Они двигались вдоль Луары. День выдался ветреный, рваные, но скученные облака тесными рядами шли на юго-запад. Колонна священников, держа в руках хоругви с изображениями святых, не слишком сильными голосами пели «Даруй, Бог, победу!» Впереди, в авангарде, ехала нетерпеливая рыцарская конница. Несколько значков начальников отрядов бойко смотрелись над головами. За рыцарями ехали оруженосцы. Далее лошади тащили мортиры, огромный обоз. Пехота и лучники замыкали шествие. Серая гусеница буржского воинства растянулась на пол-лье, не менее.

Слева уже остался форт Сен-Жан-Ле-Блан, расположившийся на берегу Луары, напротив острова Иль-о-Туаль. Верно, из-за его стен сейчас с трепетом наблюдали англичане за торжественным шествием воинства, подкрепленного священным гимном.

Так они прошли еще несколько миль, пока не увидели впереди небольшой конный отряд, рысью идущий к ним навстречу.

— Ого! — воскликнул Алансон. — Да это Орлеанский Бастард! Как и обещал!

Жанна взглянула на своих рыцарей — лица мужчин сияли. Их друг и товарищ, уже пустив коня в галоп, стремительно приближался к ним.

И впрямь — красавчик, он был закован в дорогой черный доспех. Орлеанский Бастард улыбнулся своим приятелям — они давно не виделись, но взгляд его приковывала девушка. Его вид — всеобщего любимца, победителя и главаря, и конечно, дамского угодника — вызвал в Жанне легкую досаду.

— Так это вы — Орлеанский Бастард? — спросила Жанна, выезжая вперед.

— Да, это я, и рад вашему приезду, Дама Жанна.

— И это была ваша идея — пройти с этой стороны реки, а не напасть на англичан сразу, на том берегу?

— Честно признаюсь, да, — перехватив взгляды нескольких друзей, ответил он. Тон девушки озадачил его — он не ожидал такого напора, тем более — допроса. — Меня поддержали и другие капитаны.

— Да будет вам известно, что, каким бы вы ни были мудрым, лучше слушать советы Господа Бога!

— Впредь так и будем поступать, — доброжелательно улыбнулся Орлеанский Бастард. — Вот что, господа, я хотел бы попросить вас отъехать со мной во-он в тот лесок! — Бастард кивнул на ближайшую зеленеющую рощицу. — Жанна, прошу вас!

Послали за маршалом де Буссаком, что ехал рядом с повозкой канцлера Реньо де Шартра позади рыцарской конницы. Отряд капитанов, оставив оруженосцев и рыцарей-вассалов, которые следовали за ними в большом количестве, сорвался с места и, пришпорив коней, быстро стал уходить от берега Луары.

Через несколько минут они были на месте. К ним подъезжал и маршал де Буссак.

— Что за таинственность, Жан? — спросил у Орлеанского Бастарда герцог Алансонский. — Мы точно заговорщики…

— Так оно и есть, — улыбнулся он. — Я наблюдал за вами с той стороны — армия на марше заставила меня отказаться от прежнего плана. Переправа войска в этом месте затруднит нашу задачу, а то и сорвет вовсе. — Он читал на лицах соратников недоумение. — Если мы сейчас будем переплавлять обоз, лошадей и артиллерию, на это уйдут дни. У нас нет серьезных плотов для этого. Пока будем их строить, пройдет время. Проклятые англичане могут обойти Орлеан, соединиться с отрядом из Сен-Лу, рискнуть и напасть на нас. Талбот пошлет гонцов в каждый форт, соберет войско, они будут осыпать нас стрелами, а если догадаются подтянуть и артиллерию, то устроят на берегу нам чистилище. А гарнизон Орлеана слишком мал, чтобы помогать нам.

Ла Ир хмуро кивнул:

— Ты прав, друг мой. Орлеан нам помочь не сможет, черт нас раздери…

Это было неожиданностью для всех. Но только Жанна усмехнулась:

— Браво, Бастард!

— Что тут смешного, Дама Жанна? — спросил Орлеанский Бастард.

Но девушка смотрела не на него — на Ла Ира:

— «Ему виднее! — он знает в округе каждую пядь земли!» — передразнила Жанна недавние слова гасконского бретера. Орлеанский Бастард нахмурился — о чем говорит его резвая сестренка? Но она продолжала: — Если бы мы сразу пошли по той стороне, Суффолк и Талбот уже умоляли бы нас о пощаде! — Жанна едва сдерживала разволновавшегося коня. — Обманщики сами стали жертвами своего обмана! Это я о вас, доблестные капитаны!

