с Урала.
Михаил Васильевич подытожил:
— На Восточном фронте должен решиться исход борьбы нашего рабоче-крестьянского государства с одним из сильнейших его противников — армией Колчака. В деталях мы не знаем планов и замыслов врага, но одно должно быть ясно: путь объединения армий Колчака и Деникина для их совместного похода на Москву лежит через Волгу. Борьба за этот важный водный рубеж начнется неминуемо. Поэтому проект превращения Волги в неприступный оборонительный рубеж — очень большое и важное дело, требующее серьезного внимания. И хотя у четвертой армии главная задача сейчас — ликвидация Уральского белоказачьего фронта, мы обязаны помочь шестому военно-полевому строительству в скорейшем осуществлении этого проекта.
После совещания Карбышев уже по-товарищески разговорился с Куйбышевым. Оказывается, они многое знают друг о друге, да и как не знать — оба питомцы Сибирского кадетского корпуса. Валериан Владимирович поступил в корпус в том году, когда Дмитрий Михайлович окончил его, и еще была свежа в стенах этого военно-учебного заведения добрая молва о блестящих способностях кадета Карбышева-младшего, как называли там Дмитрия. Знал Куйбышев и о том, что старший брат военного инженера был революционером. Жив ли? Где он? Дмитрий Михайлович с горечью ответил, что Владимир умер вскоре после Октябрьской революции. Но больше всего Дмитрий Михайлович (как потом он признался комиссару) боялся, что Валериан Владимирович спросит, давно ли он в партии. Что ответить? Давно с партией! А почему не в ее рядах?.. И тут бы он скорее всего растерялся, не нашел бы убедительных слов… Но Куйбышев об этом не спрашивал.
Вскоре после этого совещания приказом М. В. Фрунзе 6-е военно-полевое строительство подчинили Южной группе Восточного фронта. Благодаря помощи Михаила Васильевича, а также Самарского губисполкома строительство закипело по всему фронту в полном объеме.
Д. М. Карбышев очень тщательно подбирал кадры строителей, он стремился к тому, чтобы это были люди с боевым и техническим опытом, приобретенным в первой мировой войне, и в то же время смело выдвигал на ответственные участки молодых военных инженеров, техников и саперных командиров.
Самый важный отдел управления — позиционно-технический — Дмитрий Михайлович доверил Александру Леонидовичу Каллистову, одаренному саперному офицеру, участнику первой мировой войны. Артиллерийской группой в этом же отделе руководил младший брат Александра Леонидовича Лев Каллистов, энергичный командир, испытанный в боях артиллерист. Своим помощником по общим вопросам Карбышев назначил молодого саперного офицера Дятлова. Среди производителей работ также было много молодых инженеров и саперных офицеров. Особенно выделялся Маврикий Тимофеевич Степнев. Он окончил в 1919 году ускоренные курсы прорабов Военно-инженерной академии и сразу, с учебной скамьи, был направлен на Восточный фронт в распоряжение Карбышева. Дмитрий Михайлович доверил ему важный отдел старшего производителя работ, где прославившийся впоследствии при спасении челюскинцев Герой Советского Союза прошел первую армейскую закалку.
Столь же энергичным и исполнительным старшим прорабом Красноярского отдела показал себя участник первой мировой войны саперный офицер Филипп Николаевич Кащеев. Его организаторские способности Карбышев ценил высоко. Отделом снабжения руководил молодой интендант Соломон Афанасьевич Коган.
Комиссар запомнил, как происходило назначение начальника одного из основных отделов строительства — рабочего отдела. Карбышев перебрал немало кандидатур. Наконец твердо остановился на Иване Сергеевиче Семенове, старом большевике, подпольщике ленинской закалки, слесаре Самарского трубочного завода.
— Такому рабочему по плечу и под стать руководить рабочим отделом, — довольный своим выбором, воскликнул Дмитрий Михайлович.
И впрямь этот отдел отвечал и за мобилизацию крестьян на так называемую трудовую и гужевую повинность. И за вербовку вольнонаемных рабочих, и за обеспечение их питанием. И за медико-санитарное обслуживание, и правильную оплату работы всех строителей. Отдел Семенова должен был заботиться об охране труда, правильно расходовать премиальный фонд. Это имело чрезвычайно важное значение.
Во многом помогал строительству Самарский губком партии — в этом чувствовалась рука В. В. Куйбышева. По его указанию на оборонительные работы было направлено много коммунистов. Позже имена их стали с гордостью называть в советских инженерных частях: Семенов, Левин, Захаров, Вдовин, Сенцов, Цвиллинг, Блауберг, Шустов, Киселев. Среди них и старые подпольщики-большевики, рабочие-металлисты Самарского трубочного завода и впервые появившиеся тогда комиссары, которые вскоре стали своими людьми в рабочих батальонах, их вожаками.
Карбышев внимательно следил за сооружением всех укреплений и вместе с тем находил время для проектирования новых сооружений, составлял расчеты, писал наставления, памятки, инструкции.
