В «Экторз Уэст» было два отделения: группа «Витрина», состоявшая из наиболее опытных актеров, и группа «Мастерская». Именно актеры «Витрины» ставили пьесы, на представление которых студии высылали своих «охотников за талантами». Тоби включили в группу «Мастерская». Элис Тэннер сказала ему, что поможет пройти полгода или год, прежде чем он будет готов к участию в «витринной» пьесе.

Тоби находил работу в классе интересной, но в ней для него отсутствовал основной магический компонент: публика, аплодисменты, смех и люди, которые обожали его.

За те недели, что прошли с начала его классных занятий, Тоби очень редко видел директрису. Время от времени Элис Тэннер заглядывала в «Мастерскую», чтобы посмотреть импровизации, сказать несколько ободряющих слов. Или Тоби мог встретить ее по пути в училище. Но он питал надежду на что-нибудь более интимное. Тоби часто ловил себя на мыслях об Элис Тэннер. В его представлении она была, что называется, классной леди, и это его привлекало; он считал, что это именно то, чего он заслуживает. Мысли о ее искалеченной ноге сначала беспокоила его, но потом мало-помалу стало приобретать некое сексуальное очарование.

Тоби поговорил с ней еще раз, прося включить его в одну из пьес «Витрины», где его могли увидеть критики и представители студий.

— Вы еще не готовы, — заявила ему Элис Тэннер.

Она стояла у него на пути, не давая ему насладиться успехом. «Пора что-то предпринять!» — решил Тоби.

«Витрина» поставила очередную пьесу, и на премьере Тоби сидел в среднем ряду рядом с одной из соучениц по имени Карен, маленькой толстушкой, игравшей характерные роли. Тоби разыгрывал сценки с Карен и узнал о ней две вещи: она не носила белья и у нее дурно пахло изо рта. Что только она ни делала (разве что дымовых сигналов не подавала), стараясь дать Тоби понять, что хочет переспать с ним, но Тоби сделал вид, что не понимает. «Господи, — думал он, — спать с ней это все равно что тонуть в бочке горячего сала!»

Пока они сидели в ожидании начала спектакля, Карен возбужденно показывала ему критиков из лос-анджелесских газет «Таймс», «Геральд-Экспресс» и охотников за талантами из кинокомпаний «ХХ век-Фокс», Эм-джи-эм и «Уорнер Бразерс». Тоби разозлился. Они пришли сюда, чтобы увидеть актеров на сцене, а он сидит в зрительном зале, как чучело. Тоби с трудом удержался от искушения встать и проделать один из своих номеров — ослепить их, показать им, как выглядит настоящий талант.

Публика получала удовольствие от пьесы, а Тоби непрерывно думал об охотниках за талантами, которые сидели здесь же, на расстоянии вытянутой руки, о людях, от которых зависело его будущее. Ну если «Экторз Уэст» служит приманкой для них, то он, Тоби, воспользуется этим, но он не намерен ждать ни шесть месяцев, ни даже шесть недель.

На следующее утро Тоби пришел в кабинет к Элис Тэннер.

— Как вам понравилась пьеса? — спросила она.

— Это было замечательно! Актеры просто великолепны.

Она грустно улыбнулась.

— Я понимаю, что вы имеете в виду, говоря, что я еще не готов.

— У них просто больше опыта, вот и все. Зато у вас уникальная индивидуальность! Все у вас получится. Надо только потерпеть.

Он вздохнул:

— Не знаю. Может, мне лучше обо всем этом забыть и продавать страховые полисы или еще что-нибудь?

Она изумленно посмотрела на него.

— Что это с вами?

Тоби покачал головой.

— После того как я посмотрел этих профессионалов вчера вечером, я… мне кажется, что я так не смогу.

— Сможете, конечно, сможете, Тоби. Я запрещаю вам так говорить!

В ее голосе звучала интонация, которую он жаждал услышать. Это разговаривала уже не наставница с учеником, а женщина с мужчиной, которого она хотела ободрить, который не был ей безразличен. Тоби почувствовал прилив удовлетворения.

Он беспомощно пожал плечами.

— Я уже не уверен. Я совсем один в городе. Мне не с кем даже поговорить!

Вы всегда можете поговорить со мной, Тоби. Я хотела бы быть вашим другом.

Тоби услышал в ее голосе хрипотцу желания. Его синие глаза, устремленные на нее, были полны изумления и восторга. Она смотрела, как он идет к двери кабинета и запирает ее. Вернувшись к ней, он упал на колени, прижался головой к ее ногам и, когда ее пальцы коснулись его волос, он медленно приподнял юбку, открыв заключенное в безжалостные стальные скобы искалеченное бедро. Осторожно сняв их, он нежно поцеловал оставленные ими красные отметины. Медленно расстегнул ее пояс с резинками, не переставая говорить, как он любит ее и как она ему нужна. Его губы, целуя, скользнули вниз по животу, к обнажившимся перед ним другим влажным губам. Он перенес ее на широкую кожаную кушетку и занялся с ней любовью.

Вечером Тоби переехал к Элис Тэннер.

