Войско пришло 29 апреля, с юга-запада, со стороны Блуа. Под огромным апрельским небом, чистым и звенящим, оно остановилось в одном лье от крепости Турель, деревянной бастилии, ее прикрывающей, и форта св. Августина, стоявших на берегу Луары. Издалека войско казалось серым и плотным, как осиный рой — затаившийся, злой, готовый к яростному и беспощадному бою.

Только что Вильяма Гласдейла, командующего гарнизоном Турели, оторвали от бумаг, и теперь он, в льняной рубахе, перехваченной на талии широким кожаным поясом, жадно всматривался вдаль. Несколько дней назад английские командиры во главе с графом Суффолком, командующим осадой Орлеана, собрались на военный совет. Они говорили о том, что необходимо просить лорда Бедфорда прислать подкрепление. От этого зависело взятие Орлеана. Теперь же Гласдейл смотрел на дальние холмы, волнами подходившие к Луаре, и не верил своим глазам.

Вместо одного войска пришло другое.

Если что всегда и хотелось иметь Вильяму Гласдейлу кроме власти, денег и земель, так это глаза, зоркие, как у сокола, способного с бреющего полета разглядеть муравья. Мечта любого полководца! Но пронзи его взгляд пространство сейчас, картина бы открылась англичанину, стоявшему на башне Турели в проеме бойницы, малоприятная…

Он увидел бы тех, кто пришел за его жизнью. Ему открылись бы сомкнутые ряды из семи тысяч воинов, пеших и конных, с мечами и копьями, в броне, не менее жадно смотревших в его сторону. Он разглядел бы целую когорту священников с хоругвями и большой обоз с продовольствием для осажденных. И еще — пушки. Подробно рассмотрел бы, сколько их. А было их много!..

Уже отзвучал набат англичан, когда за их спинами, за Луарой, громыхнул другой набат — далекий, мощный. Гласдейл не смог удержаться — он оглянулся. Это пел осажденный город — пел Орлеан. Город поднимался призраком за спиной англичан. Призраком из камня. Так Орлеан встречал тех, кого ждал, в кого верил, на кого надеялся.

— Дьявол, — тихо проговорил английский капитан, — неужто они выполнили свое обещание?

— Обещание — какое? — спросил подоспевший старший офицер.

Гласдейл грозно взглянул на подчиненного.

— Вы… об этой девчонке, сэр?

— Да, я об этой девчонке, об их Девственнице. Она пришла, черт бы ее подрал. Как и обещала в своих грязных посланиях! Пришла!..

Английский капитан сжал кулаки. Как и его спешно собиравшаяся свита, он смотрел вперед…

Ему бы соколиные глаза! Тогда бы он увидел многое, и в первую очередь — группу всадников впереди войска…

…Полтора десятка рыцарей, облаченных в дорогие доспехи, выкованные у лучших оружейников Франции, сдерживали сильных боевых коней. Они держали тяжелые шлемы в руках, весенний ветер трепал их короткие волосы. Рыцари были красивы, величавы, отважны. И они не боялись смерти.

Их имена знала вся Франция. И Англия тоже.

На холме, в одном лье от английской крепости, искали боя те немногие капитаны, что отважились защищать французскую корону в самое тяжелое для нее время. Все они были молоды и желали победить.

Это был принц крови герцог Алансонский, Жан, потомственный Капетинг-Валуа, двадцати двух лет, молодой рыцарь, двуручный меч которого жег ему руку. Но принц только недавно выбрался из английского плена, дав слово, что не поднимет оружия против англичан, пока не выплатит выкуп целиком. Он мог всего лишь командовать армией короля. А как ему хотелось лично отомстить своим врагам! Это был барон Жиль де Рэ, обостренная чувственность и жестокость которого уже легли заметным отпечатком на его утонченное и смелое лицо. С ним рядом сидел в седле отважный Жан Потон де Ксентрай, двадцати семи лет, и его боевой товарищ — Этьен де Виньоль по прозвищу Ла Ир, гасконский капитан, отчаянный рубака, широкий в кости, могучий и беспощадный к врагам, как волк-одиночка, вышедший на охоту. Между собой рыцари звали Ла Ира «стариком» — ведь ему уже исполнилось тридцать девять лет! Это были знатные рыцари, братья Жак де Шабанн Ла Паллис, двадцати семи лет, и Антуан де Шабанн-Даммартен, двадцати лет.

Здесь не хватало только одного капитана королевского войска — Жана, Орлеанского Бастарда, сына Людовика Орлеанского, прозванного при дворе Карла Валуа «красавчиком».