Рыцари осуждали горячность девушки, но никто не сказал ей это в лицо — ее реакция была предсказуема.

— Каков же твой план, дружище? — спросил Алансон.

— Мы с Дамой Жанной, пятьюстами солдатами и частью обоза переправимся на тот берег, — четко сказал Орлеанский Бастард: как видно, он уже по дороге продумал этот шаг. — А вы вернетесь в Блуа, по каменному мосту перейдете Луару и двинетесь тем берегом. Но вы не пойдете лоб в лоб на бастилии англичан, а обойдете их стороной и войдете в Орлеан через Бургундские ворота. Англичане не посмеют напасть на вас — силы неравны. Да и мы выйдем навстречу.

— Пожалуй, ты прав, — кивнул Ксентрай. — Это — единственный выход.

— А вы спросили меня?! — с вызовом бросила Жанна. — Я не позволю вот так запросто решать свою судьбу! И я не оставлю армию! Она верит в меня! Если мы не перейдем Луару здесь, я пойду с армией…

— Послушайте, милая Дама Жанна, — заговорил Орлеанский Бастард. Кажется, он уже понял, что с появлением этой девушки легкой жизни ему теперь не видать. — Вы не столько нужны мне, хотя я всем сердцем готов полюбить вас, сколько нужны городу. Для орлеанцев вы одна, как целая армия! Смилуйтесь над жителями города, что любят и верят в вас!

Жанна неожиданно сдалась — глупо было сопротивляться стольким опытным воинам, чей авторитет так высок. А ей только еще предстояло показать себя, чтобы заслужить доверие и уважение.

— Но Ла Ира мы возьмем с собой, — скупо улыбнулась девушка. — Он распускает армию своей бранью — пусть будет при мне.

Под общие одобрительные усмешки Этьен де Виньоль крякнул, а Жиль де Рэ успокоил ее:

— А я, со своей стороны, буду заботиться о том, чтобы армия хранила чистоту ваших заветов. — Он положил руку в железной перчатке на кирасу — там, где было сердце. — Клянусь вам, Жанна!

Приказ по армии разнесся мгновенно. Было отобрано пятьсот самых лучших солдат — всадников и пехотинцев. Всей громаде войска, хоть и надоело часами напролет топать вдоль реки, пришлось повернуть на Блуа. Но это лучше, решили многие офицеры, чем долгая переправа на виду у англичан.

Ветер был сильный и переменчивый в тот день, его порывы то и дело заставляли лодочников решать, как им быть. Сейчас ветер гнал густую рябь по Луаре от Шесси — в строну Солони. Но едва Жанна ступила на борт шаланды, как ветер переменился и стал попутным, точно говорил: «Добро пожаловать, я к вашим услугам!»

Сама Жанна не обратила на это внимание — ее мысли занимала скорая встреча с городом, о котором она столько слышала и считала родным для себя, но Орлеанский Бастард рассмеялся:

— Хорошее начало! — Он переглянулся с Ла Иром. — Она и впрямь — волшебница!

Лодочники из Шесси, наслышанные о Деве, смотрели на нее, как на святую.

…И вот они уже плыли по весенней воде мимо зеленеющих, поросших молодыми ивами островов — вот они обогнули Бурдон, проплыли между гигантскими островами Бычий и Верхний.

А вот и берег. В пол-лье поднимался небольшой городок Шесси…

В пятницу 29 апреля, поздним вечером, сверкая серебристым панцирем, Жанна торжественно въехала на белом коне через Бургундские ворота в Орлеан. Быстро темнело, и ее сопровождало факельное шествие. Впереди шли священники с хоругвями. Протяжно ныли волынки шотландского полка, играя марш Роберта Брюса. По правую руку от Жанны ехал Орлеанский Бастард в черном доспехе, на роскошно убранной лошади, по левую — знаменосец Баск. За Жанной следовали Ла Ир, Жан де Новелонпон и Бертран де Пуланжи, оруженосец Жан д’Олон и ее братья — Жак и Пьер д’Арки, прочие многочисленные рыцари, оруженосцы, герольды и пажи.

Звенели колокола, восторженно гудела толпа, исстрадавшаяся за долгие месяцы от изнурительной осады и все свои надежды возлагавшая на грядущую Деву. Пышная свита Жанны вдохновляла орлеанцев — они верили в близкие перемены. Точно сам ее приезд уже казался избавлением от ненавистных англичан. И Жанна понимала — она не могла обмануть ожидания этих людей. Не имела на это право. Скорее она погибла бы, чем позволила себе нарушить клятву. Только борьба — до последней капли крови, а лучше — до полной победы.