Ночью в постели Тоби узнал, что Элис Тэннер была до ужаса одинока и отчаянно жаждала иметь кого-то, с кем могла бы поговорить, кого могла бы любить. Родилась она в Бостоне. Ее отец, богатый фабрикант, назначил крупную сумму на ее содержание и в дальнейшем никакого внимания на нее не обращал. Элис любила театр и поступила учиться на актрису, но в колледже она заболела полиомиелитом, и мечте ее пришел конец. Она рассказала Тоби, как это повлияло на ее жизнь. Парень, с которым она была обручена, как только узнал об этом, сразу ее бросил. Элис ушла из дому и вышла замуж за психиатра, который через полгода покончил жизнь самоубийством. Все ее эмоции оказались закупоренными у нее внутри. Теперь они выплеснулись мощным гейзером, оставив ей ощущение опустошенности, мира и чудесного покоя.

Тоби оставался внутри Элис, пока она почти не потеряла сознание от исступленного восторга, заполняя ее своим огромным пенисом и медленно вращая бедрами так, что ей стало казаться, что он достает до каждой части ее тела. Она стонала:

— Ах, милый, как я тебя люблю! О Господи, как это чудесно!

Но когда дело коснулось занятий, Тоби обнаружил, что не имеет на Элис никакого влияния. Он уговаривал поставить его в ближайшую пьесу «Витрины», представить его режиссерам, подбирающим исполнителей на роли, поговорить о нем с влиятельными людьми на студиях, но она твердо держалась своей позиции.

— Ты повредишь себе, если пойдешь напролом, дорогой. Правило номер один: первое произведенное тобой впечатление — самое важное. Если ты им не понравишься с первого раза, они ни за что не придут посмотреть на тебя еще раз. Ты должен быть готов.

С момента, когда были произнесены эти слова, она стала врагом. Она была против него. Тоби проглотил свое бешенство и заставил себя улыбнуться ей.

— Конечно, ты права. Просто мне трудно ждать. Я хочу добиться успеха не только ради себя самого, но и ради тебя.

— Правда? Ах, Тоби, как я тебя люблю!

— И я люблю тебя, Элис.

Он улыбнулся, заглядывая в ее полные обожания глаза. Тоби понял, что ему придется перехитрить эту суку, которая стоит между ним и тем, что он жаждет получить. Он ненавидел ее и мстил ей.

В постели он заставлял ее делать то, чего она никогда раньше не делала, такие вещи, каких он не требовал ни от одной проститутки, — ублажать его ртом, пальцами, языком. Он домогался все большего и большего, заставляя ее все сильнее унижаться. И каждый раз, когда он добивался от нее чего-то еще более унизительного, он хвалил ее так, как хвалят собаку за вновь выученный трюк, а она радовалась, что заслужила его одобрение. И чем больше он унижал ее, тем сильней униженным чувствовал себя. Он сам себя наказывал, не имея при этом ни малейшего представления за что.

У Тоби был план, и возможность пустить его в ход представилась ему скорее, чем он рассчитывал. Элис Тэннер объявила, что в следующую пятницу «Мастерская» покажет закрытое шоу для старших классов. Каждый из учащихся мог выбрать свой собственный номер. Тоби подготовил монолог и репетировал его снова и снова.

Утром того дня, когда должно было состояться шоу, Тоби дождался конца занятий и подошел к Карен, той толстухе, которая сидела рядом с ним на спектакле в прошлый раз.

— Ты можешь оказать мне услугу? — небрежно спросил он.

— Конечно, Тоби. — В ее голосе слышалось удивление и интерес.

Тоби шагнул назад, уклоняясь от ее дыхания.

— Я хочу подшутить над одним старым приятелем. Тебе надо будет позвонить секретарше Клифтона Лоуренса и сказать ей, что ты — секретарша Сэма Голдуина и что мистер Голдуин просит мистера Лоуренса побывать на сегодняшнем шоу и посмотреть на блестящего нового комика. В кассе ему оставят билет.

Карен уставилась на него.

— Господи, да ведь старуха Тэннер снимет с меня голову! Ты знаешь, что она никогда не разрешает посторонним присутствовать на спектаклях «Мастерской».

— Поверь мне, все будет нормально.

Он крепко сжал ей руку.

— Ты занята сегодня во второй половине дня?

Она сглотнула и задышала быстрее.

— Нет… нет, если ты что-то предлагаешь.

— Я что-то предлагаю.

Три часа спустя Карен в состоянии полного восторга набирала нужный номер.

Зал заполняли актеры из разных классов и их гости, но глаза Тоби были прикованы лишь к одному зрителю — человеку, сидевшему в третьем ряду у прохода. Тоби охватила паника: «А вдруг его уловка не сработает? Ведь такой умный человек, как Клифтон Лоуренс, наверняка должен был разгадать этот фокус. Но не разгадал. Он пришел».

Сейчас на сцене находились молодой человек и девушка, показывающие сцену из «Чайки». Тоби надеялся, что они не заставят Клифтона Лоуренса сбежать из театра. Но вот их выступление закончилось, актеры раскланялись и ушли за кулисы.

