36. Еще раз о преступниках
По мере того как Вторая мировая война уходила в прошлое, на описания исторических событий накладывались те или иные искажения, менялись оценки. В частности, развивалась тенденция относить все преступления только на счет нацистской верхушки и карателей из СС, гестапо. Тенденция была чисто политической. Федеративная Республика Германия вошла в блок НАТО, стала в холодной войне союзницей США и Англии. Поэтому злодеяния списывали на узкий круг лиц, плодились мифы о честных офицерах и генералах, противостоявших Гитлеру. Аналогичным образом Германская Демократическая Республика стала союзницей СССР, и рождались легенды о рабочем подполье.
Действительности не соответствовало ни то, ни другое. Черные потусторонние духи, вызванные и вскормленные нацистами, захватили под свое влияние не кучку, не касту, они закружили в безумных вихрях миллионы людей. Охрану Освенцима несли не только подразделения СС, но и вермахта. Да и массовым истреблением пленных в 1941 г. отличились обычные армейские части. Кому сдались «недочеловеки», те их и расстреливали. А для конвоирования и охраны пленных строевые воинские части старались не отвлекать. В 1941–1942 гг. эту задачу возложили на военно-строительную организацию Тодта, куда призывали граждан старших возрастов. Именно «стройбатовцы», почтенные отцы семейств, гнали пленных к лагерям, пристреливая по дороге отставших, морили голодом на огороженных клочках поля.
Армейские части широко привлекались к карательным акциям. А при отступлении, как уже отмечалось, появились особые команды факельщиков. Но бесчинствовали не только они. Битые немцы сплошь и рядом срывали свою злость на мирных жителях. Так, под Одессой в Куяльнике бегущие подразделения 6-й германской армии принялись хватать всех, попавшихся под руку, и расстреливать в глиняном карьере. Перебили более 400 человек – в их числе было 30 младенцев, умерщвленных вместе с матерями. Город Старый Крым был освобожден партизанами, но появились части 98-й немецкой дивизии, отступавшей от Керчи к Севастополю. Выбили партизан, а перед тем как удрать, обошли дома и убили всех, кого застали, – 584 жителя. Комиссия по расследованию злодеяний оккупантов собрала свидетельства о сотнях подобных трагедий.
Генералы вермахта разрабатывали бесчеловечные проекты, ничуть не уступающие эсэсовским. Например, 12 июня 1944 г. командование группы армий «Центр» и штаб 9-й германской армии представили министру восточных территорий Розенбергу план «Сенокос». Сообщали, что они намерены захватить 40–50 тыс. подростков 10–14 лет и направить в Германию для работы учениками и подмастерьями. Пояснялось, что «эта мера направлена не только на предотвращение прямого пополнения численности армий противника, но и на сокращение его биологического потенциала» [8].
В предшествующих главах уже рассказывалось, что немцам ничуть не уступали в зверствах их союзники – венгры, финны, румыны, хорваты. А уж Япония в данном отношении могли дать фору гитлеровцам. Здесь никаких эсэсовцев в помине не было, но армейские офицеры, унтер-офицеры, солдаты то и дело устраивали кошмарные массовые расправы. Флотским офицерам гораздо реже, чем в армии, приходилось встречаться с противниками лицом к лицу. Но и они жаждали почувствовать себя настоящими самураями, омыть мечи живой человеческой кровью. Среди подводников действовал приказ – не удовлетворяться торпедированием неприятельских судов, а стараться истреблять всех, кто находится на борту: команду, пассажиров. Сохранились свидетельства, как это происходило после потопления пароходов «Дзисилак» и «Жан Николет». Подводная лодка всплывала. Людям, спасшимся на шлюпках, под угрозой наведенной пушки приказывали причалить к подводной лодке и подняться на палубу. Связывали, кололи штыками, а офицеры практиковались во владении мечом, отсекали головы, руки, ноги. Этим занимались инженеры, штурманы, офицеры медицинской службы [118].
