64. «Все на борьбу с Деникиным…»

Это знаменитое воззвание Ленина вышло в июле, как бы в ответ на «московскую директиву». Южный фронт объявлялся главным. Сюда перебрасывались все резервы. Создавались пять новых укрепрайонов – Саратовский, Астраханский, Воронежский, Курский, Киевский. Шли мобилизации, в прифронтовых районах поголовные. Благодаря своему центральному положению Совдепия относительно легко могла маневрировать силами, перебрасывая их с одного фронта на другой. Поэтому уже к концу июля последствия катастроф 13-й, 9-й и 10-й армий красным удалось преодолеть. Более того, были собраны две мощные группировки для контрнаступления.

Собственно, план операции не представлял ничего нового. Точно так же, как в марте и в мае, Деникина предполагалось разгромить двумя концентрически сходящимися ударами. Главный нацеливался в стык между Донской и Кавказской армиями с последующей задачей прорыва на Нижний Дон и отсечения Дона от Северного Кавказа. Для этого предназначалась группа Шорина, в состав которой передавалась большая часть войск, освободившихся после уральских побед над Колчаком. Управление группы создавалось на базе переброшенного сюда штаба 2-й армии, сюда же перебрасывались 24-я Железная, 28, 56-я дивизии, бригады Казанского, Вятского и Самарского укрепрайонов. В подчинение Шорина передавались 9-я и 10-я красные армии. Встречный удар на Харьков должна была нанести группа Селивачева из 8-й и 13-й армий, усиленная 31-й дивизией Восточного фронта и 7-й из резерва. Она должна была прорвать стык между Донской и Добровольческой армиями и двигаться к Ростову на соединение с войсками Шорина. Вспомогательные удары наносили 11-я армия из Астрахани и 14-я с Правобережной Украины.

14 августа 10-я красная армия, упираясь восточным крылом в Волгу, где действовали 20 военных кораблей речной флотилии, а на западном фланге, сосредоточив корпус Буденного, обрушилась на выдохшиеся в непрерывных боях войска Врангеля.

Огрызаясь контратаками, белогвардейцы вынуждены были отступать. Они сдали Камышин и постепенно откатывались к Царицыну. Обозначилось и другое направление, угрожаемое Врангелю, – с юга. Вначале дела здесь обстояли неплохо, 11-я армия, направленная Кировым вдоль Волги на Царицын, была разгромлена корпусами Улагая и Шатилова. Большую ее часть белые отрезали от Астрахани и блокировали, прижав к реке в районе Черного Яра. В заволжских степях господствовали разъезды Врангеля, входя в контакты с уральцами. Но прочного контакта Кавказской и Уральской армий так и не произошло.

В это время большевики создали новый, Туркестанский фронт, во главе с Фрунзе из 1-й и 4-й армий. Вошла в него и 11-я, находящаяся в критическом положении. В первых числах сентября Фрунзе прибыл в Астрахань. Подтянул подкрепления из двух других армий своего фронта. И принял рискованное, но неожиданное, а значит, сулящее успех решение. Загрузив пароходы боеприпасами, он лично прорвался ночью в Черный Яр, захватив с собой свой штаб и все командование, включая Кирова и Куйбышева. Наличие на плацдарме такого количества начальства сразу повлекло изменение психологического настроя красноармейцев, давно считавших себя брошенными на произвол судьбы. И оттуда, из окружения, Фрунзе начал наступление. Одновременно ударили свежие части из Астрахани. Блокада была прорвана. Соединившись, красные войска пошли на Царицын. Уже без Фрунзе, вернувшегося на Туркестанское направление и обратившегося в Москву… чтобы 11-ю армию изъяли из его подчинения. Странно, но факт. Этот полководец каким-то внутренним чутьем четко угадывал выигрышные операции и всячески стремился к участию в них. А от проигрышных старался держаться подальше – хотя на первый взгляд они могли сулить колоссальный успех и громкую славу.

Под Царицыном завязались ожесточенные сражения. Теперь уже красные штурмовали город с севера и с юга. Им удалось прорвать основные оборонительные позиции, они доходили до орудийного завода. Но вновь Царицын подтвердил свою славу неприступной крепости. Вводом в бой последних резервов и контратакой кубанской конницы Врангель отбросил неприятеля. На обоих направлениях штурм был отражен с большими потерями для красных. В последующие дни атаки большевиков повторялись, но становились все слабее, пока не выдохлись окончательно. Однако свое стратегическое преимущество Кавказская армия потеряла, вынужденная перейти к обороне. На левом берегу Волги еще оставались белые отряды, но восточнее Царицына 23 сентября 11-я армия соединилась с 10-й, отрезав Вооруженные силы Юга России от уральцев.

