26.06.2001

Сохраняем целостность России - и обещаем японцам Курилы. Сдерживаем наплыв китайцев на Дальнем Востоке - и даем «подъемные» на выезд из Приморья последних русских. Твердим о неделимости Родины, но стоимость проезда отрезает Сибирь от Центра. Говорим о росте промышленности, но Чубайс обесточивает заводы. Ратуем за стабильность в обществе, но цены на бензин и на хлеб превращают человека в зверя. Поем о родной земле, но продаем ее иностранцам.

Ищем деньги на строительство ракет и подводных лодок, но миллиарды утекают на Запад.

Маршируем под красным флагом, но народ загоняем в ночлежки. Поем могучий гимн СССР, но чувствуем себя гражданами Руанды. Произносим патриотические речи, но культурой руководит русофоб. Заселяем Москву бакинцами, но слышим о жестокой русской империи. Не высыхают слезы на дивном лице Матвиенко, «оплакивающей жертвы холокоста», но семипроцентный рост валового продукта связан с производством русских гробов.

Путин похож на человека, в котором Греф борется с Дзержинским. Вырвет у себя глаз -и тут же вставит обратно. Отрубит руку по локоть - и тут же приклеит. Вспорет себе живот самурайским кинжалом - и тут же зашьет сапожной иглой. Путин стоит на месте со скоростью тысячу километров в час. Вместе с ним охваченная идиотизмом выборов, обдираемая, как липка, реформами стоит на месте Россия. Смотрит, как удаляются от нее в будущее осмысленные, организованные страны, присылая в наш неолит своих археологов.

Одним из таких археологов является «тихий американец» Томас Грехэм, по-своему очаровательный и милый, чью референтную справку, написанную для Буша, мы опубликовали в прошлом номере «Завтра». Добытая с риском для жизни друзьями Эймса и Хансена, она, лишенная разноцветной слизи российских политологов типа Никонова или Караганова, показывает, что Америка не сомневается в скором распаде России, в переходе Калининграда к немцам, Северного Кавказа к туркам, Сахалина и Курил к японцам, а Сибири под протекторат США. Она, не без сожаления, констатирует отсутствие политической воли у Путина, мелкотравчатость и дряблость российских элит, бесперспективность нынешней российской политики.

Если на эту угрозу не реагируют в Кремле, то либо там засели самодовольные слепыши, как это было в кабинетах ЦК, когда от землетрясения уже тряслась в графинах вода, а они все еще писали брошюры о хозрасчете. Либо там сидят умные разрушители, спокойно управляющие уничтожением страны, ненавидимой ими ненавистью Гайдара, Чубайса и Коха.

Что может разбудить Путина, эту спящую царевну, лежащую в хрустальном гробу ельцинизма? Быть может, поцелуй талиба, пришедшего с гранатометом в Москву? Или пожар Кремля, возникший от неосторожного обращения Волошина с кипятильником?

Или заморозки, подобравшиеся из Артема к кабинету с двуглавым орлом, на котором печально повисли сосульки? Или паводок, когда вышедший из берегов Енисей затопит Садовое кольцо и президентский кортеж пересядет с «мерседесов» на катера, - с воем сирен, с блеском мигалок, расплескивая воду, промчится по волнам в Троицкие ворота, и постовой на надувном плотике отсалютует веслом? Или одновременный взрыв всех нефтепроводов и канализационных труб, падение всех мостов и самолетов, сход с рельсов всех поездов, когда в багровом зареве, черный и огромный, словно Кинг-Конг, побредет по России Шойгу, пробираясь сквозь завалы и руины, неся на плече отопительную батарею?

Появились знамения и признаки большой и скорой беды. Подымаются из политических могил Яковлев и Горбачев. Все в земле, опутанные гнилыми кореньями, один в полуистлевшей жилетке с проглядывающими желтыми ребрами, другой с фиолетовым трупным пятном на лбу. Создают какую-то загробную партию, то ли социал-каннибалов, то ли каннибал-социалистов. Верный признак Конца Света.

Где «Большой проект», которым спасались гибнущие народы и страны, будь то лапотная Россия времен Сталина, или разгромленная, висящая в нюрнбергской петле Германия времен Аденауэра, или изглоданный хунвейбинами Китай времен Ден Сяопина?

«Большой проект», который ждут изнывающая от бессилия страна, связанный по рукам и ногам народ?

В нашу сельскую церковь, что подобно чуду встает из руин и скверны, одеваясь белыми ризами, синими главами, золотыми крестами, привезли колокола. Все девять: от малого, нежно звенящего, до сорокапудового, гулко-басистого. Подняли на колокольню краном, закрепили на толстых балках, подвязали под чугунные языки пеньковые верви. Батюшка святил колокола, кропил водой, и прихожане - старый ракетчик, академик-биолог, дипломат, а также крестьяне из соседних деревень, отрок, помогающий батюшке в церкви, мои дети и внуки, и всяк, кто случился рядом, - прикладывались к бронзовой, отлитой на колоколе иконе Державной Божьей Матери, а потом глядели сквозь арки колокольни на зеленые леса, голубые озера и реки, на воздушные облака с пролетными птицами.

Слушали звоны, плывущие над любимой землей, будящие сонных, воскрешающие мертвых. Спустились в храм, где, едва слышные, перекатывались дивные звоны. Служили молебен о России. И я думал: «Господи, если ты превратил камни в хлеб, воду в вино, Савла в Павла, преврати Путина из полковника КГБ в вождя нации!»