Японский воинский кодекс внушал, что сдаваться в плен вообще позорно. Захваченных противников презирали. Поиздеваться над ними, потешить самолюбие выглядело нормальным и естественным. А тех пленных, кого все-таки не прикончили, распределяли на тяжелые работы – строить и ремонтировать дороги, мосты. Кормили более чем скудно, за невыполнения заданий наказывали. Люди умирали от лихорадок в тропическом климате. За мелкие провинности их избивали, за более серьезные проступки рубили головы перед строем. Всего за время войны погибло 27 % американцев и англичан, попавших в японский плен. Для солдат и офицеров других национальностей данные отсутствуют.
В отношении медицинских опытов над живыми людьми японцы значительно опередили немцев. Еще в 1932 г. в Маньчжурии был создан «отряд 731», начавший разработки бактериологического оружия. Для экспериментов использовали пленных китайцев. Иногда, если срочно требовалось «сырье», их просто похищали в ближайших селениях. Но японские ученые предполагали, что смертоносные бациллы могут по-разному действовать на людей различных рас и народов. А применять бактериологическое оружие предполагалось в основном против русских. Что ж, в Маньчжурии проживало много эмигрантов. Прав у них было еще меньше, чем у китайцев, и по заявкам «отряда 731» полиция поставляла требуемое количество мужчин, женщин, детей. Всего русские составили около 30 % подопытных.
Их заражали теми или иными бациллами, отслеживали, как протекает болезнь. Если жертва выживала, ее использовали для последующих опытов – живыми из «отряда 731» не выходили. Кроме бактериологических программ развернулись и другие исследования. Людей помещали в барокамеру, исследуя смерть от понижения давления. Доводили до гибели от перегрева, переохлаждения, изучали воздействие ядов, провоцировали гангрену. Иногда подвергали людей вивисекции, удаляли заживо различные органы вплоть до головного мозга, чтобы изучить их «свежими». Персонал «отряда 731» насчитывал 3 тыс. медиков, служащих, охранников. А за время существования в его лабораториях, по разным оценкам, оборвались жизни от 3 до 10 тыс. жертв.
Наряду с «отрядом 731» возник другой, «отряд 516», он занимался разработками химического оружия. Третий, «отряд 100», создавал бактериологические средства для заражения животных и сельскохозяйственных растений. В этих центрах также осуществлялись опыты над людьми. Впрочем, подобные изуверства совершались не только в сверхсекретных институтах. Ими увлеклись и обычные военные врачи. В гарнизонах Новой Гвинеи и Индонезии они устраивали для любознательных сослуживцев уроки анатомии. Вскрывали еще живых пленных, показывая и рассказывая, как функционирует тот или иной орган [118].
Выше уже отмечалось, что основатель общества «Аненербе» профессор Хаусхофер был посвящен в тайное самурайское общество «Зеленый дракон». Стоит ли удивляться, что институты «Аненербе» подхватили самурайские методики? Впрочем, нравственный уровень оказался примерно одинаковым как у адептов средневековой восточной мистики, так и у культурных европейцев. На Западе об использовании подопытных людей первыми заговорили ученые с мировыми именами – министр здравоохранения Италии Конти и профессор Шиллинг. Они возглавляли малярийную комиссию при Лиге Наций и обратились к Гиммлеру, предложили провести на заключенных исследования по разработке лекарств и прививок против малярии. Рейхсфюреру СС идея понравилась. Эксперименты по заражению людей малярией развернулись в Дахау – из-за того, что рядом были медицинские кафедры Мюнхенского университета.
