31. Перемышль

План Гинденбурга предусматривал не один, а два пролома русского фронта. Одновременно с Пруссией готовился удар в Карпатах. Здесь создавалась новая Южная армия генерала Линзингена из 3 германских и 5 австрийских дивизий, из Польши сюда перебрасывалась 2-я австрийская армия. Они должны были деблокировать Перемышль, пополниться его огромным гарнизоном, двигаться навстречу немцам, наступающим из Пруссии — и вся русская группировка в Польше попадала в кольцо.

Перемышль считали чудом фортификационного искусства. Его укрепления были построены по последнему слову военной науки, могучие форты огрызались огнем сотен орудий. Крепость обложила 11-я армия Селиванова из двух «второсортных» корпусов. Осадных орудий у нее не было. Да и тяжелые можно было по пальцам пересчитать. А напрасных потерь Селиванов не желал, довольствовался только осадой. Его части окружали крепость окопами, перекрывали места возможного прорыва, изматывали австрийцам нервы артиллерийскими перестрелками, но сами на рожон не лезли.

Русское командование понимало — противник не оставит попыток освободить Перемышль. Разведка подтвердила: за Карпатами снова сосредотачиваются войска. Брусилов, по своему обыкновению, предлагал упредить врага. Доказывал: если австро-германцы соберут могучий кулак, то попробуй угадай, где они ударят? И попробуй их останови, когда они попрут, сбивая по очереди перебрасываемые против них подкрепления. На Юго-Западном фронте наступление не планировалось, и Иванов был против. Но Брусилова поддержал Алексеев. Признавал, что разгромить неприятеля не получится, но нужно помешать ему изготовить ударную группировку, пусть австро-германское начальство раздергивает свои соединения. Ставка согласилась с этим мнением, разрешила наступать с ограниченными задачами.

Операция была возложена на Брусилова. Основной удар он наметил на участке от Дуклинского перевала до Белогруда, здесь собирались 4 корпуса. Этот удар так и не состоялся, но приготовления к нему все же спутали планы немцам и австрийцам. Они обнаружили выдвижение наших войск и, в свою очередь, решили упредить русских. Начать свою операцию раньше установленного срока, не дожидаясь, пока сосредоточатся все их силы. 23 января загрохотали вражеские батареи и их армии устремились вперед. Причем выяснилось, что главная неприятельская и главная русская группировки нацеливались точно навстречу друг другу. Но неприятельская значительно превосходила, теснила и отбрасывала корпуса Брусилова. Сразу обозначилось, куда она продвигается, — на Перемышль.

Брусилов начал сдвигать на этот участок свои соседние соединения. Но и к противнику прибывали новые части, наращивали натиск. Тогда Брусилов поступил вопреки всякой логике, отдал приказ 25 января перейти в контрнаступление. Его командиры были изумлены, переспрашивали. Какое уж контрнаступление, если их подчиненные отходили. В лучшем случае, с трудом держались в обороне. Но командарм категорически подтвердил — выполнять приказ! Войска стали неуверенно подниматься в атаки. И помогло. Австрийцы ничего не понимали, озадачились. Начали останавливаться, окапываться. А наши солдаты, видя это, воодушевлялись. Дружно бросались на врага, сбивали с позиций. Группировку противника попятили обратно к перевалам.

Боевые операции 1915 г.

На Карпатах пошла, как ее называли австрийцы, «гуммикриг» — «резиновая война». То туда, то сюда. Схватки были жестокие и упорные. И если немцы начали применять на своем фронте газы, то и австрийцы внедрили жуткое изобретение, разрывные пули «дум-дум». Они наносили огромные рваные раны, пострадавший или умирал или оставался калекой. Наши бойцы сочли это оружие подлым и боролись с ним по-своему. Если у кого-то нашли обоймы с пулями дум-дум, в плен не брали, приканчивали на месте. Австро-Венгрия возмутилась. Заявила, что за каждого такого убитого будет расстреливать двух русских пленных. Но великий князь Николай Николаевич пригрозил жестко и недвусмысленно: если Вена осмелится на подобные меры, за каждого казненного пленного в России будут вешать четверых. Пояснил: «У нас австрийских пленных на это хватит». В результате стрелять разрывными пулями стали редко. Вражеские солдаты просто боялись носить их при себе, выбрасывали при первой возможности.