Ему предстояло встретить войско у стен Орлеана…

Все они, на боевых конях, состояли в свите еще одного рыцаря. Необычного рыцаря. Их полководца. Женщины. Предводительницы. Девушки в кроваво-алой тунике поверх серебристого, сверкающего доспеха, с коротко стриженными черными волосами. На первый взгляд она бы сошла и за юношу, но все же черты выдавали ее. Она казалась юной Артемидой, богиней-охотницей, но не той, что со своей кавалькадой, в окружении лучниц, устремлялась за диким вепрем по лесам счастливой Греции. Этой Артемиде выпала куда более суровая доля. Ей предстояло победить или умереть. Увы, в отличие от богини-охотницы она не была бессмертной. И ее вепрь на деле выходил куда страшнее! Он легко мог разорвать ее клыками. Если на что она и могла рассчитывать, так это на внезапность, ловкость и отвагу. Конечно, удачу. И главное — на Божью помощь.

Все они, стоявшие под боевым знаменем своего полководца, были молоды. Отчаянно молоды для тех, кто взялся небольшой ватагой спасать свою истекавшую кровью страну. Но они верили в свою фортуну. Не могли не верить в нее. Слишком долго она водила их за нос, уходила из рук.

Они улыбались весеннему дню, влажному от близкой реки воздуху, и с презрением смотрели на врага.

Перед ними стояла хорошо укрепленная крепость моста — Турель, отобранная у французов в начале осени прошлого года, деревянная бастилия перед Турелью и форт св. Августина. Укрепления выстроились друг за другом, почти гуськом, этакие три слона, готовые к бою. И уже за ними, за синей в ясный весенний день лентой Луары и островами, в синеватой дымке возвышались мощные стены Орлеана. И точно глас, идущий с самого неба, по всей округе звучали колокола. Это говорили с ними, рыцарями, пришедшими сюда под белым знаменем, усыпанным золотыми лилиями, церкви осажденного Орлеана. Говорили защитники города, чьи силы были уже на исходе. Весь утренний эфир был пронизан, пусть и отдаленным, но ясным и сильным звоном.

— Красиво звучат эти колокола! — заметил гасконский капитан. — Клянусь всеми чертями в аду, они растрогали даже мое сердце! А ведь оно…

— Ла Ир! — вспыхнув, раздраженно окрикнула его девушка, и на то была основательная причина. — Тебе бы подрезать язык за такие слова!

— …а ведь оно, мое сердце, как кремень. Это известно всем, — все же договорил он. — Прости, Жанна, — Ла Ир переглянулся с другими рыцарями. — Сорвалось с языка. Он всегда, точно добрый охотничий пес, бежит впереди своего хозяина. Но и, как верный пес, при всех клыках, может вцепиться в любого, да еще как, будь он проклят! А дело охотника — мое дело — добить врага.

— А будешь проклинать свой язык — и Господь проклянет его. Вот когда откроешь рот, да в пустую! — Она язвительно усмехнулась. — Точь-в-точь, как рыба на берегу. Не то чтобы добрый охотничий пес, Ла Ир, а самый последний, драный, и тот не позавидует тебе.

Рыцари улыбались. Ксентрай засмеялся. Ла Ир хотел отговориться, но не успел.

— Шутки прочь, — обернулась к рыцарям Жанна. — Мне говорили, что мы немедленно атакуем англичан, как только увидим их бастилии, а не будем ходить вокруг да около, — в ее голосе звучала досада. — Но Орлеан на той стороне! И главные их бастилии — там! Почему же мы здесь? Давайте же возьмем штурмом эти! — они кивнула на «трех слонов». — Чего же мы медлим? Я чувствую, как проклятые годоны дрожат за этими стенами! И лорд Суффолк — один из них!

Она чувствовала себя обманутой. Успев узнать при дворе норов девушки, капитаны решили утаить от нее некоторые тонкости похода. Жанна, человек неопытный в военном деле, была уверена, что, едва увидев бастионы англичан, французы немедленно бросятся в битву. О термине «обходной маневр» она бы и слышать не пожелала!

— Так решил Орлеанский Бастард, а ему виднее, — со знанием дела сказал Ла Ир. — Он знает в округе каждую пядь земли.

— Орлеанский Бастард! — воскликнула Жанна. — Виднее всех — Царю Небесному! А Он велел мне поразить графа Суффолка и лорда Талбота, едва я увижу стены их крепостей!

— Ты еще успеешь это сделать, Жанна, — вступился за товарища рассудительный Ксентрай. — Нам нужно поддержать Орлеан. Город ждет встречи с тобой.