Положение восточного фланга деникинского фронта усугублялось тем, что летом восстал Дагестан. Имам Узун-Хаджи объявил священный джихад против неверных. Его силы составили семь армий общей численностью 70 тыс. чел. Он провозгласил образование Северокавказского эмирата во главе с самим собой. Государственное устройство, введенное Узун-Хаджи, представляло собой шариатскую монархию, а внутренняя и внешняя политика базировалась на лозунгах, близких исламскому фундаментализму. Территория Северокавказского эмирата охватывала горные области Дагестана, Чечни, часть Ингушетии. Восстание активно поддержали правительства Азербайджана и Грузии, опасавшиеся деникинской России, а также Турция. Хотя она и охвачена была собственной гражданской войной между кемалистами и османистами, но не оставляла планов протектората над Кавказом. Из Турции через Грузию шли караваны с оружием, прибыли военные инструкторы во главе с Керим-беем. Грузия сформировала и послала в помощь эмирату штаб корпуса под командованием генерала Кереселидзе. На месте штаб должен был обрасти подчиненными из повстанцев и развернуться в регулярный корпус, а затем и в армию. Но до аула Ведено, столицы Узун-Хаджи, Кереселидзе не дошел. Чечены аула Ботлих, не признавшие никаких эмиратов, окружили отряд в ущелье, под дулами пулеметов разоружили, ограбили и потребовали возвращения назад, грозя в противном случае пленом и передачей Деникину. Кереселидзе повернул в Грузию.

Под начало Узун-Хаджи перешел и Нури-паша, турецкий генерал, вошедший во вкус самостоятельной жизни кондотьера и уже полтора года искавший со своими солдатами приключений по Закавказью. Но вообще-то, несмотря на крайне панисламистские лозунги, понятие Узун-Хаджи о «неверных» было довольно специфическим. Например, одна из семи его армий вообще была… большевистской. Образовалась из уцелевших в горах остатков 11-й и 12-й красных армий, уничтоженных Деникиным зимой. Командовал ею Н. Гикало, и она занимала позиции у села Воздвиженка, прикрывая эмират со стороны Владикавказа. Получала приказы и из Ведено, и из Астрахани, с которой поддерживала связь через курьеров. Интересно, правда? Союз с собственным императором в ходе мировой войны или сотрудничество с англичанами для защиты Баку оказались для большевиков неприемлемыми и позорными, а служба феодальному фанатичному царьку нормально, будто так и надо. И еще раз отметим, как причудливо сплетала судьбы гражданская война. Теперь большевики сражались под зелеными знаменами ислама плечом к плечу с Нури-пашой, от которого год назад обороняли Баку в союзе с армянскими дашнаками…

Ситуация между деникинцами и Узун-Хаджи создалась патовая. Повстанческая армия по боеспособности значительно уступала белым. Необученные и недисциплинированные горцы мало подходили для регулярной войны. Хотя оружия у них было вдосталь – от турок, англичан, грузин, разбитых красных, – но катастрофически не хватало боеприпасов – винтовочные патроны даже стали единственной твердой валютой, имевшей хождение по всему Северному Кавказу. Зато количественно войска Узун-Хаджи вдвое превышали любую из деникинских армий, сражающихся на большевистском фронте. А в горах, оседлав тропы и ущелья, становились неодолимыми. Сил, необходимых для подавления такого восстания, у Деникина попросту не было. А оставить эмират в покое, не обращать на него внимания, тоже было нельзя. Армии Узун-Хаджи угрожали Дербенту, Петровску (Махачкала), Темирхан-Шуре (Буйнакск), примеривались к Грозному, совершали налеты на казачьи станицы и равнинные селения. Усилилось дезертирство горцев, мобилизованных в белые части. Унося с собой оружие, они сбивались в шайки и, пользуясь отсутствием в тылах мужского населения, занимались разбоем, грабежами, убийствами.