Настала очередь Тоби. Неожиданно за кулисами рядом с ним оказалась Элис и прошептала:

— Желаю удачи, милый!

Она и не подозревала, что его удача сидит в зрительном зале.

— Спасибо, Элис.

Тоби мысленно произнес молитву, расправил плечи, выскочил на сцену и улыбнулся зрителям мальчишеской улыбкой.

— Эй, привет! Меня зовут Тоби Темпл. Слушайте, вы когда-нибудь задумывались об именах и как наши родители их выбирают? С ума можно сойти. Я спросил свою мать, почему она назвала меня Тоби. Она сказала, что стоило ей разочек взглянуть на мою рожу — и все дела!

Смех вызвал сам его вид. Тоби казался таким простодушным и наивным, стоя перед зрителями на сцене, что они влюбились в него. Остроты, которые он произносил, были ужасны, но почему-то это не имело значения. Он выглядел таким ранимым, что им хотелось защищать его, и они делали это своими аплодисментами и смехом. Словно некий дар любви вливался в Тоби, наполняя его сердце почти непереносимым ликованием. Он был Эдвардом Робинсоном и Джимми Кэгни, и Кэгни говорил:

— Ах ты, вонючая крыса! Ты кому это вздумал приказывать?

И голосом Робинсона:

— Тебе, сопляк ты этакий! Я — Маленький Цезарь. Я — босс. А ты — пустое место. Что это значит, знаешь?

— Знаю. Ты — босс пустого места!

Хохот в зале. Публика обожала Тоби.

А теперь голос Богарта, сквозь зубы:

— Я бы плюнул тебе в глаза, сопляк, если бы у меня губы не прилипли к зубам.

Публика была околдована.

Тоби теперь работал под Питера Лорре.

— Я видел, как эта маленькая девочка у себя в комнате им забавлялась, и возбудился. Не знаю, что на меня нашло. Я ничего не мог с собой поделать. Я тихонько пробрался к ней в комнату, и стал затягивать веревку все туже и туже, и сломал у нее «йо-йо».

Громкий смех. Все шло как по маслу.

Он переключился на Лаурела и Харди, но тут какое-то движение в зрительном зале привлекло его внимание, и он посмотрел в том направлении. Клифтон Лоуренс направлялся к выходу.

Остаток вечера прошел для Тоби, как в тумане.

Когда шоу закончилось, к Тоби подошла Элис Тэннер.

— Ты был великолепен, милый! Я…

Он не мог заставить себя посмотреть на нее, не мог вынести, чтобы кто-то смотрел на него. Он хотел остаться наедине со своим страданием и попытаться справиться с той болью, которая рвала его на части. Весь мир для него рухнул. Он получил свой шанс — и проиграл. Клифтон Лоуренс ушел, не дождавшись, пока он закончит номер. Этот человек умеет распознавать талант, он профессионал, который имеет дело с самыми лучшими актерами. И если Лоуренсу не показалось, что в Тоби что-то есть… Он почувствовал дурноту.

— Я хочу пройтись, — сказал он Элис.

Он пошел по Вайн-стрит энд Гоуэр по направлению к центру, мимо зданий «Коламбия Пикчерс», «РКО» и «Парамаунт». Все ворота были заперты. Он шел по Голливудскому бульвару и смотрел туда, где вверху на холме издевательски красовалась огромная вывеска с надписью: «Голливудленд». Не было никакого Голливудленда! Была лишь фальшивая мечта, увлекавшая тысячи в общем-то нормальных людей в водоворот «звездного» безумия. Слово «Голливуд» стало волшебным магнитом, ловушкой, которая манила людей сказочными обещаниями и песнями сирены о сбывшихся мечтах, а под конец губила их.

Тоби всю ночь бродил по улицам, спрашивая себя, что ему дальше делать со своей жизнью. Его уверенность в себе была разбита вдребезги, Он чувствовал себя оторвавшимся от корней и плывущим по течению. Тоби никогда не представлял себе, что будет заниматься чем-то другим, а не развлеканием публики. И если он не сможет этого делать, то остается лишь до конца жизни тянуть каторжную лямку какой-нибудь скучной, монотонной работы. Стать мистером Безвестным. Никто никогда не узнает, кто он такой. Он подумал о предстоящей череде безрадостных лет, о горьком одиночестве, которое ждало его в тысяче безымянных городков, о людях, которые аплодировали ему, и смеялись над ним, и любили его. Тоби плакал. Он плакал о прошлом и о будущем.

Уже рассвело, когда Тоби вернулся к белому оштукатуренному бунгало, в котором жили они с Элис. Он вошел в спальню и стал смотреть на спящую женщину. Он думал, что она станет тем волшебным ключиком, который откроет ему дверь в сказочное королевство. Но никакого сказочного королевства нет, во всяком случае, для него. Он уйдет. Даже если совершенно не знает, куда идти.

Ему почти двадцать семь лет, и у него нет никакого будущего!

