Глава 18

Амлен шагал по центральному проходу собора Святого Юлиана. Его путь к северной галерее освещался полосами тусклого зимнего света, проникающего в окна. За ним, глядя по сторонам, едва поспевал его незаконнорожденный племянник Джеффри – крепкий рыжеволосый мальчик с веснушками на бледном лице. Их шаги по гулким каменным плитам то сливались, то звучали вразнобой.

Когда бы Амлен ни оказывался поблизости от Ле-Мана, он обязательно заходил в собор помолиться, подать милостыню и отдать дань уважения своему покойному отцу Жоффруа Красивому, графу Анжуйскому. А сегодня он счел необходимым взять с собой Джеффри и показать ему могилу его деда по отцовской линии.

Было так холодно, что изо рта шел пар, пальцы ломило. Медная лампада над гробницей бросала мягкий свет на эмалевую пластину с изображением его отца. Сбоку от Амлена дрожал мальчик. Постелив на ледяные плиты накидку, Амлен опустился на колени рядом с гробницей и отстегнул от пояса четки. Джеффри повторил его действия, сложил ладони под подбородком и закрыл глаза.

Вокруг них шла своим чередом церковная жизнь: прохаживались священнослужители, переговаривались другие прихожане, позвякивала цепь кадила. Джеффри двигал губами, выговаривая на безупречной латыни: Réquiem ætérnam dona eis Dómine; et lux perpétua lúceat eis. Requiéscant in pace.

Когда они закончили молиться, Джеффри осторожно прикоснулся к маленькому эмалевому портрету. Его восхитило множество тонких деталей и яркие краски. Волосы деда были того же медно-золотого оттенка, как у него самого и его отца, а глаза – пронзительно-бирюзового цвета.

– Он был моим отцом, и я любил его, – с уважением произнес Амлен. – Произведя меня на свет, он не позабыл о моем существовании. Он взял меня в свой дом, кормил и одевал, пока я не возмужал.

Мальчик слушал с обострившимся интересом и разглядывал богатое одеяние Амлена, позолоченный ремень и перстни на его пальцах, мантию из меха серебристо-дымчатой белки.

– Можно мне стать вашим рыцарем? – спросил он.

– Твое будущее зависит от твоего отца, – сказал Амлен. – Я знаю, что он уготовит тебе почетное, важное место в жизни. Быть внебрачным ребенком знатного человека – это привилегия, а не постыдный факт.

Тем не менее, глянув на портрет отца на гробнице, Амлен непроизвольно сжал кулаки. При жизни родителя он далеко не всегда чувствовал себя в привилегированном положении. Бывали моменты, когда ему хотелось убить Генриха за то, что тот, хоть и младше, все равно законный наследник. А в иные минуты он ощущал себя и вовсе последним человеком, чуть более значимым, чем бездомный пес. Даже сейчас при встрече с братьями он остро осознавал разницу между собой и ними. И Джеффри придется научиться жить с этим сознанием. Стыд тоже был, что бы он ни внушал сейчас племяннику. Внебрачный ребенок рожден не во имя высших целей и не ради продолжения династии. Он грешный плод блуда и похоти, даже если порой это называется любовью.

– У вас есть незаконные дети?

Амлен покачал головой:

– Нет. – В его жизни были женщины, и обета целомудрия он никогда не давал, но Амлен всегда проявлял в таких делах предусмотрительность, которая до сих пор оправдывала себя. – Но если бы были, то я признал бы их своими и растил бы их так же, как растил меня мой отец.

Заслышав за спиной шаги, Амлен обернулся. К ним подошла графиня де Варенн в сопровождении служанки. Очевидно, она молилась в церкви и на пути к выходу остановилась, чтобы поздороваться с ним. Ее лицо было таким бледным, что на фоне темной мантии и белого вимпла казалось обескровленным; и всем видом своим графиня походила на монахиню.

– Миледи, – поклонился Амлен.

Ее приветственная улыбка была сдержанной, но искренней.