Все написанное Дмитрием Михайловичем отличается особым, «карбышевским» стилем, понятным даже людям, не искушенным в военно-инженерном деле. Его памятки и наставления поражали всех не только ясным, конкретным изложением, но и глубоким охватом проблем.
Карбышев часто любил напоминать, что побеждает та сторона, у которой крепок моральный дух, которая знает, за что борется, технически сильна и может «угостить» противника новыми и неожиданными средствами поражения и способами борьбы как в наступлении, так и в обороне.
Карбышев хорошо помнил и учитывал уроки первой империалистической войны. В конце ее уже появились авиация, танки, зенитные орудия, применялась аэрофотосъемка. Допуская возможность использования таких же боевых и технических средств белогвардейцами и интервентами, Дмитрий Михайлович при проектировании и возведении оборонительных сооружений придавал большое значение фланкирующему огню и маскировке.
Он был сторонником дублированного и многостороннего фланкирования подступов к стрелковым окопам и опорным пунктам и требовал от производителей работ, чтобы разрывы между позициями различных участков могли хорошо обстреливаться и артиллерийским огнем. Карбышев обращал серьезное внимание на маскировку опорных и наблюдательных пунктов, ходов сообщения, огневых точек и артиллерийских позиций, широко применял различные переносные противопехотные препятствия — рогатки, пакеты и ежи из колючей проволоки, щедро устанавливал их на дорогах и проходах в местах возможного появления противника.
Для отражения атак бронированных поездов и бронемашин противника в местах наиболее вероятного их появления и перед выходом на дефиле строили и тщательно маскировали полукапониры и капониры для «кинжального» огня орудий. На открытых подступах применяли ямы, фугасы и замаскированные канавы, а на лесных участках — засеки.
Карбышев ни в чем не признавал шаблона, застывших форм и учил любое задание выполнять творчески, с учетом реальной обстановки и уверенностью в победе.
— Не видать Колчаку Москвы, как ушей своих, — говаривал он, осматривая ту или иную позицию, — пусть попробует преодолеть наши укрепления.
Однажды Дмитрий Михайлович предложил Куйбышеву осмотреть укрепления Сызранского железнодорожного моста через Волгу и с волнением ждал, как оценит член Реввоенсовета его детище.
По проекту Карбышева инженерная оборона моста состояла из укрепления его головной части — уже упоминавшегося тет-де-пона. Назначение его — охранять и защищать мост как переправу через Волгу от нападения и захвата его противником. Одновременно тет-де-пон предусматривал также возможность — в случае изменения стратегической обстановки — перехода в наступление: тогда наши войска могли использовать тет-де-пон как готовый плацдарм. Поэтому укрепление сооружалось в виде круговой позиции, обеспечивавшей надежную защиту моста от нападения противника со всех сторон.
Южная часть тет-де-пона представляла мощную оборонительную полосу, оборудованную огневыми позициями для станковых пулеметов, прикрытых сильными заграждениями, тяжелыми блиндажами для укрытия гарнизона.
Для обороны моста — как объекта важного стратегического значения — были возведены и другие фортификационные сооружения и сравнительно простые установки для стрельбы из 76-миллиметровых орудий по воздушным целям, так называемые «станки Иванова» образца 1915 года.
В ближайшей к мосту зоне на обоих берегах Волги построили многоступенчатые стрелковые окопы с пулеметными гнездами. Замаскированные и открытые проволочные заграждения сделали в непосредственной близости от воды и на отмелях — вверх и вниз по течению Волги. На подъездах к мосту от линии железной дороги оборудовали тщательно замаскированные мощные капониры для «кинжального» огня из артиллерийских орудий. Основные позиции возвели в отдалении от моста.
И вот — теплушка, в которой Карбышев вместе с комиссаром едет показывать В. В. Куйбышеву свое детище.
Доехали до станции Обшаровка, осмотрели позиции, и, переправившись на другую сторону Волги, в Батраки, направились пешком к укреплениям. Валериан Владимирович, не торопясь, обходил позиции, расспрашивал, почему укреплений сделаны именно там, а не в другом месте.
— А не смогут ли колчаковцы вплавь переправиться к мосту? — спросил Куйбышев, когда они подошли к берегу Волги.
— Нет, это совершенно исключается, они не смогут выбраться на берег: помешают проволочные заграждения — их ведь установили у самой воды, а местами и на отмелях, к тому же берег хорошо простреливается.
Куйбышев поинтересовался также, почему не сделаны укрепления у Сызрани. Карбышев объяснил, что отвесные берега у города сами по себе являются надежным препятствием для противника.
Наконец осмотр окончен, обхожено и осмотрено все — вплоть до окопов и блиндажей.
На обратном пути в Самару Дмитрий Михайлович спросил Куйбышева:
— Каков, Валериан Владимирович, наш орешек?
Куйбышев улыбнулся и ответил:
— Да, пожалуй, о такой орешек Колчак не только зубы поломает, но и скулы себе своротит.
В начале марта 1919 года в штабе 4-й армии, только что реорганизованной в Южную группу, в которую вошла также и Туркестанская армия, М. В, Фрунзе проводил совещание командиров и комиссаров дивизий и бригад. Обсуждался план контрнаступления против колчаковских войск.