Пришлось отрывать войска и сюда, создавать новый фронт – если не уничтожить врага, то хотя бы блокировать район восстания. Из антибольшевистских действий выключились значительные силы терского казачества, вынужденные защищать свои станицы. Чтобы война не приняла характер межэтнической розни, сведения старых и накопления новых счетов между терцами и горцами, сюда, по просьбам атамана Вдовенко, перебрасывались кубанские и добровольческие части. Кстати, на этом фронте воевал в составе деникинской армии и будущий писатель Михаил Булгаков. В первую очередь, конечно, обстановка в Дагестане сказалась на положении Кавказской армии, тылам которой угрожало восстание и получавшей пополнения с Кубани, Терека, от горских народов.

Наступление группы Шорина нанесло ряд поражений и Донской армии, вынудив ее к отходу. В третий раз вступили большевики в область казачества. Но Дон был уже научен прошлым вторжением. Красной пропаганде больше не верили. Казачьи полки переходили в контратаки, цепляясь за каждый рубеж Каждый шаг по донской земле дорого обходился красным. Из станиц слали подкрепления. Казаки повстанческого Верхнедонского округа по собственному почину снова объявили всеобщую мобилизацию от 17 до 70 лет. Слушали молебны и тут же вступали на передовую. Большевики оттеснили казаков на линию Хопра и Дона, но разрушить целостность фронта им так и не удалось. А когда попытались полезть на западный берег, 2-й Донской корпус генерала Коновалова нанес им контрудар и отбросил за Хопер с большими потерями.

В сентябре, подтянув свежие силы, красные снова навалились на казаков. Части 9-й армии вышли к Дону на участке в 150 км, захватив Вешенскую, Еланскую, Букановскую. Казачьи сотни в полном порядке отошли на правый, высокий берег реки, уводя с собой все плавсредства, и заняли здесь заранее подготовленные позиции. Хотя кадровые донские корпуса были отведены в тыл для пополнения и подготовки к новым операциям, а оборону держало ополчение взявшиеся за оружие старики, зеленая молодежь, инвалиды, нестроевые, – все попытки красных форсировать по бродам Дон были отбиты. Фронт стабилизировался. Наступление группы Шорина выдохлось, так и не выполнив намеченных задач.

А Украина в это время испытывала на себе последние дикие спазмы большевистского кошмара. Повальные реквизиции, массовые казни, голод, болезни и, несмотря на фронтовые поражения, бредовый бюрократический угар советской администрации, пытающейся перекраивать шиворот-навыворот и декретировать по-своему каждую житейскую мелочь. Особенно досталось Киеву, где сосредоточилось неимоверное количество всевозможных учреждений – и советских, и партийных, и военных, и репрессивных. Здесь беспрерывно работал целый букет конвейеров смерти – Всеукраинская ЧК, Губернская ЧК, Лукьяновская тюрьма, концентрационный лагерь, особый отдел 12-й армии. Они действовали в параллель, почти независимо друг от друга. Человек, даже каким-нибудь чудом, через знакомства и взятки, выбравшийся живым из одной мясорубки, мог быть тут же затянут в другую.

Киев познал на своей шкуре, наверное, все типы большевистских палачей, тут свирепствовала полная коллекция монстров. ВУЧК возглавлял знаменитый Лацис, палач-теоретик Благообразный и внешне воспитанный, он проводил террор с латышской методичностью. И писал «научные труды» со статистическими данными и диаграммами, исследующими распределение расстрелов по полу, возрасту и сословию жертв, их временные и сезонные зависимости.

И подводил под свои данные теоретический фундамент марксизма. Был палач-грабитель Парапутц, племянник Лациса, наживавшийся на вещах убитых им людей. Были палачи-садисты Иоффе и Авдохин, прозванный «ангелом смерти», получавшие наслаждение от самого процесса убийства. Был палач-кокаинист Терехов. И палач-«романтик» Михайлов, изящный и франтоватый тип – он любил летними лунными ночами выпускать в сад голых женщин и охотился за ними с револьвером.

Был идейный палач Асмолов, истреблявший людей с холодной большевистской уверенностью в том, что строит светлое будущее. Был палач-новатор Угаров, экспериментировавший в концлагере – вводивший там номера вместо фамилий, придумывавший и совершенствовавший тогда еще на «голом месте» лагерные порядки и систему уничтожения.