– Милорд виконт, – поздоровалась она с Амленом и не забыла кивнуть Джеффри. – Вижу, что нас с вами привело сюда одно и то же – желание помолиться о душах дорогих нам людей.

– Это так, миледи, – вежливо ответил Амлен. – Может, вы позволите сопроводить вас обратно во дворец?

Она согласно склонила голову:

– Буду рада вашему обществу.

Холодный день уже клонился к вечеру, кода они вышли из собора и направились к донжону.

– Я слышала то, что вы говорили племяннику, – призналась графиня де Варенн. – Это были добрые и мудрые слова.

Амлен пожал плечами:

– Я хорошо понимаю его положение, потому что сам через это прошел. Жизнь незаконного королевского отпрыска имеет и свои преимущества, и свои тяготы. Джеффри придется нелегко, но паренек он смелый. И раз я могу поделиться с ним собственным опытом, то почему бы не подбодрить мальчика?

Некоторое время они шагали молча, и потом Амлен со всем возможным тактом осведомился у своей спутницы, как она себя чувствует.

– Хорошо, милорд, – ответила она с достоинством. – Приближается праздник Рождества Христова, и я готова возрадоваться вместе со всеми.

Амлен позволил себе скупую улыбку.

– Отец рассказывал мне, как однажды в Рождество был в соборе. Заметив у двери служителя, позвал его и спросил, нет ли новостей. Служитель воскликнул: «Сир, новость есть, и какая!» Отец потребовал тут же все рассказать и получил такой ответ: «Сегодня родился наш Спаситель, Иисус Христос!» – Амлен усмехнулся. – Отец устыдился своего поведения, а священнослужителя вознаградил за тонкий урок и сделал его своим капелланом.

– Прекрасная история, – согласилась Изабелла. – Она напоминает нам об истинном значении Рождества.

У дверей донжона она распрощалась с Амленом – присела в реверансе и поблагодарила за эскорт. Амлен задержался, глядя ей вслед, и обратил внимание, что она подоткнула за край вимпла веточку остролиста с красными ягодами. Эта деталь заставила его улыбнуться. Графиня – милая, воспитанная женщина, очень скромная, но ни в коем случае не серая мышка. Мысль о том, что она станет женой его брата, была неприятна, как мысль о том, что дорогим мечом будут соскребать грязь с обуви. Но такова жизнь, и такова воля Генриха. Амлен знал, что ему остается только одно – быть прагматичным и отстраненным.

Три месяца спустя свежим мартовским утром Генрих приветствовал Алиенору крепким поцелуем в губы. Она вернулась в Ле-Ман после поездки в Англию, где от имени супруга занималась государственными делами. Эта недолгая разлука сгладила разногласия между ними, но не успела отдалить их друг от друга. Генрих оценивающе глянул на талию жены.

– Либо ты отлично трапезничала в Англии, – сказал он, – либо у тебя есть для меня хорошее известие, любовь моя.

– Да, в Рождество ты подарил мне еще один подарок, – усмехнулась она. – Жди ответного презента осенью.

Генрих тут же исполнился мужской гордости и самодовольства.

– Ха, что-то пока не слышно о том, что новая супруга Людовика собирается преподнести ему подобный подарок. Все-таки для такого дела нужен мужчина. – Он поцеловал Алиенору в щеку. – Я должен идти, но вернусь к тебе позднее, отобедаем вместе. – И в тот же миг исчез в свойственной ему манере.

Алиенора в отчаянии всплеснула руками, но потом невольно улыбнулась.

Несколькими часами позднее она вместе с Генрихом сидела в своих покоях за длинным столом. Восковые свечи лучили теплый желтый свет, в очаге уютно потрескивали дрова. Алиенора нарядилась в платье из шелковой парчи, в которой цвета переливались один в другой, словно красные и золотые языки пламени. В уединенности личных покоев она убрала волосы в простую косу, переплетенную золотистыми лентами. Королева знала, что в мягком полумраке выглядит притягательно, а новая жизнь, растущая в ее чреве, придавала ей могущества.

Генрих оглядел мягкий овал ее живота.