Справа от Фрунзе сидели рядом два молодых командира, заметно отличавшиеся от остальных. Тот, кто казался постарше, был во френче защитного цвета, в синих шароварах и валенках, на поясе у него висел маузер, а на ремне через плечо — кавалерийская шашка. Он держал эфес шашки обеими руками и опирался на него подбородком. Второй военный был одет по-солдатски, очень скромно, в руках держал толстую потрепанную книжку и время от времени что-то записывал. Лица у обоих небритые, обветренные, усталые. Чувствовалось, что они приехали прямо с фронта.
На совещании был и Карбышев со своим комиссаром. Последний спросил Дмитрия Михайловича, не знает ли он, кто эти молодые люди, сидящие рядом с Фрунзе.
Карбышев удивился:
— Разве вы их не знаете? — И тут же добавил: — Тот, который постарше и держит шашку, — прославленный Василий Иванович Чапаев, гроза уральских белоказаков. А рядом военком — Дмитрий Андреевич Фурманов.
Во время перерыва Карбышев и автор этих строк вышли в вестибюль. Возле окна они увидели Чапаева и Фурманова, которые о чем-то очень оживленно разговаривали с Ф. Ф. Новицким и начальником военно-агентурной разведки 4-й армии М. О. Полетаевым.
Новицкий подозвал Карбышева и комиссара и, обращаясь к Чапаеву и Фурманову, сказал:
— Вот наши фортификаторы — начальник шестого военно-полевого строительства. Карбышев и военком Решин, познакомьтесь с ними — в трудную минуту они вас могут выручить!
Чапаев очень живо заинтересовался строительством оборонительных сооружений на Волжском рубеже и на других стратегических пунктах и стал подробно расспрашивать о них Дмитрия Михайловича. Потом со свойственной ему прямотой сказал, что в условиях гражданской войны и обстановке боя заранее подготовленные позиции не всегда могут быть использованы действующими войсковыми частями. Но в ряде случаев, при планомерном отступлении войск, такие позиции, в особенности кольцевые, могут оказаться полезными в активной обороне. Имея их, легче задержать натиск врага и можно даже принести большой ущерб наступающему противнику.
Карбышев, как всегда, с большим тактом и спокойствием убедительно стал доказывать Василию Ивановичу, какое огромное моральное и боевое практическое значение имеет на фронте своевременно и хорошо проведенная инженерная подготовка — она вселяет уверенность войскам.
Часто Дмитрий Михайлович Карбышев вместе с комиссаром проводил инспекторские осмотры. В сопровождении инженерно-технического персонала строительства и командиров инженерных частей они обходили позиции, тщательно осматривали окопы, пулеметные гнезда, полукапониры, капониры, блиндажи. От внимательного и острого глаза Карбышева не ускользала ни одна деталь. Он упрекал производителей работ, когда те формально подходили к выполнению задания, неэкономно расходовали материалы, не проявляли заботу о рабочих и красноармейцах.
Инспекторские осмотры позиций в напряженные дни подготовки контрнаступления Южной группы Восточного фронта нередко начинались ранним утром и затягивались до позднего вечера. Отдыхали Карбышев и комиссар в ближайшей деревне.
Однажды во время такого отдыха комиссар спросил:
— Дмитрий Михайлович, почему вы так охотно и неутомимо ходите по позициям и, как я заметил, больше всего интересуетесь земляными работами? Чем объяснить вашу страсть к окопам?
Дмитрий Михайлович, не раздумывая и без тени иронии ответил:
— Вы ведь знаете, товарищ комиссар, что моя фамилия Карбышев. По семейным преданиям мои далекие предки были татарами. А по-татарски «карабыш» — это черная полевая мышь-суслик. Вот от суслика, полагаю, и передался мне фортификационный окопный зуд. А заодно — любовь к земле.
Карбышев обладал блестящей памятью, но тем не менее никогда на нее не надеялся. Все вопросы, независимо от их важности и значения, он аккуратно записывал в тетрадь, которую называл «памяткой». Листы тетради были разделены вертикальной чертой или просто перегнуты пополам. В левой части он записывал то, что требовало выполнения, а в правой отмечал, как и когда исполнено намеченное. В «памятке» были, например, и такие записи: «Выдать красноармейцу Рябову пару портянок» или «В канцелярии пол не подметается».
На службу в управление Дмитрий Михайлович являлся рано утром, задолго до начала рабочего дня, и на свежую голову решал наиболее сложные и важные организационные и технические вопросы. Часов с восьми он заходил к комиссару, держа в руках неизменную «памятку», здоровался и говорил:
— Пойдемте, товарищ комиссар, по отделам, проверим, что у нас делается…
Пунктуальный и требовательный, он не выпускал из поля зрения сотрудника, пока тот не выполнит задания. Иногда он так отчитывал нерадивого, что последний не знал, куда от стыда деваться. Выговор он делал спокойно, не горячась, не повышая тона.