Работу признали весьма полезной, и спектр исследований стал расширяться. Да и само общество «Аненербе» постепенно разрослось до 50 крупных институтов. Гиммлер и его сотрудники подгребали под себя самые престижные темы – разработки новейших систем вооружения, ракет, радиоэлектронного оборудования, ядерных устройств. Медицинское же поприще стало особенно благодатным. Ведь под эгидой СС соединились лучшие ученые и карательные органы. Миллиардеры из «кружка друзей рейхсфюрера СС» обеспечивали финансирование. Все это вместе позволило проводить такие исследования, которые нигде больше были невозможны!
Развернулись программы по изучению воздействия на людей отравляющих веществ, по заражению тифом и гепатитом, по искусственному загрязнению ран и провоцированию гангрены, по пересадке костей. По заявкам люфтваффе в лице фельдмаршала Мильха начались исследования по влиянию на организм низкого давления – подопытных сажали в барокамеры и откачивали воздух. А в северных морях, у берегов Норвегии, сбитые германские летчики нередко падали в воду. Поэтому люфтваффе заказали изучить переохлаждение в ледяной воде, различные методы отогревания и возвращения к жизни.
Потом начались массовые обморожения на русском фронте, и добавились программы по «сухому» замораживанию людей на воздухе и в снегу. При этом центр медицинских исследований СС переместился из Дахау в Освенцим – в Польше зимы были холоднее, чем в Баварии. Кстати, на данном поприще тоже проявились болезненные комплексы Гиммлера. Ссылаясь на одну из германских легенд, он настоял – среди методов реанимации замерзших надо провести серии экспериментов по их отогреванию обнаженным женским телом, половым актом. Специально для этого выделили партию заключенных-проституток [149].
Рейхсфюрер СС весьма озаботился и вопросами скорейшего размножения германской расы. По распоряжению Гиммлера его любимец доктор Рашер начал в Освенциме эксперименты над женщинами разных национальностей, родившими двойню. Искали, чем их организмы отличаются от других женщин. Снова оплодотворяли – повторится ли аналогичный эффект? А под руководством доктора Покорны развернулись противоположные опыты, по стерилизации мужчин и женщин. Выдвигалось обоснование, что надо сохранить рабочую силу побежденных народов, но остановить их размножение. Испытывались растительные, химические препараты, различные виды облучения [39]. «Подопытный материал» в любом случае на свободу не выходил. Тех, кого сочли ненужным для дальнейшей работы, уничтожали.
Были и другие направления исследований. Доктор Халленворден из медицинского института в Дилленбурге создал огромную коллекцию мозгов убитых людей. А профессор Страсбургского университета Хирт заинтересовал Гиммлера идеей составить коллекции черепов, скелетов и заспиртованных трупов мужчин и женщин, принадлежащих разным народам, – славян, «азиатов», евреев. К проекту подключили всемирно известного зоолога Эрнста Шефера (он возглавлял экспедицию «Аненербе» в Тибет). Теперь Шефер ездил по концлагерям, выбирая типичных представителей тех или иных наций. 115 человек, намеченных им, привезли в Страсбург, умертвили и передали Хирту для препарирования.
Кстати, после войны американцы сочли преступления Шефера «незначительными», его освободили без суда. Оправдали и энтузиаста стерилизации «недочеловеков» доктора Покорны, не нашли «состава преступления». Но вообще в экспериментах над людьми приняли активное участие многие видные медики: профессор Хольцлехнер из Киля, профессор Ярек из Инсбрука, профессор Зингер из Мюнхена, доктора Руф, Румберг, Замерштранг, Вельтц, Мадаус, Брак, Гебхардт, Фишер, Сиверс, Бонг, Майер, начальник медслужбы люфтваффе Хиппке, Финке, Герта Оберхойзер, Катценелленбоген. Добавим, что при каждом из докторов действовала бригада ассистентов и младшего медперсонала. Еще больше врачей знало об изуверских экспериментах. Результаты публиковались в специальной литературе, обсуждались на научном уровне – и никаких протестов не вызывали. Наоборот, многие медики считали эти работы очень ценными.