Один из факельщиков неловким движением запалил краешек знамени, толпа замерла, но Жанна, сразу оценив ситуацию, повернула коня и ухватила рукой в железной перчатке край штандарта. Огонь был потушен мгновенно.

Толпа облегченно выдохнула — да эта Жанна не промах! Как она ловка, не растерялась, другие офицеры и сообразить не успели, что случилось… «Жанна, Дева Жанна!» — дружно выкрикивали горожане. — «Спаси Орлеан! И благослови тебя Господь!»

Жанна в окружении свиты проследовала от Бургундских ворот до Ренарских, к дому одного из самых богатых и уважаемых граждан города — главного казначея герцогства Жака де Буше. Того самого, который время от времени переплывал Ла-Манш, дабы отчитаться в Лондоне перед своим сеньором, Карлом Орлеанским, сколько средств потрачено на войну и сколько получено налогов с герцогских земель. И все это время, пока Жанна ехала по улицам, толпа только нарастала и гудела еще сильнее.

У дверей своего дома главный казначей Орлеана низко поклонился и сказал:

— Добро пожаловать, Дама Жанна, благородная принцесса! Прошу оказать мне честь быть гостьей в моем доме! — и слуги закрыли дверь, а толпа все не унималась…

Девушка отужинала в кругу своих друзей и приготовилась ко сну. Ей хотелось поскорее укрыться ото всех, перевести дух. У нее ныло под ложечкой — ведь не святая же она в самом деле? Справится ли? Но то же продолжалось и ночью — под окнами Жака де Буше мелькали факелы, распевались песни и слышался гул не одной сотни голосов…

Утром Жанна почувствовала себя бодрой и готовой действовать. Сон вылечил ее — сомнения ушли. Все внутри кипело. Жанна хотела штурмовать бастилии англичан немедленно, но узнала, что битва откладывается.

— Почему мы медлим, Бастард? — гневно спросила она у сводного брата.

— Мы ждем нашу армию, Жанна, — ответит тот.

Он больше не хотел терпеть поражений — он был сыт ими по горло. Второго «Рувре» он просто не пережил бы!

Сердце подсказывало Жанне, что капитан прав, но терять время даром она не хотела. Приказав д’Олону следовать за ней, девушка потребовала опустить подъемный мост. Она выехала из Ренарских ворот в поле и устремилась к позициям противника под белым флагом.

— Жанна! — окрикивал ее д’Олон, — не подходи близко!

Но рвали копыта землю, билось на утреннем ветру белое знамя, усыпанное золотыми лилиями, и Господь и его ангелы были на нем…

Девушка остановилась в двухстах шагах от бастилии Сен-Лоран, построенной графом Суффолком и лордом Талботом вокруг церкви.

— Англичане! — что есть силы закричала она. — Заклинаю вас именем Божьим, уходите в вашу страну! Оставьте город Орлеан! Я готова заключить с вами мир, если вы признаете мою правоту и вернете Франции столько, сколько отняли у нее, пока она была в вашей власти!

Изумленные офицеры и солдаты графа Суффолка все теснее обступали стену. Вот диво! — это же та девчонка, о которой столько болтали орлеанцы! Которую с таким нетерпением ждали…

— Англичане! — продолжала Жанна. — Хотите вы того или нет, а вам придется уйти! Иначе вы погибнете — все! Решайте же!

Но не только англичане разглядывали ее — храбростью Жанны восторгались и орлеанцы, смотревшие на свою героиню с крепостной стены у Ренарских ворот.

У англичан нашелся тот, кто решил ответить Деве. Это был нормандец де Грэнвиль — перебежчик из французского войска.

— Эй ты, девка! Уж не хочешь ли ты, чтобы мы сдались женщине? У французов больше нет мужчин, они прикрываются юбками! Нечестивые сводники! Трусы!

Англичане заулюлюкали и загоготали. Но стрелять они не посмели — белый флаг Жанны с золотым рисунком, едва ли заметным на расстоянии, остановил их.

Жанна вернулась в город — она чувствовала поражение. Как ей хотелось, чтобы от одного ее голоса дрогнули если не стены бастилии, то хотя бы сердца этих негодяев!

Вечером Жанна выехала через южные ворота — ворота моста. С тем же знаменем, в сопровождении того же д’Олон.

Она проскакала по мосту через Луару несколько пролетов и спешилась в бастионе, на островке Бель-Круа. Дальше мост обрывался — два пролета уже давно были взорваны, чтобы нарушить коммуникацию между Турелью, доставшейся англичанам, и Орлеаном.

Жанна вскарабкалась на бастион, держа знамя в руках. Она была совсем рядом от врага — меткий выстрел мог бы легко поразить ее.