– Возлагаю надежды, что Господь благословит нас еще одной девочкой, – сказал он.

– Обычно мужчины желают сыновей, – заметила Алиенора.

Генриха позабавили ее слова.

– Только те, которые не могут породить их. С Людовиком случился бы удар, если бы он услышал, что я хочу дочь. Когда сыновья разбавлены дочерьми, это отнюдь не повод для насмешек. Разумный отец может устроить через их замужество очень полезные союзы. – Он улыбнулся и откинулся на спинку кресла. – Думаю, если мои надежды сбудутся, то девочку мы назовем Алиенорой в честь ее несравненной матери.

– Да, так и сделаем, – поддержала она его шутливый тон.

Они вели себя как ловкие партнеры в танце или как осторожные противники в поединке на мечах.

Неожиданно Генрих приподнял скатерть и заглянул под стол.

– Дитя, что ты там делаешь? – спросил он у маленькой Матильды, которая возилась у его ног.

Девочка подняла на отца глаза.

– Папа, я башмачник, – со всей серьезностью ответила она. – Тебе нужны новые сапоги?

Генрих со смехом сказал:

– Обычно такие вопросы решает мой канцлер, но… да, конечно, нужны.

Маленькая башмачница стянула с него сапоги и стала внимательно их рассматривать. Она вертела их так и сяк, сворачивала и разворачивала длинные носки сапог и деловито задавала отцу вопросы, которые, по ее мнению, задают настоящие сапожники. Генрих вскинул брови.

– Значит, будущее этого ребенка определено: будет работать с кожей, – сказал он Алиеноре.

– У вас это в роду, не так ли? – напомнила она супругу, чем вызвала у него бурное веселье: Вильгельм Завоеватель, его великий прадед, был внуком обычного кожевенника. Генриха, вполне уверенного в себе, этот факт забавлял, а не смущал.

Матильда тем временем заявила, что должна пойти «в мастерскую», и просеменила к углу, где стояла обувь.

Генрих допил вино, и они с Алиенорой с улыбками переглянулись. Дети могут разбить семью, но могут и сплотить ее.

– Хо, госпожа, готовы ли мои новые башмаки? – крикнул Генрих.

– Почти, папа! Нужно еще подождать!

– Твой отец не умеет ждать, – сказала дочери Алиенора. – Не думаю, что хоть кто-нибудь когда-нибудь осмеливался требовать от него терпения.

Генрих возразил, наполняя вновь свой кубок:

– Я могу подождать, если нужно.

Матильда вернулась к нему, вся розовая от усердия. На каждом сапоге теперь красовалось по зеленому кресту, вышитому на длинных носках неровными крупными стежками.

– Готово, папочка, – сказала она. – Они теперь совсем новые.

Грудь Генриха сотрясалась от сдерживаемого смеха.

– Да, вижу, верно – совсем новые. И такие красивые – ни у кого таких больше нет.

– Конечно нет, папа. Они новые и поэтому стоят пять марок.

Генрих едва не прыснул вином:

– У кого вы научились этому, госпожа башмачница? Коли вы требуете такую сумму, пусть сапоги покупает мой канцлер!

– Но, папа, это особенные сапоги! – объясняла Матильда. – Их можно носить и так, и вот так.

Она перекинула носок на одном из сапог в сторону, демонстрируя достоинства товара. С изнанки свисала длинная зеленая нитка. Матильда села на пол и с уморительной важностью вновь обула отца.

– А дар убеждать и практичность – это у нее от меня, – пробормотала Алиенора, кусая губы, чтобы не рассмеяться.

– О, ну что тут поделаешь, – сдался Генрих. – Но деньги все равно придется просить у канцлера, потому что ключ от казны у него. А от себя лично я дарю вам, госпожа башмачница, вот это. – Он стянул с мизинца узкое золотое колечко и протянул дочери.

Матильда приняла подарок, присела в реверансе и стала пятиться назад с мелкими поклонами, как делают торговцы. Генрих фыркнул и махнул рукой няньке, чтобы та забирала девочку и уложила ее спать.