— Ведь это не мое частное дело, — говорил он. — Государственное, сугубо оборонное! В такой напряженный момент, когда враг стоит у ворот Самары, отлынивать от работы никто нам не позволит.
И этого было достаточно, чтобы устыдить человека. К дисциплинарным мерам Карбышев прибегал чрезвычайно редко.
В марте девятнадцатого года армия Колчака перешла в наступление северо-восточнее Уфы. Колчак намеревался расколоть наш Восточный фронт на изолированные группы и уничтожить их по частям, а затем, захватив мосты и переправы через Волгу, устремиться к Москве. Под напором превосходящих сил Колчака 5-я армия отступила из района Уфа — Бирск, находясь все время под угрозой быть отрезанной от Самары.
Отдельные колчаковские части подошли почти вплотную к Самаре — на расстояние двух переходов. Угрожающее положение создалось и у Симбирска. Появилось новое оперативное направление, вызывавшее необходимость изменения позиций у Красного Яра. Незащищенным оказался также левый фланг Кинельских позиций. Возникла экстренная необходимость в ходе боев возвести еще одну оборонительную линию большого протяжения.
Укрепленный Волжский рубеж приобрел еще более важное значение. Восточный фронт продолжал оставаться решающим. Командарм Фрунзе, выполняя указания партии, сколачивал мощную ударную группу, готовил разгром Колчака.
Незадолго до перехода советских войск в контрнаступление, в самый разгар стройки на рубеже, Карбышева назначили главным руководителем оборонительных работ Восточного фронта и вызвали в штаб, в Симбирск.
Это перемещение сделали, не посоветовавшись с Фрунзе. Михаил Васильевич немедленно связался с командующим Восточным фронтом С. С. Каменевым и попросил его задержать Карбышева в Самаре до окончания укреплений Волжского рубежа.
Карбышев о переговорах ничего не знал. Он пришел с комиссаром к командарму представить вновь назначенного начальника 6-го военно-полевого строительства.
В кабинете Фрунзе был Куйбышев. Михаил Васильевич, обращаясь к нему, сказал:
— Я думаю, Валериан Владимирович, вы согласитесь со мной, что в такой момент, когда враг у ворот Самары, менять руководство строительством не время. Я договорился с Каменевым, чтобы Карбышев задержался пока в Самаре. Да он и сам понимает, что уехать с фронта ему сейчас нельзя.
Куйбышев не возражал. Обрадованно заулыбался и Дмитрий Михайлович — он очень хотел сам завершить осуществление проекта.
На Самарских, Кинельских и Красноярских позициях усилился темп оборонительных работ. Фрунзе создавал мощный кулак, перебрасывал туда основные боевые силы, подтягивал резервы, орудия, броневики, часто сам приезжал на передовую вместе с Куйбышевым и Новицким.
Осматривая с Карбышевым позиции, Михаил Васильевич подолгу вел с ним разговор о перспективах и планах инженерного обеспечения возможных боевых операций. В этих беседах чувствовалось большое взаимное уважение и то доверие, которое питал командарм к маститому военному инженеру.
Многим специалистам старой армии Фрунзе нередко ставил в пример деловитость, трудоспособность, аккуратность и высокую дисциплину Карбышева.
23 апреля 1919 года перед переходом Южной группы в контрнаступление Карбышев получил из действующей армии от Фрунзе и Куйбышева приказание, в котором ему предлагалось немедленно произвести рекогносцировку по тракту Мелекес — Ставрополь и срочно приступить к устройству позиций в районе реки Ташолка — село Мусорка. Одновременно командарм приказывал укрепить подступы к Самаре с северо-восточной стороны, между реками Волгой и Самарой, чтобы линия укреплений проходила в 5–7 верстах от центра города.
Ввиду особого значения и срочности задания Карбышев решил самостоятельно вести рекогносцировку. В условиях весенней распутицы и бездорожья на такое задание затрачивалось обычно не меньше недели. К тому же необходимо было на некоторое время задержаться на новой позиции, чтобы организовать ее оборудование. И все-таки Дмитрий Михайлович сумел за два дня полностью выполнить работу. Не заезжая домой, он остановил бричку у ворот управления 6-го военно-полевого строительства, радостный вбежал в комнату комиссара и воскликнул:
— Докладываем, комиссар, все в порядке!
Карбышева трудно было узнать: фуражка лихо сдвинута на затылок, шинель, сапоги и лицо забрызганы грязью. Усталый, осунувшийся, небритый, только в глазах озорные искорки.
Дмитрий Михайлович поздоровался, снял с плеча походную сумку, скинул грязную шинель и сапоги, размотал портянки и, стоя на полу босиком и насвистывая какую-то бравурную мелодию, начал выкладывать из сумки на стол ее содержимое: полевую книжку, карты, чертежи, схемы, иголки, нитки… Потом он с юмором рассказал о трудностях, с которыми столкнулся при рекогносцировке. Ему и его спутнику топографу Бадееву часто приходилось поочередно, а то и вместе помогать лошади, быть «вридло» — как шутя говорил Дмитрий Михайлович, т. е. временно исполняющими должность лошади: тяжелая повозка с вещами, инструментом и фуражом застревала в вязком болоте, и только ее вытаскивали, как она снова погружалась в хлябь. Дмитрий Михайлович не преминул поделиться с комиссаром своими впечатлениями о настроении крестьян.
