Первые прыжки

Летная школа окончена, и все мы, молодые летчики, разъехались по частям, куда нас направили для прохождения службы. Мне выпала честь служить в Первой Краснознаменной истребительной эскадрилье Ленинградского военного округа в Гатчине. Я говорю: честь — и этим только отдаю должное славной истребительной эскадрилье. Ее история начиналась с 1918 года — года рождения Советских Вооруженных Сил. Сначала это была Первая Советская боевая авиагруппа, она объединяла несколько авиационных отрядов. В их числе был и 11-й корпусной отряд, которым прежде командовал выдающийся русский летчик П. Н. Нестеров. В годы гражданской войны пилоты 1-й Советской боевой группы отважно дрались с врагами под Казанью, на Южном и Западном фронтах. В дальнейшем эта часть сражалась с контрреволюционерами в Закавказье. Тогда был заложен прочный фундамент боевой славы эскадрильи. В ней позднее служили такие известные летчики, как В. Чкалов и В. Коккинаки.

К осени 1941 года эскадрилья была преобразована в авиаполк, который участвовал в воздушных боях под Москвой и первый в наших Военно-Воздушных Силах заслужил почетное право именоваться гвардейским. За время войны тринадцать летчиков полка были удостоены звания Героя Советского Союза.

Вот какая это была часть.

Командование всех нас, молодых летчиков, встретило тепло и радушно. За каждым из нас закрепили по боевому самолету-истребителю И-5.

Первым делом мы сдали зачеты по знанию материальной части самолета. Зачеты без всяких скидок принимал у нас инженер эскадрильи Василий Коврижников, личность весьма примечательная. Солдат царской армии, бывший моторист, он вырос в технического руководителя эскадрильи со всей ее сложной техникой. Коврижников был награжден в годы гражданской войны орденом Красного Знамени за то, что сумел спасти железнодорожный эшелон с самолетами, которые в разобранном виде стояли на платформах. На станцию, где стоял эшелон, внезапно напал белогвардейский конный отряд. Паровоза не было, и эшелон мог попасть в руки врага. Тогда Коврижников приказал запустить моторы всех стоявших по ходу эшелона самолетов, и они буквально на глазах белогвардейских конников утянули эшелон со станции. Наверное, это был первый случай использования авиационных двигателей на железнодорожном транспорте.

Эти подробности, как мне кажется, передают особенности людей, с которыми я встретился в эскадрилье, ту беспокойную атмосферу поисков новых возможностей техники, совершенствования летного мастерства. Мне нравилась эта атмосфера. Я надеялся, что такое творческое настроение поможет мне приблизиться к намеченной цели — научиться прыгать с парашютом, — и не ошибся.

Вскоре я познакомился с летчиком Николаем Евдокимовым, который в июле и августе 1931 года здесь же, в Гатчине, прошел курс обучения парашютным прыжкам и выполнил несколько прыжков. Однако обучить других летчиков, своих товарищей, Евдокимов не мог, так как у нас не было учебно-тренировочных парашютов, а на спасательных, с которыми мы летали, прыгать не разрешалось.

Но когда ранней весной 1932 года наша эскадрилья получила приказ выделить двух летчиков на сборы по подготовке инструкторов парашютного дела, начальству долго выбирать не пришлось. Моя увлеченность парашютизмом была известна всем. На сборы в Евпаторию отправились Евдокимов и я.

Начальником сборов был Леонид Григорьевич Минов, известный в то время летчик, который возглавлял парашютную службу в наших воздушных силах. Его заслуги в области авиации и парашютного спорта переоценить нельзя.

Член партии с сентября 1917 года, Леонид Григорьевич Минов в 1918 году вступил в ряды Красной Армии, в которой и прослужил более трех десятков лет.

Звание Красного военного летчика Л. Г. Минов получил в 1923 году. Он много и плодотворно работал в области самолетовождения по приборам, так называемого «слепого полета».

В 1929 году Минов был направлен в США для изучения парашютного дела. Находясь в командировке, он совершил три прыжка с парашютом и получил диплом парашютиста. С тех пор он энергично занялся обучением летного состава наших Военно-Воздушных Сил парашютному делу.

Свои занятия мы начали с изучения устройства и действия тренировочного парашюта, осваивали — пока на земле — технику прыжка, отделение от самолета, действия в воздухе, приземление. Увлеченные новизной дела, мы по десятку раз влезали в кабину самолета АНТ-9, с которого планировался первый ознакомительный прыжок.

Наконец наступил долгожданный прозрачный, солнечный день. Туманная дымка над Евпаторией растаяла. Будем прыгать. Получив приказ готовиться к прыжку, я еще раз осмотрел парашют, Тщательно уложил его для прыжка, подогнал подвесную систему под свой рост и в назначенное время, вместе с пятью другими летчиками, был на летном поле.