Потом он поправил надетые дочерью сапоги, но отпарывать неумелые зеленые стежки не стал. Сердце Алиеноры переполнилось благодарностью за то, что он не уничтожил детский подарок, и за то, что вообще нашел время поиграть с дочкой.

– Вот если бы ты всегда был таким, – проговорила она.

Он приподнял одну бровь:

– И ты тоже, моя любовь.

Дверь открылась, и появился камерарий, который привел священника, служащего при дворе Теобальда Кентерберийского. Алиенора следила за их приближением, отметив, что священник хмур, лицо его посерело от усталости, а полы одежды в грязи.

Он с трудом опустился перед Генрихом и Алиенорой на колени:

– Сир, госпожа, я привез вам горестные вести. С прискорбием сообщаю, что на закате солнца милорд архиепископ Кентерберийский отдал душу Господу нашему.

Алиенора опечалилась, но эта новость не стала неожиданностью. В последний раз она виделась с архиепископом во время своей поездки в Англию, перед возвращением в Анжу, и старик уже тогда плохо себя чувствовал. Теперь предстоит выбрать ему на замену достаточно мудрого человека из тех, кто жаждет занять этот пост. Среди претендентов были епископ Херефордский и епископ Лондонский. Алиеноре не нравился ни один из них, но должность могла оставаться свободной до года, пока обсуждались кандидаты. Хотелось, чтобы примас Англии служил как государству, так и Церкви тонко и в то же время твердо. Найти такого будет нелегко.

Изабелла сидела у оконного проема, повернувшись так, чтобы свет падал на ее шитье. К ней подошел младший брат короля Вильгельм и уселся рядом. Она передвинулась на край скамьи из желания увеличить расстояние между ними. В последнее время Вилл посматривал на нее, словно кот в засаде у мышиной норки.

– Вы много времени посвящаете рукоделию, – начал беседу он.

– Мне нравится это занятие, – ответила Изабелла. – И оно приносит пользу.

– Нельзя же отдать шитью всю жизнь.

– Разумеется. – С первых же фраз разговор стал ей неприятен. – Моя жизнь полна. Я служу королеве и имею много обязанностей как графиня.

– Но этого недостаточно. Вам, должно быть, одиноко без мужа, который защитил бы вас, направил советом и дал вам наследников.

Изабелла опустила глаза к шитью. Ей совсем не нравилось то, к чему клонит Вильгельм.

– Я глубоко скорблю о покойном муже до сих пор, – сказала она. – И поскольку нахожусь под защитой королевы и мне служат верные люди, об одиночестве я не задумывалась.

Он пожал плечами:

– Все равно в скором будущем этот вопрос встанет перед вами. Вы овдовели почти полтора года назад.

От этих слов Изабелла сжалась, от страха у нее заныло в желудке. Она вспомнила, что случилось с бывшей настоятельницей монастыря Ромси: ее отдали замуж за Матье Эльзасского и она уже ждала ребенка. Король мог делать все, что пожелает, и никто не остановит его.

В другом конце зала вспыхнула внезапная ссора между четырехлетним Ричардом и шестилетним Гарри. Братья с криком покатились по полу, пиная и молотя друг друга кулаками. Матильда попыталась растащить драчунов, но наткнулась на случайный удар и отлетела в сторону.

Амлен, который в тот момент шел через зал, отвлекся от своих дел, оторвал мальчишек друг от друга и, держа за ворот по ребенку в руке, как следует встряхнул их.

– Хватит! – рявкнул он. – Разве так ведут себя королевские наследники?

Матильда сидела на полу вся в слезах и терла ушибленную руку.

– Мне нужно помочь миледи Матильде, – сказала Изабелла, хватаясь за этот предлог, чтобы покинуть собеседника. – Прошу простить меня, милорд.

– Миледи, мы еще поговорим. – Вильгельм неторопливо поднялся.

Изабелла обронила что-то невнятное в ответ и проскользнула к всхлипывающей девочке, старательно направляя взгляд мимо его хищной ухмылки.