— Для этого супостата Колчака мы готовы рыть и могилу, — говорили они, когда узнавали, зачем приехал Карбышев.
Было уже поздно, смеркалось. Комиссар предложил Дмитрию Михайловичу пойти отдохнуть, но Карбышев лишь отмахнулся и, несмотря на усталость, сел к столу, взял полевую книжку и начал писать доклад начальнику инженеров Южной группы Ю. Ю. Рустейко о результатах рекогносцировки.
Поводом для срочного доклада в штаб было и другое серьезное обстоятельство.
Фортификационные работы весной 1919 года развертывались все в большем масштабе, а снабжение рабочих батальонов никак не удавалось наладить.
Строки из рапорта Карбышева начальнику инженеров Восточного фронта Г. П. Вискунову: «…При тяжелой окопной работе — хорошая пища не роскошь, а насущная необходимость. Неисправное питание недопустимо… Необходимо людей одеть; нет рукавиц, а морозы стоят… Нет сапог. Плохо одетые и обмундированные люди не помощь, а обуза строительству.
Прошу письменно подтвердить Ваше разрешение выдавать для повышения успеха работ денежные премии саперам, солдатам рабочих батальонов и рабочим по соглашению с контролером и политкомом, а также отдавать работы с подряда.
Предписание необходимо для контроля.
Прошу провести вопрос о выдаче премии рабочим натурой: нитками, подковами, интендантским керосином и т. п. и заставить интендантство и продком выдавать для этой цели табак, чай, сахар и пр.».
Через короткий срок Карбышев вторично телеграфировал в штаб Восточного фронта:
«…Питание рабочих налажено, контакт со всеми самый тесный. Указания получаются от командующего Южной группы. Работы разделены на четыре очереди, со строгим подсчетом потребной рабочей силы и идут планомерно. Программа, намеченная к 1 мая, на трех отделах закончена, на двух заканчивается. Саперам, солдатам и рабочим выдаются премии, работают преимущественно сдельно. Благодаря принятым мерам строительство оказалось в силах выполнить также срочное задание Южной группы Восточного фронта по постройке новых позиций и исправлению мостов».
Дальнейшие события сложились так. Войска 5-й армии под напором белогвардейских частей отступали к Самаре. Тогда Фрунзе бросил им на помощь две бригады 25-й стрелковой дивизии, которой командовал Чапаев. Наши войска воспрянули духом и остановились впереди позиций, прикрывавших узловую станцию Кинель.
Колчаковцы, измотанные и утомленные в непрерывных боях с частями Красной Армии, остановились всего в 50–60 верстах от Самары и уже не в силах были продвигаться дальше на запад: путь им преградил Волжский оборонительный рубеж, о наличии которого они, возможно, знали. Идти на штурм мощных укреплений без тщательной разведки и подготовки колчаковское командование не решалось.
Тем временем М. В. Фрунзе отдал приказ о переходе в контрнаступление:
«…удерживая натиск противника с фронта, образовать ударную группу в районе Бузулука под начальством командующего 1-й армией с тем, чтобы, перейдя этой группой в решительное наступление, ударом в левый фланг противника отбросить его к северу.
…Ставя указанные выше задачи, требую от всех проникнуться сознанием крайней необходимости положить предел дальнейшему развитию успехов противника, дабы при содействии ожидаемых из областей подкреплений перейти к контрудару и нанести врагу решительное поражение».
Первый сокрушительный удар по Колчаку нанесли чапаевцы.
Напор Красной Армии был стремителен. Колчаковцы терпели поражение за поражением. Красноармейцы и сибирские партизаны добивали их разрозненные части, обращенные в бегство. Самого «верховного правителя России» Колчака захватили в плен и по приговору Иркутского ревкома 7 февраля 1920 года расстреляли.
Немало сил и труда, большой опыт и знания вложены в оборону молодой Страны Советов и военным инженером Дмитрием Михайловичем Карбышевым. 20 апреля 1919. года он был назначен главным руководителем всех оборонительных работ Восточного фронта. Под его руководством в Симбирске, Самаре, Саратове, Челябинске, Златоусте, Троицке, Кургане и других городах были созданы укрепленные районы, сыгравшие важную роль в разгроме белогвардейских полчищ.
После разгрома Колчака Д. М. Карбышева назначили начальником инженеров 5-й армии Восточного фронта. Он руководил укреплением Забайкальского плацдарма против японских интервентов и белогвардейских банд атамана Семенова.
По мере продвижения фронта на Восток все важные в оперативном отношении пункты приводились в оборонительное состояние.
По заданию Революционного военного совета 5-й армии Карбышев совместно с командирами 30-й и 35-й дивизий составил план инженерных работ.
По предложению Дмитрия Михайловича были созданы специальные рекогносцировочные группы с участием представителей от войск.