Тоби без сил свалился на кушетку. Закрыл глаза, прислушиваясь к звукам пробуждающегося к жизни города. Утренние звуки всех городов одинаковы, и он подумал о Детройте. О матери. Вот она стоит на кухне у плиты и печет для него оладьи с яблоками. Он явственно ощущал ее чудесный терпкий женский запах, смешанный с запахом жарящихся в масле яблок, и слышал, как она говорит: «Богу угодно, чтобы ты прославился!»

Он стоял один на огромной сцене, ослепленный прожекторами, и пытался вспомнить слова своей роли. Тоби хотел заговорить, но голос пропал. Его охватил панический страх. Из зала доносился сильный, катящийся гул, и сквозь ослепительный свет Тоби было видно, как зрители вскакивают со своих мест и бросаются к сцене, чтобы накинуться на него, убить его. Их любовь превратилась в ненависть. Они окружают его, хватают с криком «Тоби! Тоби! Тоби!»

Тоби вздрогнул и проснулся, его рот пересох от испуга. Над ним склонилась Элис Тэннер и трясла его.

— Тоби! К телефону. Это Клифтон Лоуренс.

…Офис Клифтона Лоуренса располагался в небольшом элегантном здании на Беверли-драйв, южнее Уилшира. К резному карнизу были подвешены картины французских импрессионистов, а перед камином с облицовкой из темно-зеленого мрамора вокруг изящного чайного столика стояли диван и несколько старинных стульев. Тоби никогда еще не видел ничего подобного.

Рыжеволосая секретарша с красивой фигурой разливала чай.

— Вы пьете с сахаром, мистер Темпл?

«Мистер Темпл!»

— Один кусочек, пожалуйста.

— Вот ваш чай.

Она мимолетно улыбнулась и вышла.

Тоби не знал, что этот чай особого сорта, импортный, от Фортнума и Мейсона, и что заваривался он на воде «Айриш беллик», он слышал только, что вкус у него восхитительный. Вообще все в этом кабинете было восхитительным, особенно тот невысокий, щегольски одетый человек, который сидел в кресле и рассматривал его. Клифтон Лоуренс оказался меньше ростом, чем ожидал Тоби, но зато излучал флюиды авторитета и могущества.

— Не могу выразить словами, как я вам признателен за эту встречу, — восторженно произнес Тоби. — Простите, что пришлось вас разыграть, чтобы заманить на…

— Заманить меня? Вчера я виделся с Голдуином за ленчем. Пришел же я посмотреть на вас, потому что хотел знать, соразмерен ли ваш талант вашему нахальству. Оказалось, что да.

— Но ведь вы же ушли! — воскликнул Тоби.

— Милый юноша, вовсе не обязательно съесть всю баночку икры, чтобы понять, вкусна ли она, верно? Через шестьдесят секунд я уже знал, что вы собой представляете.

Тоби ощутил, как его вновь начинает охватывать чувство эйфории. После того черного отчаяния, которое он испытывал прошлой ночью, оказаться вознесенным к вершинам таким вот образом, получить обратно в руки жизнь…

— У меня относительно вас есть предчувствие, Темпл, — продолжал Клифтон Лоуренс. — Меня вдохновляет мысль о том, чтобы взять молодого актера и сделать его карьеру. Я решил взять вас в свои клиенты.

Внутри у Тоби все пело от радости. Ему хотелось встать и завопить во весь голос. «Клифтон Лоуренс будет моим агентом!»

— …вести ваши дела при одном условии. — Если вы будете точно выполнять то, что я вам скажу. Капризов я не выношу. Один-единственный случай неповиновения — и мы расстаемся. Понимаете?

Тоби быстро кивнул.

— Да, сэр. Я понимаю.

— Первое, что вам надо сделать, это посмотреть правде в глаза.

Он улыбнулся Тоби и заявил:

— Ваш номер ужасен. Определенно самого низкого пошиба.

Тоби почувствовал себя так, как будто его пнули в живот. Клифтон Лоуренс позвал его сюда, чтобы наказать за идиотский телефонный звонок; он вовсе не собирается работать с ним. Он…

Но маленький агент продолжал:

— Вчерашнее представление было любительское, и вы именно любитель и есть.

Клифтон Лоуренс встал с кресла и начал ходить по комнате.

— Я сейчас скажу вам, что у вас есть, и объясню, чего вам недостает, чтобы стать звездой.

Тоби сидел и слушал.

— Начнем с вашего материала, — продолжал Клифтон. — Он годен только на то, чтобы его выкрасить и выбросить.

— Да, сэр. Наверно, какие-то вещи действительно немножко избиты, но…

— Дальше. У вас нет своего стиля.

Тоби почувствовал, как его руки начинают сжиматься в кулаки.

— Публика, насколько я видел…

— Дальше. Вы не умеете двигаться. Вы неуклюжи.

Тоби промолчал.

Маленький агент подошел к нему, посмотрел на него сверху вниз и тихо сказал, словно читая его мысли:

— Но если ты так плох, зачем ты здесь? Ты здесь потому, что у тебя есть нечто такое, что за деньги не купишь. Когда ты стоишь на сцене, публика готова задушить тебя в объятиях — так ты ей нравишься. Ты хотя бы представляешь, какая может быть этому цена?