– Не плачь, солнышко, не плачь, – принялась утешать она Матильду, – братья не стоят того, чтобы лить по ним слезы, а на ручке у тебя всего лишь маленькая ссадинка. – Она поцеловала красную полосу на локте девочки.

Амлен тем временем отобрал у племянников деревянный меч, которым они играли, и засунул себе за пояс.

– Из тебя выйдет хорошая нянька, – фыркнул в его сторону Вилл, шествуя мимо со сложенными на груди руками.

– Я извлек уроки из своих детских ошибок, – отозвался Амлен и вновь обратился к Ричарду и Гарри, которые злобно таращились на него, объединенные общим врагом. – Меч я отдам, когда увижу, что вам можно доверить оружие. А теперь идите, и если опять приспичит подраться, то найдите такое место, чтобы никому не мешать.

Изабелла взяла Матильду на руки и отнесла ее в покои Алиеноры в поисках целебной мази для ссадины. На полпути сообразила, что корзинку с шитьем забыла у окна, но никакая сила не заставила бы ее вернуться в зал, пока там находится младший брат короля.

Алиенора диктовала писцу послание, когда в ее комнате появилась Изабелла с Матильдой.

– Ричард с Гарри подрались из-за меча, – пояснила Изабелла. – А Матильда хотела остановить их.

Алиенора вздохнула:

– Гарри и Ричард готовы драться из-за любой мелочи, а скоро и Жоффруа к ним присоединится. Я уже начинаю верить в легенду о том, будто анжуйский род происходит от дьявола. Во всяком случае, в их мужчинах что-то дьявольское точно есть. – Она гладила дочь по голове, пока Изабелла искала в шкатулке флакон с мазью. – Таково предназначение женщины – восстанавливать мир, – сказала она Матильде. – И задача эта очень важная. Бывало, что женская дипломатия помогала завладеть целыми королевствами, однако надо понимать, когда стоит тратить время на уговоры, а когда это бесполезно.

– С Ричардом и Гарри это бесполезно! – заявила Матильда, задрав кверху носик.

– Вот именно.

Изабелла только закончила втирать мазь в ручку Матильды, как прибыл Амлен. Он зашел за Эммой, чтобы вместе с ней навестить гробницу отца, пока двор стоит в Ле-Мане. За его поясом все еще торчал деревянный меч – предмет спора между юными принцами. Амлен заметил, что Изабелла смотрит на игрушку, и усмехнулся:

– Пока эта игрушка побудет при мне. Подожду, когда племянники станут со мной повежливее, а там решу, возвращать меч или нет. Между прочим, у меня для вас кое-что есть. – Он извлек из-под плаща ее корзинку с шитьем. – Ходить по дворцу с деревянным мечом я не против, но дамские нитки и иголки хоть и тоже в своем роде оружие, но мужчине с ним лучше не показываться. Вы оставили корзинку в зале, и я решил избавить вас или вашу служанку от необходимости возвращаться за ней.

К щекам Изабеллы прилила кровь.

– Благодарю вас, вы так любезны.

– Было заметно, что с вашим собеседником вы уже вдоволь наговорились, – прибавил Амлен с едва заметной усмешкой. Он поклонился Изабелле, взял Эмму под руку и ушел.

Изабелла закончила хлопотать над Матильдой, подхватила свое шитье и устроилась в тихом уголке. Она была в расстроенных чувствах и чуть не плакала. С новой силой ее охватила тоска по Гильому. И она так и не могла смириться с мыслью, что не уберегла его, как следовало хорошей жене. Думать о новом замужестве Изабелла не хотела, но понимала, что оно неизбежно.

– Я знаю, ты здесь прячешься. – К ней подсела Алиенора. – Этот угол слишком темный для рукоделия. Что случилось?

Изабелла тихо покачала головой.

– Просто я вспомнила мужа, – ответила она. – Брат короля подходил ко мне в зале и сказал, что мне пора думать о браке. – На ткань в ее руках капнула слеза. – Но я не могу представить себя женой какого-то другого мужчины, не могу.

Алиенора нежно обняла ее.