Передний край оборонительного рубежа проходил по реке Селенга, являвшейся границей РСФСР и Дальневосточной республики.
Особенно прочно было прикрыто Верхнеудинское направление. Правый фланг плацдарма обеспечивался группами укреплений у озера Гусиное.
…Для правильной организации работы были созданы специальные группы с представителями от войск, издан «Сборник указаний по укреплению позиций» — одна из немногих печатных работ, которые появились в гражданскую войну. Автор ее Д. М. Карбышев. Сборник передали в войска 5-й армии для руководства.
За заслуги в боях Карбышева наградили именными золотыми часами с надписью: «Красному борцу Социалистической революции от ВЦИК».
В апреле 1920 года в Забайкалье в 5-ю армию в распоряжение Д. М. Карбышева командование направило начальника учебного класса саперного батальона Николая Васильевича Крисанова.
Встрече этих двух красных командиров, ставших впоследствии Героями Советского Союза, посвящена в книге А. А. Шарипова «Генерал Н. В. Крисанов» целая глава — «Ученик Карбышева». Приводим ее с некоторыми сокращениями.
«Крисанов уже несколько минут стоял у входа в кабинет Карбышева. Он чувствовал себя так, как в свое время в институте перед дверью, за которой шли экзамены. Хотя умом и сердцем он уже давно был на стороне революции, но ведь в душу ему никто не заглядывал. Вот и Карбышев сейчас тоже с недоверием посмотрит на его анкетные данные, на то место, которое начальник отдела кадров подчеркнул красным карандашом: „Бывший офицер царской армии…“
Николай Васильевич долго стоял в нерешительности: войти или подождать. В это время из кабинета вышел знакомый по военному училищу бывший офицер Бутуев. Обменявшись несколькими незначительными фразами, Крисанов спросил:
— А что собой представляет Карбышев?
— Я его знаю больше года. Это не только хороший военный инженер, но и умный, доброжелательный к людям человек… К тому же весьма образован, общителен и деловит…
Не успел Бутуев рассказать обо всем, что интересовало Крисанова, как дверь кабинета открылась и оттуда послышалось:
— Вы ко мне? Прошу вас.
Крисанов доложил о себе и протянул Карбышеву конверт, опечатанный сургучной печатью.
Начальник инженерных войск дружески улыбнулся:
— Личное дело сдадите потом в отдел кадров, а сейчас садитесь, мы с вами немного поговорим.
Николай Васильевич уселся в удобное глубокое кресло и вдруг почувствовал, что напряженность и натянутость куда-то исчезли. Он рассказал о своей семье, об институте и военном училище, о работе в саперном батальоне. Карбышев то и дело вставлял ободряющие фразы: „Что ж, бывает“, „Я и сам бывший офицер царской армии“, „Перемелется — мука будет“, а в конце беседы сказал:
— Товарищ Крисанов, дело не в том, что мы с вами были офицерами царской армии, а в том, как мы порвали свои отношения с ней. Главное — верно служить народу. Оставляю вас при штабе армии на должности инженера-фортификатора. Обстановка у нас, особенно для инженерной службы, складывается трудная. Перед нами Восточная Сибирь и Дальний Восток. Интервенты и белогвардейцы, сами знаете, вооружены до зубов. Чтобы развить наступление, нам прежде всего надо укрепить Забайкальский плацдарм. Здесь как раз многое будет зависеть от вас. Желаю успеха.
Д. М. Карбышев охотно передавал свои знания подчиненным. Он считал, что бойцы и командиры только тогда смогут правильно понять и творчески подойти к выполнению задания, когда будут хорошо знать свое дело. Один из начальников военно-полевого строительства писал Карбышеву в те годы:
„Так мы запутались, Дмитрий Михайлович, что, отбрасывая в сторону всякое самолюбие, прямо скажу — без твердых письменных наставлений от Вас разобраться почти невозможно… Ваши приезды до сей поры выручали. Но ведь вы один, а строительств много. И выходит, что письменные наставления — как воздух для нас, как хлеб и вода“.
Было у кого поучиться инженеру-фортификатору Крисанову. За короткое время он добился успеха в оборудовании плацдарма для наступательных действий армии, получив от Карбышева не один урок военно-инженерного искусства.
Николай Васильевич на всю жизнь сохранил уважение к своему учителю, старался во всем быть на него похожим. Не случайно во многом он повторил служебный и боевой путь Дмитрия Михайловича Карбышева».
В том же двадцатом году решающим для судеб Советской Республики стал Южный фронт. Командовать им был назначен М. В. Фрунзе.
В августе 1920 года М. В. Фрунзе, став командующим Южным фронтом, телеграммой вызвал Карбышева к себе на должность начальника инженеров. Но пока Дмитрий Михайлович смог добраться до своего нового места назначения, на эту должность был уже назначен другой. Дмитрий Михайлович стал его помощником, а фактически руководил основными работами, разрабатывал и осуществлял все планы по обеспечению наступления и штурма Перекопа и Чонгара.