— Гласдейл! — крикнула она. — Я послана Богом, чтобы изгнать англичан из Франции! Не перечьте Царю Небесному — сдайтесь на мою милость! И тогда вы все уцелеете! Прошу вас, послушайтесь меня! Не принимайте другого решения! Королевство Франция никогда не будет принадлежать вам!

На крепостной стене Турели, в окружении своих офицеров, негодовал лорд Гласдейл. Ему уже передали, как Дева требовала от графа Суффолка сдачи Сен-Лорана, разъезжая перед крепостью с белым флагом. Теперь она добралась и до него! Она была перед ним, как на ладони. В сверкающем на вечернем солнце доспехе, с короткой стрижкой черных волос. Под белым флагом, на котором были различимы золотые вкрапления и читались какие-то фигуры, когда ветер ударял в полотнище. А главное — она ничего не боялась!

— Гласдейл! — кричала она. — Если вы повинуетесь мне — я помилую вас! По воле Бога, сына Святой Девы Марии, Франция принадлежит только одному человеку — королю Карлу Валуа, истинному наследнику престола!

— Черт, мне это надоело! — Он был вне себя от наглости девчонки. — Убирайся прочь, арманьякская шлюха! — сжимая кулаки, заревел полководец в сторону бастиона на островке Бель-Круа. — Ведьма! Я сожгу тебя, если поймаю!

Уже немолодой Гласдейл тяжело дышал — эта девка разволновала его. Она говорила с ним так, точно судьба его решена! А солдаты уже готовы были поддержать своего командира: «Проваливай в деревню — к своим коровам! — кричали они. — Арманьякская ведьма!»

Вильям Гласдейл ушел со стены первым — уверенность этой девчонки неприятно поразила его. И еще — ее бесстрашие…

А Жанна, направив коня к воротам Турели, плакала — давилась слезами. Ее оскорбили — мерзко, гнусно. И вновь не послушались! Она остановила коня недалеко от ворот, Жан д’Олон прикрыл ее. И только когда на лице девушки высохли слезы, она въехала в город.

Время переговоров заканчивалось — голос мира не был услышан, чуда не произошло. Наступало время битв…

Орлеанцы так сильно хотели видеть свою Деву — днем и ночью, что желание это стало необузданной страстью. Первого мая хватило небольшого слуха, что ее нет в городе, и в дом Жака де Буше уже забарабанили десятки кулаков.

Жанне пришлось, взяв небольшой эскорт, колесить по улицам Орлеана. На горожан это действовало гипнотически — они поражались ее статью, посадкой наездницы, роскошным убранством то белого коня, то черного, блеском лат, которые ослепительно горели на солнце, красотой девушки.

Она была их героиней — смелой, прекрасной, юной…

В тот же день Орлеанский Бастард с пятьюстами конниками уехал навстречу войску, двигавшемуся из Блуа. Его не было второго и третьего мая. Жанна волновалась. А если англичане набрались смелости и напали на армию? И если фортуна оказалась на стороне врага?

Но этого не случилось. Армия успешно прошла мимо Божанси и Менга, достигла вражеских бастионов, что окружали Орлеан с запада, и на глазах у англичан, засевших в восточном бастионе Сен-Лу, подошла к Бургундским воротам.

Город вздохнул спокойно.

Но чуть раньше, 4 мая, в Орлеан со своим отрядом вернулся Орлеанский Бастард.

Жанна обедала в доме де Буше, когда ее запыхавшийся интендант распахнул дверь:

— Жанна, вернулся Бастард, он велел передать тебе, что на помощь англичанам идет с войском и обозом продовольствия Фастольф! Они уже вблизи Жанвиля!

Жак де Буше и его супруга переглянулись — это известие было скверным, очень скверным!

Жанна выбежала из дома, и уже через минуту мчалась в ставку Орлеанского Бастарда.

— Бастард! Послушай, Бастард! — выкрикнула она, врываясь к нему, только что севшему обедать. — Я говорила — со штурмом бастилий англичан медлить нельзя! Если Фастольф успеет раньше нас — будет худо!

— Время еще есть, — возразил капитан, пригубливая вино, — Жанвиль в тридцати лье от Орлеана. — Он кивнул на стол. — Составишь мне компанию?

— И вот что, Бастард, — не слушая его, горячо продолжала Жанна, — именем Божьим повелеваю тебе сразу же сообщить мне, как только Фастольф будет близко от нас. Не сносить тебе головы, если я об этом не буду знать вовремя!

— Можешь не сомневаться, Жанна, — принимаясь за жареную рыбу и овощи, улыбнулся Орлеанский Бастард, — ты узнаешь об этом первая.