Тоби глубоко вдохнул и откинулся на спинку стула.

— Скажите мне.

— Больше, чем тебе могло когда-либо присниться. С хорошим материалом и правильной постановкой дела ты можешь стать звездой.

Тоби сидел, согреваемый теплыми лучами произносимых Клифтоном Лоуренсом слов, и ему казалось, будто все, что он делал до сих пор в жизни, подводило его к этому мгновению, будто он уже стал звездой, и все уже свершилось. Именно так, как обещала ему мать.

— Ключ к успеху эстрадного артиста — его индивидуальность, — говорил Клифтон Лоуренс. — Ее нельзя ни купить, ни сфальсифицировать. С ней надо родиться. Ты — один из счастливчиков, дружок!

Он взглянул на золотые часы фирмы «Пьяже» у себя на запястье.

— Я договорился на два часа о встрече с О'Хэнлоном и Рейнджером. Это лучшие комедийные писатели во всем бизнесе. Они пишут для всех ведущих комиков.

Тоби смущенно сказал:

— Боюсь, что у меня не найдется столько денег…

Клифтон Лоуренс взмахом руки отмел это возражение.

— Не надо об этом беспокоиться, дружок. Ты вернешь мне долг потом.

Долго еще после ухода Тоби Темпла Лоуренс сидел и думал о нем, с улыбкой вспоминая это удивленно-простодушное лицо и эти доверчивые, честные глаза. Уже много лет Клифтону не приходилось представлять никому не известного артиста. Все его клиенты были знаменитостями, и между студиями шла борьба за то, чтобы заполучить их. Работа с ними уже давно не вызывала в нем волнения. Когда все только начиналось, было куда интереснее и увлекательнее. Да, заманчиво будет взять этого зеленого парнишку и разработать его, сделать из него ценную собственность. Клифтон чувствовал, что осуществление этого проекта в самом деле доставит ему немало удовольствия. Парнишка ему понравился. И даже очень.

Встреча состоялась на студии «ХХ век — Фокс», на бульваре Пико в Западном Лос-Анджелесе, где были расположены офисы О'Хэнлона и Рейнджера.

Обиталище писателей, расположенное в небольшом деревянном бунгало на территории студии, оказалось грязноватым и невзрачным.

Неряшливая пожилая секретарша в вязаном жакете пригласила Тоби пройти в кабинет. Стены комнаты были выкрашены в грязно-зеленый цвет, а единственным украшением оказались доска для игры в стрелки и табличка с надписью: «Планируй вперед», где три последние буквы почти сливались. Сломанные жалюзи частично пропускали солнечные лучи, падавшие на протертый до дыр грязный коричневый ковер. Два обшарпанных письменных стола, сдвинутые вместе, были завалены бумагами, карандашами и бумажными стаканчиками с недопитым остывшим кофе.

— Привет, Тоби. Извини за бардак. Сегодня наша прислуга выходная, — сказал О'Хэнлон. — Меня зовут О'Хэнлон.

Он показал на своего компаньона.

— А это… э?..

— Рейнджер.

— А, да-да. Это Рейнджер.

О'Хэнлон был высокий и толстый и носил очки в роговой оправе. Рейнджер — маленький и хрупкий. Им было лет по тридцать с небольшим, и в течении десяти лет они составляли удачный писательский тандем.

— Насколько я понимаю, ребята, вы собираетесь написать для меня несколько острот? — спросил Тоби.

О'Хенлон и Рейнджер переглянулись. Рейнджер сказал:

— Клиф Лоуренс думает, что из тебя может выйти новый американский секс-символ. Посмотрим, что ты умеешь делать. У тебя есть какой-нибудь номер?

— Конечно, — сказал Тоби.

Он вспомнил, что говорил по этому поводу Клифтон, и внезапно почувствовал робость.

Оба писателя уселись на кушетку и скрестили на груди руки.

— Валяй, развлекай нас, — сказал О'Хэнлон.

Тоби посмотрел на них.

— Прямо вот так, с ходу?

— А что бы ты хотел? — спросил Рейнджер. — Вступление, исполняемое оркестром из шестидесяти музыкантов?

Он повернулся к О'Хэнлону:

— Звони в музыкальный отдел.

«Ах ты, дерьмо собачье! — мысленно выругался Тоби. — В гробу я вас видал обоих». Он знал, чего они добиваются. Они хотят, чтобы он выглядел дураком, и тогда они пойдут к Клифтону Лоуренсу и скажут: «Мы ничем не можем ему помочь. Это труп». Ну нет, с ним у них этот фокус не пройдет. Он заставил себя улыбнуться, хотя никакого веселья не чувствовал, и начал работать свой номер под Эббота и Костелло.

— Эй, Лу, как тебе не стыдно? Ты превращаешься в лодыря. Ты почему не ищешь себе работу?

— У меня есть работа.

— Поиски работы.

— Ты называешь это работой?

— Конечно. Я занят целый день, у меня определенные часы, и я каждый вечер прихожу домой точно к ужину.