Большую роль в развитии наступательных действий фронта сыграл Каховский плацдарм.
Интересен эпизод об участии Карбышева в усилении Каховского плацдарма перед тем, как войска Южного фронта перешли в наступление на Врангеля — о нем рассказано в книге Н. Кондратьева «Маршал Блюхер».
«…Начдив Блюхер использовал передышку для укрепления оборонительных рубежей. На Каховский плацдарм прибыл помощник начальника инженеров Южного фронта Дмитрий Михайлович Карбышев. Не спеша обошел все три линии обороны. Недостатки отметил в полевой книжке. Сопровождающий Карбышева дивизионный инженер Федор Константинович Зуев вечером доложил Блюхеру:
— Этот помощник начальника инженеров по всем признакам большой придира. Все что-то записывал и записывал. Раскатает он меня по всем швам.
— Вот выдумщик! — сдвинул густые брови Блюхер. — Пригласите проверяющего ко мне.
По походке, обмундированию, умению докладывать Блюхер определил: перед ним бывший офицер. Предложив Карбышеву стул, начдив спросил:
— Вы обследовали плацдарм. Как вы оцениваете инженерные работы?
— Противопехотные препятствия почти удовлетворительны, а противотанковые отсутствуют. Крайне необходимо впереди внешней и основной линий отрыть в шахматном порядке противотанковые рвы. Промежутки между ними и Мелитопольский тракт срочно заминировать.
Блюхер покатал по столу карандаш, спросил:
— Кто вас сюда направил?
— Командующий Южным фронтом Михаил Васильевич Фрунзе по моей просьбе. Я хочу помочь вам подготовиться к отражению танковых атак противника.
— За помощь спасибо. Завтра выедем вместе на позиции. Покажете, что нужно сделать в первую очередь.
Карбышев улыбнулся:
— Вот это деловой подход. К какому часу я должен прибыть?
— Я заеду за вами в шесть часов утра.
Весь день Блюхер провел на оборонительных рубежах с Карбышевым. Определили вероятные направления атаки танков, решили, какие препятствия следует создать, наметили артиллерийские позиции для ведения огня.
В тот же день специально выделенные подразделения приступили к выполнению приказа Блюхера о создании противотанковой обороны».
В. И. Ленин внимательно следил за ходом боев на Южном фронте.
В телеграмме к М. В. Фрунзе от 16 октября 1920 года он писал:
«…Помните, что надо во что бы то ни стало на плечах противника войти в Крым. Готовьтесь обстоятельнее, проверьте — изучены ли все переходы вброд для взятия Крыма».
Указания Владимира Ильича легли в основу оперативного плана Фрунзе. В конце октября войска Южного фронта перешли в решительное контрнаступление и нанесли мощный удар силами 6-й и 1-й Конной армий с Каховского плацдарма.
Врангелевские войска в Северной Таврии были разгромлены. Однако основной части хорошо вооруженных белогвардейских войск удалось ускользнуть в Крым и укрыться за укреплениями на Перекопском перешейке.
Оборонительные сооружения в северной части Крымского полуострова белогвардейское командование начало возводить на год раньше. В разработке плана принимали участие французские военные специалисты. Всеми фортификационными работами на Перекопском перешейке руководили известные генералы-фортификаторы.
Военные специалисты единодушно утверждали, что эти укрепления надежно преграждают путь в Крым.
На улицах Керчи и других крымских городов стены домов, заборы, афишные тумбы пестрели приказами и призывами «черного барона»: «Я смотрел укрепления Перекопа и нашел, что для защиты Крыма сделано все, что в силах человеческих».
С 1 по 7 ноября 1920 года части 6-й армии усиленно готовились к штурму Турецкого вала и других вражеских укреплений. Большое внимание было уделено инженерному обеспечению. Красноармейцы учились преодолевать проволочные заграждения, изготовляли лестницы для штурма укреплений, сооружали артиллерийские позиции. Особенно интенсивно производились работы, связанные с переправой войск, конницы, артиллерии и снаряжения на Литовский полуостров. Для этого саперы соорудили бронированный плот, для пехоты — два моста, для конницы с войсковыми грузами — дополнительный мост и несколько переправ. Были разведаны броды через Сиваш. В ход пустили все подручные средства, навели «дороги» из фашин, пучков соломы и бревен. Но саперы ни на минуту не забывали о том, что их работа должна оставаться невидимой для противника.
Инженерное обеспечение штурма Чонгара и Перекопа Фрунзе возложил на Карбышева. И хотя командование дало на это считанные дни, все же задачу решили успешно.
Советские войска взяли Перекоп и сбросили «черного барона» в Черное море.
15 ноября 1920 года М. В. Фрунзе передал радиограмму В. И. Ленину: «Сегодня наши части вступили в Севастополь. Мощными ударами красных полков раздавлена окончательно южнорусская контрреволюция…»
За боевые заслуги по разгрому Врангеля Д. М. Карбышев был награжден вторыми именными золотыми часами.