В состав 8-й армии было прибыло несколько новых соединений, в том числе Дикая или Туземная дивизия. По российским законам, горцев Северного Кавказа не призывали в армию. Брали только добровольцев. Их них и сформировали дивизию. Возглавил ее брат Николая II великий князь Михаил Александрович. В Карпатах горцы чувствовали себя «как дома», сражались дерзко и отчаянно, совершали множество подвигов. Но из всех вышестоящих инстанций в штаб шли строгие указания беречь великого князя, и Михаилу Александровичу всегда было очень неловко, что офицеры опекают его, как телохранители.

А 4-ю Железную стрелковую бригаду, ярко проявившую себя в предыдущих сражениях, Брусилов взял из 24-го корпуса в свой личный резерв. Шутили, что она стала «пожарной командой», ее бросали в самых жаркие места. Чтобы переломить ход «резиновой войны», командующий создал сводный отряд генерал-лейтенанта Каледина из нескольких кавалерийских дивизий и пехотных частей. Его направили на левый фланг, на Ужгородское направление — ставилась задача обойти главную группировку противника. Но у местечка Лутовиско австрийцы остановили отряд. Они занимали позицию на гряде крутых скал и расстреливали русские атаки. Брусилов послал на помощь 4-ю стрелковую бригаду.

Деникин писал: «Это был один из самых тяжелых наших боев. Сильный мороз, снег — по грудь; уже введен в дело последний резерв Каледина — спешенная кавалерийская бригада. Не забыть никогда этого жуткого поля сражения… Весь путь, пройденный моими стрелками, обозначался торчащими из снега неподвижными человеческими фигурами с зажатыми в руках ружьями. Они — мертвые, застыли в тех позах, в которых из застала вражеская пуля во время перебежки. А между ними, утопая в снегу, смешиваясь с мертвыми, прикрываясь их телами, пробирались живые навстречу смерти. Бригада таяла… Рядом с железными стрелками, под жестоким огнем, однорукий герой, полковник Носков, лично вел свой полк в атаку прямо на отвесные ледяные скалы высоты 804… К нам неожиданно подъехал Каледин. Генерал взобрался на утес и сел рядом со мной; это место было под жесточайшим обстрелом. Каледин спокойно беседовал с офицерами и стрелками, интересуясь нашими действиями и потерями. И это простое появление командира ободрило всех и возбудило наше доверие и уважение к нему».

Неприступную гряду все-таки взяли. Железная бригада ворвалась на вражеские позиции, захватила 2 тыс. пленных. Теперь наши войска выходили во фланг карпатской группировке австрийцев, и неприятельскому командованию пришлось отводить ее назад, за р. Сан. Деникин за эту победу был награжден орденом Св. Георгия III степени.

Между тем, положение в Перемышле ухудшалось. Гарнизон пал духом — его опять не смогли выручить. Боеприпасов было в избытке, хватало продовольствия. Но командование крепости сочло: осада может быть долгой, надо его экономить. Стали урезать пайки солдатам, а еще больше мирному населению. Впрочем, начальство от этого не страдало. На личной ферме коменданта, генерала Кусманека, откармливались казенным фуражом 100 коров. А офицеры его штаба и тыла самозабвенно ударились в бизнес, спускали продукты на черный рынок по бешеным ценам. Но жители начали голодать. Недоедание и скученность людей вызывали болезни, госпитали были переполнены. Хотя там было еще хуже. Администрация и персонал продавали на сторону лекарства, еду, голодные больные валялись без всякого ухода, умирали. Солдаты это видели. Начались случаи неповиновения, ссоры между венграми и славянами. Венгры призывали стоять насмерть. Поляки, русины, чехи такого желания не испытывали. Но «верных» венгров и кормили лучше, это вызывало озлобление к ним.

Кусманек опасался бунта. Передал по радио своему командованию — если Перемышль не освободят, он вынужден будет капитулировать. Это подстегнуло Конрада. Он срочно перегруппировал силы и бросил их в новое наступление. У Лиско, на острие прорыва, стояли 4 русских дивизии 7-го и 8-го корпусов. На них ринулись 14 вражеских дивизий. А вдобавок ко всем трудностям, становилось все труднее с боеприпасами. Тыловые склады выскребали последние запасы. Но в горах таял снег, размыло дороги, даже то, что удавалось набрать, не могли доставить на передовую. Брусилов писал: «Нужно помнить, что эти войска в горах зимой, по горло в снегу, при сильных морозах ожесточенно дрались беспрерывно день за днем, да еще при условии, что приходилось всемерно беречь и ружейные патроны, и в особенности артиллерийские снаряды. Отбиваться приходилось штыками, контратаки производились почти исключительно по ночам, без артиллерийской подготовки и с наименьшею затратою ружейных патронов». Командир 8-го корпуса Драгомиров докладывал, что больше не в состоянии отражать атаки, просил разрешения отойти к Саноку. Брусилов послал ему приказ: «Прошу держаться. Если просьбы недостаточно — приказываю. А если приказ считаете невыполнимым — отстраняю от должности». И Драгомиров удержался.