Теперь эти двое изучали Тоби, разглядывая и оценивая его, и прямо во время номера они стали переговариваться друг с другом, как будто Тоби в комнате не было.

— Он совсем не умеет стоять.

— Он машет руками, словно дрова колет. Мы могли бы, наверное, написать для него сценку с дровосеком.

— Он слишком уж переигрывает.

— Господи, с таким-то материалом ты сам что бы делал на его месте?

Это с каждой секундой все больше выбивало Тоби из колеи. Он вовсе не обязан здесь оставаться и выслушивать оскорбления от этих двух сумасшедших. Тем более что материал у них наверняка паршивый.

И наконец он не выдержал.

Он остановился, голос его дрожал от ярости.

— Я не нуждаюсь в вас, ублюдки вы этакие! Мерси за гостеприимство.

Он направился к двери.

Рейнджер вскочил в неподдельном удивлении.

— Эй! Какая муха тебя укусила?

Тоби свирепо накинулся на него:

— А то ты не знаешь, черт тебя побери! Ты… ты…

Он был так расстроен, что чуть не заплакал.

Рейнджер повернулся и озадаченно уставился на О'Хэнлона.

— Должно быть, мы его обидели.

— Да неужели?

Тоби набрал в грудь побольше воздуха.

— Послушайте, вы, мне наплевать, если я вам не нравлюсь, но…

— Да мы любим тебя! — воскликнул О'Хэнлон.

— Мы считаем, что ты прелесть! — поддержал его Рейнджер.

Совершенно сбитый с толку, Тоби переводил взгляд с одного на другого.

— Что? Но вы же ведь…

— Знаешь, в чем твоя беда, Тоби? У тебя нет уверенности в себе. Расслабься. Конечно, тебе придется многому научиться, но, с другой стороны, если бы ты был готовым Бобом Хоупом, то тебе нечего было бы здесь делать.

О'Хэнлон добавил:

— И знаешь почему? Потому, что Боб сегодня в Кармеле.

— Играет в гольф. Ты играешь в гольф? — спросил Рейнджер.

— Нет.

Писатели в растерянности посмотрели друг на друга.

— Значит, все гольфовые остроты отпадают. Вот черт!

О'Хэнлон снял телефонную трубку.

— Принеси нам, пожалуйста, кофейку, Заза!

Он положил трубку и повернулся к Тоби.

— Знаешь, сколько в нашем милом маленьком бизнесе подвизается людей, воображающих себя комиками?

Тоби покачал головой.

— Могу тебе сказать точно. Три миллиарда семьсот двадцать восемь миллионов — это не считая брата Мильтона Берля. В полнолуние они все выползают из своих щелей. По-настоящему классных комиков едва ли наберется с полдюжины. Остальные никогда ими не станут. Комедия — это самое серьезное дело на свете. Смешить — чертовски трудная работа, кого ни возьми — хоть комика, хоть комедийного актера.

— А какая разница?

— Разница большая. Комик открывает смешные двери. Комический актер смешно открывает двери.

Рейнджер спросил:

— Ты когда-нибудь задумывался, почему один комедийный актер мгновенно становится популярным, а другой проваливается?

— Из-за материала, — сказал Тоби, желая польстить им.

— Черта с два! Последнюю новую остроту придумал Аристофан. Шутки в принципе всегда одни и те же. Джордж Бэрнс может пересказать все шесть анекдотов, которые только что рассказал парень, стоявший в программе перед ним, и публика у Бэрнса будет смеяться громче. Знаешь почему? Индивидуальность. («Как раз это говорил ему Клифтон Лоуренс».) Без нее ты ничто и никто. Начинаешь с индивидуальности, превращаешь ее в образ. Возьми Хоупа. Если бы он вышел на сцену и выдал монолог под Джека Бенни, он бы провалился. Почему? Да потому, что он уже создал свой образ, и публика ждет от него именно этого. Когда Хоуп выходит на сцену, зрители хотят слышать его скорострельные остроты. Это такой симпатичный остряк, парень из большого города, которому тоже иногда достается. Джек Бенни — полная противоположность. Он не будет знать, что делать с монологом в стиле Боба Хоупа, зато он может заставить публику визжать и плакать, просто держа двухминутную паузу. У каждого из братьев Маркс тоже есть свой образ. Фред Аллен — уникальная личность! И тут мы подходим к тебе. Знаешь, в чем твоя проблема, Тоби? Ты — это все они, от каждого понемножку. Ты подражаешь всем известным комикам. Ну и чудненько — если ты согласен всю свою жизнь кого-то имитировать. Если же хочешь добиться настоящего успеха, тебе надо создать свой собственный образ. Когда ты выходишь на сцену, то еще до того, как откроешь рот, публика должна знать, что перед ней стоит Тоби Темпл. Усекаешь?

— Да.

Теперь заговорил О'Хэнлон.

— Знаешь, что у тебя есть, Тоби? Симпатичное лицо. Жаль, что я уже помолвлен с Кларком Гейблом, а то бы втюрился в тебя. В тебе есть какая-то наивная умилительность. Если ее подать в подходящей упаковке, она может принести чертову уйму денег.