– Рано или поздно, но тебе придется снова выйти замуж, – произнесла она. – От этого никуда не деться, ты сама понимаешь это. Твой долг – дать своим землям наследника.

– Но не так скоро! – В голосе Изабеллы зазвенела паника. – Позвольте мне еще остаться при вашем дворе.

– А теперь ты ведешь себя просто глупо. – Алиенора не сдержала раздражения. – Я прослежу за тем, чтобы тебе пока не докучали, но это не продлится вечно, – твердым тоном закончила королева.

Изабелла опустила глаза.

– Я понимаю, госпожа, – прошептала она, но ее сердце сжималось при мысли о том, что ее выдадут за Вильгельма, сына императрицы. – Я всего лишь прошу еще немного времени.

Алиенора держала в руке миску, полную кусочков сырой крольчатины, и кормила белого кречета. Самка по кличке Ла Рина восседала на подставке, установленной в покоях королевы. Птица была уже стара и больше не царила в небесах, как раньше. Для Алиеноры обучали нового ловчего кречета, но Ла Рину она оставила при себе и в хорошую погоду выносила ее во двор полетать и погреть на солнышке крылья. Птица выхватила из пальцев Алиеноры кусок мяса и разом проглотила его. Несмотря на возраст, аппетит у нее был отменный.

Алиенора оглянулась на звук шагов – это пришел Генрих.

– Твой брат оказывает знаки внимания Изабелле де Варенн, – сказала она супругу. – Полагаю, делается это с твоего разрешения. Когда ты собирался раскрыть мне свои планы?

– Я думал, ты уже в курсе, – как ни в чем не бывало улыбнулся Генрих.

– Твоя мать намекала мне на что-то подобное, когда мы виделись в последний раз. Как я понимаю, ты использовал ее, чтобы не обсуждать вопрос со мной лично. – Она вытянула губы трубочкой и причмокнула, протягивая птице новый кусок. – А ты не подумал, что у меня на примете может быть своя партия для графини? С кем-нибудь из моих баронов она могла бы составить неплохую пару…

– Но не в твоей власти распоряжаться ее судьбой, – перебил ее Генрих. – Решать буду я. – Он снял мантию и бросил ее на дубовый сундук. – Мой брат – сын императрицы, внук короля и в родовитости ничуть не уступает первому мужу графини де Варенн. И зачем мне отдавать кому-то из твоих баронов влияние в Англии? А у моего брата есть английские владения, ему придутся кстати земли Изабеллы. – Он поднял со скамьи деревянный меч – тот самый, который Амлен отобрал у Ричарда и Гарри, а после суровой лекции о поступках и последствиях вернул племянникам.

– Но ты же назначаешь своих людей при моем дворе, – возразила Алиенора. – Мой канцлер и мой дворецкий – оба выбраны тобой. Почему мне нельзя вознаградить своего человека выгодной женитьбой? Уверена, одним брачным союзом ты вполне в состоянии пожертвовать. Есть множество других женщин, которые подошли бы твоему брату.

Генрих нахмурился:

– Это все не важно. Вильгельм женится на Изабелле де Варенн. Я обещал ему это. И больше не спорь со мной. – Он дважды рубанул воздух мечом сына – вжик, вжик.

Алиенора скормила птице еще один кусок мяса и погладила белоснежные перья на ее грудке.

– Изабелла не готова к новому браку. В поспешности я не вижу нужды, ведь доходы вдовы остаются в твоем распоряжении. Никто не похитит ее с моего двора. Она в безопасности и достаточно молода, чтобы ты дал ей еще хотя бы год. Пусть Вилл подождет чуть-чуть, а я, со своей стороны, попрошу Изабеллу чаще появляться при дворе.

Генрих послал ей мрачный взгляд.

– Вечно ждать я не буду, – бросил он. – Когда прикажу, тогда она и выйдет замуж.

– Конечно, как скажешь, – с готовностью подхватила Алиенора – она уже добилась некоего подобия согласия.

Генрих коротко кивнул, отложил меч и отошел, чтобы налить себе вина.