Русские сами нанесли несколько контрударов, тормозя врага. Один из них организовали южнее участка, где прорывался неприятель — отвлечь его, создать угрозу на фланге. Здесь ввели в бой вновь сформированный 3-й конный корпус. В него вошли 1-я Донская, Дикая дивизии, ряд других частей, а возглавил его граф Федор Артурович Келлера. Это был заслуженный и знаменитый вояка, его считали лучшим кавалерийским военачальником, «первой шашкой России». Прославился он еще в турецкую, был одним из адъютантов Скобелева, начальником его штаба, заслужил два Георгиевских креста. Несмотря на немецкое происхождение, более русского человека трудно было сыскать. Он ходил в оренбургском казачьем чекмене и волчьей папахе, мог без отдыха проскакать 100 верст за сутки, лично водил полки в атаки. Прекрасно понимал душу казака и солдата, всегда вежливо разговаривал с ними, внимательно расспрашивал. Чрезвычайно заботился о подчиненных, особенно о раненных, умел подбодрить и поддержать их. Питание бойцов, уход за раненными были поставлены у него образцово. И подчиненные обожали своего начальника, по одному его слову самоотверженно бросались в схватку.

Келлеру придали пехотные части, в том числе 4-ю Железную бригаду. Врага потеснили, бригада захватила крошечный плацдарм на левом берегу Сана у горы Одринь. Но тут и застряли. Австрийцы удержали высоты, окружающие плацдарм полукольцом, поливали огнем. А река вздулась от паводка, вот-вот могла снести плохонький деревянный мост, связывающий с тылом. Следовало бы отступить, но тогда пришлось бы отойти соседней 14-й дивизии. Ее командир доложил в штаб армии: «Кровь стынет в жилах, когда подумаешь, что впоследствии придется брать вновь те высоты, которые стоили нам потока крови». Бригаду Деникина оставили за рекой. Ее расположение простреливалось вдоль и поперек. Австрийцы густо били даже по одиночным бойцам, показавшимся из укрытия. Штаб бригады расположился в деревне Творильня. Когда обедали, пуля, залетела в окно, разбила на столе тарелку, другая расщепила стул. Идти куда-нибудь можно было только в темноте. Если требовалось выйти из хаты днем, офицеры прикрывались пулеметным щитом. Погиб командир 16-го полка барон Боде. Его заменил командир батальона Тимановкий, будущий герой Белой Гвардии. Он раз за разом отбивал попытки неприятеля прорваться на фланге, вдоль Сана, чтобы отрезать плацдарм от реки.

А в 13-м полку выбило всех старших офицеров, его командира Гамбурцева тяжело ранило прямо на крыльце, когда он выходил из штаба бригады. На его место вызвался еще один будущий герой-белогвардеец, Сергей Леонидович Марков. Он был профессором Академии генштаба, к железным стрелкам прибыл три месяца назад, заменил раненного начальника штаба. Деникин и его офицеры сперва сомневались, приживется ли столичный профессор в их «запорожской сечи». Но Марков, отчаянно смелый, веселый, не унывающий ни в какой ситуации, быстро стал в бригаде своим. Теперь он попросил у Деникина 13-й полк. Тот пожал плечами: «Пожалуйста. Но вы видите, что делается?» «Вот именно, ваше превосходительство», — кивнул Марков. Все видели, что делается. Бригада должна была погибнуть. От своих она была уже почти отрезана. Но командир корпуса Келлер узнал, где его войскам приходится труднее всего, целый день пробирался окольными тропами и лично приехал на плацдарм. Увидел положение бригады и добился, чтобы ее отвели за Сан. Она была отправлена на переформирование и развернута в дивизию, сохранившую номер и название — 4-я Железная.