Чем хуже складывалось для красных положение на фронтах, тем страшнее они отыгрывались на местном населении. Согласно данным Центрального комитета Красного Креста, киевские чекисты почти поголовно были алкоголиками, кокаинистами, патологическими садистами, потерявшими человеческий облик и все сильнее, по мере своей «работы», выявлявшие отклонения в психике. Так что, когда по телевидению в очередной раз показывают фильм «Адъютант его превосходительства», сделайте себе соответствующую поправку, прежде чем глотать эту отраву. Ведь чистые и благородные герои фильма и есть те самые киевские чекисты, тонувшие в крови невиновных. Только по официальным (большевистским!) данным, и только ЧК (не считая трибуналов и т. п.), в Киеве были расстреляны более 3 тысяч человек.

Но большевистское владычество на Украине уже шаталось. Деникинское наступление здесь продолжало успешно развиваться несколькими потоками. 3-й отдельный корпус ген. Шиллинга, выступивший с Акманайских позиций в составе 4 тыс. бойцов, вырос вдвое, вышел из Крыма и в начале августа при поддержке кораблей возрождающегося Черноморского флота занял Херсон и Николаев. А 1-й армейский корпус ген. Кутепова завязал бои на подступах к Курскому укрепрайону. Формировались новые полки и дивизии. В конце июля от Добровольческой армии отделилась группа ген. Юзефовича из 2-го армейского и 5-го кавалерийского корпусов (всего около 6 тыс. чел.) и начала наступление на Киев.

Одновременно с успехами деникинцев активизировались другие враги Совдепии. Поляки покончили с делами «внутренними», округлив свое государство за счет германских и литовских земель, Галиции, и двинулись на Белоруссию. 8 августа их войска заняли Минск Их наступление захватило и северо-западную часть Украины – Сарны, Ровно, Новоград-Волынский. Вовсю развивал успехи Петлюра с оставшимися без родины союзниками-галицийцами. Его войска заняли Жмеринку, перерезав железнодорожное сообщение между Киевом и Одессой. К этому времени относится новое стремительное «вырождение» петлюровцев. Ядро галицийских «сечевых стрельцов», внесшее основной вклад в победы над красными, быстро обрастало отрядами повстанческих «батек», спешивших получить от Петлюры чины, вооружение, денежное содержание, но по сути сохранявших партизанскую организацию, плохо управляемую и мало боеспособную. Многие входили в подчинение «головного атамана» чисто номинально. Поэтому и оказалось имя этого идейного националиста, враждебного к русским, но достаточно честного, измазанным всякой грязью, вроде грабежей и еврейских погромов. Известно, что самим Петлюрой такие действия строго запрещались (и подтверждение этому можно найти даже у большевика Н. Островского).

Разбитый Махно, отступая по Правобережью Днепра под белыми ударами, в августе оказался прижатым к петлюровскому фронту. Ни малейшей симпатии к националистам и «головному атаману» он не испытывал. Но положение было безвыходным, и Махно вступил в переговоры о переходе на сторону Петлюры. Идеологические аспекты союза батьку нисколько не смущали. Когда требовалось, он легко менял ориентацию и альянсы. Переговоры прошли успешно. Махно сдал на попечение украинского Красного Креста своих многочисленных раненых, а сам с остатками воинства вошел в подчинение Петлюры и занял участок фронта в районе Умани.

У красных на Украине сил было много. Против поляков стояла 16-я армия, по Днепру, от Одессы до Киева, – 12-я, далее – 14-я, севернее – отступающая к Курску 13-я. И одновременно с группой Шорина здесь планировалось наступление на Харьков 40-тысячной группировки бывшего генерал-лейтенанта Селивачева. Предполагалось ударить с двух сторон, 14-й и 13-й армиями на Готню, и 8-й – на Купянск Но Кутепов опять опередил красных. Их операция намечалась на 16 августа, он начал наступление на три дня раньше. Западная группировка, готовящаяся к прорыву, сама была смята, разорвана и отброшена: 13-я армия – к Курску, 14-я – к Конотопу. Преследуя их, к Курску прорвались два корниловских, алексеевский и кабардинский полки, громящие неприятеля, несмотря на колоссальное численное неравенство.