Герцог Алансонский, лошадь которого захрапела, натянул поводья. Взор его вновь обратился к насторожившейся Турели, и принц разом стал серьезным.

— Дело решенное, Жанна. Не будем понапрасну терять время — впереди еще два лье пути!

Девушка гордо подняла голову — ее оскорбили те, кому она доверяла. Оскорбили недоверием, осторожностью…

— Они уходят, милорд, — не веря своим глазам, быстро взглянув на Гласдейла, сказал офицер. — Уходят…

— Я вижу. Они отказались от нападения на нас и переправы в этих местах. А может быть, и не хотели этого делать. Они пройдут выше, чтобы там перейти Луару…

Гласдейл не сводил глаз с войска противника, чьи ряды, далеко на холмах за рекой, придя в движение, медленно, едва заметно двинулись вверх по реке. Будучи опытным командиром, он прекрасно понимал, французы перешли бы Луару и внизу, под Орлеаном, в Блуа, но тогда бы им пришлось оставить позади себя Божанси и Менг с английскими гарнизонами. А спустя всего ничего оказаться перед лицом английских укреплений на том же, правом, берегу реки. Западные подступы к Орлеану уже почти год охраняли четыре английских форта — Сен-Лоран, Лондон, Руан и Париж, построенные во время длительной осады города. Все они были связаны между собой траншеями и укреплениями, тем самым представляя для противника грозный заслон. Французы все же могли бы попытаться обойти цепь крепостей и подойти к Орлеану с севера. Но за это время они, англичане, выставили бы не только крупные отряды из Менга, Божанси и четырех фортов, но из Турели, форта Сен-Лу и других небольших крепостей, окружавших Орлеан с юга и юга-востока. И тем самым французы легко бы оказались в западне, из которой им трудно было бы выбраться.

— У девчонки хорошие советчики, — уверено сказал Гласдейл, следя за войском противника. — Она пеняет не только на Господа Бога. Уверен, вокруг нее собралась вся буржская свора. Идти вверх по течению — к Шасси, это идея Орлеанского Бастарда и его молодцов.

Гласдейл усмехнулся. Никто не донимал последнее время англичан так, как Орлеанский Бастард!

А тем временем, войско, только что, на холмах, под ярким весенним небом, походившее на осиный рой, и впрямь уходило. Оно медленно потянулось вверх по реке.

— Они обойдут Сен-Жан-Ле-Блан и станут переправляться через Луару так, чтобы подойти к Орлеану с востока. Вот что, Бэнклиф…

— Да, сэр?

Тень, окутавшая лицо Вильяма Гласдейла, никак не хотела покидать его.

— Во-первых, нужно немедленно сообщить обо всем графу Суффолку — сейчас же. Во-вторых, послать гонцов в Сен-Жан-Ле-Блан и Сен-Лу… И еще…

Офицер ждал, но Гласдейл так больше и не произнес ни слова.

— Мы могли бы собрать войско на том берегу, — проявил инициативу Бэнклиф. — Взять солдат из форта Сен-Лу и встать у них на пути.

— Могли бы, — усмехнулся Гласдейл. — Но у нас не хватит для этого времени. Пока соберется наше войско — из каждой крепости, даже если Суффолк и пойдет на это, французы переправятся через Луару и возьмут Сен-Лу. Разнесут его в щепы. И построят свои ряды так, чтобы оставить у нас за спиной Орлеан. Его гарнизон невелик, но увидев такую поддержку, они воспрянут духом. Терять им все равно нечего. Еще два-три месяца — им пришлось бы поднять крылышки вверх. Черт! — Покачав головой, он кивнул на холмы за Луарой, где двигалось войско противника. — Чтобы противостоять французам, необходимо собрать по три четверти наших людей из каждой крепости. Но в случае поражения мы поставим под удар все наши укрепления, а с ними — победы за целый год, за что Бедфорд от имени короля разжалует нас в простые сержанты. — Он отрицательно покачал головой. — Я знаю Орлеанского Бастарда, он только и ждет нашей ошибки, чтобы отомстить за Рувре! Давно ждет… — Широкой ладонью Гласдейл ударил о камень бойницы. — Еще бы две тысячи солдат, о которых мы просили у лорда Бедфорда, лучше всего — лучников, мы бы встретили буржских вояк с превеликим удовольствием! В любое время дня и ночи!

Гласдейл прошелся вдоль бойниц. Офицеры, стоявшие за его спиной, ждали распоряжения. Гласдейл взглянул на старшего офицера.

— Вот что, Бэнклиф, готовьте лодки, я сам поеду к Суффолку. И поживее!