– Наши сыновья подрались из-за этой игрушки, и Амлену пришлось их успокаивать, – пояснила Алиенора мужу. – Братская любовь не настолько сильна, чтобы делиться.

– Братская любовь встречается реже, чем дневной свет в декабре, – цинично усмехнулся Генрих. – Раз они подрались из-за оружия, то, держу пари, начал ссору Ричард.

Алиенора отставила опустевшую миску и вытерла пальцы салфеткой.

– Для своего возраста Ричард весьма развит. Все схватывает на лету, очень подвижный и ловкий. Он не воспринимает себя младшим по сравнению с Гарри. – Сказано это было с потаенной гордостью. Алиенора любила обоих сыновей, однако Ричард был ей особенно дорог.

– И все-таки ему придется понять, какое место он занимает в семье. Наследник – Гарри, и Ричард будет ему подчиняться.

Алиенора промолчала. Ричард никогда не станет подчиняться кому бы то ни было, а укрощать его дух она не намерена.

Генрих отпил вина и после долгой паузы вдруг спросил:

– Что бы ты сказала, если бы узнала о моих планах сделать архиепископом Кентерберийским Томаса Бекета?

Ошеломленная Алиенора развернулась к супругу:

– Я бы сказала, что это настоящее безумие! Он и так уже канцлер. Зачем давать ему еще больше власти?

– Потому что с обязанностями канцлера он прекрасно справляется. Если сделать его архиепископом, то государство и Церковь станут действовать как единое целое, как рука и надетая на нее перчатка.

Алиенора яростно затрясла головой:

– Ты вручишь всю мощь Церкви и государства одному человеку. Его никто ни проверить, ни сдержать не сможет!

У Генриха нетерпеливо раздулись ноздри.

– Я смогу. Томас будет делать то, что велю ему я. Он семь лет был моим канцлером, я хорошо знаю его.

– Ты так считаешь? – Алиенора с сомнением покачала головой. – По-моему, Томаса знает только сам Томас. Тебе он показывает то лицо, которое ты хочешь видеть, а на самом деле он ловкий политик и завяжет тебя узлом так, что ты и не заметишь. И даже если я ошибаюсь, а ты его действительно хорошо изучил, он изучил тебя еще лучше. И к тому же он даже не рукоположен! Как к его правлению отнесутся церковники?

Генрих нахмурился:

– Вечно тебе все не нравится! Почему ты всегда возражаешь мне?

Алиенора не отвела глаз под недовольным взглядом мужа:

– Ты хотел узнать мое мнение, и я высказала его. С Бекетом ты уже говорил?

– Еще нет. – Генрих прикусил большой палец.

– Есть и другие кандидаты.

– Да, Джилберт Фолиот и Роджер из Пон-Левека, но ни тот ни другой не годятся на этот пост, что бы они себе ни думали. Если что, они послужат противовесом для Томаса.

– И все равно я думаю, ты ступаешь на опасный путь. Мой совет – не действовать поспешно, дабы потом, поразмыслив на досуге, не сокрушаться.

Генрих пожал плечами и допил вино:

– Я не передумаю. Преимуществ тут гораздо больше, чем рисков.

Алиеноре так не казалось, но она хорошо знала, когда спорить с мужем бесполезно.

– А еще я подумываю над тем, чтобы отдать Гарри Томасу для обучения.

У нее замерло сердце.

– Он слишком юн для этого. – Она как будто оказалась на поле боя, где удары градом сыпались на нее со всех сторон. – И у него уже есть наставник.

– Да, и неплохой, но этого достаточно только на первое время. Мальчику требуется больше. У Томаса есть на службе ученые люди, которые поведут Гарри к следующей ступени. Он будущий король и должен готовиться к этому, а дом канцлера – лучшее место для учебы. – Генрих раздраженно крякнул. – Господи, да перестань же смотреть на меня так! Это случится не завтра. Подобные решения должны продумываться заранее.

О да, подумала Алиенора. Генрих всегда все продумывает заранее, всегда на шаг впереди остальных. Но иногда опережение означает, что ты первым падаешь в пропасть.