21. Нашествие

В начале XVIII в. среди западных военных теоретиков была очень модной теория «армии Александра Македонского». Доказывалось, что армия должна быть небольшой, но отлаженной, как машина, состоять из отборных непобедимых бойцов. Она будет стальным тараном крушить рыхлые массовые полчища — точно так же, как Александр Македонский громил персов, индусов. Примерами подобной армии называли шведские войска Густава Адольфа, победоносно маршировавшие по Европе в Тридцатилетнюю войну. Считали, что к идеалу приблизился Евгений Савойский, одолевавший вдвое превосходящие силы турок. Ну а относительно Карла XII европейские авторитеты сходились в едином мнении — именно он достиг идеала. Вон как лихо колотил любых противников — русских, поляков, саксонцев.

За год пребывания в Саксонии шведы значительно усилились. Очевидцы вспоминали, что в Дрезден и Лейпциг вступили 22 тыс. оборванцев, изможденных скитаниями по белорусским болотам. Теперь они отъелись, переоделись, перевооружились. К ним прибывали пополнения из Швеции, Померании. Карл набирал и немецких наемников, вербовал «волохов» — вспомогательную конницу из венгров, румын. Денег у него сейчас хватало. Общая сумма контрибуции, которую он выжал из Саксонии, достигла 5.300.000 рейхсталеров. А вместе со снабжением провиантом, снаряжением, оружием, он ограбил саксонцев на астрономическую в то время сумму 35 млн.

Могущество Швеции достигло в это время наивысшей точки. Она запросто позволяла себе командовать европейскими монархами. С Австрией шведы вообще не воевали, но Карл цыкнул на императора, чтобы тот в своей державе пошел на уступки лютеранам, уравнял их в правах с католиками. Кайзер послушно подписал продиктованный ему договор. А для более удобного похода на восток Карл потребовал пропустить шведскую армию через Силезию, австрийские владения. Император исполнил и это. Только бы поскорее спровадить грозного соседа!

В ходе переговоров с австрийцами приближенные короля не скрывали дальнейших планов. Тайный секретарь Карла Цедергельм говорил: «Война должна быть тотчас же с особенной силой направлена в сердце Московии и таким образом скоро и выгодно приведена к окончанию». Премьер-министр Пипер пояснял, что для «безопасности шведской короны недостаточно только того, что царь вернет взятое, даст компенсацию за убытки» или даже уступит ту или иную провинцию. «Главное и наиважнейшее для шведской короны — сломить и разрушить московитскую мощь». «Поэтому нигде не может быть заключен мир выгоднее и надежнее, как только в самой Москве». Даже пространства России не вызывали опасений. Вспоминали ту же армию Александра Македонского! Как она браво шагала через всю Азию, уничтожала и разгоняла полчища царя Дария…

В конце 1707 г. Петр прикатил в Москву. Вопреки сложившимся представлениям, он любил не только Петербург, но и старую столицу. Заботился, чтобы она была красивой. Издавал указы о строительстве каменных зданий. Рождество и Новый Год царь предпочитал встречать здесь, в «первопрестольной». Он пел в храме на клиросе рождественские молитвы, объезжал дома знати с поздравлениями, устраивал фейерверки. Но на этот раз праздники скомкались. В ночь на 6 января 1708 г. примчалась эстафета — шведы двинулись в наступление.

Царь тотчас выехал к войскам. Он отдавал себе отчет, насколько серьезная предстояла схватка. Написал сыну Алексею — экстренным порядком завершать работы по укреплению Москвы. Составил и завещание. В нем впервые «официально» упоминается будущая царица Екатерина. Она была еще только сожительницей, но родила дочку Анну. Петр распорядился — «ежели что мне случится волею Божией», отдать «Катерине Василевской с девочкой» его личные сбережения, «три тысячи рублев».

Русские войска были разделены. Основные силы армии под командованием Шереметева и Меншикова, 57 тыс. штыков и сабель, расположились в Литве и Белоруссии. В Петербурге находился корпус Апраксина, 24,5 тыс. человек. А 16-тысячный корпус Боура занимал промежуточное положение, в Дерпте. В зависимости от того, где ударят шведы, он мог усилить ту или иную группировку. Карл повел на восток 43 тыс. воинов. Но у него тоже имелись сильные резервы — в Польше и Померании оставалось около 20 тыс. штыков и сабель. Еще один корпус генерал Левенгаупт должен был сформировать в Прибалтике, 15–20 тыс. А в Финляндии расположился корпус Либекера, 15 тыс. Стоит отметить, что эти цифры относились только к боевому ядру шведской армии. Они не учитывали слуг, обозных, конюхов. Не учитывали вспомогательные отряды «валахов», поляков, городские ополчения. Ну а само по себе боевое ядро шведов превосходило любую европейскую армию по качеству — по выучке, профессионализму, воинскому мастерству.