Скажем, в октябре 1942 г. профессора Хольцлехнер и Финке, написав для ВВС отчет «Эксперименты по замораживанию человека», провели в Нюрнберге научную конференцию по данной теме. Присутствовали 95 ученых, включая знаменитостей. По содержанию докладов было предельно ясно – в рамках работы много людей было доведено до смерти. Но вопросы задавались только научного плана. Ни малейших признаков возмущения не было. А в мае 1943 г. Гебхардт и Фишер прочли в военно-медицинской академии лекцию по провоцированию газовой гангрены у заключенных. Их выслушали с огромным вниманием. Присутствовавший профессор Зауэрбрух, светило немецкой медицины, сделал единственное замечание – мол, «хирургия лучше сульфаниламида». Так кого же правильнее относить к разряду нацистских преступников? Только руководителей бесчеловечных исследований? Или широкие круги германских медиков, так или иначе причастных к злодеяниям? И не только германских. В Страсбургском университете подручными Хирта стали французские врачи, лаборанты, медсестры.
Впрочем, стоит ли зацикливаться на медицинских работниках? А германские промышленники, предприниматели? Разве они были виноваты только в том, что производили оружие, боеприпасы и загребали на этом сверхприбыли? На одних лишь заводах Круппа трудились тысячи пленных, заключенных и «остарбайтеров». Заводской врач Эйгер описывал собственный небольшой концлагерь, где под охраной эсэсовцев содержались 600 женщин. Они ходили босиком, единственной одеждой им служили мешки с отверстиями для рук и головы, все были истощены и больны, многие умирали [149].
Аналогичное положение было на заводах других фирм, на шахтах и рудниках. Концерн «И. Г. Фарбениндустри» специально построил цеха рядом с Освенцимом, чтобы иметь под рукой рабочую силу. А немецких рабочих, трудившихся на тех же предприятиях, подобное положение ничуть не возмущало. Ни одного факта протестов, забастовок и других проявлений «классовой солидарности» не зафиксировано. Да и зачем им было возмущаться? Они имели на военных заводах броню от фронта, получали пайки и очень хорошую зарплату (за счет использования рабов).
Регулировал эти потоки невольников очень интеллигентный Альберт Шпеер – еще один представитель «интернациональных» финансовых кругов наряду с Шахтом, Шредером, Кепплером. Он был начинающим архитектором, довольно талантливым. Но обладал еще одним ценным качеством – приходился родственником американским банкирам Шпеерам. Непонятным образом он очутился рядом с Гитлером, сумел завоевать его личную дружбу. В годы войны осторожный Шахт начал помаленьку отодвигаться от правящей верхушки рейха. Шпеер, наоборот, возвысился. С какой-то стати молодой, никому не ведомый архитектор был назначен министром вооружений и боеприпасов, вошел в Центральный комитет по планированию Германии. По сути, перехватил у Геринга функции экономического диктатора [150]. Соответственно, был допущен в «святая святых», знал о ручьях прибылей, текущих через Швейцарию к американским совладельцам германских предприятий.
Позже в тюрьме он написал очень «гуманные» мемуары, изобразив себя чуть ли не врагом гитлеровского режима. Но с карательной системой он был связан напрямую. Заказывал остарбайтеров и пленных на стройки военных и промышленных объектов, самолично издавал приказы, предписывая подневольным работникам «суровые наказания» за лень и «саботаж». Ну а тех, кто уже не в состоянии полноценно трудиться, Шпеер требовал отсылать обратно в концлагеря. То есть на смерть [101].
К массовому уничтожению людей приложили руку и германские инженеры, техники, конструкторы. Когда был объявлен конкурс на строительство крематориев в Освенциме, поучаствовать в нем нашлась масса желающих. Выиграла компания «Топф и сыновья», специализирующаяся на поставках отопительной аппаратуры. По данному поводу была обнаружена обширная переписка, причем назначение конструируемых систем отнюдь не скрывалось. Фирма писала в Освенцим: «Мы подтверждаем получение вашего заказа на 5 тройных печей, включая 2 электрических подъемника для поднятия трупов и 1 запасной подъемник. Заказ включает также установку для загрузки угля и устройство для транспортировки пепла…» А другие фирмы были рады урвать контракты на строительство и оборудование газовых камер.