Трехмоторная машина нервно дрожала, готовая пойти в воздух. Мы расселись в удобные кресла самолета. Последним, проверив посадку парашютистов, вошел в самолет по железной лесенке наш инструктор и выпускающий Минов. Дан старт. Самолет, ревя моторами, все быстрее и быстрее бежит по взлетной полосе, плавно отрывается от земли и набирает высоту. В застекленные окна кабины я видел, как уплывает назад выложенная на аэродроме буква «Т» — посадочный знак, ангары.

Как-то пройдет прыжок? Все мы сосредоточенно смотрим на Минова, словно у него ищем ответа. А самолет тем временем плавно делает последний разворот и ложится на прямую, проходящую через посадочный знак. Минов открывает дверь самолета и, держась за ручку, смотрит на землю, определяя точку отделения от самолета. Расчет произведен. Взмахом правой руки Леонид Григорьевич подзывает первого парашютиста, пристрелочного, который, прыгнув, должен уточнить расчет, чтобы мы могли видеть, куда он приземлился. Я и мои товарищи сидим не шевелясь, запоминая все движения пристрелочного.

Вот он подходит к краю кабины, ставит на борт левую ногу, правой рукой берется за вытяжное кольцо, отодвигает запасной парашют вправо. Мы все, незаметно для себя, приподнимаемся со своих мест — так велико наше напряжение. Минов слегка касается рукой плеча парашютиста, и тот, сгибаясь в пояснице, наклоняется вперед и бросается вниз!..

Не отрываясь, я смотрю в окно и вижу, как парашютист летит вниз, раскинув ноги. Ясно видны стоптанные подошвы его сапог, искривленные каблуки: Еще мгновение, и над ним вспархивает маленький вытяжной парашютик, который тянет за собой основной купол. Потом вся эта система вытягивается в длинную «колбасу» — и вдруг вспыхивает правильным куполом. Видно, как, заболтав ногами, парашютист повисает под этим огромным зонтом.

Все мы облегченно вздыхаем, а машина идет на следующий круг, и поочередно оставляют борт самолета еще два парашютиста.

Моя очередь. Возбужденный прыжками товарищей, я ерзаю в кресле, глядя то на Минова, то на землю, то на маленькие беленькие зонты, под которыми опускаются мои товарищи. Врач, стоящий рядом, видимо, замечает мое волнение. Взяв мою руку, он считает пульс, для успокоения хлопает меня по плечу и говорит: «Хорошо».

Ну что ж, хорошо так хорошо.

Подхожу к открытой двери. С высоты шестисот метров смотрю на землю и впервые по-новому ощущаю высоту. Земля кажется необычной, не такой, какой я привык ее видеть из кабины своего истребителя, летая на большой скорости. Перед прыжком она показалась мне такой далекой и в то же время такой дорогой. Признаюсь, в этот момент мне не верилось, что, бросившись вниз, я опущусь на землю…

Легкий удар Минова отрезвляет меня. Пора. Не задумываясь, я мигом сгибаюсь в пояснице, и, получив крен через борт, лечу вниз головой… Отчетливо вижу землю. Сначала неподвижную, как на аэрофотоснимке. Потом она медленно начинает вращаться. Уголком сознания я понимаю, что это происходит от моего собственного вращения. «Нужно остановить падение» — мелькает в голове. С силой дергаю вытяжное кольцо. Со все возрастающей скоростью лечу к земле, и замирает дух: раскроется ли парашют? И в тот же миг ощущаю толчок. Меня встряхивает, как котенка, и на стропах болтает в воздухе. Я вздыхаю свободно и легко. При падении — что греха таить — почти не дышал.

После гула мотора и крайнего напряжения в ожидании прыжка наступает удивительная тишина и блаженное спокойствие, хотя нервы еще возбуждены. Я машу самолету, уходящему на последний круг, кричу что-то товарищам и плавно приближаюсь к земле. Перед самой землей, как учили, разворачиваюсь по ветру и, встретив землю ногами, падаю на бок почти в центре аэродрома.

Ко мне бежит врач, хватает за руку и улыбается.

— Молодец! Пульс сто четыре. Ну и как? — спрашивает он.

Я стараюсь держаться как можно спокойнее и солиднее. Что, мол, о таком пустяке толковать? Но грудь мне распирает радость и ликование.

В моей новенькой парашютной книжке появилась первая запись: «10.5.1932 — С-т АНТ-9, высота 600 м». В тот же день мне вручили значок парашютиста под номером 94.

Этот маленький, покрытый голубой эмалью значок я долго с гордостью носил на груди.

Вслед за первым прыжком я совершил еще четыре и полностью выполнил учебную программу.

Скоро в моем активе уже насчитывалось около десятка прыжков с парашютом. Это была, так сказать, практика. Имелся и кое-какой теоретический багаж, касающийся, главным образом, того, как надо прыгать. Но мне этого было мало. Хотелось узнать и историю создания парашюта. его творцов и области применения, помимо авиации.

И я занялся непривычным для себя делом. Роясь в старых авиационных журналах и книгах, делая вырезки из газет и старинных проспектов, я по крупицам собирал все, что относилось к парашютам. История этого замечательного аппарата уводила меня в глубь веков.