Между тем, Петр на перекладных прискакал в Дзенцелы, где располагался штаб Меншикова. Здесь он долго не задерживался. Выехал на передний край, в Гродно. Сюда стекались донесения разведки, и царь рассылал приказы войскам, зимовавшим по разным городам. Правый фланг прикрывала дивизия Репнина — ей было велено сосредоточиться в Вильно и Полоцке. Левофланговые русские соединения стояли в Слуцке. Петр велел им срочно подтянуться к основным силам, идти к Борисову.

Доклады поступали противоречивые. Царю поступали сведения, будто шведы уже близко. Потом стали сообщать, что они повернули назад. В соответствии с этим менялись и указания государя. Он посылал приказы начать уничтожение продовольствия и фуража на пути неприятеля. Вдогон отправлял противоположное распоряжение — приостановить уничтожение. Но внезапно Карл XII обнаружился совсем рядом с Гродно. Об этом прискакавшие гонцы предупредили царя 26 января. Он сразу покинул крепость. Оставил отряд бригадира Мюленфельса прикрывать мост через Неман. При появлении врага ему предписывалось уничтожить мост.

Возможно, Петр не уехал бы, если бы знал — приближается далеко не вся шведская армия. Король мчался к Гродно с авангардом всего в 800 кавалеристов. Но Мюленфельс задачу не выполнил. Узнав, что шведы на подходе, он бросил мост и поспешно отступил. Карл влетел в Гродно через каких-нибудь два часа после отъезда Петра. Принялся хвастаться, он едва не поймал самого царя! Зато мост достался ему целехоньким, шведские полки беспрепятственно двинулись через Неман. Мюленфельса Петр отдал под суд. Иностранные генералы и офицеры пытались ходатайствовать за него, но царь указал, что вина бригадира не частная, он совершил воинское преступление. Впрочем, суд не состоялся. Те же иностранцы помогли Мюленфельсу удрать — и он благополучно перебежал к шведам.

А Карл, осмотревшись в Гродно, не стал там задерживаться. В крепости и ее окрестностях нечем было кормить армию. Король проследовал дальше и сделал на месяц остановку в Сморгони. Потом перешел в Радашковичи — здесь шведская армия остановилась вообще на три месяца. Потому что начались оттепели, снега таяли. Потом началась распутица, половодье. Но шведы не теряли времени даром. На долгой стоянке они занялись заготовками запасов для предстоящего похода.

Королевский капеллан Нордберг увлеченно описывал: местные крестьяне попрятали продовольствие, и «солдаты сначала с большим трудом открывали склады, устроенные под землей, в которых жители прятали свой хлеб. Но в несколько дней солдаты так наловчились находить эти склады, что почти ни в чем не нуждались». Почтенный пастор не уточнил, какими способами их находили. Однако эти способы известны, шведы применяли их и в Тридцатилетней войне, и в Польше. Захватывали крестьянскую семью, надевали петлю на шею хозяину и спрашивали жену — где продовольствие? Если не отвечала, мужа вешали и надевали петлю одному из детей. Повторяли вопрос. Потом брали другого ребенка. Хотя чаще до второго не доходило. Женщины не выдерживали…

В Сморгонь к Карлу явился изменник Мюленфельс. Он рассказал много интересного — что Петром многие недовольны, и его положение незавидное, на востоке страны разгораются восстания. Следовал вывод, что можно смело идти на Москву. Решительный удар, и Россия обвалится. К королю приехали и посланцы Мазепы. В прежних контактах с Лещинским гетман уже выработал условия, на которых он перейдет под польское владычество. Сейчас шведы готовились добить «русского медведя», и Мазепа рассудил, что пора познакомиться непосредственно с Карлом. Заверил — стоит шведам приблизиться к Украине, она дружно сбросит власть Москвы, радостно встретит короля, и к нему присоединится гетманское войско из 40 тыс. казаков. Поддержит и Булавин на Дону, заново восстанет Поволжье…

Из Риги в ставку Карла приехал генерал Левенгаупт. Король поручил ему формировать подкрепления и готовить огромный обоз. Требовалось завозить из Швеции и собирать по прибалтийским арсеналам порох, свинец, ядра, артиллерию, копить отовсюду продовольствие. Карл выступит в поход с теми запасами, какие удалось добыть в Белоруссии, а где-нибудь на Днепре Левенгаупт соединится с ним, привезет все необходимое для броска в глубь России…