Но австро-германское командование готовило еще один сюрприз. На южной оконечности фронта вздымались Восточные или Лесистые Карпаты. Они выше Западных, дорог в них еще меньше. Считалось, что крупные силы здесь развернуть нельзя, и масштабных действий тут не велось, с обеих сторон фронт прикрывала конница. Наткнувшись на ожесточенное сопротивление на кратчайшем пути к Перемышлю, Конрад задумал обойти этот фланг. Когда кипело сражение в верховьях Сана, за Карпатами уже шла грандиозная передвижка на юг. 2-я австрийская армия перемещалась к Ужгороду, Южная армия Линзингена — в район Мукачево и Хуста. 13,5 дивизий внезапно хлынули через горы, опрокинули заслоны нашей кавалерии. Стали с юга продвигаться в русские тылы, выходили к Станиславу, нацеливались на Львов.

Навстречу новой угрозе Брусилов перебрасывал все что можно — 2-й кавкорпус Каледина, 3-й кавкорпус Келлера, 12-й корпус Леша. В яростных боях они задерживали неприятеля, на подступах к Станиславу был ранен Каледин, находившийся в самом пекле. Но сил было недостаточно, русских отбрасывали к Днестру и Пруту. Однако командование Юго-Западного фронта тоже начало крупную рокировку. Со спокойного участка в Польше перебрасывалась на южный фланг вся 9-я армия Лечицкого. Первым сумели перевезти 11-й корпус генерала Сахарова. Он сразу же, едва выгрузившись из вагонов, ускоренным маршем выдвинулся навстречу врагу и перешел в контрнаступление.

А войска противника растянулись по немногим имеющимся дорогам, вязли и застревали в непролазной грязи, солдаты выбивались из сил, между частями образовались большие промежутки. Дивизии Сахарова с ходу разгромили головные соединения неприятеля, они побежали. Их гнали, продолжали бить, и уже все многокилометровые австро-германские колонны, перемешавшись в беспорядке, покатились обратно к горам. Лечицкий со штабом армии прибыл чуть позже. Оценив обстановку, он остановил преследование. Угрозу ликвидировали, а зарываться он не хотел. Приказал подождать, когда соберется вся армия, подсохнут дороги.

Провал наступления стал приговором для Перемышля. В помощь извне больше не верили, и Кусманек решился вести войска, фактически целую армию, на прорыв. Собрали полевую артиллерию, многочисленные обозы, начальство не забыло и свое ценное барахло. Ночью 20 марта гарнизон выступил из крепости. В авангарде шли лучшие, венгерские части, выплеснулись из темноты на русские позиции. Но Селиванов ох как давно этого ждал! Оборону на опасных участках оборудовали прекрасно. Авиаразведка предупредила, что враг готовится к вылазке. Местность была пристреляна, и атакующих смели огнем орудий и пулеметов. Уцелевшие кинулись назад. Столкнулись с подразделениями, двигавшимися следом, и сшибли их. Все в ужасе устремились к крепости. Давили друг друга. Бросали обозы, они загромождали дорогу, мешая удирающим.

После этого ни о какой защите не могло быть речи. Гарнизон превратился в неуправляемую мечущуюся толпу. Кусманек вступил в переговоры, и 22 марта Перемышль сдался. В плен попало 9 генералов, 2500 офицеров, 120 тыс. солдат. Русским досталось 900 орудий, огромные склады боеприпасов, обмундирования, большие запасы муки, картофеля, мяса. По всей России эту победу праздновали колокольным звоном, звучали здравицы нашим полководцам и воинам. Великого князя Николая Николаевича наградили орденом Св. Георгия II степени и шпагой, украшенной бриллиантами, с надписью «За завоевание Червоной Руси», Брусилов был произведен в генерал-адъютанты.

На русских позициях повсюду выставили плакаты — извещали неприятеля, что Перемышль пал. Еще продолжавшиеся атаки немцев и австрийцев сразу заглохли. Цель их наступления исчезла. Зато наши солдаты воспрянули духом, рвались вперед. Противника стали теснить по всему фронту. Австро-Венгрия была в панике, начала строить укрепления возле Будапешта. Отступая в Карпатах, немцы и австрийцы снова использовали тактику «выжженной земли». Истребляли скот, лошадей, жгли селения, угоняли мужчин, способных служить в армии. Людендорф писал: «Рубить леса… уничтожать деревни, поля и сады, аллеи и плодовые деревья было военной необходимостью». В Карпатском сражении с ноября по март противник потерял 800 тыс. человек убитыми, ранеными и пленными. Русские потеряли около 200 тыс.