— Не говоря уже о чертовой уйме девочек, — добавил Рейнджер.

— Тебе будет сходить с рук то, что не пройдет безнаказанным ни для кого другого. Как мальчику из церковного хора, произносящему непотребные слова: это забавно, потому что вы уверены, что он не понимает смысла произносимого. Войдя сюда, ты спросил, не мы ли те парни, которые будут писать для тебя шутки. Отвечаю: нет. У нас здесь не цех по выпуску острот. То, что мы собираемся делать, это показать тебе, что у тебя есть и как этим пользоваться. Мы собираемся сконструировать тебе образ. Ну, что скажешь?

Тоби перевел взгляд с одного на другого, радостно улыбнулся и произнес:

— Закатываем рукава и начинаем работать!

После этого Тоби каждый день обедал на студии с О'Хэнлоном и Рейнджером. Столовая студии «ХХ век — Фокс» представляла собой огромный зал, битком набитый звездами. В любой день Тоби мог видеть Тайрона Пауэра и Лоретту Янг, Бетти Грейбл и Дона Амеша, Элис Фэй и Ричарда Уиндмарка, Виктора Мэтьюэра и братьев Ритц и десятки других знаменитостей. Некоторые из них сидели за столиками в большом зале, а другие ели в меньшей по размеру столовой для сотрудников, которая примыкала к общему залу. Тоби нравилось наблюдать за всеми. Скоро он станет одним из них, люди у него будут просить автограф. Он уже отправился в путь, ведущий к цели, и он обязательно станет лучше любого из них.

Элис Тэннер была в восторге от того, как все складывалось у Тоби.

— Я знаю, что у тебя получится, милый. Я так горжусь тобой.

Тоби улыбнулся ей и ничего не сказал.

Тоби, О'Хэнлон и Рейнджер много и долго обсуждали тот новый образ, который должен был создать Тоби.

— Пускай он думает, что он — искушенный светский человек, — предложил О'Хэнлон. — Но как только доходит до дела, он каждый раз садится в лужу.

— А чем он занимается? — спросил Рейнджер. — Смешивает метафоры?

— Этот тип должен жить с матерью. Он влюблен в девушку, но боится уйти из дому, чтобы жениться на ней. Они обручены уже пять лет.

— Десять будет смешнее.

— Правильно! Значит, десять лет. Мать — настоящая стерва. Каждый раз, когда Тоби заговаривает о женитьбе, она находит у себя какую-то новую болезнь. Каждую неделю она звонит в журнал «Тайм», чтобы узнать самые свежие медицинские новости.

Тоби сидел и слушал, завороженный этим стремительным потоком диалога. Он никогда еще не работал с настоящими профессионалами, и это ему ужасно нравилось. Особенно потому, что в центре внимания был он сам. О'Хэнлону и Рейджеру потребовалось три недели, чтобы написать текст для Тоби. И когда они наконец показали ему результат, он пришел в восторг. Это был очень хороший текст. Он кое-что предложил от себя, они где-то добавили, а где-то выкинули несколько строк, и образ для Тоби Темпла был готов. Клифтон Лоуренс сообщил, что хочет его видеть.

— Твоя премьера будет в субботу вечером в «Боулингбол».

Тоби изумленно уставился на него. Он ожидал чего-то, вроде ангажемента у Чиро или в «Трокадеро».

— А… а что такое «Боулингбол»?

— Небольшой клуб на Уэстерн-авеню.

У Тоби вытянулось лицо.

— Никогда о таком не слышал.

— И никогда о тебе не слышали. В том-то и дело, мой мальчик. Если ты там провалишься, об этом не узнает ни одна душа.

«Кроме Клифтона Лоуренса».

«Боулингбол» оказался сараем. Никаким другим словом назвать его было нельзя. Точная копия десятка тысяч других грязных маленьких баров, разбросанных по всей стране, что-то вроде водопоя для неудачников. Тоби выступал в таких заведениях тысячу раз, в тысяче городов. Их завсегдатаями были главным образом мужчины средних лет, заводские рабочие, приходившие посидеть по обычаю с друзьями, поглазеть на уставших официанток в обтягивающих юбках и низко вырезанных блузках, переброситься парой скабрезных шуток за порцией дешевого виски или кружкой пива.

Эстрадное представление происходило на небольшом расчищенном пятачке в дальнем конце зала, где играли трое скучающих музыкантов. Первым номером программы шел певец-гомосексуалист, за ним исполнительница акробатических танцев в трико, а затем девица работала стриптиз в паре с сонной коброй.

Тоби сидел в дальней комнате за сценой с Клифтоном Лоуренсом, О'Хэнлоном и Рейнджером, следил за выступлениями и прислушивался к публике, пытаясь определить ее настроение.

— Пивохлебы, — презрительно произнес Тоби.

Клифтон начал было возражать, но взглянул в лицо Тоби и остановился. Тоби боялся. Клифтон знал, что Тоби и раньше приходилось выступать в таких заведениях, но сейчас было другое дело. Ему предстояло пройти испытание.