Словом, можно себе представить обычную атмосферу конструкторского бюро. Инженеры на технических совещаниях спорят, какой запас прочности придать каким-нибудь штырям для подъемников. Роются в справочниках конструкционных материалов, советуются с технологами, как будут влиять температурные условия, насколько опасны человеческий жир и пепел с точки зрения коррозии. Находят оптимальные решения. Пожилые обстоятельные чертежницы и вертихвостки-машинистки готовят проектную документацию, клерки пересылают ее на производство. Специалисты фирм-изготовителей приезжали в лагеря, участвовали в монтаже и отладке систем, присутствовали при испытаниях. Уточняли режимы эксплуатации, писали акты приемки и свои инженерные отчеты с указанием выявленных недостатков, предложениями по усовершенствованию.
Изготовление смертоносного газа «Циклон-Б» находилось в ведении концерна «И. Г. Фарбениндустри» (с которым благополучно поддерживала картельные связи американская «Стандарт ойл оф Нью-Джерси»). Патенты на производство этой отравы получили у концерна фирмы «Теш и Штабенов» в Гамбурге и «Дегеш» в Дессау. Ну кому же не хотелось урвать кусочек от пирога? Берлинская компания «Заводы Дидье» боролась за контракт на поставку печей для сжигания трупов в Белградском лагере. С ней соперничала фирма «С. Н.
Кори», которая уже построила 4 печи для Дахау и 5 для Люблина. Она писала в хозяйственное управление СС: «Ссылаясь на наши устные переговоры относительно поставки оборудования упрощенной конструкции для сжигания трупов, мы настоящим представляем чертеж наших усовершенствованных кремационных печей, действующих на угле, которые до сих пор полностью удовлетворяли заказчиков».
Контракт на изготовление «автомобилей 3» – «душегубок» получила автомобильная фирма «Заурер». Несколько фабрик поставили на конвейер производство дубинок для лагерных надзирателей, плетей, хлыстов. А Данцигский технологический институт занялся проблемами «утилизации» человеческих тел. После ряда экспериментов составлялись заключения: «Человеческая кожа, лишенная волосяного покрова, весьма хорошо поддается процессу обработки, из которой, по сравнению с кожей животных, можно исключить ряд дорогостоящих процессов». Жир рекомендовался для производства мыла. Для этого был изобретен специальный котел с электрическим подогревом и выработан оптимальный рецепт: «12 фунтов человеческого жира, 10 кварт воды и от 8 унций до фунта каустической соды… все кипятится в течение 2–3 часов и затем охлаждается… После остывания сваренную массу выливают в обычные, привычные публике формы, и мыло готово» [101].
Война и «новый мировой порядок» приносили немалые выгоды и немецким крестьянам. Правительство скупало у них по хорошим ценам всю продукцию без остатка. В Западной Польше, а потом и в германизируемых областях Восточной Польши немецкие колонисты получали значительные наделы плодородной земли. Правда, с фронта покатились похоронки, рабочей силы становилось все меньше. Но в хозяйства немецких фермеров-бауэров поступало все больше невольников и невольниц. Рабовладельцами становились очень охотно, не отказывался никто. Между прочим, некоторые концлагеря додумались продавать пепел сожженных в качестве сельскохозяйственных удобрений – и его покупали! Удобрение хорошее, продают дешево, отчего ж не купить?