Петр правильно рассчитал, что разливы белорусских рек надолго остановят противника. Он отлучился в Петербург. Увидел, что его мечта о большом городе у Финского залива успешно воплощается в жизнь. Вызвал туда свою родню, московскую знать, богатых купцов. Демонстрировал им рождающееся творение, устраивал прогулки по Неве и морю. Впервые царь заговорил о том, что со временем намерен перенести сюда свою резиденцию. Но до этого времени еще предстояло дожить. Еще предстояло решить спор со шведами. А они напомнили о себе. 7 июня армия Карла XII снялась с места…

Дороги подсохли, полки шагали быстро. Серьезной водной преградой была Березина. Русские готовились оборонять ее рубеж, задержать неприятеля. Но шведы легко перехитрили. Заранее разведали, где их ждут, и с ходу перемахнули Березину в другом месте. Царь снова поспешил к армии. Послал приказ — если будет возможно, не давать без него генерального сражения. Он вообще не хотел рисковать, ставить на карту все.

Действовал прежний план, разработанный на военном совете в Жолкве. От решающей баталии уклоняться, отходить. Но при этом «томить» неприятеля арьергардными боями, налетами. На пути вражеской армии разошлась русская конница для «оголожения» — уничтожали запасы продовольствия и фуража. Хотя шведы этого еще не понимали. Они замечали отряды кавалерии, бросались в атаки, а те исчезали, не принимая боя. К королю стекались доклады о постоянных «победах». О том, что русские в ужасе бегут. Это утверждало уверенность короля: одолеть нашу страну будет совсем не трудно.

А вскоре произошли и серьезное столкновение. Шереметев надумал остановить противника на реке Бабич. Ее берега и дно были очень топкими, и специалисты приходили к выводу, что ее можно преодолеть только на одном участке. Здесь сосредоточили крупные силы и большое количество артиллерии. Но Карл опять переиграл русских. Он показывал, будто намерен прорываться именно там, где его ждут. А сам разведал броды и узнал, что река все-таки проходима.

Левый фланг русских войск возле местечка Головчин прикрывала дивизия Репнина и конница Гольца. От главных сил их отделяли лес и болото. Как потом выяснилось, Репнин допустил ряд вопиющих просчетов. Он наметил для расположения сухой холмик, но при этом дивизия стиснулась на пятачке 700 на 700 сажен! Развернуться было негде. А вот укрепить выбранный лагерь начальник не спешил. Вспомнил об этом далеко не сразу. Солдаты взялись рыть окопы, но успели углубить их только до колена. Репнин запустил и разведку. Чего разведывать, если болото непроходимое? Уж казалось бы, появился перебежчик. Предупредил — атака будет на этом участке. Нет, не придали значения.

А в ночь со 2 на 3 июля шведские полки стали переходить реку по грудь в болотной жиже, держа над головой ружья и порох. По ним ударили из пушек, но Карл наметил брод за пределами досягаемости ядер. Шведы выплеснулись на берег, вклинились между пехотой Репнина и конницей. Дивизия вступила в сражение, но действовала неорганизованно. Батальоны перемешались между собой, некоторые отступали в панике. Их возвращали, кидали в контратаки. Натиск врага все-таки удавалось сдерживать три или четыре часа.

Шереметев получил донесение об атаке. Но шведы специально отвлекали его. Демонстрировали, будто собираются на его участке наводить переправу. А под Головчином переправлялось все больше врагов. Дивизию Репнина сшибли с позиций, она потеряла знамя, 10 пушек. Откатилась в лес, а там совсем развалилась, выбиралась отрядами и группами. Тем временем неприятель навалился на конницу Гольца и тоже отбросил. Обозначился обход основных сил, и Шереметеву пришлось отступить. Он без боя оставил Могилев, город заняли шведы.

Под Головчином наши войска потеряли 675 человек убитыми, столько же раненными и 630 пленными. У Карла погибло 255 солдат и 1219 было ранено. Царю сперва доложили в такой «смягченной» редакции, что он вообще начал поздравлять участников с победой. Писали ему, что несколько раз сбивали неприятеля с поля боя, потом в полном порядке отошли. Но через несколько дней Петр приехал к армии и разобрался — нет, все-таки не победа. Увидел, что армию спасла ошибка Карла: если бы он продолжил преследование, беда могла быть куда серьезнее.