Клифтон мягко сказал:

— Если пивохлебы будут у тебя в кармане, то с шампанщиками справиться будет плевое дело. Эти люди, Тоби, занимаются тяжелой работой весь день. Когда они куда-то идут вечером, то хотят получить за свои кровные все, что положено. Если ты сможешь рассмешить этих, то рассмешишь кого угодно.

В этот момент Тоби услышал, как конферансье со скучающим видом объявляет его.

— Задай им жару, парень! — напутствовал его О'Хэнлон.

Час Тоби пробил.

Он стоял на сцене, настороженный и напрягшийся, оценивая настроение публики, и был похож на чуткое лесное животное, ловящее ноздрями запах приближающейся опасности.

Публика представлялась ему стоглавым зверем, и все эти головы были разными. А ему предстояло рассмешить этого зверя. Тоби сделал глубокий вдох. «Пусть я вам понравлюсь!» — взмолился он.

И начал работать свой номер.

Никто его не слушал. Никто не смеялся. Тоби ощущал, как его лоб покрывается испариной. Номер не получался. Он продолжал улыбаться наклеенной улыбкой и говорить, несмотря на громкий шум и разговоры в зале, чувствуя, что не может завладеть их вниманием. Они опять хотели смотреть на голых баб. Слишком много у них было субботних вечеров, когда им приходилось смотреть на лишенных таланта, несмешных комедиантов. Тоби продолжал говорить, несмотря на их безразличие, продолжал, потому что ему ничего другого не оставалось. Он посмотрел в глубину зала и увидел Клифтона Лоуренса и ребят, которые с обеспокоенными лицами следили за его выступлением.

Тоби работал. В зале не было публики, люди разговаривали друг с другом, обсуждали свои проблемы и свою жизнь. Им абсолютно наплевать, здесь ли Тоби Темпл или за миллион миль отсюда. Или вообще на том свете. У него пересохло в горле от страха, и стало трудно произносить слова. Боковым зрением Тоби увидел, как директор направляется к возвышению, на котором сидели музыканты. Он скажет им, чтобы начинали играть, собирается «отключить» его. Все кончено! Ладони Тоби взмокли, а внутри все превратилось в кисель. Он почувствовал, как струйка горячей мочи побежала у него по ноге. Тоби был в таком смятении, что начал путать слова. Он не смел взглянуть ни на Клифтона Лоуренса, ни на писателей. Чувство стыда переполняло его. Директор клуба уже подошел к музыкантам и что-то говорил им. Они посмотрели на выступавшего и кивнули. А Тоби в отчаянии все продолжал и продолжал говорить, желая чтобы все побыстрее закончилось, чтобы можно было убежать куда-нибудь и спрятаться.

Женщина средних лет, сидевшая за столиком прямо напротив Тоби, хихикнула в ответ на какую-то его остроту. Ее соседи умолкли, чтобы послушать. Тоби продолжал говорить в каком-то припадке безумия. Теперь уже слушала и смеялась вся остальная компания за этим столиком. Потом смех перекинулся на соседний столик.

Потом на следующий. Мало-помалу разговоры начали стихать. Они его слушали. То тут, то там стали возникать вспышки смеха — продолжительного, настоящего; они становились громче и разрастались. Люди в зале превратились в публику. И он завладел их вниманием. Да, черт побери, он владел их вниманием! И теперь не имело значения, что он выступает в дешевом кабаке, набитым простыми рабочими, дующими пиво. Для него важны их смех и симпатии. И все это накладывалось на Тоби волнами. Сначала он заставил публику смеяться, потом визжать и плакать от смеха. Они никогда не слышали ничего подобного ни в этой вшивой забегаловке, ни в другом месте. Они аплодировали, ободрительно вопили, а под конец чуть не разнесли все заведение. Эти люди были очевидцами рождения феномена. Конечно, они об этом не подозревали. Но Клифтон Лоуренс и О'Хэнлон с Рейнджером это знали. И Тоби Темпл тоже знал.

Бог наконец дал о себе знать!

Преподобный Дамиан сунул пылающий факел к самому лицу Жозефины и прокричал: «О Господь Всемогущий, выжги зло в этом грешном ребенке», а паства откликнулась громовым «Аминь!». И Жозефина почувствовала, как пламя лижет ее лицо, а преподобный Дамиан возопил: «Помоги этой грешнице избавиться от дьявола, о Господи! Мы изгоним его молитвой, выжжем его огнем, утопим его в воде». И вот чьи-то руки схватили Жозефину и внезапно окунули ее головой в деревянную лохань с холодной водой, и так держали ее, пока разносившиеся в ночном воздухе голоса взывали ко Всемогущему о помощи, а Жозефина вырывалась, борясь с удушьем, и когда ее наконец вытащили в полубессознательном состоянии, то преподобный Дамиан провозгласил: «Благодарим тебя, Господь наш Иисус, за твою милость. Она спасена! Она спасена!». И все вокруг очень радовались, и каждый ощутил, что стал сильнее духом. Кроме Жозефины, чьи головные боли стали еще мучительнее.