Более успешным был удар 8-й армии с северо-востока. Он попал в стык между Добровольческой и Донской армиями. Еще не испытавшая крупных катастроф 8-я армия, взломав слабые фланги, прорвалась вглубь на сотню километров, отбила Купянск, Волчанок, Валуйки, на 40 км подошла к Харькову. Перерезав железную дорогу Харьков – Белгород, большевики захватили даже штабной поезд Май-Маевского. Но этот прорыв носил местный характер, и его быстро ликвидировали. Из-под Екатеринослава сюда перебросили 8-й кавкорпус Шкуро, добивавший там отдельные банды и резавший пополам 12-ю армию. Большевики были отбиты и отброшены к Новому Осколу. Не удержали и его, покатившись дальше. Их группировке пришел бы конец, выполни Мамонтов, находившийся в набеге, переданную ему задачу окружить их. Но казаки сделать этого не смогли – отчасти из-за тактической обстановки, отчасти из-за того, что были уже перегружены трофеями и потеряли маневренность. Это позволило живой силе красных уйти восвояси.

Разгром войск Селивачева открыл Май-Маевскому путь к новым победам. Даже прорыв к Харькову Добровольческая армия восприняла как частную неудачу движение киевской и одесской групп так и не было приостановлено. В Одессе царила паника. Советский агент из штаба Деникина доносил, что на город идет десант из… 30 транспортов с пехотой. В сопровождении английского дредноута, крейсеров и эсминцев! На самом деле в операции участвовали несколько отремонтированных русских кораблей, объединенных в эскадру капитана 1-го ранга Остелецкого. В ночь на 23 августа она высадила в районе Сухого Лимана десант Сводно-драгунский полк в 340 человек К нему присоединились недорастрелянные одесские офицеры. При мощной поддержке корабельной артиллерии город был взят. Большевики бежали, прервав погрузку эвакуируемого имущества. Южная группировка красных оказалась в окружении. Отдельные отряды присоединялись к Махно, Петлюре, местным батькам, а 45, 46-я дивизии и кавбригада Котовского, объединившись под командованием Якира, пошли по петлюровским тылам на Киев, на соединение со своими.

Одновременно к Киеву стремились различные силы. От Полтавы и Белой Церкви – деникинцы, от Житомира – петлюровцы. 5-й кавкорпус Юзефовича взял Конотоп и Бахмач, оборвав прямую связь Киева с Москвой, а в лоб, громя оборону 12-й армии, шел 2-й корпус ген. Бредова. Большевистская агония Киева была жуткой. В дополнение к местным палачам Москва прислала заместителя председателя ВЧК Петерса, назначив его комендантом Киевского укрепрайона. Лацис стал его заместителем. Естественно, положения на фронте изменить они не могли, но последняя волна террора, обрушившегося на мирное население, перехлестнула все предыдущие. Очевидец писал «… Ежедневно отряд китайских солдат проводил по улицам 60–70 несчастных смертников. Это была очередная партия, предназначенная в полночь к расстрелу. Ослабленные голодом, пытками, издевательством пьяных чекистов, они с трудом волочили ноги. Уголовных преступников тут вовсе не было. Истреблялись только культурные силы страны. В опубликованных списках перечислялись их звания и род занятий. К концу августа остались лишь чрезвычайки, в них пьяные чекисты с дьявольской жестокостью добивали по ночам несчастных мучеников. В сараях и конюшнях, по дворам чрезвычаек, их убивали холодным оружием, железными вилами и бутылками от вина…»

Но остановить белые роты бутылки от вина, вилы и наемники-китайцы, понятное дело, не смогли, фронт рушился. 30 августа комиссары бежали. С одной стороны в город вступили галицийские стрелки Петлюры, с другой – добровольцы. Население забрасывало цветами тех и других. Ему уже дела не было, кто занимает город – украинцы, немцы, французы, хоть татаро-монголы – только бы не большевики! Между белогвардейцами и галицийцами – Киев брали лучшие части Петлюры – сначала установился естественный мир. Нарушен он был чьими-то провокациями. Несколько выстрелов в деникинцев прозвучало на Александровской улице. Обстреляли их и возле городской Думы, когда они в знак союза решили рядом с «жовто-блакитным» знаменем водрузить российский «триколор». Тогда Бредов вызвал к себе галицийского командира и дал 24 часа, чтобы петлюровцы убрались прочь. Киев остался за добровольцами.

А горожане нескончаемым потоком шли в Липки – ранее квартал богатых и красивых особняков, утопающих в зелени. Их облюбовали красные карательные учреждения, и теперь киевляне, затыкая носы от нестерпимой вони, смотрели на страшные подвалы, забрызганные толстым слоем человеческой крови и мозга, на вскрываемые захоронения, пытаясь отыскать исчезнувших родных и близких. Чтобы далеко не ходить, чекисты превратили в массовые могильники окружающие особняки клумбы, сады и скверы…