Репнина и генерала Чамберса царь за грубейшие нарушения отдал под суд. Приговор гласил, что командир дивизии «достоин быти лишения жизни», но суд учел прошлые заслуги и то, что ошибки совершены без злого умысла. Репнина разжаловали в рядовые, взыскали стоимость брошенных орудий. Разумеется, для царя было важным не столько наказать одного Репнина, сколько пресечь легкомыслие и разгильдяйство командного состава. Он показывал — время игрушек прошло. Отныне каждый должен мобилизовать себя, и ответственность будет строгой. А уж в стане шведов сражение под Головчином вызвало очередные непомерные фанфары. Масштабы боя и потери русских многократно преувеличивались. По Европе покатилась молва — Петр снова разгромлен! Настолько же круто, как под Нарвой!

Надо сказать, что пушки и ружья загремели не только в Белоруссии. Начиная свое наступление, Карл XII наметил несколько отвлекающих операций — решить те или иные частные задачи, заставить царя озираться на отдаленные тылы. В январе 1708 г. отряд из 300 шведских солдат перешел границу на Кольском полуострове, перебил караулы и погромил Лендерскую четь. Неприятели «многие дворы выжгли, а людей замучили и посекли, а иных в полон с пожитками их поимали».

Летом эскадра из 6 шведских кораблей вошла в Белое море, угрожая Архангельску. У воеводы Голицына солдат было мало, он призвал вооружаться местное население. Поморы собирались кто с чем — с ружьями, рогатинами, топорами. По берегу рассылали караулы, наблюдая за морем. Возле устья Двины выставили батареи, перекрыл реку цепями, подготовили брандеры — поджигать корабли противника. Но шведы после прошлой неудачи не отважились входить в Двину. Зато осенью их солдаты опять появились в Лендерской чети, сожгли Ребальские погосты и пять деревень. Жителей, не сумевших разбежаться, перебили. К осадам готовились Кольский острог, Кемь, однако на большие селения враги не пошли, повернули обратно.

Целью второго вспомогательного удара стал Петербург. Карл рассчитал, что русские войска оттянутся в Белоруссию, выручить новый город на Неве будет некому. Нужно стереть его с лица земли, сжечь судоверфи. Заодно это деморализует царя, у него руки опустятся от гибели любимого детища. В августе из Выборга выступил корпус Либекера, умноженный финским ополчением. А с моря подошел шведский флот, 22 корабля. Но в Петербурге оставался корпус Апраксина, он никуда не ушел. Засел в городе, изготовился к обороне. Шведские корабли не рискнули пробиваться мимо батарей Кроншлота, держались вне досягаемости орудий. А Либекер ткнулся к русским позициям, но после артиллерийской перестрелки понял, что на штурм лезть не стоит.

Он двинулся обходить вокруг Петербурга, переправился на южный берег Невы. Высматривал — может, с другого направления будет полегче ударить. Нет, легче не получалось. Апраксин тоже маневрировал. Куда бы ни переместились шведы, русская пехота прикрывала им дороги к городу. А конницу, 4,5 тыс. сабель, Апраксин выслал в другие ближайшие города. Приказал ей клевать врага с внешней стороны. Кроме того, она проутюжила окрестные деревни и хутора, сжигала запасы продовольствия, била шведских фуражиров. Корпус Либекера совершил полукруг и вышел к южному берегу Финского залива в районе нынешнего Ораниенбаума. Установил связь со своим флотом, стал получать хоть какое-то снабжение с кораблей. Но оно было недостаточным. Войска голодали. Осень принесла дожди и холода. Начались повальные болезни, солдаты умирали.

Апраксин подтолкнул неприятелей. Было составлено несколько писем к командиру русской конницы генералу Фразеру — в них расписывалась диспозиция, будто бы в Нарве стоят 6 тыс. наших солдат, в Ладоге 4 тыс., в Новгороде 17 тыс., а в Петербург прибыли значительные подкрепления. Сейчас Апраксин намерен соединиться с Фразером и ударить на неприятеля. Возле Копорья группа русских кавалеристов столкнулась со шведами, после перестрелки изобразила бегство, а среди брошенных вещей оставила одно из таких писем. Либекер и шведский адмирал Анкерштерн прочитали его и поверили. Решили — пока не поздно, надо эвакуировать корпус.

Неприятельский лагерь был перенесен к самому берегу, в деревню Кривые ручьи, отсюда солдат начали перевозить на корабли. Но Апраксин и в самом деле подтянул свои войска поближе. Они прятались в лесах, присматривали за лагерем. Когда на берегу осталось всего пять шведских батальонов, они напали. Враги в панике лезли в лодки, спешили отчалить, бросали имущество. 900 шведов погибло, более 200 взяли в плен. А всего за время злополучной экспедиции Либекер потерял третью часть корпуса, 4–5 тыс. человек.