После ликвидации Южного фронта Михаила Васильевича Фрунзе назначили командующим всеми вооруженными силами Украины и Крыма. Д. М. Карбышев становится сначала помощником, а с 16 апреля 1921 года заместителем начальника инженеров всех вооруженных сил Украины и Крыма, а еще через несколько месяцев — врио начальника инженеров. Ему поручается рекогносцировка и приведение в оборонительное состояние побережья Черного моря: Севастополя, Феодосии, Евпатории.
Одновременно Фрунзе приказывает организовать специальную военнотехническую комиссию с участием представителей морского ведомства для обследования и осмотра укреплений Керченского пролива, Севастополя и Перекопа и срочно разработать новый план сухопутной, морской и воздушной обороны Крыма.
Прошел год. Карбышев снова в боевых соединениях Красной Армии. Теперь он участвует в разработке плана операций по разгрому банд Махно на Украине.
Осень 1922 года. Позади гражданская война, покончено с бандитизмом. Под руководством Фрунзе идет неустанная, напряженная работа по обучению и повышению боеспособности частей Красной Армии.
В брошюре А. А. Шарипова описано проведенное Фрунзе совместно с Карбышевым и Крисановым инспектирование 2-го кавалерийского корпуса, которым командовал Григорий Котовский.
Части корпуса размещались в Бердичеве, Гайсине, Тульчине, а штаб находился в Умани.
Михаил Васильевич буквально не отпускал от себя Карбышева, объездил с ним все части, затем они наблюдали ход корпусных учений. Особое внимание было уделено фортификации как в обороне, так и в наступлении.
Фрунзе заметил, что Дмитрий Михайлович не пропускает ни одного оригинального заграждения, ни одной укрепленной позиции или даже окопа, выполненного с особой солдатской сметкой и хитростью. Карбышев измерял и осматривал их, беседовал с бойцами, что-то записывал в свой блокнот.
На разборе учений Михаил Васильевич Фрунзе сказал:
— Для нас, командиров Красной Армии, самое опасное — рутинерство, схематизм и шаблонность приемов. Вместе с тем любой из приемов может оказаться подходящим в известной обстановке. В чем же дело? В том, чтобы умело выбрать из множества возможных средств именно то, которое наиболее полезно в данной обстановке. А такое умение, товарищи, дается лишь марксистско-диалектическим анализом… Он просто необходим советской военной науке.
В последующие годы много раз и на лекциях в академии, и в своих докладах Дмитрий Михайлович приводил это своеобразное кредо командарма Фрунзе. Кредо, ставшее обязательным правилом для самого Карбышева.
Хочется упомянуть и о том, что именно в Харькове был открыт первый в Советском Союзе Дом Красной Армии, в устройстве которого большую роль сыграли советы и помощь Д. М. Карбышева. Он вошел в состав правления этого Дома, выступал часто в нем с лекциями и докладами.
Перед отъездом Дмитрия Михайловича из Харькова в Москву в связи с его новым назначением Михаил Васильевич Фрунзе 30 марта 1923 года издал приказ № 412, в котором он отметил его преданную и полезную для Родины деятельность с октября 1920 года по день его освобождения от занимаемой им должности врио начальника инженеров Украинского военного округа. Приводим этот приказ полностью:
«Временно исполняющий должность начальника инженеров Украинского военного округа Карбышев Дмитрий Михайлович освобожден от занимаемой должности и откомандировывается в распоряжение начальника Главного военно-инженерного управления Рабоче-Крестьянской Красной Армии.
Тов. Карбышев Д. М. прибыл в войска Украины и Крыма в октябре 1920 года из 5-й армии и был назначен на должность заместителя начальника инженеров всех вооруженных сил на Украине и в Крыму.
При организации инженерной обороны фронта, ударных кампаний по заготовке топлива и по приведению в должный вид красной казармы, несмотря на скудные материальные средства и постоянный недостаток живой силы, тов. Карбышев сумел проявить особую энергию и упорство, связанные с любовью к делу. Военно-инженерный опыт гражданской войны получил должное завершение в печатных трудах тов. Карбышева.
Вступив во временное исполнение должности начальника инженеров округа при полной дезорганизации управления, тов. Карбышев в короткий срок умелым руководством поставил работу управления на должную высоту.
Отмечая полезную деятельность т. Карбышева в деле мирного строительства Красной Армии, от лица службы объявляю ему благодарность и выражаю надежду, что и на новом ответственном посту его работа будет такой же деятельной и плодотворной.
Командующий вооруженными силами Украины и Крыма и уполномоченный РВСР — Фрунзе.
Начальник штаба — Андерс».
Когда Дмитрия Михайловича отозвали в центральный аппарат Красной Армии, воины 4-го саперного образцового батальона на общем собрании командного, административно-хозяйственного и красноармейского состава 6 ноября 1922 года постановили: «…избрать начальника инженеров Украинского военного округа Карбышева Дмитрия Михайловича почетным красноармейцем батальона, как ветерана гражданской войны, оказавшего особые услуги Рабоче-Крестьянской Красной Армии, принимавшего горячее участие в строительстве батальона, в нуждах и интересах его состава…»