Впрочем, стоило бы коснуться и всей массы немецких обывателей. Очевидцы, побывавшие в годы войны в Германии, описывали – там было хорошо! Спокойно, никакой преступности, отношение друг к другу доброжелательное. Снабжение установилось нормированное, по карточкам. Но их отоваривали четко, без обманов. А рабочих, пожилых людей, солдатские семьи, многодетных мам поощряли особыми ордерами на промышленные и продовольственные товары. По дешевке или вообще бесплатно можно было получить хорошие пальто, костюмы, платья, очки, сумки, обувь… Немцы примеряли вещи, которые какие-то другие люди сняли с себя перед расстрелами. Или перед тем, как войдут в газовую камеру. Славили фюрера и правительство, заботящихся о народе. С удовольствием вертелись перед зеркалом – хорошо ли сидит на тебе плащ неведомого покойника? Фрау деловито притоптывали, не жмут ли туфли незнакомой покойницы. Радовались за дочку, которой достались чьи-то сандалики…
Начальник административно-хозяйственной службы СС обергруппенфюрер Поль издал приказ, чтобы ничего не пропадало понапрасну. В концлагерях у обреченных женщин распорядился даже обрезать волосы длиннее 5 см. Из них начали изготовлять особые стельки для моряков-подводников. Об этом узнало железнодорожное ведомство и тоже заказало для своих служащих. Волос было много, на всех хватало.
А разве не приятно было получить посылку от родных, служивших в оккупированных странах? Бруски сала, банки меда, отрезы тканей и прочее барахло, награбленное неизвестно где. Неужели не радовались немцы? Еще как радовались! Сынок вспомнил, подкормил вкусненьким… Или муж расстарался, ох, какое платье прислал, духи!.. Или папа ребенка побаловал. Вон, какую красивую куклу упаковал в посылку! Неужели хоть кто-нибудь задумывался, что стало с девочкой, прежде лелеявшей и баюкавшей эту куклу?
Хотя рядовые немцы получали лишь крохи от награбленного. Основные потоки направлялись в Рейхсбанк. Здесь приходовались ценности из банков и казначейств захваченных стран. Сюда стекалась добыча от всевозможных поборов, контрибуций. Стекалась выручка от продажи рабов – ведь и фермеры, и промышленники отстегивали за их использование определенную плату. В Рейхсбанк поступали прибыли от продукции концлагерей, от реализации конфискованных товаров. Поступали и самые ценные вещи, изъятые у казненных: золотые часы, серьги, кольца, браслеты, зубные коронки.
Банковских служащих это ничуть не смущало. Однажды, например, обергруппенфюрер СС Поль и президент Рейхсбанка Функ устроили для германских финансистов и работников банка банкет. В перерыве повели гостей к сейфам, где продемонстрировали эти самые груды сережек и зубных коронок, после чего вернулись к столам и продолжили веселую трапезу. Такие ценности приходовались под шифром «Макс Хейлигер». Но тайна была шита белыми нитками, поскольку с 1942 г. Рейхсбанк стал закладывать эти «трофеи» в муниципальные ломбарды, дабы обратить их в наличные. Поток золота из концлагерей нарастал, и операции достигли такого размаха, что к началу 1944 г. Берлинский ломбард оказался переполнен золотыми предметами. Известил руководство Рейхсбанка, что он не в состоянии больше принимать эсэсовские драгоценности.
Однако это уже и не требовалось. Итоги войны обозначались все более определенно, и золотые ручьи стали менять направление. Потекли из германских банков в швейцарские. Здешние директора и служащие тоже не отличались брезгливостью. Принимали все. А беспрецедентный закон о тайне вкладов надежно закрыл от всех посторонних, что и откуда пришло, куда ушло… Вторая мировая война сопровождалась колоссальным ограблением всех оккупированных стран. Но и в Германии из награбленных богатств почти ничего не осталось. Утекло в другие сейфы, в другие страны. В какие? Достаточно взглянуть, какая держава вышла из войны не обедневшей, а наоборот, сказочно обогатившейся. Такая держава была только одна…
